* * *
Прогуливаясь по парку после чудесного театрального вечера, Норма доверчиво продела руку под локоть своего кавалера и, смущённо отведя взгляд, пригласила его на чашку чая. А он двусмысленно пошутил о продолжении отношений. Она резко отвергла его предложение, но лишь ради приличия, а он не стал настаивать, скорее всего, и так прочитав это в её глазах. Но они ещё не знали, что их отношения оборвутся, так и не начавшись. Они были знакомы от силы неделю – Норма и безымянный молодой человек. Последнюю неделю её жизни. Но это не мешало новоиспечённым голубкам вести себя как без памяти влюблённые: целоваться по мановению ветра, глупо шутить, смущаться от двусмысленных намёков. Всё резко прекратилось, когда из-за угла дома выскочили двое в масках. Один оторвал её от бой-френда, а второй, ни секунды не колеблясь, нанёс в живот три ножевых удара. При попытке парня сбежать, холодная рука поймала его за плечо и полоснула лезвием по шее. Заметать следы преступники и не думали – заказчик хотел, чтобы это выглядело так, как выглядит. Смерть Нормы должна была выдернуть меня из укрытия и заботливо отдать в цепкие лапы закона. «Но так как это, скорее всего, никто афишировать не станет, нужно ещё одно – более громкое – убийство», — решил Мэтт и поручил Ренару убить Краша и Келли. К счастью, брат не учёл, что Кристоф, хоть и поучаствовал в нападении со смертельным исходом, на тот момент ещё не обладал необходимыми для этой цели хладнокровием и цинизмом. Именно поэтому вместо того, чтобы застрелить детей, он помог им сбежать в Америку.* * *
— Да, Лиза, да! Я убил её! Напарник держал, а я бил! Ей в живот, ему – в глотку! — повысив голос, сознаётся Ренар перед супругой, будто решается судьба их семьи. Правда, уже несуществующей. — И нет – совесть не мучает! Мучила бы, если бы покусился на жизнь пятилетней Келли, а так… Я солдат на чужой войне. Был приказ – есть исполнение! Только Лиза, кажется, уже не слышит. Хоть она и смотрит на мужа, но взгляд этот стеклянный, безжизненный, отстранённый. Так смотрят те, у кого в мгновение ока ничего не осталось. И даже намеренное поглаживание по плечу в чувства её не приводит. — А мистер Мэтью до сих пор считает, что дети скрылись по вине того, кто помог мне убить Норму. Его и наказали, — отведя взгляд от жены, завершает Кристоф. Доктор Райт, как самый небезразличный к судьбе парочки предателей, сочувственно смотрит на секретаршу. Будь такая возможность, он бы подхватил её под руку и проводил туда, где можно прилечь. Но такой возможности, разумеется, нет – моя рука, по-хозяйски скользнувшая с её плеча на талию, явно даёт это понять. — Что ж, про Норму выяснили, — подаю голос, и Лиза заметно вздрагивает. — А что насчёт Ники? По волчьему взгляду становится понятно, что об этом Ренар говорить не намерен. Только выбора нет. И если он хочет, чтобы ни его, ни Лизу не пытали, придётся рассказать всё, о чём я спрошу. Оказалось, он знал о нас с самого начала. С самого начала предупреждал непутёвую дочь, что добром это не кончится. Что такому, как я, нужна лишь послушная кукла, которой смогу вертеть, как захочу. И что жизнь этой куклы для меня ничего не будет стоить. — Дура… — разочарованно фыркает француз и поясняет, что если бы она не молчала, как рыба об лёд, он бы сумел предотвратить то, что случилось, и сделал бы всё, чтобы этого не произошло. Что угодно! От бездумного убийства до продуманного исчезновения в тёплые края. И на минуту замолкает, чтобы побороть вставший в горле ком. Но так как Николь, возомнив себя роковой женщиной, ни с кем не посоветовалась, Кристофу осталось только мстить… Первым под горячую руку разгневанного отца попался Найджел – ведь если бы не длинный язык дворецкого, об измене Ники никто бы и не узнал. — Я не преследовал цели вас убить, — давно не поднимая глаза на жену, бормочет Ренар. — Убил бы – хорошо. Нет – значит, в следующий раз. Зато одной крысой меньше. А весь этот спектакль с самоубийством… Ну, сами понимаете. Найджел был на грани, чтобы сознаться, поэтому больше затягивать было нельзя. Он и так достаточно вытерпел, — с этими словами француз злобно косится на Мартина, сталкивается с профессиональным равнодушием и снова утыкается в пол. — Если бы он пробыл здесь ещё хотя бы минуту, вы бы узнали, что навести на вас ствол приказал именно я, а не Дамико. Но и тот был назван не случайно – ведь именно Дамико сделал из Николь… сделал из неё ту… кем она сейчас считается… Мрази… Дрогнувший голос мужа выводит Лизу из забвения. Несмело стряхнув мою руку со своей талии, она не собирается сбегать, но на расстоянии в несколько дюймов чувствует себя в безопасности. Правда, недолго: один из телохранителей, верно истолковав короткий кивок в сторону одиноко стоящего в углу комнаты стула, бесцеремонно врывается в её личное пространство и силой усаживает на указанное место. Однако девушка даже не сопротивляется. Зато сопротивляется Ренар: — Зачем? Я же всё рассказал! А если не всё – спрашивайте! Только не надо впутывать Лиз! Я же знаю, как вы к ней относитесь! Вы же её не тронете! Она ни в чём не виновата! Я никогда не посвящал её в свои дела! И даже сейчас, когда она всё узнала, Лиза не приняла мою сторону! За что она будет расплачиваться?! Вот его слабое место. Он погибнет из-за двух женщин – жены и дочери. И если месть за Ники я ещё могу понять, то добровольную капитуляцию ради Лизы – увы, нет. — Скоро всё закончится, — игнорируя француза, поворачиваюсь к девушке, которая нашла в себе силы, чтобы открыто принять мой взгляд. Её руки уже связаны за спиной, ноги привязаны к ножкам стула. Белая блузка, хоть и расстёгнута на две верхние пуговицы, не позволяет увидеть соблазнительную ложбинку на груди. Зато строгая юбка-карандаш из-за щекотливой позы пленницы делает для неё ситуацию ещё более опасной. — На какой вопрос я не ответил? — выкрикивает Ренар, пытаясь отвлечь внимание от беззащитной супруги. — Про Джона? Хотите знать, почему мне нужен был именно он? Потому что Джон был единственным, кто ни за какие деньги не согласился бы "проворонить" покушение! Он бы раскусил Найджела ещё на подступах к вашей комнате! Таким образом я убил двух птиц одним камнем: лишил вас преданного пса и с его же помощью вытащил Ачиля из террариума! И я тоже в данный момент «убиваю двух птиц одним камнем»: выслушиваю откровения, о которых Крис хотел умолчать, и, провокационно присев перед Лизой на корточки, касаюсь её кончиками пальцем чуть выше колена. Уверен, не будь она связана, и опасность угрожала бы именно мне – по крайней мере, прямой удар ногой в челюсть уж точно лишил бы меня пары зубов. Но так как пленница обездвижена, позволяю своей руке подняться выше, под юбку. Не будь на ней белья, и девушке пришлось бы краснеть. Впрочем, она и так покраснела. — А ведь у нас могло что-нибудь получиться, — хищно улыбаюсь секретарше, игнорируя угрозы Ренара. — Наверное, мне никогда не понять, почему такие, как Крис, предпочтительнее таких, как я. Ведь он и выглядит старше своих лет, и хромает, как пират, — ставлю паузу, чтобы эффектнее добавить: — И женщин убивает. А я нет. Я не убиваю. Я их люблю. — Как вещь, — сцепив зубы, выдавливает из себя девушка. Смелая. Это притягивает. Но мы здесь не для этого. Мартин сдаётся первым. Он осторожно спрашивает разрешения выйти, и я его не задерживаю. И хотя Ренар с уходом доктора должен был расслабиться, его это только настораживает. — Что вам ещё надо?! Я всё рассказал! — надрывается предатель, чем поторапливает не только меня, но и свою жизнь. Скользнув пальцами вниз до колена, убираю руку от секретарши, поднимаюсь на ноги. Француз затыкается. Он не открывает рот и тогда, когда я, встав напротив него, произношу всего лишь два слова: «Где Ники?». И вот теперь Ренар окончательно теряет напускную уверенность в себе. В его глазах застыл немой вопрос: «Зачем?». Зачем мне нужна растленная девушка? Крис был бы уже и рад подвергнуться телесным пыткам – всё лучше, чем становиться свидетелем извращений, к которым я прибегну по отношению к Лизе в погоне за информацией о местоположении Николь – только выхода нет: сдать дочь, подвергнув её новой опасности, или играть в партизана и потерять жену. Дочь? Или жену? На самом деле, Николь мне без надобности. Она не представляет угрозы ни для меня, ни для компании, поскольку не имеет компроматов, но чтобы считать дело завершённым, необходимо избавиться от каждого заговорщика. Время идёт, Ренар молчит. Однако стоит мне вновь обратить внимание на Лизу, как он обретает дар речи: — Я скажу! Скажу! Только… — Только учти, — перебиваю, — что до тех пор, пока я её не найду, ты и твоя возлюбленная никуда отсюда не денетесь. И если окажется, что названное тобой место не соответствует действительности, мало не покажется обоим. Вероятно, это и был его план, поскольку Крис снова берёт время на раздумье. Только мне не нужно, чтобы ответ был обдуманным. Мне нужно, чтобы предатель ошибся. Именно поэтому я перевожу взгляд на телохранителя и даю команду: — Раздень её. Но не успевает тот сделать шаг, как француз, как и ожидалось, оступается: — У меня есть равносильная информация! Это не касается Николь, но, возможно, в какой-то степени изменит вашу жизнь! — Говори. — Но как я могу быть уверен в том, что вы выполните свою часть договора? Никак. Сначала он расскажет свою "равносильную информацию", а потом я заставлю его выдать Ники. — Тебе хватит моего честного слова? В эту минуту возвращается Мартин. Остановившись рядом с Кристофом, доктор мельком окидывает показатели кардиомонитора, убеждается, что пленника ещё не пытали, и преспокойно усаживается на своё место. А Ренар видит в этом свой шанс: — Док? — Тот молча поднимает глаза. — Позаботьтесь о Лиз… — успевает шепнуть француз до того, как я, молниеносно схватив со стола с инструментами подвернувшееся под руку шило, с размаху пробиваю Кристофу кисть. Ренар не кричит, но от боли, вероятно, прокусил язык. На проткнутой насквозь руке судорожно растопырены пальцы. Белая манжета, выглядывающая из-под синего рукава его пиджака, по-прежнему белая, без единой капли крови, несмотря на то что под ладонью уже начинает просачиваться алая струйка. — Закрой свою пасть, гнида, — по-хорошему советую временно онемевшему французу, склонившись над ним как можно ниже. — И не надейся, что док ей поможет. Спасти Лиз может только моё расположение духа, но ты его уже просрал. А если в течение минуты не выдашь информацию, которая "изменит мою жизнь", будешь свидетелем того, как два орангутанга, — киваю на телохранителей, — во все дыры трахают твою ненаглядную. Тем не менее, мои слова почему-то обретают обратный эффект: вместо того, чтобы ещё сильней разволноваться, нахмуренные брови Ренара разглаживаются, напряжённая от боли рука расслаблено ложится на подлокотник. И неясно, почему почти нетронутый пытками человек с трудом приоткрывает рот, чтобы сказать всего лишь четыре фразы: — Норма… Теперь её зовут Викки… Виктория Ренолдз. Я вызвал ей «ско...», — не успевает договорить, как голова безжизненно падает на грудь, а звук кардиомонитора становится непрерывным. Ясно становится только тогда, когда замечаю, как доктор украдкой вынимает из плеча Ренара использованную иглу.