Привилегированное рабство

      Надежда умирает последней. Кто-то выдвинул это утверждение, с которым можно как согласиться, так и опровергнуть его. И если это так, то что будет после ее смерти? Реинкарнация? Или пустота?       Мир «номера 3» был совершенно иным, чем мир обычного человека. Все ее убеждения и мировоззрения строились на лишенных смысла догматах. Она отталкивалась от мира материального, чтобы не сойти с ума, склеивала из хрустальных осколков собственной души крохотную каморку где-то глубоко. Куда могла проникнуть только она и никто другой. Где она могла вздохнуть и не ощущать постоянной угрозы. Где она могла дышать, а не задыхаться. Девушка отчаянно искала добро, но на пути сталкивалась лишь со сплошным злом. Его в жизни у нее было так много, что проявление доброты стало для нее сказочным мифом и, встреть она его сейчас, после всего пережитого, то «номер 3» непременно бы упала в обморок. Для нее это норма настолько, насколько если бы нормальный человек встретился лицом к лицу с Лохнесским чудовищем.       Аналогичная ситуация была и с проявленной к ней лаской. Она боялась не столько ее, сколько того, что последует за ней. Боль усилится во сто крат, страх облачится в более темные одежды, а желание закрыть глаза и перестать дышать станет реальным выходом. Потому что тогда она больше не вынесет, не сможет идти дальше. И именно это сейчас происходит с ней. По воле ее нового Господина, который вежливо тянет ей руку, в которую она робко вкладывает свою ладонь. Он медленно, шаг за шагом, ведет ее к краю черной дыры. В этом путешествии он планирует показать ей и раскрыть ту Вселенную, о которой она так много читала. Она не имеет права отказать, но, если быть до конца откровенной, ей не больно этого уж хочется. Если это ее последний шаг в несколько недель, то пускай он будет светлым.       - Ты так напряжена, - шепчет в ее плечо Билл, все также сидящий позади девушки. – Чего ты так боишься? – он медленно тянет за пояс халата, развязывая единственную одежду, прикрывающую ее наготу. – Меня или того, что я могу сделать с тобой?       - Я не боюсь, Билл, - девушка всматривается в успокаивающий и постепенно затухающий огонь в камине.       Вот бы узнать, что он постоянно шепчет, лаская языками пламени бесчувственное на первый взгляд дерево, которое податливо отдается ему, сгорая дотла. В ее глазах это проявление идеальной любви. Друг без друга эти двое не могут существовать, и умирают они тоже вместе, обнимая последние остатки их существования, медленно засыпая. Красиво.       - Правда? – легким движением он поворачивает ее к себе лицом, также легко укладывает на спину на ворсистый ковер, поближе к камину, и ненапористо устраивается сверху. – Тогда где же витают твои мысли, Джулия?       Ее имя на его языке звучит как ласковое прикосновения музыкальных пальцев к клавишам фортепиано: нежно, мелодично, созвучно. Хотя наверняка откладывает свой отпечаток и тот факт, что своего имени девушка не слышала уже очень давно.       - Никому нет дела до моих мыслей, - теперь, когда она лишена возможности лицезреть плавно вздрагивающий огонь, «номер 3» не знает, куда деть взгляд.       Опустить глаза - значит разглядывать свое собственное голое тело, которое ей до ужаса противно, которое она вынуждена приводить ежедневно в движение и предоставлять в полное распоряжение очередному клиенту. Душа, аналогично робкому животному из дикого мира, пойманного в капкан охотником, которому хочется лишь одного – наживы. Зверь вынужден угрюмо бродить по клетке, от стенки к стенке, скуля от беспомощности. Его теперь отдадут в зверинец или зоопарк, где человек, легко определивший стоимость его свободы в несчастных зеленых бумажках, примется приручать, дрессировать и после выставлять напоказ. И зверь покорится, как покорилась когда-то и «номер 3». И переживет он ровно столько же боли и измывательств, сколько и она. А в итоге он будет служить своему хозяину, угождать ему, чтобы получать жизненно важную порцию еды и воды, солнца и крова над головой. Сущность, подлинное свое естество будет положено на пьедестал, к ногам жестокого человека, вздумавшим определить свое господство, решившим, что он имеет полное право на это.       Вот он – результат эволюции, просматриваемый в истории на протяжении многих веков. Стремление людей быть выше остальных, быть важнее и могущественнее. Завоевать как можно больше земель, убить ради этого несметное количество людей, потерять самых дорогих и близких сердцу. А для чего? Чтобы сидеть на троне и смотреть на покорно опущенные головы подчиненных, у которых нет ни уважения, ни любви, которыми движет лишь страх и ничего более. Они будут говорить то, что положено, делать то, что указано. Это станет притворным установленным порядком, но будет ли он им на самом деле?       - Вероятно, мне есть, раз я спрашиваю, - подмечает Каулитц, заводя за ухо ее волосы и скользя пальцами по скуле, опускаясь на шею и вновь поднимаясь к подбородку. – Не надо, - он заставляет посмотреть девушку на него, - не прячь от меня свои глаза.       «Номер 3» пару секунд неуверенно бегает растерянным взглядом по лицу Билла, в итоге все же фокусируясь на темно-карамельных глазах парня, завораживающе наблюдая, как в них отражается игривое пламя из камина.       - Ты не представляешь, как это сложно выполнить в моем случае, когда по всем возможным правилам я обязана не поднимать глаз, - паника от непривычно близкого расположения лица Господина, теплоты его дыхания, ощущаемого плотно сжатыми губами, и серьезного взгляда пленяющих таинственных темных глаз.       - Я уверен, ты справишься, - легкая улыбка словно уговаривает девушку, подбадривает. – Прошу тебя, пожертвуй этим правилом ради меня, - добивает он навязанные ей давным-давно моральные устои.       Какую же все-таки Каулитц выбрал коварную игру. Ведь вот она, вся в его полной власти, только пускай скажет – она незамедлительно исполнит и не пикнет и звука против. Но нет, он хочет просить, давать ей ложное ощущение выбора, что она может и должна решать что-то самостоятельно. Но оба игрока заранее знают финальный исход, сопутствующие правила, так к чему же что-то менять?       - Хорошо, Билл, - многие мужчины так и грезят о покорных женах, соглашающихся с любым их мнением и приказом, не прекословящим и не подвергающим сомнениям их веское хозяйское слово.       Каулитц же стал первым мужчиной на ее пути совершенно иного кроя.       - Спасибо, - он слегка наклонил голову, открыто улыбаясь, будто она так долго говорила ему «нет» и только сейчас сдала свои оборонительные позиции. – А теперь попроси меня, - из его уст это даже не звучало как приказ, что подлинно напугало «номер 3».       Каждая минута, проведенная в его обществе, держала в томящем напряжении непредсказуемости, раз за разом доводя ее до иступляющего оцепенения.       - О чем? – прошептала на выдохе девушка, широко распахивая глаза.       Действительно, что такого она может попросить у него? Корректнее было бы сформулировать мысль: что именно он хочет, чтобы она попросила у него?       - Попроси моего поцелуя, - парень на миг опустил глаза на приоткрытый от удивления рот, проводя подушечкой большого пальца по ее пухлой сухой нижней губе. – Если ты его хочешь, конечно, - выгибая бровь, добавил Билл и вернулся к напуганным изумрудным глазам «номера 3».       Внутренняя полемика вспыхнула с новой силой, перебирая всевозможные решения и ответы. Как все просто для него, и как же невероятно сложно для нее. И он умело пользуется этим преимуществом в своих замысловатых играх. Каулитц интересуется, хочет ли она этого. Хочет? Хочет…Такое волнующее и будоражащее ощущение, что кто-то спрашивает ее о том, чего она…хочет. Остается лишь решить, какова степень опасности будет ее сопровождать в путешествии с ним.       Девушка не могла и предположить, что когда-нибудь ее мнения действительно спросят. Да и с минуту назад, как только он озвучил свое предложение, «номер 3» мысленно решила ответить отрицательно, впервые в своей жизни. Но в случае отказа, она потеряет, возможно, единственный в ее жизни шанс, получить то, чего она действительно хочет. Тот подаренный им поцелуй в ее ванной, после которого она погрузилась в мечтательные размышления, тягостно ныл где-то в области груди, выталкивая наружу слова согласия.       - Хочу… - не уверенная до конца, прошептала она такое непривычное для ее лексикона слово. – Поцелуй меня, Билл, - сглотнув и облизнув губы, утвердительно произнесла девушка, понимая, что он ждет того, чтобы она это озвучила. – Пожалуйста… ***       Все не так! Все должно было быть не так. Тело предало ее, выкарабкавшись из долгожданного объятия успокаивающей смерти.       Ослаблено уже в сотый раз девушка ударила по металлической толстенной двери, за которой ее заперли больше суток назад. В небольшом помещении не было освещения, не было и окон, пропускающих хотя бы какой-то естественный свет. Об этом месте она даже и не знала. По неприятному, но ставшему уже привычным, запаху сырости девушка сообразила, что эта комнатка находится где-то под землей. Глубоко ли? И зачем ее вообще сюда отвели? Ведь она только-только отошла после промывания желудка.       Вероятно, отец понял, что одни лишь сексуальные наказания не действуют на нее должным образом, и решил поморить ее голодом, заперев в темном и холодном помещении.       Губы девушки потрескались из-за того, что она не пила столько же, сколько и не ела. Жажда сводила ее с ума, вынуждала слышать свой внутренний голос отчетливее собственного дыхания. Она медленно оттолкнулась от двери обезвоженным и истощенным организмом, еле передвигая ногами к детского размера чугунной заржавевшей ванне. Упорно крутя вентилями подачи горячей и холодной воды, она слышала лишь глухой хрип из труб. Еще пару часов и вся эта обстановка лишит ее и без того не здорового разума.       Девушка опустилась на ледяной пол, где обычно засыпала, утомляясь ожиданием, когда же за ней придет отец или его сподручный. Когда ее привели сюда и глаза полностью адаптировались к темноте, она боязливо осмотрела по возможности свою камеру. Голые шершавые стены, отделанные лишь тонким слоем грунтовки, аналогично голый бетонный пол, ну и конечно массивная железная дверь. Кроме крохотной ванны здесь ничего не было. Ни кровати или, хотя бы, матраца, ни окна, чтобы знать, день или ночь сейчас, ни отопления, которое так необходимо телу. Ни единого звука, кроме своих собственных, уже больше суток. Лишь монотонно гудящий и потрескивающий звук из вентиляции под потолком, которого лучше бы и не было вовсе. Он раздражал, выводил из себя, становился привычным и тут же надоедал. Одиночная камера для человека, совершившего особо тяжкое преступление. Хотя нет, ведь даже им выделяют порцию еды и воды. А она тут ни за что ни про что, лишенная всяческих минимальных удобств.       Кое-как расцепив серебряный крестик, висящий на шее, она положила его под язык, чтобы выделить хоть немного слюны и смазать пересохшее горло. Девушка поджала колени к груди, обнимая их и пытаясь согреться, и уставилась перед собой, словно не зрячая. Лишь бы от безысходности не начать размышлять, для чего вообще эта комната и что стало с теми, кто здесь когда-то побывал.       Скрежет в дверях стал настолько неожиданным, что она едва не проглотила крестик во рту. Включенный свет с помощью переключателя за пределами комнаты болезненно врезался в глаза, привыкших к абсолютной и нерушимой темноте.       - Надо бы продержать тебя тут до завтра, - услышала дочь знакомый голос мужчины, но глаза пока так и не решалась разжмурить, - но я так соскучился по моей любимице, - его баритон, режущий слух после длительной тишины, вызывал рвотные позывы от воспоминаний последнего их контакта.       Девушка слышала, как он в пару шагов пересек расстояние между ними, а по едва слышимому хрусту в его коленях поняла, что отец присел перед ней на корточки.       - Где твой крестик? - наблюдательность до мелочей, в голосе такая знакомая угроза, сбивающая ритмичное дыхание дочери. – Я задал вопрос!       Она открыла рот, показывая вещицу на языке, и чуть приоткрыла глаза, чтобы предугадать реакцию мужчины. От него приятно пахло чем-то сладким, ванилью или корицей, это отозвалось в животе неприятным голодным спазмом.       - Ты посмотри, какая находчивая, - сквозь зубы озлобленно выдавил он, вставая. – Твое наказание заключалось в полном лишении воды, а ты решила облегчить себе томление от жажды, - приговор и никак иначе. Отец замахнулся и отвесил девушке звонкую пощечину. От неожиданности удара украшение вылетело из ее рта куда-то в угол комнаты, а клацнувшие зубы прикусили язык чуть ли не до крови.       - Последнее время, я смотрю, ты так неравнодушна к воде, - едко сказал отец, направляясь к ванне и включая воду, предварительно повернув клапан, перекрывающий воду прежде.       От звука журчащей жидкости, пускай и не кристальной, под ложечкой у нее все затрепетало, и девушка слегка простонала. Безумное желание прильнуть к этой тоненькой струе сдерживалось лишь страхом присутствия Хозяина рядом с ванной. Емкость набиралась явно не просто так, поэтому дочь медленно отползла к тому углу комнаты, куда отлетел крестик, шаря руками и выискивая его.       - Кто тебе позволил шевелиться, дрянь!? – рыкнул мужчина, подходя к девушке на четвереньках и хватая ее за спутанные волосы. – Столько лет обучения и тяжелой работы над тобой, - причитал он, натягивая ее волосы на себя и довольно слушая хриплый стон боли из ее горла, - а ты все никак не приучишься быть покорной до конца, - дочь уже еле сдерживалась, чтобы не вцепиться пальцами в его руки, которые вот-вот стянут с нее скальп. – Ну ничего, не переживай, мое терпение в запасе еще есть, да и ты не безнадежна. Сейчас я преподам тебе новый урок покорности, одновременно послужит тебе наказанием за попытку покончить с собой, - отец потянул ее за собой к практически набранной до краев ванной.       Ей казалось, что она даже чувствовала запах желанной воды. Но что он собрался сделать? Неужели…       - Запомни, ты никогда не освободишься от моего влияния, - отец поставил ее на колени перед емкостью с водой, от которой поднимался пар. – Я твое все. Я решаю, когда тебе жить, а когда умереть, когда ты будешь спать, а когда бодрствовать, когда есть, а когда голодать. Сейчас ты изнываешь от жажды, мечтаешь окунуться с головой в воду. Но я это предусмотрел, поэтому перед тобой кипяток, а не холодная вода, - злорадная ухмылка в ответ на перепуганное выражение ее лица.       Захлебываться кипятком, ощущая жгучие покалывающие жала на лице и шее, практически аналогично тому, что облиться керосином и уронить на себя спичку. Девушка кричала в воду, впуская горячую воду еще и в пересохшую глотку, причиняя тем самым себе еще больше боли. Терпеть это невозможно, невыносимо, нереально, и она упиралась руками в бортики ванной, пытаясь выкарабкаться из этой лавы.       - Первый заход короткий, - он вынул ее голову из воды, девушка глубоко вдохнула ставший ледяным воздух. – Для того чтобы ты поняла, что тебя ждет впереди. Мы учимся покорности, не забывай, - мужчина намотал длину ее волос на свой кулак, чтобы лишить ее возможности поднять голову из воды. – Так что чем больше будешь дрыгаться, тем дольше буду держать тебя там. Ну что, поехали, - вздохнув так удовлетворенно, будто ребенку купили желанный набор лего, и он может вдоволь играться с ним, мужчина вновь окунул дочь в кипяток.       Господи, как же ты позволил этому человеку вырасти таким садистом? ***       Мягкие губы Билла нежно коснулись приоткрытых губ «номера 3». Если бы девушка знала, насколько она привлекала его не только своей прекрасно сложенной фигурой, но и чистой наивностью и постоянным удивлением, то поняла бы, что этого поцелуя Каулитц желал не меньше.       Парень приподнялся над ней повыше и трепетно выдохнул в ее губы. Его язык глубоко проник в ее рот, без лишних игр, встречаясь с ее языком. От подкатывающего желания он даже прикрыл глаза, позволяя девушке наблюдать за его лицом, выражающим искреннее наслаждение процессом. Естественно он хотел больше, чем простой, хоть и страстный, поцелуй, учитывая, что она податливо игралась с его языком, обучаясь нежным играм, и лежала абсолютно голая под ним, но его цель заключалась не в этом.       - Быстро учишься, - с хрипотцой в голосе сказал Билл, отрываясь от ее губ и открывая глаза.       Девушка негодующе выдохнула, ведь ей так нравилась эта непривычная для нее процедура. Она и подумать не могла, что от определенного контакта с мужчиной можно даже получить какое-то удовольствие. Этот полустон, слетевший с ее губ, лишь подтвердил намерение не овладевать «номером 3» прямо сейчас, а выдержать определенную дистанцию.       Каулитц медленно провел горячей ладонью по ее ключицам, опускаясь на грудь девушки, на что тут же получил скованную реакцию.       - Ты не хочешь? – спросил парень, убирая руку и внимательно вглядываясь в ее глаза.       На секунду ей стало даже интересно, чего будет стоить ей отказ Господину, ведь прежде таких вопросов ей не задавали. Девушка отрицательно мотнула головой, задерживая дыхание, и вся внутренне сжалась, ожидая всего чего угодно.       - Хорошо, - слегка раздосадованным голосом сказал он, покусывая губы и стряхивая с тела накопленное напряжение. – Ненадолго отложим это дело, а пока я буду обучать тебя нежностям, которые ты подаришь мне в итоге, - словно рассуждая в слух, озвучил Билл и слез с девушки, ложась рядом. – Не хочу, чтобы Том тебя травмировал своими нападками, - он задумчиво наблюдал, как сбивчиво вздымается ее грудная клетка, - поэтому я перейму у него половину права господства над тобой. Для того, чтобы я получил то, чего хочу, ты должна полностью принадлежать мне, думать только обо мне и знать только мои прикосновения, - такое решение, принятое им, сбросило некий груз с ее плеч.       Она была уверена, судя по его действиям и словам, что его не заводит мазохизм, а значит под его покровительством она не получит привычной ей боли или сексуальных издевательств. По крайней мере, она на это надеялась. Лишь бы то, к чему он ее будет готовить, не обернулось еще худшим результатом.