Королева Р.

     Оруженосец, значит, да? Эр Август обещал, что его кто-то возьмет, Окделл всё мимо ушей пропустил. Точнее, не пропустил. Услышать кансильера было проблематично, как бы Дик ни пытался, потому что голоса в голове как взбесились, стоило ему подойти к другу семьи. Дикон надеялся, что граф Штанцлер не слишком обиделся, что он так быстро решил уехать обратно в Лаик, не досидев и положенного по канонам вежливости времени.      — Почему вас так мало?      Ричард отмахнулся от насмешливого баритона и изящно отвел шпагу своего противника.      — Как вы держите шпагу, юноша? Это что, по-вашему, вертел?      Валентин, с его дриксенской школой, немного уступал ему, да и дрался как-то вяло, будто не выспался. Ментор фыркал, но слюной ни в кого не плевался — определялось место выпуска из Лаик, каждый унар должен был стоять сам за себя. Каждый хотел быть первым и каждый понимал, какая примерно строчка ему светит. Колпачок шпаги уткнулся в бок меланхоличного Придда и тут же отдёрнулся.      — Вы явно собрались ловить медуз в ближайшем водоеме. Хватит размахивать ей, шпага вам не удочка!      Дик невольно прыснул. Оказывается, его личное проклятие имело толику чувства юмора и даже иногда могло помочь. Ричард догадывался, что говорящий обращался не конкретно к нему в данный момент, но набивать себе выпускное место под аккомпанемент не сварливого ментора, но язвительного голоса было не в пример веселее. Один из братьев Катершванц, увидев намёки на веселье, подмигнул и намеренно пропустил удар. Дик попытался выразить одними глазами столько благодарности, сколько только мог. Через несколько минут его ждал новый противник.      — …дворянин может вступиться.      Кажется, тембр немного поменялся, да и насмешливости больше не было. Ричард выпрямил спину и поднял шпагу.      Цок.      — Заберу!      Ричард непроизвольно отшатнулся влево, прочь от резкого шепота, это спасло — как раз туда метил противник. Как же не вовремя…      Свист ветра, шпага рассекла воздух прямо перед носом и где-то сзади, мучительно захотелось обернуться или хотя бы дотронуться до затылка, убедиться, что там нет раны. Как будто солнце начало светить чуть выше правого уха, голову напекло, но на небе тучи. Рука дрожала, — ну же! — это не тот противник, которому ты можешь проиграть!      — Вы без секунданта, юноша, — равнодушно замечает баритон. — Пришли умирать?      Ричард закусил губу — куда бы он ни пришел, это наверняка было важно. А сейчас он должен выйти хотя бы вторым, нет, первым! Герцог Окделл сможет быть первым в выпуске! Какая мелочь, а уже покажет навозникам, кто есть кто.      — Из щенка могла вырасти препротивная псина.      На мгновение солнце решило выглянуть из-за туч, дабы посмеяться над неудачей юного Ричарда. Золотой глаз высунулся из-за расплывчатой серости и плюнул в лицо раскалённым лучом. Дик зажмурился, послышался вскрик, даже не вскрик, жалобный стон, кто-то начал захлёбываться, тихий ребяческий смех, топот ног, злобное ржание лошади…      Ричард наудачу взмахнул шпагой и увидел блики смерти на приближающемся острие. Каково оказаться между молотом и наковальней? Каково на мгновение остановить время, чтобы увидеть ядовитую стальную змею? Она выгнулась, лязгнула, резко прыгнула вперед, и из пробитой артерии на аквамариновый колет хлынула кровь. Аквамариновый? Почему Дик в цветах Килеана?      — Умриииии! — радостно завизжал тоненький голосок, Дик попытался ответить, отхаркнуть кровь, чтобы она не заливалась ему в горло, но ощутил, что уже мёртв.      — Пфе. Унар Ричард, кажется, забыл, за какую сторону держать шпагу.      — Молчать, унар Эстебан! Следующие!      — Это солнце!.. — с ненавистью воскликнул Дик, распахивая глаза и отталкивая от собственного горла колпачок шпаги Колиньяра, оголившего верхний ряд зубов. — Мне помешало солнце!..            — Просыпайтесь, королева.      Обращались, конечно, не к Ричарду, если к нему вообще обращались, но глаза он распахнул так, будто камердинер произнес эти слова прямо под ухом. К этому невозможно было привыкнуть, только терпеть и не выставлять напоказ. Герцог дома Окделл не должен выказывать слабость.      — Вы собираетесь прогуляться по саду или сразу в часовню?      — Завтракать иди, — огрызнулся Ричард в воздух, пытаясь отмахнуться от назойливого невидимого слуги, который разве что не дышал ему в ухо. Укушенная крысой рука болела и пульсировала, впрочем, так даже лучше, Дик злился, злился на себя, на крысу, на Лаик в целом и Арамону в частности, но это помогало не тонуть в доносящихся голосах. За размышлениями Ричард пропустил мимо ушей ответ этой королевы, запевшей умирающим лебедем, но не очень-то и хотелось слушать исступлённо-печальное пищание.      От мерзости в сознании не отвлекали даже проделки Сузы-Музы, напротив, стоило Дику стать свидетелем хотя бы одной или услышать тогда в галерее голос графа Медузы, трясти его начинало еще сильнее. Может быть, матушка была права, и ему, как и сёстрам, нужны тишина и покой в родовом замке, где всё было хотя бы не настолько плохо. С другой стороны, отец, дело Великой Талигойи, вера в него эра Августа стоили намного больше душевного равновесия герцога Окделла. Отец за страну отдал жизнь, что ж, Ричард отдаст за неё рассудок.      И всё-таки интересно, кого граф Штанцлер уговорил взять сына мятежника в оруженосцы? Дик смутно помнил себя в аквамариновом, но с графом Килеаном много не сделаешь, не такой уж он и влиятельный человек.      — Тягай её, тягай! Прымпердор там, жабу его соловей!      Ричард еле-еле сохранил лицо, глядя в бесстрастные лица дворян, собравшихся на Фабиановой площади. Хоть бы эти дурацкие голоса не помешали, когда он будет произносить клятву! Где-то в ухе стрельнуло, кто-то проорал «в атааакууу!», человек с жутким говором и акцентом звал своего пса и «прымпердора», что-то цеплялось за ветки, и деревья шумели возмущенными сучьями. Вот бы не слышать это, а видеть! Дик немного воодушевился: если герцог Окделл пройдет какую-нибудь войну, может даже, заработает орден, к его семье сразу станут лучше относиться. Вот бы не опростоволоситься с этими голосами, когда он будет произносить клятву!      Точнее… если он будет произносить клятву.      Окделл оглянулся по сторонам. Ариго, Килеан… у обоих — по его однокорытнику за спиной, а у графа ур-Ломбаха — Эстебан! Ричарду казалось, что было бы правильно, если бы его взял брат Её величества, но возможно, граф Штанцлер договорился еще с кем-то. Или не договорился, и тогда выбора не будет, кроме как паковать чемоданы и уезжать в Надор. Пушки в голове издевательски бухнули, люди весело загоготали.      И внезапно исчезли.      — Я, Рокэ Алва… — знакомый баритон как бутылочной пробкой заткнул всё, что звучало в голове. Дик ошалело смотрел на красивого человека и не знал, то ли ненавидеть его за отца, то ли посчитать своим спасением. Он, дурак, совсем пропустил, кто взял себе Валентина, даже не подумал за всеми этими шумами о друге!      Ричард помнил клятву оруженосца, на зубок помнил. Теперь ничего не мешало, он первый раз за долгое время ощутил себя обычным юношей, пусть из опальной семьи, но абсолютно нормальным, желающим славы, дуэлей, столицы и почёта, и неважно, на самом деле, с кем, за чьей спиной, главное — сохранить свою Честь, не ударить в грязь лицом. Интересно, это эр Август или Алва сам решил его взять? Или это Дорак его надоумил? О кардинале Дикон знал мало, но смутно помнил со слов эра Августа, что тот замышляет что-то плохое. Может, они решили, что Ричард будет унижен, если его возьмет к себе убийца отца? Да как бы не так! Он, герцог Окделл, сможет достойно пройти через эту службу!      — Я имею, в конце концов, право на твою клятву?!      — Ты пожалеешь об этом! Мразь! Ничтожество! — слабо попытался пискнуть голосок, но Дик уже решительно прошагал на постамент. Значит, не исчезли, просто затаились. Выходит, ребята, боитесь Первого маршала Талига? Что ж, еще один довод в пользу герцога Алвы, который с этого мгновения стал его эром.            Ричард скучал и лелеял начавшую заживать руку. Алва пару раз вызывал его к себе, Дик что-то отвечал невпопад, он так и не понял, что эр Рокэ у него спрашивал, он просто наслаждался тишиной. В особняке была тишь да благодать, выезжай когда хочешь, спи сколько хочешь, возвращайся когда хочешь, сиди сколько хочешь. Был момент, когда Ричард ощутил себя отчасти нахлебником, но прошло всего два дня, у него, в конце концов, должно было быть время отдохнуть. Может, потом бы стоило подойти к Алве, попросить чему-нибудь научить, всё-таки он был лучшей шпагой Талига, а Ричард — его оруженосцем. Эр обязан обучать оруженосцев! А вдруг эр Рокэ потом возьмет его в Алвасете? Окделл никогда не видел гранатов и был не прочь хоть одним глазком глянуть на цветущие поля.      Ричард скучал и по Валентину, а спросить, кто его взял себе, было отчасти совестно. Они обязательно встретятся как-нибудь в городе, если Придд, конечно, не уехал, и тогда у них будет время поговорить. В Лаик праздные разговоры нещадно прерывались, но Ричард нет-нет, а замечал на себе заинтересованный взгляд. Наверняка за это время Валентин обнаружил что-нибудь про его странный недуг!      Когда Дик собрался с силой духа подойти к Алве, оказалось, что Алве он понадобился раньше. День рождения Её величества! Как он мог забыть?! Всё-таки хорошо быть оруженосцем при дворе, нужно находиться подле эра, а значит, побывать во дворце, увидеть королевскую чету, познакомиться с другими сторонниками отца, даже поехать на войну. Дикон шагал за эром и беззастенчиво пялился по сторонам, еле сообразив, что они идут в будуар к самой королеве. Жаль, что Алва его не отпустил! Можно было бы пойти поискать на приеме Валентина!      Анфилада тянулась великолепным образчиком искусства старой школы и приводила к великолепного убранства комнате, в которой неспешно встала со стула почти сверкающая женщина. Великолепное платье королевы подчеркивало её женственность и естественную красоту, на лице почти не было краски, а подведенные глаза сверкали чистейшими аквамаринами. Катарина выглядела младше своих лет, была совершенством с длинной лебединой шеей, тонкими ниточками бровей и чуть приоткрытыми будто для поцелуя губами. Нет, она была замечательной, настоящей талигойской королевой.      А Ричард смотрел в светлые глаза и видел обрамленное каштановыми волосами правильное лицо.      — Мы рады приветствовать герцога Окделла. Он теперь ваш оруженосец, я погляжу.      — Мой? — озадачился Алва, и Дикон утвердительно поморгал в ответ. — Видать, забыл его отпустить. Ничего не поделаешь, но позвольте подарить вам, Ваше величество, подарок, достойный королевы.      — Достойный королевы, — прошипело над ухом, стоило Рокэ сделать несколько шагов вперед. Дик вздрогнул — голосов он не слышал уже давно, по его личным меркам, и успел от этой дряни отвыкнуть.      — Достойный только королевы! — это было похоже на голос Катарины, но… — Моё! Моя! Только королевы! Алые, алые! Чтоб ты умылся такой кровью, дрянь, ублюдок, ничтожество!      Катарина улыбалась вежливо и грустно, как только алая ройя засветилась у неё на груди. Руки теребили краешек платья, а волосы, которые фрейлины не успели заплести в высокую прическу, струились шикарным светлым водопадом.      В глубине нежно-голубых глаз поблёскивало что-то золотое, Дик всматривался, пока не понял, что это невежливо. Но Катарина, кажется, восприняла это иначе, кратко заговорщически улыбнулась и махнула визитёрам рукой.      Шаг. Цокот.      Подаренная кардиналом икона пошатнулась, звякнула и разбилась, и яркие глаза Октавии будто рассыпались стеклянными слезами из разбитой рамы. Или ему только почудилось краем уха, как зарычавшая не своим голосом Катарина Оллар смахнула образ святой со стола, будто он был прокаженным, заметалась по комнате — каблуки так и стучали — и забурчала под нос проклятия? Ричард догнал Алву, пристроился у него за спиной и твёрдо решил не отходить от эра, и пусть думает что хочет. Рокэ обернулся всего один раз. Изогнул брови, но на оруженосца ему было, видно, в высшей степени плевать.