Глава 41
– Как это он переехал на нижние этажи? Они же для смертных и полукровок! – крики Наместника с самого утра перепугали не только слуг, но и придворных. Ставрус схватил со стола высокую вазу из голубого фарфора и швырнул в седовласого слугу, который только утром решился доложить об этом императору. Слуги, привыкшие к срывам главы клана Комподжоу, молниеносно, не издавая ни звука, отбежали к стене и попытались слиться с интерьером. А пожилой эльф схватился за голову – он отклонился, но ваза все равно задела его висок, а потом с гулким эхом покатилась по мраморному полу и разбилась о ступени у трона. Тонкая струйка крови побежала по лицу Гидемона ту Амона, помнящего еще правление Миримона Справедливого. Старый эльф с достоинством поправил алую с золотым ливрею и не торопясь вытащил из кармана кипельно-белый платок и приложил к ране. Это был эльф старой закалки, невысокий, с редкой проседью в каштановых волосах, и с той особой статью, которая присуща только дворецким знатных и древних родов. По сравнению с тонкими чертами ту Амона широкоскулое лицо Комподжоу казалось грубым и простоватым, а придворные манеры, которые Гидемон впитал с молоком матери, заставляли сомневаться, кто из них, император или слуга, является благородным хозяином. Этой ночью к Гидемону примчались перепуганные слуги, которые так боялись реакции Наместника из-за выходки его младшего сына, что умоляли бывшего управляющего помочь им. Гидемон знал, как неистовы были Комподжоу в гневе, особенно главы этого клана, поэтому он не мог отказать детям и внукам тех, кто еще недавно прислуживал во дворце под его началом. Старый управляющий и сам был словно частью императорского дворца, но прислуживать Ставрусу, которого он ненавидел едва ли не сильней, чем его отца, было выше его сил. После гибели Даркуса он немедленно покинул свой пост и вернулся во дворец только после того, как Лея стала императрицей. – Кто может указывать Повелителю, где ему ночевать? – Гидемон отвесил Наместнику поклон, который можно было расценить как легкое пренебрежение, не выходящее за рамки приличий. Все-таки тысячелетие службы при императорском дворе откладывало свой отпечаток, и этот представитель семейства ту Амон умел ступать по тонкой грани между почтением и оскорблением. Слова Гидемона заставили лицо Ставруса пойти пятнами. – Пошел вон! – заорал Наместник, брызгая слюной, – Пока я собственноручно не оторвал твою дряхлую голову! Время Предрассветных закончилось, заруби себе это на носу! Гидемон невозмутимо смахнул с лица брызги, и Ставрус не выдержал: он подскочил к старику и схватил его за грудки. – Ты слышишь меня, старик, Даркус сам все уничтожил! Гидемон поднял на Ставруса выцветшие, некогда ярко-карие глаза. – Единственное, в чем великий Правитель ошибся – это в том, что он оставил за себя вашего батюшку. И быстро, пока Ставрус не очухался, вырвался из его захвата и с необычной для его возраста скоростью двинулся к выходу. Уже у самых дверей Гидемон слегка поклонился Наместнику и произнес: – Мое почтение Наместнику… Истинного Повелителя. Вторая ваза, пущенная уже в закрытые двери, разлетелась на тысячу острых осколков. А Гидемон поспешил к Повелителю, пользуясь забытыми переходами, чтобы предостеречь: Наместник твердо решил поселить младшего сына в закрытом крыле, в которое даже старый управляющий не решался входить.
– Нет, стой, прошу тебя, не уходи! Останься со мной! Дени бежал то по узкой горной тропинке, то по дворцовым коридорам. Колонны, подобно песочным часам, осыпались, поднимая в воздух столпы пыли, похожей на снег. Темное небо пузырилось, превращая синий в зеленый, а зеленый - в ярко-пунцовый. Пустота в груди начала поедать внутренности, и эльфенок хватался за дыру, пытаясь стянуть ее за концы. Но оказалось, что тело его невредимо. Тогда где эта демонова дыра, что так ноет и ноет? – Стой, остановись же! – тяжелые дыхание разрывало легкие, но мальчик все бежал и бежал за длинной тенью между мраморных плит и цветных облаков. Еще немножко, еще чуть-чуть, и Дени увидит своего дуэно. Это за ним он так отчаянно бежал, это его он боялся потерять из виду. Кончики длинных волос мелькнули за поворотом. Дени рванул туда, перепрыгивая через зияющие дыры, появляющиеся на мраморной плитке. «Только бы догнать, только бы не потерять из виду!» Сердце стучало, как бешеное, пропасть между эльфенком и высокой фигурой, будто сотканной из первозданной Тьмы, становилась все больше и больше. Дыры расползались, меняя белый на черный. Прыжок – и мальчик едва устоял у края пропасти, раскачиваясь, пытаясь восстановить равновесие. Но за первой дырой последовала вторая, а за нею еще и еще одна. Пропасти растягивались, разрывая пространство с металлическим скрежетом. – Мне не угнаться за тобой! Остановись, прошу тебя! – Дени с разбегу налетел на искореженный пол. Фигура в темном вздрогнула и кинулась было к нему, но потом остановилась, вцепилась побелевшими пальцами в лицо и закричала. У Дени внутри все скрутило в тугой узел. «Дуэно – он же единственный. Аро был прав, дуэно – все, что мне нужно!» Маленький принц вскочил, чтобы побыстрее оказаться в объятьях любимого и утешить его. «Только не оставляй меня, не сейчас, когда я, наконец, нашел тебя…» От резкого движения перед глазами все поплыло, раскрошившийся под ногами мрамор полетел в темноту, а Дени упал и свесился с острого края. Рыдания подступали к горлу, а его дуэно обхватил себя руками и пожирал мальчика взглядом. – Тебе тоже больно? – из-за слез Дени не мог разглядеть ни его лица, ни фигуры. Он лишь знал, что дуэно – прекрасен. – Я люблю тебя, – шептали губы маленького принца. – Я люблю тебя, – отвечали губы дуэно. Между ними ревела бездна, будто тысячи водопадов обрушивались сверху и издавали утробное эхо где-то на самом дне. – Останься со мною, – эльфенок вцепился в каменное острие, горло перехватило. Дуэно покачал головой. Дени упрямо приподнял подбородок, поднялся и приготовился к прыжку – ему было все равно, что он мог не допрыгнуть и разбиться. Те чувства, что воскресли в груди… Они были всеобъемлющи. Словно земля и небо поменялись местами и стирали между собой границы. – Прошу тебя, – шепот, что сорвался с губ мальчик, даже ему самому показался тише шелеста листьев. Но дуэно услышал его. – Возвращайся, мой маленький, – фигура сгорбилась и отвернулась от Дени, – Это место не для тебя. Этот голос, Дени его уже слышал, он точно знал и не понимал, почему же он не может его вспомнить. – Потому что я не хочу, чтобы ты мучился. Не вспоминай, ради меня. Просто будь счастлив, – бархатный голос с хрипотцой, наполненный мукой. У Дени защекотало в груди, он помнил, как этот голос ласкал его тело в прошлом. И он шел за ним день за днем, даже когда остался один, и Пустота преданным спутником поселилась внутри. Маленький принц схватился за голову, казалось, будто гигантские молотки били его по вискам, не давая сосредоточиться. А на небе заиграло сияние, ярче и насыщеннее земного северного. Оно стало разрастаться и затягивать Дени обратно, в комнату, где он заснул. – Нет! – закричал эльфенок, еще крепче схватившись за мраморное острие, – Я не отпущу тебя! Нет, никогда! Ты меня слышишь, я вспомню тебя, я вспомню о нас и найду тебя. Я обязательно вспомню… Дени не видел, но точно знал, что дуэно улыбается. Улыбается самой желанной улыбкой на свете! – Ты слышишь меня, я обязательно вспомню! – эльфенок кулачком погрозил высокой фигуре. – Я люблю тебя, – улыбнулась Тьма. – И тогда я найду… – Я люблю тебя. – И тогда ты не сбежишь от меня, – Дени уже не стеснялся реветь в голос, рукавом вытирая слезы. – Ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя… Дени вскрикнул, сорвался с места и все-таки прыгнул, протягивая любимому руки, умоляя не прогонять. Но пропасть была непреодолима. Мальчик замер на миг прямо в воздухе, размахивая руками, а потом начал падать прямиком в черную бездну. – Нет, Саша! – дуэно прыгнул следом, с невероятной скоростью оттолкнувшись от земли, и уже через мгновение Дени был прижат к сильной и теплой груди. Они падали вниз, в темноту, в неизвестность. Но Дени не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив. – Ты правда любишь меня? – эльфенок поднял лицо с груди дуэно, пытаясь вглядеться в его глаза. Ветер и гул падающих вместе с ними камней заглушали слова любимого. Но Дени и не нужны были доказательства – дыры внутри больше не было. – Я счастлив, – Дени вздохнул и закрыл глаза, еще крепче прижимая к себе дуэно, когда почувствовал, с какой нежностью тот целует его глаза и шепчет: – Когда ты рядом, я вспоминаю, что Бог есть. – Тогда не отпускай меня, и я не дам тебе об этом забыть. Дуэно засмеялся, горько, с надрывом, с такой силой прижимая к себе эльфенка, будто желал скрыть его своим телом. – Люблю, люблю тебя, – повторял дуэно, не в силах оторваться от голубоглазого чуда и покрывая его лицо обжигающими поцелуями. Дени задыхался от счастья, он так боялся, что его бедное сердце не выдержит и все-таки разорвется от радости. Он боялся даже пошевелиться и лишь молился, чтобы всемогущий и жестокий Бог принял их за единое целое. Может, тогда Он не сможет их разделить? По щекам катились холодные слезы, а под ладошкой билось сердце любимого. – Я обязательно вспомню, – прошептал эльфенок, сжимая маленькими руками сильные плечи дуэно. Но вместо тепла он нащупал лишь Пустоту. Дени в ужасе распахнул голубые глаза. Темноты не было, как не было и дуэно. Первые лучи восходящего солнца заиграли на тюли золотисто-розовым светом. – Неет! – закричал Дени, заставив скрывающиеся тени собраться в одну и подскочить к маленькому Повелителю. Ксандр держал эльфенка, бьющегося в агонии, и боялся спросить – сколькое он уже вспомнил. – Тише, Дени, все хорошо. Я здесь, я с тобой. Дениэль замер и впился требовательным взглядом в серебристые глаза своего Хранителя. – Ксан, как думаешь, а Бог есть? – хрипловатый голос всколыхнул прошлое. Хранитель не выдержал и отвел взгляд: – Ты даже своего дуэно убедил в этом, а теперь сомневаешься? – Ксан, пожалуйста, помоги мне все вспомнить, мой дуэно, без меня… он же забудет об этом. Ксандр опустил голову на плечо маленького принца. Но на этот раз Дени не распустил его пучок и не зарылся руками в зеленые пряди. – Ксан, Ксан, пожалуйста, – Дени положил маленькую ладошку на голову Тени. Ксандр не ответил, но Дени было прекрасно видно, с какой силой Хранитель стискивает в кулаках белые простыни. – Ты видел его, своего дуэно? – Ксандр осторожно встал и отошел к окну. Безразличный тон не мог обмануть Повелителя. – Да, – ответ Дени заставил Ксандра напрячься. – Но ты все равно не узнал его? – вопрос прозвучал скорее как утверждение. – Откуда ты знаешь? – Дени прищурился, отбросил в сторону простыни и подошел к мужчине, – Ксандр, почему ты молчишь? Хранитель опустил голову, но так и не повернулся и не ответил принцу. – Не смей молчать! Ты слышишь меня?! – Дени затрясло, пустота в груди снова ныла, и теперь, когда он почувствовал, что значит быть полноценным, эта боль стала нестерпима, – Говори! Не смей молчать, я приказываю! Стены комнаты задрожали, первозданная Сила волнами расходилась от груди мальчика, голубые глаза вспыхнули, а зрачки сузились и начали мелко подрагивать. – Говори же! – слова Повелителя толкнули Хранителя, он закачался и рухнул на колени, – Почему ты молчишь? Это же мой дуэно, я имею право знать! Ксандр вытянул руки и коснулся ног Повелителя. – Прекрати немедленно! Не смей унижаться, просто ответь мне, кто мой дуэно. Ксандр, Ксан, – Дени прикрыл глаза рукавами, – Я не могу без него. Было так одиноко. Мальчик чувствовал себя потерянным и обманутым. Он совершенно ничего не понимал и только обхватывал себя руками, не давая дыре заглотить себя без остатка. Быть может, Ксандр был прав, и ему не следовало вспоминать, но было уже слишком поздно. Его дуэно целовал ему глаза, дуэно говорил с ним и обнимал так нежно, так бережно… Разве Дени может вот так просто забыть об этом? Ксандр обнял мальчика за талию и прижался щекой к его животу: – Тебе больно? – Да. – Но ты даже не знаешь, кто он. – Мне все равно. Он мой дуэно. – Его больше нет. – Значит, я воскрешу его, пусть даже в собственных воспоминаниях. – Глупый. – Ты забываешь. Это Даркус так тебя называл. – И я глупый. Несмелые улыбки преобразили лица обоих. Упрямое и заплаканное – Дени, виноватое – Ксандриэля. – Ты так и не скажешь мне? – принц облокотился подбородком о макушку Хранителя. – Прости, но я слишком люблю тебя. – Это проблема, – протянул Дени. – Еще какая, – вздохнул Хранитель. Ноющая боль слегка отступила, и Дени выдохнул: – Пора собираться. Мне нужно о многом узнать перед праздником. Ксандр, не вставая с колен, протянул руку и достал со столика колокольчик. Мелодичная трель разнеслась по комнате, и спустя пару минут в двери вошли близняшки, невероятно очаровательные в легких светло-лиловых платьицах. И все завертелось с невероятной скоростью – омовения, плетения ритуальных косичек, основы этикета, система тайных знаков, особенности расположения знати за столом, имена советников и тайных управленцев. На балу должны были присутствовать и иностранные делегации, потому краткий курс в историю этих стран также запланировал на сегодня Хранитель. Дени усиленно делал вид, что внимательно его слушает. Малыш кивал головой, в нужное время угукал, но мыслями он все еще был со своим дуэно и прижимался к нему, живому и любящему. «Мои руки слишком маленькие, может, поэтому я не смог его удержать?» – эльфенок рассматривал тонкие пальцы и ненавидел себя за слабость. Он касался лица, волос, тех мест, где целовал его дуэно. Ему казалось, они горели, и было странно, что никто этого не замечал. Только Хранитель странно смотрел на него, когда думал, что мальчик не видит этого. Все приготовления к празднику слились для Дени в одно размытое пятно: бордовые, синие и сиреневые одеяния, которые мог носить только Глава Предрассветных, мелькание темноволосых близняшек, бриллиантовые блики его собственных белоснежных волос, которые на макушке подняли высоко вверх, а по бокам оставили свободно струиться. Янтарная печатка на указательном пальце и корона из старого серебра. Ксандр, переодевшийся в традиционный наряд из темно-зеленых обтягивающих штанов и белых и изумрудных верхних туник с кожаными заклепками и ремешками… Пучок наконец-то не уродовал его волосы. Если Дени правильно запомнил, именно Касси напомнила Хранителю, что Тени не пристало являться на бал в таком виде. После этого Дени всерьез забеспокоился, когда Касси исчезла и не появлялась около часа. Комната теперь казалась совсем крошечной: в нее то и дело входили знакомые и незнакомые эльфы, которые считали своим долгом перекинуться хотя бы парой фраз с Истинным Повелителем. Один только Айнон раз пять заходил и каждый раз приносил новые вести, да и Ксандр впихал в мальчика все, о чем должен был знать Наследник. Ставрус рвет и мечет. И никогда не следует показывать большой палец, тем более вверх… Нижние этажи, на которые даже не ступала нога многих Первородных, практически переполнены. И сейчас каждая комната ценится на вес золота, и слугам пришлось переехать наверх, в покои знати, а взамен впихнуть кушетки в маленькие комнатки смертных. Ставрус сорвался на каком-то Гидемоне ту Амоне, и теперь разносит тронный зал. Если провести языком по верхней губе и смотреть при этом в глаза эльфу, то это означает, что ты приглашаешь его в свою постель, к тому же снизу будет…. Молли огрела половником одного из Старейшин, когда тот пытался занять ее комнату. Не кланяйся в ответ, лишь легкий кивок, небрежный или легкий, но только если ты хочешь показать свое расположение… Таррий вступился за Молли, Клозильда – за Старейшину, и только благодаря Глэнтону… Поговаривают, что этот бал собирается почтить своим присутствием один из темноэльфийских принцев. Возможно, даже двое. Но это неофициально, поэтому нельзя… Ставрус выпустил Лею из антимагической комнаты, и теперь Таррий помогает императрице восстановить силы к вечеру. Никогда не следует долго смотреть в глаза смертным, особенно не стоит делать это Повелителю, чтобы не лишить людей воли и разума… Ставрус заперся в закрытом крыле… Такое человеческое государство, как Парея, важна для нас потому, что она владеет ценными… Средний палец, выставленный на иллитири, означает, что эльф будет в пассиве, что ты агрессивен в постели и не собираешься его жалеть… Когда наступил вечер, и пора было выходить в тронный зал, Дени казалось, что голова его стала такой огромной от всего этого мельтешения и объема информации, что он попросту не протиснет ее в двери. Но, как оказалось, боялся он зря. Когда молодой Владыка вышел из ванны, в которой заперся вместе с Ксаном и близняшками, в комнате забыли, как нужно дышать. Красота и грация молодого Правителя потрясала. Дени не вышел из ванной комнаты, он словно бы выплыл, настолько его движения были плавными и естественными. Гордая осанка, прямые черты истинного аристократа и аура Мироздателя заставили всех: и Айнона, и Гидемона, и леди Тариэль с сыном, и вернувшихся Молли с Таррием опуститься на колени. Близняшки склонили голову и улыбнулись Правителю. Именно они облачили его в темно-сиреневую длинную тунику, расшитую серебряными и золотыми нитями. Восходящее солнце и пожирающий луны дракон горели на ткани, оттеняя корону из древнего серебра и янтарную печатку, доставшуюся от Даркуса. Ксандр поправил Наследнику белоснежные волосы, вплетая жемчужины на кончики длинных волос. Ему стоило только взглянуть на Касси, когда она попыталась сама заплести Господину волосы, чтобы серовласая девушка отшатнулась и больше даже не думала прикасаться к голове Повелителя. – Все в порядке? – тихо шепнул Ксандр в ухо эльфенка, когда склонился, чтобы завязать последнюю ленточку, – Дени? Маленький принц загадочно улыбнулся, заставив Хранителя замереть, как зачарованного, и направился к выходу. Гидемон, с несвойственной для его возраста скоростью, кинулся открывать Правителю дверь. Передать, что чувствовал старый слуга, увидев наследника Даркуса в здравии, было невозможно. Управляющий закачался от счастья, когда маленький принц глянул на него пронзительным взглядом лазурно-чистых глаз. Эти породистые черты лица, эти чувственные губы и первородная грация не оставляли сомнений – перед ними тот, кто по праву должен наследовать трон не только светлых, но и темных эльфов. При Правителе была Его неизменная Тень, и Гидемон выдохнул: – Даркус Предрассветный! Ксандр дернулся, впившись взглядом в ребенка, боясь, как он прореагирует. Но Дени только покачал головой, он больше не злился, когда его сравнивали с Даркусом. И разве он мог злиться, если дуэно любил его, когда он был Даркусом, любил, когда он был Сашей, и любит сейчас, когда он стал Дени. «У любви нет имени, потому она – вечна», – бархатистый голос дуэно мурашками ласкал тело эльфенка. Дени зажмурился, пытаясь не разрыдаться. «Я найду тебя», – пообещал эльфенок. И когда он распахнул длинные ресницы, его глаза засияли, завораживая невероятной теплотою и нежностью. Дениэль стал поистине прекрасен, и Ксандру не нужно было гадать, кто был причиной подобного чуда.