Глава 52
На территориях смертных Ксандр решил не задерживаться и старался всеми силами избегать не только крупных городов, но и обычных деревень. Так и двигался отряд сначала на запад, по землям дружественных государств Нуары и Оуши, затем на юго-запад, огибая многочисленные кристально-чистые озера оттов. Оушинцы, в большинстве своем, были людьми мягкими и покладистыми, эталоном красоты они считали женщин белокожих и пухлых, будто теплая сдоба. Невысокие, добродушные, они приветливо махали эльфам руками и желали, чтоб жизнь их была полной, как красавицы-луны. Дени приветливо махал им руками, высовываясь из окошка в панцире, и улыбался, когда женщины в ответ протягивали ему сладкие булочки, а Молли ревностно следила, не понравились ли угощения местных мастериц мальчику больше, чем ее. Постепенно, день за днем, Дени приходил в себя, и Ксандр вздохнул с облегчением, когда малыш первый раз после казни Павлиэля улыбнулся ему не натянутой улыбкой, которой он пытался успокоить всех и вся, а своей, настоящей. Весна давно вступила в свои права, деревья шумели сочной зеленью, а кое-где проглядывали первые робкие цветы. Непривычная красота, она казалась Дени столь экзотичной по сравнению с приглушенной природой его земной родины, что он старался потрогать каждое незнакомое дерево и вздохнуть аромат каждого цветка, который привлекал его внимание. В густых лесах воздух пьянил, раны малыша постепенно затягивались, и силы возвращались к нему и к его Зверю. – Ну почему я не могу подышать свежим воздухом? Здесь-то чего опасаться? – Дени отодвинул боковые пластины и вздохнул полной грудью. Внутри мойи бывало душно, но Ксан объявлял привал только в самых безопасных местах. А там, где магическое поле было неспокойно, запрещал эльфенку даже на минуту высовывать свой любопытный носик из окон. Сейчас они как раз пересекали границу человеческих государств. И так полюбившиеся эльфенку леса Оуши, с ее светящимися в темноте серебристыми ивами и журчащими ручейками, сменялись голой природой Нуары. Перед отрядом раскинулись бескрайние степи. Безлесье огромных равнин изредка прерывалось небольшими поселениями кочевников, торговыми караванами и, конечно же, степными бунами. Издалека и не поймешь, что это за высокие, в три-четыре человеческих роста, палки торчали из земли. Дени вначале казалось, что это небывало высокий тростник. Подойдя ближе, он рассмотрел тонкие щели на гладком горчичном стволе. Мальчик коснулся одного из углублений, массивный «тростник» закачался, стукнув соседний ствол, и буквально через минуту вся степь начала петь. Десятки бунов, раскачиваясь, играли, будто на трубах. Выпорхнувшие из их щелей крошечные разноцветные птички, кружа над смеющимся ребенком, быстро-быстро замахали своими тонкими крыльями и разразились мелодичной трелью. Ветер завыл в стволах, сталкивая их друг с другом и отбивая единый ритм. Зашелестели низкие кустики и из них высунулись любопытные мордочки степных прыгунов, так похожих на маленьких кенгуру, только что сумки на животе не хватало. Прыгуны подбежали к эльфенку, встали возле него полукругом и, глядя на мальчика черными блестящими глазками, начали барабанить о землю длинными пушистыми лапками. Степь пела, и эльфы замерли от такой красоты. Длинные белоснежные волосы и легкая туника маленького принца развевались на ветру. Казалось, что он парит, что его душа танцует вместе с природой, что он вот-вот упорхнет в высокое небо, голубое и такое же чистое, как и его глаза. Ксандр сел на землю и достал флейту. Если Его Повелитель желает танцевать, то именно Тень станет самой музыкой, чтобы подарить Ему ритм. Эльф заиграл. Дени закрыл глаза и закружился, отдавая музыке свою боль. «– Пожалуйста, не дай Глэну увидеть меня таким…» «– Клянусь, туэ се даро, я не позволю половинкам соединиться!» «– Когда ты рядом, я вспоминаю, что Бог есть. – Тогда не отпускай меня, и я не дам тебе об этом забыть».***
Дни протекали довольно однообразно. После того как они покинули дворец, Дени почти все время спал под действием сонных зелий, которые давал ему Ксандриэль. Легкое покачивание малахитовой мойи действовало успокаивающе. Говорить не хотелось, и Дени просто прижимался к своему Хранителю. Он мог часами перебирать его гладкие волосы и смотреть в окно на проплывающие облака. Тепло Ксандриэля не давало холоду поглотить малыша, но мысли о дуэно не оставляли его ни на миг. Как-то ночью Дени вынырнул из своего сна. Разочарование горечью разливалось внутри – этой ночью он вновь не увидел свою половинку. Раскрыв глаза, он заметил Ксандра, сидящего возле окна. Лунный свет был достаточно ярок, и Дени мог рассмотреть, как горькая улыбка блуждала на губах Тени. Ксандр не заметил пробуждения принца, он целиком погрузился в свои мысли и с таким трепетом касался старой потрепанной книжки, что эльфенку тут же захотелось посмотреть, что же в ней такого особенного. – Ксан. Ксандр вздрогнул и так быстро убрал книгу, что мальчик не смог даже рассмотреть, куда же он ее спрятал. Любопытство разгоралось еще сильней. – Что ты делаешь? – хриплый от сна голос ребенка. – Просто любуюсь лунами, – Ксан растянул губы в улыбке, но в глазах его горела тьма. «Да что в этой книжке?» – Как ты? – Ксандр подсел на мягкую скамью к Дени, подоткнул одеяло и взял стакан со стола, – Выпей, утро еще не скоро. Дени перевел взгляд на противоположную чуть овальную стену, где стояла точно такая же скамья, на которой должен был спать Хранитель. – Ксан, а ты вообще спишь? Диеро опешил. Мойу качнуло, и мужчина чуть не расплескал лекарство на постель Дени. – Да, конечно, только… – Ксандр взъерошил волосы и поставил стакан обратно на стол. – Только когда падаешь от истощения? Теперь улыбки коснулась и глаз Диеро. «Наконец-то», – подумал Дени, а вслух сказал: – Не лягу до тех пор, пока ты не заснешь, так и знааай, – и заразительно зевнул. Ксандр неожиданно притянул эльфенка к себе, крепко сжал и зарылся лицом в светлую макушку. – Ксан? – Вот так, посиди немного, пожалуйста. «Ему страшно и больно, – понял эльфенок, – Это из-за той книги. Он расстроился из-за нее. Я просто обязан узнать, что внутри». – Я люблю теб… – начал Дени, но Ксандр в тот же миг отстранился, лицо его исказилось, и, ни слова не говоря, он поднялся и лег на свою скамью. – Ксан! – Спокойной ночи, Дени, – Диеро отвернулся к стене и с головой накрыл себя одеялом. Пораженный эльфенок сверлил спину Хранителя возмущенным взглядом, но спустя пару минут плечи мужчины заметно расслабились, дыхание стало ровным, а одеяло было небрежно откинуто в сторону. «Он что, действительно спит?!» – закипал эльфенок. Обидно было до такой степени, что Аро высунул свою морду и предложил: – А давай жарить его? Дени замер, а потом прыснул от смеха, зажимая рукой рот, чтобы Хранитель не проснулся. – Нет, Дени, я на полном серьезе. Я так отжарю его… – О, Аро, лучше молчи, – Дени упал на скамью, смеясь и постукивая по постели руками, – Ты даже не представляешь, что ты сейчас предлож… Ой, что это? Дени нащупал на постели нечто твердое. – Аро, это же та самая книжка! Это она! Видимо, Ксан так быстро ее прятал, что попросту обронил. – Не смотри, – радужные глаза засветились при виде потрепанной кожи. Дени скептически на него посмотрел и сиганул к окну. Прикусив язычок, он стал вертеть книжку, не понимая, почему она просто так не открывается. Драконья морда растянулась в улыбке: – Неужто у этого болезного хватило ума поставить охранное заклинание? – Так здесь пароль нужен? – Дени сел по-турецки, нахмурил брови, а потом хмыкнул. Какие слова могли открыть путь к тайнам Хранителя? – Дар, – глядя на Дракона с легким превосходством, сказал принц. Но завязки, казалось, еще плотнее обвили книгу. Дени начал закипать: – Даркус, бог, мой бог, любимый, мой Дар… – Бесполезно, – скалился Аарон, но Дени придумывал все новые и новые пароли, – Это бессмысленно, Диеро, конечно, больной на всю голову, но уж придумать простую охранку даже у него мозгов хватит. – Мерзкий Ящер, чтоб с тебя шкуру содрали! – воскликнул расстроенный Дени. Завязки легко соскользнули с потертой кожи, страницы тихо зашелестели, Аарон уронил свою челюсть, а Дени расплылся в победной улыбке. Эльфенок поднес книгу поближе к свету. Чуть пожелтевшие листы были испещрены мелким, но твердым почерком: «Я никогда не прощу отца. Я просто не понимаю его, нет, я даже не хочу понять! Он, тот, кто всегда выбирал своего Господина, а не меня или маму, почему, почему сейчас, когда Миримон ушел за Грань, почему он не последовал за ним? Как он вообще смог дышать в этом мире, где не было Повелителя? Предатель, трус, мне стыдно за него! И как он мог смотреть мне в глаза и говорить, что однажды я все пойму? Что я должен буду понять, то, что Тень, или почти Тень, может спокойно жить и после своего Господина? Самое противное, что мне все равно больно видеть, какое было лицо у Варниэля (не хочу называть его своим отцом), когда я высказал ему это. Подумаешь, страдает он! Как он вообще смеет жить? Но страшно не это… Почему Дар встал на его сторону, на сторону моего отца? – Жить гораздо сложней, – сказал Дар, и я ощутил себя глупым мальчишкой. – Ты разве не понимаешь, что Миримон не хотел его смерти? Неужели ты думаешь, что моему деду было бы легче уходить, зная, что он потащит за собой верного и преданного друга и оставит свою любимую без мужа? Думаю, Миримон просил твоего отца позаботиться о Шейле. Что может быть важней для него? И кого еще он мог об этом просить? Счастье любимой – это самое главное… И схватился за грудь. Я не показываю, как мне страшно. Холод вновь разрывает Повелителя пополам. Миримон рассказал, что это зов половинки. Встретятся – не встретятся… В любом случае Даркус никогда не будет прежним. Он уже ищет, всем своим телом, своим существом... Хотя он никогда и не был моим. Его взгляд, он всегда устремлен ввысь. Мне не угнаться за ним. Ему нужно небо, а я всего лишь Тень, блуждающая по земле. Я ловлю взгляд его пронзительных желтых глаз. Он прожигает меня. Даже без слов я понимаю... – Нет, – и почему мой голос так тих, если душа срывается в крике? – Я запрещаю тебе уходить со мною за Грань, – нежный, но твердый голос. Мурашки по всему телу. Даркус встает и подходит ко мне, чтобы обнять, смягчая приказ. И я любуюсь им. Проклятье! Я болен, я совершенно им болен! А черное ему так к лицу, если бы только это не было чешуей Зверя… Но лишь она спасает Его от холода. Я завидую даже Аро, он может Его так обнимать… И дуэно… Ненавижу его. Уже сейчас, даже не зная его, я готов вырвать ему сердце. Я зубами бы рвал его, я бы пил его кровь… И вот я прогибаюсь, падая на пол. Меня скрючивает, но я впервые в жизни борюсь с Настоящим приказом Владыки. – Нет, – хриплю, валяясь в Его ногах. – Ксандр, Ксандр, – шепчет Правитель и прижимает меня к себе. Он знает, что я выдержу любую пытку, чтобы быть рядом. Плечи его опускаются, он отводит взгляд, он что-то хочет сказать мне. В его глазах столько тайн…» Дени в нетерпении перелистывает страницу дневника и встречается взглядом с расплавленным янтарем. Эльфенок чуть не выронил книгу. Со страниц дневника на него смотрел Повелитель. Дени перелистнул страницу, еще и еще одну. Но на всех него взирал Даркус. Даркус, сражающийся с демоном – смертоносный, прекрасный хищник. Даркус, выходящий из воды – обнаженный смеющийся искуситель. Даркус в компании прекрасных эльфиек – сладострастный, но такой же далекий, как и всегда. Даркус, Даркус, Даркус. От некоторых картин так и веяло страстью, от некоторых, особенно тех, на которых женщины ласкали Владыку, – черная беспросветная тоска. И только последние страницы невозможно было как следует рассмотреть. – Не могу разглядеть, – сердце эльфенко больно ударялось о ребра, – Аро, Аро! Кто здесь? Дени был вне себя, он знал, он помнил, что здесь был рядом со своим дуэно! – Аро! Почему я не могу разглядеть? Что это за туман перед глазами? Почему я не вижу? – Сейчас не время, – голос Зверя был тих, он крылом коснулся белоснежной макушки. Дени отпрянул: – Ну уж нет, я говорю тебе НЕТ! Именно здесь и сейчас! Дени щурился, подносил дневник ближе к свету, проводил по расплывающимся чертам дрожащими пальцами. Но видел он только Даркуса, который, казалось, не видит никого, кроме дуэно. Ксандриэлю удалось передать то восхищение, в котором замер Предрассветный Владыка. Янтарные глаза сияли, как солнце, и улыбка освещала его лицо. Даркус раскрыл объятья. – Но кого же ты ждешь? Такой счастливый… Холод просыпался внутри. Дени поежился, прижимая дневник к груди. Дракон черной дымкой обволакивал его кожу, пытаясь согреть. Знакомые прикосновения. «Что же делать? Я не могу разглядеть. Уже глубокая ночь, Ксандр так чутко спит, не буду же я в середине ночи будить ни в чем не повинных эльфов, тыча им в лицо книгу с криками: – Что ты здесь видишь?» Через пару минут: – Просто скажи, что ты здесь видишь? Испуганный и всклокоченный Таррий щурился и шептал охранные руны. Но ни он, Ни Рой, ни Молли, ни Касси с Мирой, ни даже Сентриэль – никто не смог разглядеть, того, кто был изображен рядом с Правителем. Их глаза покрывались голубоватой пленкой, лишая зрения, но стоило только закрыть дневник, как они вновь начинали видеть. Дени маленьким ураганчиком пронесся по всему лагерю. Сонные мойи гортанно ворчали. Но он даже их умудрился спросить: – Но он же красивый, да? – малахитовая мойа кивала, словно знала, о чем говорит, а обессиленный Дени вздохнул, – Я тоже так думаю. Он самый-самый. И в моих снах он так прижимает к себе, словно не в силах меня отпустить. Дени расплылся в улыбке, облокотился на голову животного, оно покачало головой и фыркнуло. – Мне тоже тяжело расставаться с ним. Даже подумываю о том, чтобы найти какое-нибудь сонное зелье, ну, заклинание там. – Дени захихикал, найдя в лице «черепахи» благодарного слушателя, – Буду, как спящая царевна дрыхнуть, пока он не придет. Я уверен, что должно быть такое зелье. Раз – и я навсегда заснул здесь, а на самом деле – разыщу своего дуэно, и тогда ему от меня никуда не деться… – И не боишься, что не проснешься? – спросило животное уж больно знакомым голосом. Дени мечтательно откинулся на мойу: – Если я рядом с ним – чего мне бояться? – И действительно – чего? Дени засыпал. «А голос у Малахита, – как прозвал Дени свою мойу, – Такой знакомый и просто-таки взбешенный». Ксандр подхватил уснувшего эльфенка, осторожно взял из его пальцев дневник и запрыгнул со спящим мальчиком внутрь мойи. Весь лагерь усиленно делали вид, что они не заметили, с какой нежностью Тень поцеловал каждый пальчик юного Господина, прежде чем спрятать дневник в потайной карман. А Дени обвился вокруг Хранителя, и тот не смог лишить его своего тепла. Положив эльфенка на постель, Ксандр скинул верхние туники, лег рядом и прижал малыша к себе. Впервые после случившегося во дворце, Дени мог спокойно уснуть и без специальных лекарств. Он чувствовал, что в безопасности. И если бы не мысли о том, кто же с ним на портрете, он был бы действительно счастлив. Портреты, портреты… Словно откликнувшись на желание своего Господина, память услужливо скользнула в его сны.***
Визиты в комнату Тени зачастую оборачивались для Даркуса настоящим сюрпризом. Чего только не повидал Правитель за этой дверью неприхотливого орехового цвета! Первый шок, когда Предрассветный застал Ксана мало того, что обнаженного, так еще и обернутого в непроницаемые пузыри глубоководных рыб. Запах стоял тот еще, а зеленовласый пухлик, на вид лет двенадцати, перетянутый прозрачный пленкой, с остервенением приседал и подпрыгивал, повторяя: – Стройный, стройный, стройный, стройный. О, нужно было только видеть реакцию Зверя! Сколько лет после этого Дракон припоминал желтоглазому Мироздателю этот момент, прокручивая его в голове и стеная в небо: – Вот именно этому «адекватному» ельфу ты вверяешь мою божественную суть? Даркус, ты точно смерти моей желаешь, причем такой позорной и унизительной, как все действия этого пухлика. Но Дар только улыбался в ответ, вспоминая, сколько сил приложил его друг, чтобы стать настоящим воином ради него. Второй шок – Ксандр, уже стройный высокий юноша, учится вырезать, ведь это занятие так любил его Повелитель! Однокрылые и косоглазые дракончики убили последние теплые чувства к Диеро в душе Древнего Зверя, а Даркусу после увиденных шедевров еще долгое время снились кошмары. И Ксандру приходилось дежурить у постели Владыки, охраняя его сон и отгоняя дурные видения. Аарон был в бешенстве, Ксандр светился от счастья, сворачиваясь довольным калачиком на постели своего Дара и обещая вырезать столько уродливых дракончиков, сколько хватит деревьев в лесу иллитири. – А я тебе говорю, Дар, боги о нас не забыли! Целых два дня – и без этого дурного ельфа. Все же в прошлой жизни я не всех святых перебил. Наученный горьким опытом, Даркус вначале постучал, но тонкий слух Зверя мгновенно уловил приглушенное проклятье и шебуршанье. – Ксандр? – Даркус вышиб дверь и ворвался в покои друга, – Ксан, ты как? Аарон был в предвкушении. Ничто не могло так порадовать Зверя, как возможность пройтись по Ксандриэлю эль Санто Диеро вдоль и поперек перед Даркусом. Ворвавшись в комнату, Предрассветный остановился, пытаясь обнаружить среди гор измятых листков своего друга. Растрепанный Ксандриэль обнаружился за третьей кучкой справа. Взъерошенный, в коротких штанах и до того широченной рубахе, что она оголяла плечо, он выглядел таким смущенным, что Даркус вздохнул, предчувствуя непоправимое. – Ты уже два дня как отсюда не вылазишь. Мори с Шейлой волнуются, что в твоей голове возник очередной «гениальный» план. Ксан, с тобой действительно все в порядке? Хранитель рассеянно провел по голове рукой, Дар проследил за ней взглядом. Мало того, что пучок, как всегда, растрепан, так из него еще и торчали три кисти жутко потрепанного вида. В некогда темно-зеленых волосах застряла черная и желтая краска, а лицо украшали размазанные разноцветные пятна. – Как вижу, волновались они не зря. Даркус решительно направился к Хранителю. Но белые листы, казалось, валялись везде, и Предрассветный, стараясь их не испачкать, наклонился и сдвинул один из них, да так и замер. Лист перевернулся, и Аарон присвистнул: «Ты смотри, наш неадекватный все не уймется». На листе был изображен Даркус, вернее, это была попытка изобразить его глаза на скошенной голове, размером и формой напоминающей брюкву. – Нет, Дар, не смотри, я прошу! – Ксандр перехватил лист, но от его движенья другие рисунки стали переворачиваться, – Нет, дракон мне в зад, ну что за день! Аарон когтем демонстративно прочистил ухо: «Даркус, малыш, подожди меня снаружи, я тут с твоим Хранителем чуток пообщаюсь». – Это что, я?! – до Даркуса стало доходить, что желтые глаза с вертикальными зрачками ну никак не могли принадлежать любимому уродцу Ниахима II, хотя все остальные черты очень даже совпадали. Ксандр вскрикнул и в два прыжка оказался рядом со столом, на который облокотился черновласый Владыка. А Даркус с интересом рассматривал последнее творение своего друга. Надо признать, что оно было выполнено не на простой бумаге, а на самом настоящем холсте, к тому же было гораздо больше по размеру всех остальных портретов в этой комнате. Предрассветный долго изучал свой портрет. Ксандр следил за выражением его лица, не мигая, боясь пропустить хоть одну фальшивую ноту. Понравилось? Не понравилось? Ксандр закусил нижнюю губу, и переминался с ноги на ногу, то и дело дергая пучок и оттягивая запачканную краской рубаху. – Ну, как? Тебе нравится? Похоже? Я там с оттенками немного перемудрил, да и тени не так… – Здесь есть тени? – Даркус еще раз внимательно осмотрел портрет, то поднося его ближе к лицу, то отдаляя. – А эти серые овалы… – А! Это горы. Я подумал, что именно на их фоне ты будешь выглядеть свободным и… – Значит, вот та синяя клякса… – Море. – А вот эти белые кучки сверху… – Даркус поковырял белые бугорки. – Облака! – засиял Ксандриэль, радуясь догадливости своего Повелителя. Даркус прищурился: – А что это за зеленый пучок за моим плечом? – Это, это, наверное, я, – покраснел Ксандр. Аарон забил хвостом: «Душа моя, не знаю, что там еще намалевал этот неадекватный, но мой совет – выкинь каку, вымой руки». Даркус спрятал улыбку. – Это последний рисунок, я его только начал, – выдавил из себя Санто Диеро. – А, – с облегчением выдохнул Даркус, – Это многое объясняет. Правитель поставил холст на подставку и стал собирать «творения» своего друга. Ксандр был в ужасе: – Не стоит, я их сам соберу. Это просто черновики. Цветочки, птички там всякие. Ксан ногой попытался незаметно сдвинуть листы в одну кучку. – Это всего лишь пара набросков, ничего более. Аарон покосился на разбросанные листы. Ничего себе, пара набросков! Их было столько, что под ними не просвечивал пол. Десятки, сотни скомканных листов с изображением Дара. Золото глаз, чувственный изгиб тела. Диеро не знал границ, когда дело касалось его Повелителя. – Ксан, неужели ты умеешь рисовать только меня? – Что? Ха, Даркус, ну ты и скажешь! Здесь же одних набросков больше трех сотен! «Посмотрим, что за птичек он там малюет», – высунув язык, Аро с энтузиазмом переворачивал рисунки, а Ксан ногой пытался пнуть невидимого Зверя, чтобы остановить, но тем самым только раззадорил его. – И разве я похож на ненормального, который только и умеет, что рисовать одно единственное лицо? – Ксандр натянуто рассмеялся, Даркус с Аро переглянулись. – Ксандр. – Да, Даркус? –У тебя глаз дергается. Дени закусил губу, чтобы не рассмеяться. Как же ему хотелось подойти и погладить Хранителя по голове. Аарон же не смог сдержаться и материализовался перед Ксандром, весь светящийся от довольства. – Аллергия, – тяжко вздохнул Диеро, придерживая дергающийся глаз и не обращая внимания на скалящегося в улыбке Зверя. – И из-за этого проблемы с глазами? – заволновался Даркус. Ксандр кивнул. – Почему раньше молчал? – Предрассветный вскочил со стола, – Немедленно идем к лекарям! На что именно такая реакция, ты уже знаешь? – На запах, – то же трагическое выражение Диеро. – Какой запах?! – Даркус принюхался, но кроме травяного и воскового аромата красок не учуял ничего постороннего. – Мой Повелитель, – Ксандр низко поклонился Предрассветному и скосил прищуренные глаза на Древнего Зверя, – Мне, право, очень неловко, но ты никогда не чувствовал, как попахивает от твоего Ящера? У Аарона самого глаз дернулся. – Ты тоже это заметил? – Даркус задумчиво дотронулся до подбородка, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не захохотать, – Думал, мне одному кажется. – Нет, ну что! Такое, да не учуять? На Аро стало страшно смотреть, он с такой скоростью заработал ноздрями, завернувшись бубликом, чтобы обнюхать свой хвост, что Дар чуть не рухнул в приступе хохота. А Ксандр с каменным лицом прижал измалеванный краской платок к носу и прогундел: – Бедный Правитель, мне таак тебя жалко, не знать покоя ни днем, ни ночью. – Что поделаешь, друг мой, именно так и пахнут Драконы – бесконтрольным самолюбием и безосновательным самодовольством. И одновременно согнулись от смеха, увидев, как вытянулась от потрясения драконья морда. – Ох, Аарон, повелся, прям как ребенок! – Даркус заливисто хохотал, повиснув на трясущемся от смеха Хранителе, – Ксан, а ты видел… Аро зарычал, забил крыльями, стараясь не показать, как он рад, что Даркусу весело. Только он знал, как мучается Предрассветный и как редки эти мгновения счастья. Даркус распрямился и начал рассматривать каждый рисунок, внимательно, сосредоточенно, а потом выдал: – А вообще, Ксандр, у тебя явный талант! Что ни говори, но Даркус всегда поддерживал своего Ксана. – Правда? – светящиеся счастьем серебристо-изумрудные глаза. – Да. – Нет. – Уймись, Аро. Просто у него не было натуры, ему попросту не с кого было срисовывать. Ксандр энергично закивал, Аро покосился на приплюснутые головы, на кривые носы и пучеглазые лица на «шедеврах» Диеро. «Может, Даркус издалека попросту не узрел масштабы трагедии?» – Дракон начал втягивать воздух, поднимая листы вверх и направляя крыльями к Дару. – Я тебе попозирую. – Предрассветный улыбнулся своему другу. Аарон закашлялся, подавившись на вздохе. – Как лучше, одетым или обнаженным? – Даркус сбросил верхнюю тунику и откинулся в кресле. Аро крылом вернул отвисшую челюсть Ксандра на место и прорычал: – Слюной холст не заляпай, художник! Дени рассмеялся, вынырнув в настоящее. Тепло Даркуса растекалось внутри, и было так удивительно хорошо, что хотелось обнять весь мир и кричать, что жить все-таки – здорово.