Предрассветный. Тень от Тени моей

Глава 54. Часть 2

В лагере тут и там забегали Хранители. Ветер крепчал, поднимая вверх пледы и разбрасывая еду. У Дени предательски заурчало в животе: «Да уж, пикник удался». – Да куда ж вы вино толкаете, дурни вы эдакие! Не видите, где ящики со снежинками? Молли громогласно раздавала указания Первородным, что и куда убирать, Рой морщился, демонстративно прочищая уши и еще больше нагнетая обстановку. – А я тебя везде ищу! – Олли со спины обнял эльфенка и взлохматил волосы на его макушке. – Совсем забыл отдать тебе. Это от Леи. Последние слова произнесены с таким трепетом, что Дени погладил брата по руке. – Не волнуйся ты так, Полдон ее не тронет, клятва не даст, – Дени развернулся, вглядываясь в лицо брата. Светло-зеленые глаза были полны тревогой, лицо бледное, изможденное. Олливандэр все еще рвался повернуть отряд назад, чтобы всем вместе расправиться с Полдоном. «Но что тогда будет с Дени? Он же принес эту демонову клятву, глупенький!» Олли попытался улыбнуться, но это у него плохо выходило. И Дени продолжил убеждать брата: – Мы обязательно выясним, как спасти Ставруса. Сейчас тебе нужно поправиться. Ничего не выйдет, если мы будем слабы. Мы должны все обдумать и заручиться поддержкой оттов. Олли с надеждой посмотрел на эльфенка. Дени был таким маленьким, но что-то в нем не давало сомневаться ни в его силе, ни в праве повелевать. Комподжоу кивнул: – Ты прав, братишка. И помахал письмом, больше похожим на золотистый тюльпан. Дени осторожно взял «цветок» у брата. – А как его открыть? Эльфенок покрутил письмом, погладил «лепестки», даже понюхал его на всякий случай. Олли рассмеялся: – Просто представь, что оно раскрывается, и трижды дерни за стебель. Дени прищурился: – И как это я не догадался? – и тихонько пробурчал, – Дурацкая магия. Ксандр спрятал улыбку. Он стоял неподалеку, опираясь на одно из высоких белоствольных деревьев, так похожих на тот песок, который заметал их корни, и не спускал с эльфенка глаз. Олли с вызовом посмотрел на Тень, но Диеро не было дела до старшего принца, сейчас его интересовало только одно – что собиралась сообщить сыну императрица. Былой расслабленности не осталось и следа – Хранитель подобрался, сурово сведя темно-зеленые брови и буравя письмо тяжелым взглядом, будто собираясь воспламенить его. Олли мысленно посмеялся над своим предположением, но, на всякий случай, загородил брата, неосмотрительно встав как раз между ним и его Тенью. Дени же с нетерпением ребенка в новогоднюю ночь, раскрывал письмо. То, что он как следует не попрощался с Леей, оставило тяжелый осадок у него на душе. Лея-императрица отличалась от Леи-матери, и Дени неприятно было это осознавать. – А когда она успела передать тебе письмо? – спросил эльфенок, с нежностью касаясь строк, написанных аккуратным изящным почерком. – Наверное, перед тем, как отправиться на площадь. Я нашел его в своих вещах, – нерешительно ответил Олли и потер изумруд на своей короне. Золотой ободок терялся в волосах цвета ржи, и камни, казалось, крепились прямо в его волосах. Старший принц был красив, но только той хрупкой красотой, которой нужны тепло и поддержка, Дени же будто светился изнутри. Сила духа маленького Предрассветного сквозила в каждом его движении. Читая письмо, Дени все больше и больше хмурился. – Что там? – с любопытством поинтересовался Олливандэр. Но Дени не отрывал взгляда от золотистых листов. «Мой любимый, мой маленький сын и Владыка. Времени мало, а как же многое нужно сказать! Прошу, береги себя (Но разве тебя это удержит?). Не доверяй никому. Пожалуйста, ради меня. Многое не так, как ты думаешь. Многие не те, кем тебе кажутся. За мною уже пришли. Создатель, ну почему тебя вновь отбирают? Пообещай мне: когда ты все вспомнишь, ты не наделаешь глупостей. Клянись, что ничего с собою не сделаешь! Я знаю, что так не правильно, знаю, что ты возненавидишь меня. Поверь, мне и самой жутко. Но я уже поклялась Ксандру – если тебя не станет, я вырву свое сердце. Знай – это уничтожит клан, это уничтожит всех иллитири. Более того, я сделаю это при Олли. Ты же полюбил его, и знаешь, как он бывает слаб. И Ксандр… Мне страшно даже подумать о том, что станет с ним. Если тебе станет безразлична твоя судьба, то подумай хотя бы о тех, кто последует за тобой. Прости меня, мой Владыка, но это единственное, чем я могу удержать тебя в этом мире. Сердце мое разрывается. Я предчувствую горе, и мне страшно так, как никогда еще не было. А предчувствие у меня в крови. Ты еще не вспомнил, почему так? Надеюсь, что нет… К слову о предсказаниях, Мара видела тебя сквозь века. Самая сильная пифия, что когда-либо рождалась на свете, просила передать – она любит и верит в тебя. Прошу тебя, не опускай руки». Письмо внезапно зашевелилось, сжалось и вновь стало золотистым тюльпаном. Дени открыл было рот, чтобы спросить Олли, но тут лепестки бутона раскрылись, и внутри забила крыльями маленькая бабочка. Ее крылья были насыщенного прозрачно-зеленого цвета, будто два лесных озерца, а в их серединке – черные пятна, так похожие на зрачки. «Да это же ее глаза, глаза Мары!» – Дени чуть не выронил письмо, когда бабочка выпорхнула из «бутона». Сердце эльфенка отчаянно забилось – на него смотрела пифия сквозь века и все воплощения. – Мара! – выдохнул Дени. Пифия моргнула. В ее глазах плескалось невыразимое. Нежность, тоска, забота и нечто такое, что было за гранью простого смертного разума. Действительно, пифия. Глаза-бабочки порхали перед восторженным малышом, и Олли с подскочившим к ним Ксандром в удивлении уставились на «послание». А бабочка подлетела прямо к лицу эльфенка и коснулась ножками его переносицы. Дени замер, увидев, как крылышки засветились голубоватым туманом. Туман все ширился, становясь все гуще и гуще, пока не скрыл Предрассветного целиком. Олливандэр отмер, попытавшись схватить брата и выдернуть из светящейся дымки, но Ксандр перехватил старшего принца и покачал головой. Хранитель знал, что послание Мары не может навредить его Господину. По крайней мере, физически. Дени же в это время рассматривал огромную круглую комнату без окон и дверей. Почти шар. Воздух дрожал – столько свечей горело вокруг. Большие и маленькие, круглые и овальные, свечи висели в воздухе и плыли по воде, разлитой на полу. А в самом центре стояла эльфийка в длинном платье из голубого шелка. Дени не сразу узнал в ней Мару, настолько черты ее стали жесткими, а движения уверенными и властными. На ее волосы, затянутые в такой же зеленый пучок, как и у Ксана, падал приглушенный свет, а капли воды, падающие с круглого потолка, с мерным стуком ударялись о пол, не касаясь самой эльфийки. Женщина стояла на возвышении так, что подол терялся в темной воде, делая ее похожей на русалку. Глаза ее заволокло пеленою. Секунда, две, и суровые черты дрогнули. Ее глаза прояснились, а губы растянулись в широкой улыбке. – Дени! – радостно воскликнула пифия и протянула руку. Дени затянуло внутрь огромного стеклянного шара прямиком к Маре. Ее тепло дотронулось до щеки малыша. – Как такое возможно? – прошептал Дени, положив свою руку поверх ладони эльфийки. Но вместо пифии он коснулся собственного лица, женщина оказалась всего лишь иллюзией. Олли с Ксандром переглянулись. Принц так и стоял в полупрозрачном тумане, обращаясь теперь к бабочке, но вот видел он перед собою Мару в огромном прозрачном шаре, за которым шевелились плотной стеной зеленые тени, до того плотно стояли возле стенок жрицы Эры. Мара улыбнулась так, как улыбалась его земная мама. Сердце эльфенка защемило от тоски по забытому дому. – Дени, – казалось, женщина не могла налюбоваться ребенком. – А я тебя помню, – улыбнулся эльфенок. На глазах эльфийки выступили слезы, и жрицы Эры зашевелились, не понимая, почему Главная пифия позволила эмоциям взять верх над собой. – Ты же Мара, пифия, я прав? – Дени обеспокоенно наблюдал за эльфийкой, боковым зрением замечая, как его лицо отражается на стеклянных стенах, заставляя жриц ахнуть в едином порыве. Мара повела рукой, и никто из ее прислужниц больше не смел видеть Дени – стекло враз потемнело, скрыв и саму Мару, и изображение маленького Повелителя. – Дени, – нежное, но такое щемящее, – Не смогу долго держать мост. Слезы тоненькими полосками засеребрились по изможденному лицу. Дени ничего не понимал, он лишь знал, что одним своим словом эта женщина могла перечеркнуть его жизнь. – Я видела, я знаю тебя так, словно это я тебя… – эльфийка с трудом протискивала слова. – Впрочем, не важно. Главное, помни, что ты не бессилен, что в чем-то ты сильнее даже своей половинки. Я говорю не о магии, я говорю не об опыте. Я говорю о той непоколебимой вере, что всегда жила в тебе. Поверь, твой дуэно… – Что? Что ты о нем знаешь? Кто он? Как? Могу ли я… Дени чуть было не сжал бабочку, чтобы приблизить к себе и рассмотреть глаза Мары. – Не отчаивайся, не опускай руки, что бы там не случилось. Верь, умоляю. Ее глаза вновь заволокло пеленою, и она начала петь: – Туэ сен таро эль камо диэнто. Руэ ту лано вэн тано биэнто… Слова колокольчиками засеребрились, разрывая голову эльфенка. Мара с тревогой смотрела на мальчика, но продолжала петь, пытаясь во что бы то ни стало донести слова древнего языка. Рычанье Аро прорвало пространство и время: – Да что ты знаешь, глупая эльфка! – в этом рыке столько боли. – Ти лауэ, туэ, нуэ… – Не смей! Не ври нам! – рычал Древний. – Ту лауа, руа, сент ра… – продолжала пифия. – Если бы это было так, неужели ты думаешь, мы были бы все еще здесь? Неужели ты думаешь, будь он жив, он бы оставил Дени? Да как ты смеешь так оскорблять Его! Не сссмей врррать! Ты ничего не знаешшшь! Дракон стал проявляться, давя своей силой на стеклянные стены. Жрицы Эры заголосили за стенкой, не понимая, что происходит внутри стеклянного шара. «Аро, только не снова, нет, прошу тебя!» – Дени дернулся, ныряя в подпространство и утягивая с собою Зверя, чтобы кинуться в его объятья. Бабочка забила крыльями, и Мара закричала: – Я верю, Дени, пожалуйста, маленький!.. Ты все сможешь, Де… Но Дени ее уже не слушал, он прижимался к огромному чешуйчатому телу. Дракон дрожал. Такой большой, сильный. Ветер выл, гоня облака. – Аро, о чем говорила Мара? Почему ты не позволил мне разобрать эти слова? Ты же знал этот язык, почему же скрыл от меня? – Это легенда, которую рассказал ей Даркус. Она из мира Драконов. Древний лег на землю, подставляя голову под ласку ребенка. – И о чем эта легенда? – нарочито спокойно, продолжая поглаживать Зверя, спросил мальчик. – О том, как божество полюбило смертного. – Разве это так плохо? – Для божества – да. – Потому что они так непохожи? – Нет, потому что второй – смертен. – Не понимаю, зачем Мара рассказала мне это. Разве мой дуэно был смертным? Дракон покачал головой, подняв морду вверх, и зажигая на небе звезды. – А что такого в этой легенде? Аро, погрузившись в воспоминания, не сразу ответил. – Некоторое время человек и бог были счастливы. Но время жестоко, и, когда пришел срок, бог собрался забрать душу дуэно, чтобы всегда быть вместе. Но другие бессмертные были против такого союза и не позволили ему сделать это. Человек переродился, и бог потерял его из виду. – Он же бог, почему он не смог его найти? – Об этом бессмертные позаботились так же. – И что сделал тот бог? – Растворился в своем мире, сделав его таким, чтобы любимому было в нем хорошо. Они помолчали. Ветер поднялся, потрепал листву, и снова затих. – Значит, бессмертные выиграли. – Ты ошибаешься, они-то как раз и проиграли, – крыло Дракона привычно укрыло эльфенка. – Но… Предупреждая его вопрос, Дракон продолжил: – Между бессмертными разразилась битва. Они сражались, выпивая силу своих братьев и сестер, и становились сильней. Когда их осталось всего шестеро, и их силы были примерно равны, они вспомнили о своем младшем глупеньком брате, растворенном в необыкновенно чистом и величественном мире. Естественно, они захотели выпить и его силу. Вот только не знали, как дозваться его. И тогда им всем пришло в голову… – Смертный, – прошептал Дени. – Смертный. – ответил Дракон. – Боги словно сошли с ума. Найти человека первым – значило стать верховным богом. И они ринулись на охоту. Впрочем, поиски не затянулись, достаточно было найти человека с печатью забвения на душе. Удивительно, сколько прошло лет и воплощений, а тот юноша, хотя нет, в той жизни уже девочка все вспомнила, стоило лишь увидеть бессмертных создателей. Дракон вновь замолчал, и Дени в нетерпении потянул его за крыло. – И что она сделала? – Она сказала, что ей их жаль, и что ни один из них не является настоящим богом, потому как не знает, что такое – любить. О, видел бы ты их бессмертные физиономии! – А потом? Что было потом? – Один из них все же убил ее. – Ужас какой! – Ты дальше послушай, – Дракон потрепал эльфенка по взъерошенным от возмущения волосам. – И слушать не хочу. Все меня то запутать, то запугать хотят. Да что я вам всем в той жизни сделал? – Дени нахохлился, готовый стоять до последнего. – Кого еще в этой истории убили? Давай уже, бей наповал… Ворчание эльфенка рассмешило Дракона. – Дени, это легенда о том, так простая смертная смогла победить богов. – Так у сказки-то хороший конец? – сверкнул улыбкой эльфенок. – Да, тот младший бог просто рассвирепел, когда понял, что его смертную половинку убили. И вот тут началась настоящая битва. Те «пришлые» воители хоть и были сильны, но у них не было, за кого и ради чего сражаться, и у них не было мира, который бы стал на защиту своего создателя, потому как для них были важны только власть и сила. Они ничего не создавали, они никого не любили. Изначально они были обречены. Дени облегченно вздохнул: «Все-таки сказки дают людям надежды». – А как заканчивается эта легенда? Смертный и его бог стали жить долго и счастливо? – Нет, с чего ты вообще это взял? – недоуменно спросил Древний. – Ты, ты… Да ты же сам мне только что сказал, что младший бог победил! – Конечно, он победил, развеял своих братцев бесплодной пылью на просторах вселенной, а сам чуть не загнулся от тоски по любимому, да так и истаял назад, в свои реки и землю, чтобы его смертной половинке было, куда возвратиться. – Напомни мне, чтобы я никогда не допускал тебя до детей, сказитель ты мой чешуйчатый. – проворчал Дени, удобно устраиваясь под крылом Дракона, – Но ты мне все-таки не сказал, о чем именно пела Мара. Не эту же историю она сжала до пары строк? – Заметил-таки? – вздохнул Древний. – О, да, это было нереально сложно, – усмехнулся эльфенок. – Это слова древнего языка, своего рода и клятва, и надежда. Это то проявление веры, которая всегда была с тобой… – Почему ты не дал мне эту клятву услышать? Дракон дернулся, встал и забил крыльями. – Ветер на поверхности крепнет, скоро мойи собьет. Если не поторопиться, Лала всех тут в воздух поднимет. И махнул хвостом, собираясь взлететь. – Ты это куда там собрался? – Дени схватил Ящера за хвост. Дракон не обернулся. – Я просто не хочу, чтобы ты надеялся. Разочарование разобьет тебе сердце. И, боюсь, в мире не хватит такой магии, которая смогла бы заштопать его. Руки Дени опустились, хвост Дракона с глухим стуком упал на землю. – А ты не думаешь, что дуэно может быть жив? Дракон не ответил, он неслышно поднялся в небо, боясь встретиться с ребенком взглядом. А Дени стоял и смотрел, как крылатый Ящер превращается в точку и исчезает в дымке из тьмы и седых облаков. – Ти лауэ, туэ, нуэ… – почему-то казалось, что эти слова поцелуями касаются губ. – Если вера – это то, что позволит найти Тебя, то как я смогу хотя бы на миг усомниться?.. Закрыв рукою глаза, Дени постоял еще пару минут, а потом вынырнул в настоящее, где ветер чуть не сбил его с ног, а беспокойный взгляд Ксандриэля напомнил Мару. Как там она сказала? «Я верю, Дени... Ты все сможешь». – А разве у меня есть выбор? – прошептал эльфенок и кинулся в объятья Тени. – Поспешим, Ксандр. Я хочу поскорее добраться до оттов. И провалился в сон прямо на руках обеспокоенного Диеро. И следующее, что увидел малыш, когда открыл глаза – это были летящие над морем замки, созданные из жемчуга, песка и прозрачного льда. Дени высунулся в окно, чтобы их рассмотреть. – Добро пожаловать в Илауэ. Мы приветствуем отта по духу, – хрупкие фигурки, закутанные в серебристые понье, низко поклонились Дени и серебристыми рыбками заскользили по жемчужному мосту, показывая дорогу туда, где ждала Предрассветного Лала. Сердце эльфенка забилось, он схватился за руку Хранителя. И тот крепко обнял его со спины, следя, как мерцающие замки проплывают за окном гигантскими айсбергами. Больше ни Тень, ни его Господин не проронили ни слова, но и тот, и другой знали, что уже этой ночью между ними больше не будет секретов.