Глава 39
Если бы Дени спросили, как он добрался от кареты до покоев, которые ему выделил император, он бы не смог вспомнить ничего, кроме белых и золотистых пятен. Путь показался ему длиною в вечность, а мысли в голове ощущались, как воздушный шарик. Да и самого его качало так, словно он был пьяным морячком, танцующим во время качки. Если бы не Ксандр с Рэйей, держащие его с двух сторон, дворцовая стража приняла бы Наследника за маленького очаровательного пьянчужку. Зато потом Ксандриэлю было, что сказать заявившимся посланникам императора: – Наследник ослаб после болезни. Путь был неблизкий, и он измотан так, что не держится на ногах. Можете допросить стражу, но я бы не советовал вам тревожить Повелителя, – Хранитель как бы играючи вытащил кнут и постучал им по подбородку, – Думаю, Наместник может и подождать, пока наш Господин не почувствует себя лучше. Мы же не хотим злить Истинного Повелителя? И захлопнул дверь в покои Дениэля прямо перед носом ошарашенных императорских прихвостней. От Санто Диеро исходила такая мощь неприкрытой Силы, что посланникам не осталось ничего иного, кроме как потоптаться возле дверей и придумать себе оправдание. Разозлить императора и остаться в живых – это могли позволить себе только его сын и жена. Впрочем, никто из присутствующих и не подумал завидовать им.***
В тронном зале Его Величество Наместник Светлоэльфийской империи Ставрусиэль эль Комподжоу мерил шагами расстояние от трона до дальней стены. Он был так же высок, как и его отец. Та же массивная челюсть украшала суровое лицо, те же нависшие густые брови хмурились и придавали его облику еще больше упертости. Натренированное тело и жесткий, колючий взгляд, но не абсолютно серых, как у Полдона, глаз, а изумрудных с легким сероватым налетом, пронзали пространство. Ставрус не мог забыть те клочки из воспоминаний Вандера, именно так он называл своего сына, не принимая детское прозвище, которое дала ему покойная мать. «Что это за имя вообще – Олли? Нечего размягчать этого сопляка! И без того это ничтожество растет таким слабым, что над ним даже смеяться стало неинтересно!» Но Дениэль! Неужели это то, чего он так долго и страстно желал? Ставрус тряхнул светло-русой косою и с силой дернул за правое ухо. «Создатель, если это правда, то все не зря! Все мои планы, столько усилий!» Наместник откинул походный плащ из черной кожи и тяжело опустился на сидение трона. Щелкнул пальцами, и четверо прислужников из клана эль Амон в тот же миг кинулись с опахалами к императору. Развалившись на троне, Ставрус вытянул ногу и приподнял носком сапога окровавленный подбородок старшего сына. – Еще раз, Вандер, вспомни все, что касается твоего младшего брата. Перестань сопротивляться, и ни тебе, ни Лее не будет больно, больше не будет. Олли только с третьего раза смог подняться с пола. Густые светлые волосы свалялись на голове и превратились в грязные сосульки непонятного цвета. Кое-где целые клоки были выдраны и только-только начинали отрастать. Если бы не ментальный приказ отца, он бы попросту не смог сделать ни единого шага. Избитый, похудевший от энергетического напряжения. Казалось, даже его кожа стала прозрачной, и можно было увидеть каждую венку на его теле. Распахнутая белая рубашка была продрана, гематомы по всему телу напоминали карту подземных гномьих городов, но принц никогда еще не чувствовал себя лучше – он смог хотя бы не ненадолго отстоять свое мнение, смог в открытую не подчиниться отцу и, возможно, дал время своему братишке спрятаться. Они с Леей молились, чтобы Ксандр успел отвести Дени в безопасное место. В любом случае, Ставрус их не убьет, возможно… Но это было не так уж и важно по сравнению с безопасностью Дени. – Молчишь, слабак? – Император вскочил и схватил сына за горло, приподнимая его над полом, – Еще один ментальный удар, и ты превратишься в овощ! Мне-то все равно, а вот пеленки тебе менять будет… Угадай кто? Ставрус рассмеялся при виде того, как расширяются в ужасе покрасневшие глаза старшего сына. – Ты правильно думаешь, конечно же, это будет твоя любимая мачеха. Вы же так близки стали в последнее время, разве я могу поступить так жестоко и разлучить вас? О, Лея будет в восторге, она же так заботится о тебе. – Будь же ты проклят, будь проклят! – захрипел Оливандэр, – Когда-нибудь я убью тебя, Праматерь свидетель... Ставрус притянул лицо сына ближе к себе и втянул воздух. – Этот аромат, откуда он на тебе? От Олли исходил тонкий, едва заметный аромат свежести и лесных трав, а еще чего-то такого теплого, солнечного, чему невозможно придумать названия. Аромат нежности? Солнца? Или же просто запах Дени. – Ваше величество, отряд господина Глэнтона прибыл, – двери распахнулись, и в зал спешно вошел один из прислужников. Ставрус отшвырнул сына и выдвинул вперед квадратную челюсть: – Дениэль с ним? Слуга в песочной ливрее поклонился, Олли схватился за горло. «Только бы Дени удалось скрыться. Праматерь, молю тебя!» – Да, младший принц сейчас как раз направляется в свои покои. Олли дернулся, пытаясь бежать, чтобы предупредить Лею, но Ставрус выставил вперед правую руку: – Лежать! – и швырнул в сына мощное усыпляющее заклятие. Тело старшего принца дернулось и, окоченев от заклятья, повалилось набок. – Отнесите Вандера в его покои да заприте хорошенько. И пришлите ко мне Глэнтона и Павлиэля. И Дениэль… Приведи моего… сына. Живо! Немедленно! Слуги, вытянувшиеся у стеночки, тут же кинулись выполнять приказания своего императора. Олли вынесли из тронного зала, и Ставрус вновь опустился на массивный трон. От предвкушения его немного трясло, и он не хотел, чтобы кто-то это заметил. Он отбросил черный подол и приготовился ждать. Если не с Леи или с Вандера, то уж из Павлиэля или Глэнтона он вытрясет все, что им известно о Предрассветном. Ждать осталось совсем недолго.***
Спустя полчаса Ставрус вышел из тронного зала и направился в свои покои. В свои настоящие покои, а не те комнаты, где он делил ложе с императрицей. Никто не смел заходить в это крыло без его особого на то распоряжения. Уж об этом он позаботился. Встреча с Глэнтоном и родным племянником была несколько другой, нежели он предполагал. Мало того, что Рэйа открыто признала, что перешла на сторону Предрассветных, и печать Хранительницы горела на ее ауре, так еще и Глэнтон заблокировал все свои мысли и даже не счел нужным это скрывать! А о том, что Павлиэль стал смертным – это вообще переходило все грани! «Дениэль!» – Ставрус сжал челюсти, вспомнив, как его сын воспарил в небо и чуть не убил Верховную жрицу. Воспоминания Павлиэля как смертного были нечеткими, но Ставрусу и этого было достаточно. Дойдя до массивной двери, испещренной защитными рунами, император коснулся рун верности и подчинения, а потом дернул их и соединил в единую – обладания. Раздался щелчок, и дверь, легко спружинив, распахнулась, открыв вид на просторную гостевую в темных тонах. – Зай, – император стремительно вошел в покои. – Я надеюсь, у тебя все готово? – Как иначе, мой господин, – косоглазый розоволосый эльф вскочил с кожаного диванчика и слащаво улыбнулся. Ставрус перевел взгляд с кланяющегося Зайниэля на жмущихся друг другу человеческих детишек. Малышей было четверо: два мальчика лет семи и две девочки: пяти и восьми лет. Все четверо были темноволосы и то ли смуглы, то ли просто в чем-то испачканы. Император поморщился. – А почему они молчат? Ты что, притащил мне немых? – Нет, что вы! Смертные детеныши так верещали, что я хотел отрезать им языки, но не знал, для чего они вам нужны, – Зай выжидающе уставился на императора, но поняв, что тот не собирается делиться планами, продолжил. – Потому просто наложил на них заклятие безмолвия. – Это правильно, – император дернул за ухо и выставил вперед массивную челюсть, – Мне как раз нужно, чтобы они верещали. Да так, чтобы кровь холодела от их крика. Дети начали вырываться, но веревки до того крепко стягивали их руки и ноги, что кожа становилась пунцово-синей. – О, – глаза розоволосого разгорелись в предвкушении очередной оргии. – Но разве для смертных вам понадобились все эти инструменты? Зай махнул рукой на стеклянный столик, на котором были разложены мощные антимагические наручни, а так же амулеты подчинения и лишения воли. Чуть в стороне лежали два ошейника. Один маленький, из дорогой кожи, отделанный внутри мягким бархатом, чтобы не натирал шею, и второй – просто гигантских размеров, черный, из грубой кожи подземных нарков и острыми иглами из морийской стали внутри. – Вы как будто бы духа решили поймать, мой Господин, – рассмеялся Зай. Ставрус усмехнулся: – Нет, не духа, а некто гораздо, гораздо более интересного. Того, кто все-таки решил почтить нас своим присутствием. Зай, ты когда-нибудь хотел увидеть Дракона? – Что вы, мой господин! Только лишь дети, да смертные верят в подобные сказки. – А вы, мои маленькие заложники, вы бы хотели увидеть Дракона? Ставрус толкнул ногою одного из мальчишек. Мальчик вскинулся и прожег императора ненавидящим взглядом. – Смотри, Зай, какие волчата. Самая младшая, в порванном ситцевом платьице, потянулась к Ставрусу. Она же прежде никогда не видела эльфов! И закивала головой, смотря на него с надеждой. – Значит, малышка хочет увидеть Дракона? – Ставрус наклонился и погладил девочку по голове. Старшие тут же попытались оттащить сестренку, но затекшие руки и ноги дикой болью отзывались на малейшие движения. Ставрус с Зайниэлем рассмеялись. – Такие забавные. Как думаешь, Зай, моему младшенькому игрушки понравятся? – Конечно, они же как домашние питомцы. – Нет, Зай, ты не понял, я не о человеческих отбросах говорил. Ставрус медленно встал и подошел к столу. Взяв маленький ошейник, он нежно погладил его по бархатистой стороне, а потом лизнул и застонал. Взгляд его остановился на неприметной дверце, что сливалась с огромной картиной и вела прямиком в спальню. С портрета взирали на него чуть раскосые янтарные глаза. Предрассветный Владыка смотрел вдаль, и загадочная улыбка блуждала на чувственных губах. А его Хранитель сжимал плечо Господина, и пожирал его похотливым взглядом. Даже на портрете Полдон не мог отпустить своего Повелителя. Император усмехнулся, глядя прямо в глаза Истинного Повелителя, и в этот момент он как никогда походил на своего отца: – Не тот, что готовил для тебя Зордан, но мой ошейник гораздо удобнее носить. Он пойдет тебе, Даркус, я обещаю. И Ставрус насытил ошейник такой силой подчинения, что ткань едва не расползлась по швам, а Зай и дети едва не ослепли.