Детки в клетке

Я теряю тебя в этой мутной толпе, Я теряю тебя по крупицам, по клеткам С каждым мигом, пронёсшимся на высоте, Теплота уступает паутинам и сеткам. © Ами открыла глаза и поёжилась от холода: она спала без одеяла. Утро встретило её уже привычной ломотой в теле и слабостью, но было и что-то новое… Ах, да! Этот странный сон: и кошмар, и эйфория одновременно. Сначала эти Авраам и Латида запугали её изнасилованием, но вдруг в сон ворвался новый персонаж — Тайки, и… Девушка даже почувствовала, как кровь приливает к щекам. Но, чёрт возьми, это был самый прекрасный сон в её жизни!.. Девушка поднялась на кровати, повернула голову и увидела… Тайки. Он спокойно спал под маленьким одеялом из верблюжьей шерсти. Ами посмотрела на себя — абсолютно обнажённая, а их с Тайки вещи разбросаны по всей камере. Так это … было на самом деле?! Девушка запаниковала: как их ещё не обнаружили в таком виде? И что бы вообще было, если бы их увидели?! Она мигом оделась и села на деревянную скамью подальше от кровати. Ей нужно поскорее успокоиться и привести мысли в привычный порядок, но это оказалось не так-то просто. Взгляд то и дело падал на безмятежное лицо молодого человека, прикрытого тёмно-зелёным одеяльцем. Сегодня ночью он был с ней: она слышала стук его сердца, тяжело бьющегося в груди, ощущала дыхание на своей коже и его мягкие каштановые волосы под непослушными пальцами. Сегодня ночью она переродилась, ожила, будто кто-то осветил её изнутри, выхватил из лап тягучего сна. И всё это он. Это его заслуга. Сердце Мицуно ликовало, изнывало от нежности, то ускоряло, а то замедляло свой бег. Ей до безумия хотелось вернуться к нему в постель, обнять, зарыться лицом в его волосы и никогда больше не расставаться. Ей так хотелось выразить всю благодарность за те минуты, лучшие минуты её жизни… Время их отчуждения прошло, настало время их единства, которое победит все преграды, перенесёт всю боль. Ами стала вспоминать сцены прошедшей ночи, но вдруг всё существо девушки будто ухнуло в пятки. Ей показалось, что всё тепло разом покинуло тело, всё замёрзло вокруг, всё остановилось. Она вспомнила его злые, отчаянные глаза, когда кинулась к нему на грудь. Он оторвал её руки от себя и до боли сжал запястья: — Ты что творишь?! — рассерженно закричал он. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?! А она, как дура, нет, хуже — как шлюха — молила его об «одолжении», чуть не валялась у него в ногах, и Коу сдался из жалости. И то она приняла за любовь? Господи, какая же она идиотка!.. Жалкая, ничтожная идиотка, потерявшая всё достоинство, всю гордость!.. Сейчас он проснется и с пренебрежением, а может, даже с ненавистью, посмотрит на неё. Как она могла так пасть? Ами ненавидела себя в эти минуты, ненавидела за свою слабость, а ещё больше за то, что ни секунды не жалела о той ночи, о тех мгновениях. И если бы она в самом начале знала о будущей боли, то всё равно не отказалась от этих часов счастья и любви. Ами закусила зубами кулак, чтобы не завыть в голос. Слёзы чуть не душили её, но она решила держаться до конца, не выдавать своих чувств. Мицуно должна вынести эту пытку, не унизиться снова. Как? Она не знала. Но должна. Неожиданно Тайки повернулся во сне и открыл глаза. Он сладко потянулся, встал с кровати и оделся в свою рубашку и брюки, сложенные аккуратной стопочкой. За всё это время он не проронил ни слова, будто не замечал Ами, и, лишь одевшись, повернулся к ней. Он всё ещё молчал, только как-то странно, пытливо поглядывал на девушку исподлобья. Не в силах больше терпеть это напряжение, Мицуно начала говорить первое, что приходило в голову: — Тайки, мне нужно кое-что тебе объяснить… — ладони вспотели, а в горле пересохло. — Всё, что вчера произошло… — а вдруг он ничего и не помнит и ему безразлично всё, что было? — В общем, прости меня. Я вела себя отвратительно. Сначала парень изумлённо смотрел на неё, а потом на его красивом лице появилась холодная, отчуждённая маска безразличия. Ами забыла, как дышать. *** Тайки открыл глаза и сладко потянулся. Уже давно он не чувствовал себя так хорошо, несмотря на усталость. И он прекрасно знал, почему… Но рядом с ним её не было. Молодой человек спокойно оделся и повернулся к девушке, которая как-то странно глядела в его сторону. «Интересно, что она думает о прошедшей ночи?» — подумал Коу и посмотрел на неё в упор. И тут Ами сказала то, что он никак не ожидал: она просила прощения. Просила прощения за их единственную (а в её жизни ещё и первую) ночь. Тайки не верил своим ушам. Благодарность, тепло, нежность — всё уходило прочь, оставляя острую боль, и чтобы скрыть её, пришлось спрятаться за маской безразличия. Дело было даже не в уязвлённом мужском самолюбии, а в том, что на какое-то время он смел вообразить, что Ами была искренней в своих чувствах, те её слова были правдой, те прикосновения — истиной. Он просто осёл, придумал себе «хорошую, честную девочку Ами», не такую, как все, особенную, добрую и бесхитростную, решил с чего-то, что она – настоящая, а вышло… как всегда. Опять обманулся, опять повёлся, опять пожалел. И стало так горько от крушения последних надежд, так хреново, и Тайки сотню раз пожалел, что сидит с ней в одной камере и никуда не может деться, чтобы зализать раны. Его лицо оставалось беспристрастным, а внутри всё бушевало, ломалось и заново строилось. Тысяча чувств сотрясло тело, в голове пронеслась тысяча мыслей, но в душе всё срослось, как кости после тяжёлого перелома. Да, болело, да, доставляло страдание, но всё было так, как оно было, и уже ничего не попишешь. Наверное, что-то всё-таки отразилось на его лице, потому что девушка испуганно посмотрела на него, но Тайки отвернулся. В этот миг Ами поняла: она для него больше не существует. *** Латида сидела на подоконнике, свесив ноги вниз, и со страданием смотрела на брата. За её спиной горел алый закат искусственного солнца, заливавший кабинет последними лучами. Авраам привычно ходил из угла в угол, беспокойно глядя вперёд, и молчал. — Мне снова это снится, — тихо проговорила женщина, на её лице не было уже высокомерного выражения, лишь голубые льдинки горели ужасом. — Я прошу тебя, давай оставим эту идею, давай просто улетим. — Нет, — ответил Авраам, по-прежнему не глядя на неё. — Осталось совсем чуть-чуть, эти двое почти сломались, ты же знаешь. Мы всё исправим. — Как же ты не можешь понять?! — уже с отчаянием воскликнула Лати, спрыгивая с подоконника. — Уже ничего не исправить! Поли умерла и не вернётся, а нам ещё жить! — Молчи! — почти холодно оборвал её Авраам. — Мы почти у цели! Остался последний шаг. Латида безотчётно подбежала к нему и схватила за грудки: — Тогда объясни мне, почему мы столько лет скитаемся?! Скажи! Мужчина оторвал её руки от себя, но нежно обнял. — Всё уладится. Ты верь мне, Лати. Верь, как тогда, у моря. Латида тихонечко заплакала, обнимая брата за шею. *** — Мы знаем, кто схватил Тайки и Ами, — взял в свои руки ситуацию Сейя, грудь которого была перевязана тугими бинтами. Он и все остальные снова сидели в храме у Рей, но на этот раз на лицах присутствующих горело нетерпение, желание в ту же секунду ринуться в бой. — В прошлый раз Авраам и Латида жили не во дворце Кинмоку, а в пещерном гроте, расположенном у моря, — продолжил он. — Думаю, и на этот раз они могут где-то жить поблизости воды. — Теперь у нас есть конкретный ориентир, — заговорил Ятен. — А значит, пора действовать. Разделимся и обследуем местность, а потом сойдёмся и объединим информацию. Все согласно кивнули. Усаги осталась в храме, Мамору и Мако, Ятен и Минако, Рей и Сейя разошлись парами по разным сторонам. Теперь только в их силах спасти друзей. *** Усаги сидела и ждала неизвестно чего. Рядом с ней хлопотал Юичиро, пытался разговорить её каким-нибудь отвлечённой беседой, но всё было тщетно. Молодая женщина не могла избавиться от страха и волнения за Мамору, друзей, Малышку и себя. Она была абсолютно беспомощна и бесполезна, а ведь нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Быть может, кто-нибудь снова пропадёт или вообще не вернётся из опасных поисков. Юичиро тоже волнуется, ведь его невеста ушла в неизвестность, и Усаги абсолютно нечем его утешить. Все журналы просмотрены, выпита не одна кружка зелёного чая, а новостей всё нет. Будущая мама устало вздохнула и принялась снова разглядывать схемы для вязания.