Сказки дедушки Мадары

Саске докуривает сигарету. Уже поздний вечер, на подземной парковке ресторана никого нет, даже машин — все давно разъехались. Один он все еще курит, и дым рассеивается вокруг него. Только докурить как всегда не успевает — бесшумно подошедший сзади Наруто из-за спины берет сигарету из его сухих губ и кидает ее на парковку, затаптывая носком ботинка. — Я просил тебя не делать так, — Саске хочется казаться рассерженным, но голос выходит отчего-то безразличным и пустым, и ему самому неприятно от того. — А я просил тебя не курить, когда ты со мной, — с широкой улыбкой отвечает Наруто и садится в свою машину, у которой его ждали. Он сегодня особенно привлекателен в черной рубашке и серых брюках, Саске это сказал ему сразу, как только они увиделись. Он тоже садится на пассажирское сидение и пристегивается, и он тоже сегодня особенно красив. Наруто все еще улыбается ему даже тогда, когда выруливает с парковки. Он за рулем и не может сейчас обнять Саске или поцеловать его сухие губы — большее, что было у них за эти пять лет. Поэтому Наруто улыбается, а Саске, по чьему бледному лицу пляшут оранжевые блики мелькающих фонарей, улыбается ему в ответ. Он не хочет больше лгать себе — он благодарен Наруто. Благодарен искренне и абсолютно за все. Саске после долгих колебаний и борьбы — сколько грубости, отказов, желчи и безразличия натерпелся Наруто — доверился ему, позволил ему любить его и войти в его жизнь больше, чем в нее должны входить друзья, и знал, что именно благодаря нему питает надежды на что-то — только он сам не знает, на что, — что именно Наруто привел его в чувство, но только вот что дальше? Саске приоткрывает окно и, смотря в него, вдыхает свежий ночной воздух, который на скорости проносится мимо них. Он давно должен решиться на большее, как решился когда-то и на поцелуи Наруто пять лет назад. Тогда его тоже грызли сомнения и нежелание, он не хотел до последнего, но это было легко, и, оказалось, от этого не умирают, правда? Саске знает, что должен довериться Наруто до конца, чтобы жить дальше и чтобы совсем забыть обо всем, но случится ли это? К сожалению, за пять лет так того и не случилось. А ведь Саске тогда думал точно так же. Но Наруто верит ему и терпеливо ждет его, не торопит, его улыбка говорит это постоянно. И тогда, когда они поднимаются к Саске в лифте, она тоже говорит об этом. Саске спиной чувствует взгляд Наруто на себе и как никогда ясно понимает, что должен переступить через себя сегодня же. Хватит. Просто должен. Через любое нежелание и неприятие, потому что только так Наруто поможет ему окончательно начать с чистого листа. Наверное, Наруто интуитивно улавливает эту мысль, так как не успевают они зайти и закрыть дверь, он прижимает Саске к стене и глубоко целует его, а тот отвечает ему, зарываясь пальцами в золотистые густые волосы. У Наруто горячие губы и горячая смуглая кожа, он сминает в кулаке темные волосы уверенно и страстно, и Саске это нравится — да, в этом он тоже больше не желал себе лгать. Ему нравятся этот жар и влага чужого языка в его рту, ведь ему давно все равно. Он тоже начинает ощущать себя теплым и живым, и ему кажется вот-вот — и он сдастся, и ему плевать, будет он жалеть или нет, изменит это что-то или нет, его жизнь уже не станет дряннее, чем она есть. Он должен сдаться, ему все равно. Но когда Наруто с губ соскальзывает к его шее, целуя ее кожу, пропахшую сигаретами, и кусая ее зубами, Саске натыкается взглядом на фотографию Итачи. Саске вдруг больше не чувствует тепла и жара, что опять оказались всего лишь иллюзией чего-то хоть на грамм обнадеживающего, и дело не в фотографии, он это знает. Он уже убирал их все до единой три года назад, год не доставал, но было все то же, даже хуже, и ему пришлось поставить их обратно, больше чем было до того. Наруто продолжает грубо целовать его шею, шумно дыша, его спина под серой рубашкой сильная и мокрая, но Саске не ощущает это и смотрит пустым взглядом на фотографию своего брата. Он думает о том, что губы Итачи были прохладными, что его руки были прохладными, но они обжигали его настолько, что Саске до сих пор помнит это живо и ярко, что ничьи поцелуи или руки не смогут никогда сравниться с ними. И если бы была хоть малейшая надежда снова ощущать их, то… Саске не хочет думать об этом, зажмуриваясь, потому что это было бы подло по отношению к Наруто. Это и есть подло, потому что сейчас, в коридоре Саске понимает, что он, к сожалению, в здравом уме не может шагнуть с ним дальше этих поцелуев. — Мы только зашли, эй, кретин, — пытается он словесно остановить Наруто, и тот останавливается, на ощупь включая в коридоре свет. Тот режет им обоим глаза, и Саске проходит в гостиную, где тоже включает лампу на столе, а Наруто усаживается позади на диван. Его губы покраснели, он улыбается и смотрит на Саске с надеждой, а того как никогда коробит от этого взгляда. Он подходит к столу в углу, где стоят бутылки с алкоголем. Саске берет первую попавшуюся, даже не смотрит, что это, и плескает себе в стакан — он не знает, зачем делает это, но ему вдруг назло самому себе и фотографиям Итачи хочется загнать себя в угол, чтобы надежда в глазах Наруто оправдалась, и чтобы он наконец-то окончательно перечеркнул прошлое и помог Саске начать с чистого листа. Ведь тогда, пять лет назад Саске принял его руку помощи и позволил себя целовать. Ведь Наруто ему не противен, он давно принял Наруто и его чувства, так почему? Что мешает быть с ним окончательно? Что мешает трахаться с ним не с меньшим удовольствием и безумством, чем с кое-кем другим? Что мешает помнить только о его губах и руках? Что? Саске едва сдерживается от того, чтобы разбить стакан о стену, но все-таки просто опрокидывает его в себя залпом. — Мне до сих пор очень жаль Итачи, — вдруг тихо говорит Наруто: он держит в руках еще одну фотографию — о, их у Саске много! — и с печальной улыбкой смотрит на нее. — Мне так жаль, что его больше нет. — Мне тоже жаль, — хрипло говорит Саске, потому что абсент выжег его горло к чертовой матери. Но он лжет — ему не жаль. Нет, ему не жаль. Жаль Наруто, потому что он думает, что они с Итачи были всего лишь братьями, делившими одну квартиру. Но Саске не жаль. Саске до сих пор больно настолько, что сейчас он понимает — никто и никогда не вытянет из него эту невыносимую боль. Это понимание злит его с новой силой, и он разворачивается к Наруто. — Подожди меня, я сейчас вернусь, — все так же хрипло бросает Саске и уходит к себе в спальню, закрывая за собой дверь. В последний момент он видит посветлевшее лицо Наруто и почти ощущает на себе то, как могут касаться кожи его смуглые горячие пальцы — это и случится сейчас. К черту. Они будут трахаться до утра. Саске разбирает постель. Голова гудит от абсента, но он не обращает на то внимания. Простыни белые, чистые, прохладные, но на них будет невыносимо жарко сегодня ночью. Матрас новый, но он будет сегодня скрипеть под усилиями горячей крови Наруто. Комната темная, и волосы Саске будут сливаться на этой белой простыни с тьмой вокруг, и они будут особенно красивы, когда их сожмут в чужом кулаке. Да, какая она прохладная, эта простынь, ха-ха-ха! Но Наруто ее сегодня согреет. Они оба согреют ее прохладу впервые за пять лет, это смешно, да, но Саске невыносимо, до отчаяния и злых слез хочется жить дальше, поэтому он с ненавистью желает сжечь эту прохладу, как и прохладу губ и паль… Саске так и застывает в полусогнутом состоянии. Его голова постепенно становится ясной и чистой, и вся злость и помутнение исчезают. Он смотрит на белую простынь и держит в руке ее холодный край. И думает снова о том, как она похожа на прохладные губы и руки Итачи, которые больше пяти лет — шесть, почти семь лет со смерти Итачи — снятся ему. К горлу Саске подкатывает тошнота, и он медленно выпрямляется, морщась и невольно закрывая рот рукой. Его тошнит все сильнее и неприятнее, он ощущает, как из его желудка вверх поднимается то, что они съели в ресторане. Его почти выворачивает наизнанку от одной мысли, что на этой кровати или где-либо еще его коснется кто-то, кто не носит имя Итачи. Сейчас Саске оглушительно, по-настоящему жаль, потому что он окончательно понимает, что не может. Не стоит и пытаться, иначе его стошнит, и надежда во взгляде Наруто погаснет. А Саске никогда не избавится от своей боли и от своей еще живой любви, ни с чьей помощью, ни с чьими поцелуями и постелями, ни при какой искренней благодарности к кому бы то ни было — да, и в этом он тоже больше не хочет себе лгать. — Прости, мне позвонили из участка, надо срочно ехать на вызов, — говорит Саске, когда выходит из спальни. Он не знает, зачем это говорит, слова вылетают быстрее, чем он думает. Они ведь изначально хотели посидеть вместе и посмотреть фильмы с вином, но Саске понимает, что не хочет пока видеть и слышать Наруто. Он придумал эту отговорку на ходу и понимает, что Наруто не слышал ни телефонного звонка, ни разговора — ничего, но тот молчит. В его взгляде понимание, а в улыбке еще теплится надежда. — Да, дерьмовая у вас, полицейских, работа, — шутит он, когда они вместе выходят на улицу. Саске снова закуривает и отказывается от предложения Наруто подбросить его до работы: отказ звучит приемлемо, ведь у Саске есть машина, и он ее как раз завел, а теперь просто докуривает сигарету. Но Наруто опять упрямо не дает ее докурить: берет из чужих пальцев, затаптывает ботинком и целует Саске на прощание долго и настойчиво, как будто пытаясь успокоить и сказать, что дождется и все у них будет хорошо. Но Саске знает, что нет. Он дожидается, когда Наруто уезжает, машет ему на прощание рукой, снова закуривает сигарету и наконец-то выкуривает ее до конца. Затем садится в машину и трогается прочь от своего дома. Саске не знает, куда поедет, ехать ему некуда. Он просто будет колесить по городу всю ночь до утра с открытым окном и сигаретами. А еще он будет думать о том, что, к сожалению, никогда не оправдает надежд Наруто, и что, к еще большему сожалению, всегда будет принадлежать Итачи даже мертвому.