Doom

Еще не открывая глаз, понимаю, где нахожусь. Этот запах медикаментов ни с чем не перепутать. Пожалуй, просыпаться здесь, а засыпать где-либо еще - уже нормально. Веки приподнимаются с трудом, вызывая легкую боль в висках. - О, Тецу, ты уже очнулся? Рад видеть, - голос доктора раздается рядом и лишь через пару секунд виден его силуэт, нависший сверху. - Я действительно удивился, что ты прибыл к нам так скоро, знаешь? Слабо киваю. Шея неприятно ноет, отдаваясь болью в верхней части спины. Свет слепит глаза, а в ушах эхом отдается стук сердца. - Честно говоря, у меня для тебя две новости - хорошая и плохая. С какой начать? - Он делает короткую паузу, но не позволяет ответить на вопрос. - Думаю, с плохой, да? Повторяю кивок, из последних сил впиваясь пальцами в матрац, на котором лежу. Состояние вечного страха стало таким привычным, что не вызывает эмоций на лице. Зато пальцам, рукам достается. - Сначала я должен извиниться. – Мужчина глубоко вздыхает, смотря прямо в глаза, выражая ужасное сожаление этой ситуации. – Мы удалили не всю опухоль, а заметили это только при повторном обследовании, сейчас, когда клетки с опухолью, - он сделал короткую паузу, сглатывая вставший в горле комок и заметно бледнея, - перешли на левое предсердие и начали развиваться. - И это з-значит, что…? – Голос дрожит, но молчать уже невозможно. Тело слабо трясет, а любой вздрагивание отдается болью в грудной клетке, в левой ее части. - Это значит, что сейчас злокачественная опухоль развивается в твоем сердце. – Кое-как вернув жесткий врачебный тон, заключает мужчина, но не способный говорить своими терминами. Рак сердца? Но… все же было хорошо последние недели! Такого просто не может быть! - У тебя осталась хорошая новость, Тецу, пусть сейчас она и будет достаточно относительно выглядеть, после плохой, - грустно улыбается уголком губ доктор. – Твои родители сейчас в больнице, они решили увести тебя на операцию в Израиль. Возможно, это действительно поможет. Но, как врач, я должен честно сказать, что шансов не так много, как хотелось бы. – В комнате душно, а так не хватает свежего воздуха в этот момент. – Злокачественная опухоль в сердце очень быстро развивается. На минуту в помещении воцаряется тишина и, если бы я не лежал с открытыми глазами, то подумал бы, что врач уже покинул палату. - Так как сейчас никого не пускают к тебе, твоя мама просила спросить: «Что ты думаешь, о лечении так далеко, в Израиле?». Она просила узнать, хочешь ли ты остаться тут. – Этот разговор явно не был по душе мужчине, но поговорить он считал своим долгом. – Ты уже большой мальчик и понимаешь, что больше шансов на летальный исход, и, увы, тебе стоит принимать это в расчет. Можно отправиться туда, за почти фантомным шансом, а можно остаться тут и прожить последний месяц – полгода, год… – с теми, кто тебе дорог. И все? Вот так просто? Остается выбирать, где мне умереть? Тут или там? В мучениях или самому их прервать? Заставить сокрушаться о своей смерти только родителей или еще и всех друзей? Больше совсем нет выхода? - Если… в-все действительно т-так, то, - слова даются с трудом и отдаются неприятной болью в груди, в стороне сердца, - я согласен на поездку в И-израиль. - Прекрасно. Ты хороший мальчик Тецуя. Отдыхай, я не буду мешать. – Врач едва заметно потрепал светлые прядки голубого цвета, после чего мягко улыбнулся, покинув помещение. В палате воцарилась мертвая тишина.