sweet marshmallow (sudo)

Во всей квартире тихо и темно, только из детской под дверью, в полоске, льется светло-розовый тусклый свет от ночника, и в самой дальней комнате, где все еще работает телевизор, слышатся изредка нарушающие тишину голоса. Они развалились на просторной кровати в своей спальне, а по телевизору крутят конец второго сезона Доктора Хауса. На экране, в кадре, снова появляется хромающий главный герой с тростью, а Чунмен уже готов взвыть от того, в каком месте у него этот сериал прочно засел, но тактично решает промолчать, лишь поныв в последний раз, и отвлечься на что-нибудь другое – уснуть все равно не получится. Кенсу облокачивается на него спиной и равномерно приподнимается и опускается, когда Чунмен не забывает дышать от периодически накатывающего приступа нежности, что даже сердце отказывается биться. Волосы Кенсу разлохматились и теперь мягко покоятся на его плече. Его взгляд устремлен в экран телевизора, ноги запутались в целом ворохе одеял – только маленькие пальчики умилительно вынырнули из-под края. В своих ладонях Кенсу зажимает пальцы Чунмена, грея их, и вот именно на них Чунмен, в конце концов, решает обратить свое внимание. Пока его мальчик слишком затянут в сюжет серии, жадно проглатывая все размышления Хауса и его команды, касающиеся диагноза нового больного, Чунмен неторопливо перехватывает кисть Кенсу, вертит ее в руках, а потом пропускает свои пальцы через пальцы Кенсу. Пальчики у Кенсу такие маленькие и худенькие, миленькие и с большими подушечками пальцев, напоминающими квадратики. Ноготки идеально пострижены, и Чунмену не к чему придраться, чтобы отвлечь от просмотра Кенсу и подразнить его, как это зачастую любит делать младший, пребывая в задорном расположении духа. Чунмен гладит каждый пальчик, проводя по нему своими, массирует или дергает в стороны, внимательно с ухмылкой наблюдая, как тот изгибается. Когда он выгибает несколько пальчиков в противоположную сторону, и Кенсу шипит, цокая и отбирая ладонь, Чунмен дергается, после чего снова хватает Кенсу за руки и, извиняясь, чмокает в приоткрытое плечико из-за спущенной майки, прямо в выпирающую косточку. Движется дальше, и Кенсу улыбается – губы Чунмена невесомо витают над его кожей, и от этого ощущения становится невыносимо щекотно. Он прижимается щекой к одному плечу, а губы Чунмена уже прикасаются к другой стороне шеи. Про сериал уже давно забыли, и они оба, шутливо переругиваясь, жмутся друг к другу теснее. Кенсу задирает голову, хитро улыбается и сладко целует Чунмена в подбородок. Старший выпячивает нижнюю челюсть вперед, прося еще о поцелуе, но Кенсу показывает язык и прячется под одеяло, оставляя на свободе лишь худенькие руки, прижимающие к лицу одеяло. Да пальчики ног, что прямо сейчас шевелятся, и хочется их тоже потискать. Чунмен снова тянет за ладонь Кенсу, растопыривает каждый его пальчик и целует их по отдельности. Пальчики у Су теплые и мягкие, не то, что его – вечно холодные, с грубой и немного потрескавшейся кожей из-за того, что он забывает всегда перчатки в такие морозы. - Знаешь, даже когда ты состаришься, и твои пальцы будут с воспалениями суставов, я все равно их буду любить и целовать своими сухими губами каждый. Кенсу под одеялом хрюкает и вылезает, подтягиваясь на руках. Он чуть поворачивается и заглядывает Чунмену в лицо, проверяя, не шутит ли тот. - Такую странную вещь только ты мог сказать, - улыбается и щурится. – Накаркаешь мне артрит на старости лет – я заставлю самого себя и в семьдесят собрать вещи и уехать к кому-нибудь из детей. Чунмен замечает сонливый взгляд Кенсу и, слабо толкнув того в плечо, приобнимает за талию, перекладывая на его половину кровати. - Ложись-ка ты спать, милый, прекращай пичкать свою милую голову на ночь глядя всякими… - он прислушивается, чуть повернувшись к телевизору, после чего хмурится и мотает головой, - всякими непонятными болезнями, которых у тебя точно никогда не будет. Кенсу улыбается, вплетает свои пальчики в волосы Чунмена на загривке, притягивая к себе для поцелуя, пока тот мягко его не останавливает: - Ты зубы не чистил. Закатывая глаза, Кенсу дует губы, и вылезает из теплого вороха одеял, ворчливо бубня под нос о том, как сильно его достала эта привычка старшего – не целоваться утром и вечером, если не почистили зубы. Он шлепает по прохладному паркету до ванной комнаты, и Чунмен медленно прослеживает за ним взглядом, потому что на его мальчике лишь растянутая длинная майка, доходящая до середины бедра Кенсу, а под этим… ничего нет. Только чувствительная бархатная кожа, к которой так и хочется прижиматься губами. В ванной слышится звук воды и роняемого в ванну куска мыла, тихое чертыханье, и уже через минуту Кенсу замирает в проеме. Выключив свет, тот немного пошло облизывается, проводя кончиком языка по верхней губе, и приподнимает край майки. Чунмен взглядом скользит по гладкой коже бедра, маленьким коленкам и стройным ножкам, что так качественно облипает белый свет из телевизора. - Ты себя порой ведешь слишком… - Но тебе это нравится, - перебивает с ухмылкой Кенсу, ныряя под одеяло. Спустя пару мгновений комната погружается в темноту, и они переплетают пальцы, зажимая их между своей грудью, когда ложатся друг к другу почти что вплотную. - Я первым соберу вещи, когда буду дряхлым стариком, если твое недавнее предсказание о моем будущем остеохондрозе сбудется. Кенсу издает смешок и заплетающимся языком шепчет, что ничего такого не будет, если они, как Кэри Грант, будут ходить по лестницам, пародируя голос Сэндлера из просмотренного ими недавно фильма. И Чунмен безоговорочно верит, в который раз чмокая каждый пальчик в пухленькую подушечку.