Одесские рассказы Джонни Ватсенберга

В тот день Джонни повёл Шерли попариться в турецкой бане на углу Екатерининской и Полицейской, аргументировав, что сие есть весьма пользительно для здоровья. Перед тем, как зайти в парную Шерли напялил войлочную банную шапочку с вышитой надписью: «Запарю всех!», а Джонни – шапочку с надписью: «Иди в баню!». В парной соседи по очереди охаживали друг друга по спине и филейным частям новенькими берёзовыми веничками и весьма заинтересованно разглядывали эти самые части тела. Затем Джонни вызвался натереть лежащего на мраморном лежаке Шерли оливковым маслом. Он мягко и бережно массировал спину друга, мечтая о том, как бы им перейти к близким контактам третьего рода. Шерли тащился по всей длине, плющился от удовольствия и разве что не мурлыкал. После парной оба с удовольствием занырнули в бассейн с холодной водой. Только они собрались с толком, с чувством, с расстановкой попить травяного чая, как в хамам[1] ввалились жандармы и загребли наших соколиков, не дав им даже одеться. Джонни думал, что их везут в Полицейское управление, но их доставили в здание мэрии. Как ни странно, Шерли не выглядел удивлённым. Завернувшись в простынку, он гордо прошествовал по коридорам и вальяжно уселся на софе в просторном зале, куда их привели жандармы, удалившиеся после этого. Джонни, чувствовавший себя не в своей тарелке, настороженно осматривался. Двери распахнулись, и, словно белый пароход в портовую гавань, в зал вплыл высокий худощавый мужчина в шикарном костюме-тройке, опирающийся на зонт-трость. - Мойша! Какие люди и без охраны! – на лице Шерли расползлась ехидная улыбка. – Джонни, разреши представить тебе моего старшего брата Мойшу – помощника мэра города. - Застрелиться из рогатки! – пробормотал себе под нос Джонни. – Шалом алейхем, уважаемый, - произнёс он намного громче. - Алейхем шалом, - ответил Холмсевич-старший. – Видно, совсем распоясались бандиты в Одессе, если и тебя раздели, братишка. - Та не, то твои легавые не дали нам в бане одеться, - ответствовал Шерли. – Мойша, ну шо за пожар? - Сын губернатора был на той неделе у пани Ирэны… - начал Мойша. - Тоже мне новость, - перебил его Шерли. – Та, пол-Одессы знает, шо он к ней захаживает. - Так то была б ерунда, но, будучи в подпитии, он написал ей в альбом вольнодумные стишки, - продолжил Мойша. - Когда он протрезвел, то попросил её вырвать тот лист и отдать ему, так она не отдаёт и кажет, шо хочет наслаждаться его прекрасными стихами. Ты представляешь, шо будет, если тот шедевр попадёт у чужие руки? Губернатор в один миг слетит с поста, потянет за собой мэра и так далее… - Мойша, не морочь мне голову. Купи себе курицу и морочь ей голову. И шо ты не откупился от неё, раз такой умный? – Шерли не мог отказать себе в удовольствии немного позлорадствовать. - Так она денег брать не хочет, говорит, шо стихи дороги ей как память. Так что придётся тебе оту поэзию честно своровать у неё, - резюмировал Мойша. - И шо мне с этого будет? – поинтересовался Шерли у брата. - Моя благодарность не будет знать границ в пределах разумного, - уклончиво ответил тот. - Так мы пойдём, пораскинем мозгами, - сказал Шерли, поднимаясь с софы. - Ты не очень-то ими раскидывайся, себе оставь немного, - съязвил Холмсевич-старший. – Жду вас с хорошими вестями. - Моё почтение, - сказал Джонни, пятясь к дверям. - Наше вам с кисточкой, - на ходу бросил Шерли. Шерли с выдумкой и артистизмом подошёл к заданию попасть в бордель Ирэны Адлер так, чтобы она ничего не заподозрила. Он вспомнил нравоучения предводителя шайки детей лейтенанта Шмидта – уличного пацана Изи о том, как правильно просить милостыню: - Ты должен выглядеть жалким, но не омерзительным. Одежда должна быть рваной, но чистой. Денег скромно проси, но не требуй, не будь навязчивым. Желателен какой-то физический изъян, чтобы вызвать жалость женщин, но он не должен быть отталкивающим. В пять часов вечера мирный дневной сон пани Ирэны был нарушен душераздирающими завываниями скрипки, доносящимися из открытого окна. В этой звуковой лавине с трудом угадывалась широко известная песня «Крутится-вертится шар голубой». - Двойра, шо там за манцы? – спросила она у одной из девиц, скучавших в общем зале. - Так то господин Холмсевич-младший, изволил одеться, как нищий, и серенаду вам исполняет. - Ну, что ж, подыграем ему, - решила Ирэна. - Попроси его войти. Двойра открыла дверь, и чуть не сомлела от звуков приятного низкого голоса. - Дайте воды напиться, а то так есть хочется, шо аж негде переночевать, - произнёс кудрявый юноша в латанных-перелатанных холщовых портках, застиранной полотняной рубахе и чёрных очках, державший в руках скрипочку. - Я – бедный слепой музыкант, играю разных песен для барышень за копеечку или хлебушек. - Проходите наверх, будет вам и хлебушек, и какао с чаем, - девушка взяла темноволосого молодого человека под локоток и препроводила в малую гостиную на втором этаже. Там его ожидала Мадам в наряде Евы. Шерли выдали не только заблестевшие глаза и кровь, прилившая к щекам, но и возглас: - Картина маслом! - … и гречкой, - добавила Ирэна, проводя пальцами по его левой скуле. - Ну, что ж, мнимый слепой, зачем пожаловали? - Та хотел на халяву удовольствие получить. Думал, пожалеете и приласкаете убогого, - ляпнул Шерли первое, что зашло ему в голову. - Будем поглядеть, - проворковала чернобровая кокотка, снимая с него тёмные очки. – О, какие глаза, цвета глубокого синего моря! Да, в них можно утонуть! А губы! Это ж просто цимес[2]. Конвой свободен, - последние слова предназначались пускавшей слюни Двойре. Девица подобрала губы и убралась восвояси. В то время как Шерли отводил глаза и запудривал мозги Ирэне, Джонни, влезший по водосточной трубе, бесшумно проскользнул в окно комнаты Мадам и, аккуратно стырив с туалетного столика альбом с отзывами посетителей, исчез тем же путём, как всякая уважающая себя нечисть. Таки Шерли оказался прав, лист с теми крамольными стихами, по-прежнему был в альбоме, который лежал на виду. Наржавшись до икоты над стихами грозного налётчика Соломона о трепетных и нежных ромашках, Шерли и Джонни доставили альбом Мойше Холмсевичу. Последний решил припрятать альбом в сейф на своей загородной вилле, посчитав, что там предостаточно компромата не только на губернаторского сыночка, но и на многих других больших людей, а это, как известно, – вещь в хозяйстве жизненно необходимая. Теперь все эти господа у него по струнке ходить будут… Ну, а Шерли и Джонни получили в награду по ящику гаванских сигар и бочонку ямайского рома, конфискованных таможней у контрабандистов.