Жила-была кошка

Очнулась Снеголапка уже в палатке целительницы. Пробуждение ученицы мгновенно принесло с собой жгучую, как огонь, боль в голове и тупую, пульсирующую — в левой лапе. Поморгав, Снеголапка почувствовала на морде плотную повязку из паутины, осознав, что, скорее всего, пострадала серьёзно. Также под боком кошечка ощущала приятное тепло и мягкость пушистого мха. Медленно обведя взглядом палатку, Снеголапка заметила Травку, что-то бурчащую себе под нос. До кошечки слабо, словно откуда-то издалека, доносился её шёпот:  — Так, так… Ноготки ещё есть, это хорошо… Мяты маловато… Снеголапка попробовала позвать целительницу, но голос её сел, и вместо слов из горла вырвался лишь жалкий хрип; как выяснилось, и этого было достаточно, чтобы привлечь внимание занятой подсчётами Травки. Та обернулась:  — Снеголапка! Наконец-то ты очнулась… — Глаза кошки радостно сверкнули в темноте, и тогда ученица догадалась, что на лес давным-давно, должно быть, опустилась темнота.  — Как долго я здесь? — выдавила Снеголапка.  — Ты пролежала без сознания целый день, — запричитала Травка, возбуждённо взмахивая хвостом, — мы даже потеряли надежду, думали, что ты не придёшь в себя… — Целительница смолкла, заметила, как Снеголапка, шипя от боли, пытается подняться, и мгновенно подскочила к ней, настойчиво укладывая обратно на моховую подстилку. — Тебе нельзя вставать ни в коем случае! Ты ушибла лапу, так что…  — А… — Неожиданно Снеголапка осеклась, вдруг заподозрив неладное. Она ещё раз внимательно вгляделась в обеспокоенную морду Травки, слегка помотала головой, стараясь не обращать внимания на дикую боль.  — Я что-то не пойму… — неуверенно протянула Снеголапка. — Я… я вижу всего одним глазом, а что со вторым? — Голос её сорвался. Сердце Снеголапки тревожно заухало где-то в районе горла, под шкурой будто муравьи копошились — тревога её росла с каждой секундой, и ученица как никогда боялась услышать ответа. Она подавила острое желание зажать уши лапами, лишь бы не узнать правды…  — Понимаешь, Снеголапка, — непривычно мягко начала Травка, — Гладкошкур ударил тебя слишком сильно, и… Снеголапка не дослушала. Она резко повернулась к лужице со свежей водой, которая растекалась рядом с ней, в самом углу палатки, — и обомлела от увиденного. Из отражения на ученицу испуганно смотрела словно и не она даже — какая-то чужая кошка, чья голова была обвита паутиной, скрывающей почти всю правую часть морды, а вот глаз… Глаза не было. И Снеголапка вмиг подавилась всеми словами, которые хотела сказать. Из тех, роем заметавшихся в её голове, просто не нашлось подходящих. Она уже поняла, что под слоем паутины — жуткие шрамы, что вместо глаза — пустая глазница, а, дотронувшись дрожащей от всего пережитого здоровой лапой до щеки, обнаружила глубокие следы от когтей, недавно смазанные целебной кашицей.  — Лисий помёт… — только и вырвалось у Снеголапки.  — Тише-тише, — Травка аккуратно уложила уже не сопротивляющуюся ученицу на мох, — я сейчас дам тебе немного ромашки, успокоишься.  — Снеголапка! — Со стороны входа в палатку послышалось звонкое мяуканье Сероспинки. Серая воительница осторожно, стараясь не шуметь, приблизилась к ученице. В глазах кошки так и светилось беспокойство, когда она заботливо обнюхивала раны Снеголапки. — Как она?  — Видишь, не отвечает, в шок впала, — мрачно процедила Травка, качая головой и разыскивая нужный свёрток. — Вот, собираюсь накормить её успокоительным. Ромашка оказалась горькой. Снеголапка, жуя, бездумно уставилась в чёрные небеса, где не видно было за облаками ярких звёзд. Она до сих пор не верила в случившееся, надеясь, что и стычка на границе, и то, что происходит сейчас, — лишь кошмарный сон, но в то же время какая-то часть сознания Снеголапки успела отойти от ужаса и воспринимала произошедшее всерьёз. Хотелось заплакать, но слёз почему-то не нашлось. То, что страшный удар ей нанёс именно Гладкошкур, ранило Снеголапку больнее всего — прямо в сердце. Гладкошкур, тот самый, который всегда казался ей смелым, сильным, замечательным котом… Тот, на кого она постоянно косилась во время своего первого Совета и на кого в тайне, где-то в глубине души ужасно злилась, когда он заводил беседу с Плесколапкой, а не с ней… «Ну почему он?» Снеголапка хорошо помнила, как Сероспинка присела рядом с ней, обняла хвостом за плечи и долго что-то говорила — тихо, ободряюще. Ученица не слушала её, однако и отстраниться не пыталась. «Нельзя отталкивать тех, кто желает тебе добра», — однажды сказала Клыкозубка, и эти слова, произнесённые будто в таком далёком прошлом, неожиданно вспомнились Снеголапке только сейчас. Конечно, она могла бы устроить истерику, исступленно биться в рыданиях и жаловаться на несправедливую судьбу, но не стала этого делать. Должно быть, подействовала ромашка… или просто-напросто не осталось сил. Снеголапка тяжело вздохнула, позволяя Сероспинке продолжать свои бесполезные разговоры, которые уж точно не вернут ей глаз и нормальную внешность. Пустыми словами делу было не помочь. Кошечка зажмурилась. Как больно… Нет, не от ранений что-то сжималось в груди при каждом вдохе — это надрывалась её душа. «Я больше не смогу стать лучшей». В ту ночь мечта Снеголапки разбилась вдребезги о жестокую реальность. Она подумывала выучиться так хорошо, чтобы Ослепительная Звезда восхищалась, Мышка с Углелапом завидовали, да и не только они — коты из других племён… А теперь? Что может сделать одноглазая калека, которую, скорее всего, даже Сумрачные коты начнут сторониться? Как же Снеголапка будет сражаться наравне со всеми? «Но ведь я не хотела быть наравне, — с горечью подумала она, — я мечтала превратиться в отлично натренированную воительницу, чтобы суметь защитить своё племя в трудный час… Спасибо тебе, Гладкошкур, за подарок», — неожиданно язвительно, со злобой закончила мысль Снеголапка.  — Ты только не отчаивайся, — после недолгой паузы продолжила Сероспинка, и ученица на этот раз отложила все свои горестные размышления, вслушиваясь в её слова, — мы с Ослепительной Звездой что-нибудь придумаем, вот увидишь! — Она поднялась, обводя палатку рассеянным голубым взором. — Ладно, я пойду, сообщу предводительнице о том, что ты в сознании, — и Сероспинка быстрым шагом покинула Снеголапку, оставив белую кошечку наедине с целительницей.  — Кстати, наши патрульные вчера пришли к границе позже обычного. Видите ли, Рваногриву с Опёнком приспичило ловить мышь, а остальные остались их ждать… — недовольно фыркнула Травка спустя некоторое время. Снеголапка покосилась на неё, не поворачивая головы. Светло-коричневая кошка присела на свою подстилку, обвив хвостом лапы, и обратилась непосредственно к самой раненой:  — Если бы они ещё больше опоздали, то и ты сейчас не лежала бы здесь и меня не слушала бы, — печально вздохнула она. — У Речных котов, похоже, пчёлы в головах завелись. Они вздумали охотиться на нашей территории, потому что вся их дичь разбежалась из-за Двуногих! Ослепительная Звезда даже ходила к Ивозвёзду разбираться по этому поводу. Ничего, нарушители границы понесли заслуженное наказание. «Ну, хоть что-то радует», — мстительно улыбнулась про себя Снеголапка. Да, Плесколапка тоже была виновата. Во всём. Они с Гладкошкуром оба хороши, сладкая парочка… Не собираясь более терзать себя, Снеголапка закрыла уцелевший глаз, давая Травке понять, что слушать дальше не намерена. Целительница кивнула, пробормотав нечто вроде «верно, отдохнуть бы не мешало», и свернулась клубочком на своей подстилке, накрыв нос хвостом. Снеголапка за всю ночь не изменила положения — как лежала пластом, так в той же позе и проснулась утром, однако ночка ей выдалась неспокойная. Ученица постоянно просыпалась, дыша с трудом, как после быстрого бега; снилось ей нечто поистине ужасное. Заново она переживала в кошмарах тот миг, когда столкнулась с котами Речного племени на границе, снова дралась с Плесколапкой, опять испытывала обжигающую боль… А подскакивая на тёплом мху, каждый раз видела в лужице, искрящейся под мягким лунным светом, себя — усталую и разбитую.