Люди уходят, и если любишь слишком сильно, слишком горячо, их стремительное неожиданное исчезновение может заморозить твою душу.
Кристин Ханна, «Дом у озера Мистик»
Ледяной Ярости показалось, будто её ударили по голове чем-то тяжёлым. Стены палатки пошатнулись, поплыли перед её единственным глазом; она едва смогла устоять на лапах и не упасть. «Нет!» — Не-ет, — словно подслушав её мысли, вторила своей бывшей ученице Ослепительная Звезда, бросаясь к неподвижному телу дочери. Обессиленная кошка свалилась на землю перед подстилкой Сероспинки, а в следующую секунду окаменевшая воительница как откуда-то издалека услышала её приглушённые всхлипы… Эти звуки отрезвили Ледяную Ярость. Оттолкнув опешившего Рваногрива и проскользнув мимо понурой Травки, она выскочила из палатки целительницы. Свежий воздух нисколько не помог несчастной успокоиться. Воительница как в тумане видела встревоженные морды соплеменников, окруживших её и тут же принявшихся допытываться, что случилось, но не слышала их воплей; впрочем, им и так всё было ясно. Отчаяние захлестнуло Ледяную Ярость, сердце её заныло, защемило в груди. Чудом ей удалось отбиться от воинов и шмыгнуть к выходу из лагеря. Протискиваясь через лаз, она чуть было не застряла в колкой ежевике, если бы не вспышка ярости, на миг заглушившая неистовую душевную боль. Из горла Ледяной Ярости вырвался короткий рык, её когти сверкнули в темноте — и она вновь оказалась свободна. Стоило Ледяной Ярости стремглав кинуться к деревьям, как разнообразные образы один за другим замелькали в её голове безостановочным пёстрым вихрем: «… — П-привет… Я Снеголапка, а ты? — Сероспинка». Ледяная Ярость знала, что не забудет этот момент, ни за что не выбросит из памяти. В её невесёлой жизни знакомство с Сероспинкой приобрело особое значение — потому, что никто не дружил с белой кошкой так, как делала это дочь предводительницы племени Теней. «… — Я неважно сражаюсь. — С чего ты взяла?..» Сероспинка всегда считала себя слабой воительницей. «Надеюсь, я доказала ей обратное?» — Мысль о том, что она не сможет спросить об этом у самой Сероспинки, острым шипом пронзила сердце Ледяной Ярости. «…- А вот и я, — засмеялась серая кошка, лениво перебирая лапами. — Мышеголовая! — заорала на неё перепуганная до смерти Ледяная Ярость, сердито распушив шерсть…» Мышеголовая… Вряд ли Сероспинке подходило такое слово, но сгоряча многое можно было наговорить… «Хочешь, вместе попробуем преодолеть твой страх?» Ледяная Ярость до мельчайших подробностей помнила, как они с Сероспинкой плавали в озере, и именно благодаря подруге она забыла, что значит до дрожи бояться воды… Узловатый корень попался под лапу Ледяной Ярости, и она свалилась на землю, уткнувшись носом в холодный снег. Наконец, здесь, в кромешной темноте, в окружении пугающих силуэтов деревьев далеко-далеко от лагеря, кошка могла дать волю эмоциям. Её словно выворачивало изнутри, ломало; Ледяная Ярость задыхалась, но вовсе не от быстрого бега. «Сероспинка…» — Вернись, прошу… — С её уст сам собой сорвался бессмысленный зов. — Великое Звёздное племя, почему? Ледяная Ярость чуть поднялась и увидела перед собой знакомую лисью нору, где когда-то давно встречались ещё молодые, влюблённые друг в друга Ослепительная Звезда и Ивозвёзд… Сырая земля была холодной, однако теперь для Ледяной Ярости ничто в этом сером мире не имело значения — даже то, что, царапая стены норы в беззвучном плаче, она едва не вырвала себе когти, и то, что её, возможно, ищут соплеменники. Важнее всего на свете для неё стала одна лишь смерть Сероспинки. Когда смысл произошедшего тем вечером полностью дошёл до Ледяной Ярости, её боль, разрывающая и тело и душу на части, отчаяние, непримиримая злость на жестокую судьбу — всё это выплеснулось наружу, превращаясь в оглушительный, полный тоски крик. В мрачной чаще его услышали только молчаливые ели, которые, как всегда, оставались глухи к чьим-либо страданиям.***
Ледяная Ярость не поняла, в какой именно момент собственных метаний умудрилась заснуть. Её первая мысль после пробуждения была — умереть. От чего и как, без разницы, лишь бы больше не мучиться. Желание не исполнилось. Воительница оказалась живой и вполне здоровой, если не считать жжения в содранных лапах и ноющей пустоты в груди — в том самом месте, где в её сердце занимала место Сероспинка. Кошка понимала: новая рана всегда будет саднить. Конечно, затихнет со временем, но не затянется, даже если белая кошка переживёт множество поколений котов-воителей… Ледяная Ярость пришла в себя не в норе, где отключилась, пока рыдала и исступлённо звала навсегда ушедшую в мир иной подругу, а в пустой воинской палатке. Ещё тогда, сквозь пелену слёз, застилавших уцелевший глаз воительницы, ей померещилось, будто что-то во мраке лисьей норы ярко замерцало, но она сослала всё на собственное состояние — мало ли, что могло ей привидеться во время истерики. Заглянувшая к Ледяной Ярости Ослепительная Звезда сказала, что её нашли за пределами территории племени Теней и отвели обратно в лагерь, вот только сама Ледяная Ярость не могла такого припомнить, да и не горела желанием. Предводительница тоже не осталась равнодушна к смерти дочери — Ледяная Ярость заметила в её глазах такую печаль, какую ей ни разу не доводилось видеть ни в одном взоре. — Мне очень жаль, — выдавила она. Ослепительная Звезда встретила реплику Ледяной Ярости молчанием, будто и не услышала вовсе свою бывшую ученицу, а затем, не проронив ни слова, развернулась и тихо ушла. Судя по просачивающимся внутрь палатки розовым солнечным лучикам, рассвет уже вступил в свои права. Взгляд кошки невольно зацепился за пустую, давно не согреваемую теплом кошачьего тела старую подстилку Сероспинки. Сердце снова кольнуло, и Ледяная Ярость поспешила покинуть палатку, лишь бы не оставаться наедине с собственными тоскливыми мыслями. Соплеменники нисколько не уняли её боль. Все коты в молчании собрались возле тела Сероспинки, которое кто-то бережно перенёс в центр лагеря. Ледяная Ярость, судорожно сглотнув, принялась разглядывать воинов, стараясь не смотреть в сторону умершей подруги. Бурохвост, выглядевший серьёзнее обычного, с отрешённым выражением морды хлопал по плечу понурую Мохогривку, Иглоушка что-то шептала на ухо угрюмому Опёнку, убитый горем Рваногрив замер в хвосте от тела бывшей ученицы… Но больше всех Ледяную Ярость поразила Шерстинка. Эта кошка — обычно чёрствая, насмешливая, высокомерная — рыдала, уткнувшись в плечо Углегрудого. Чёрный воин прижимал подругу к себе, успокаивая, хотя она, что-то бормотавшая сквозь его мех, и не думала прекращать плакать; на миг их с Ледяной Яростью взгляды пересеклись, и она не увидела в зелёных глазах Углегрудого ни намёка на прежнюю неприязнь. — Когда ей исполнилось две луны, у неё мать умерла от Зелёного Кашля, — еле слышно шепнул он Ледяной Ярости таким тоном, словно они никогда не враждовали и не дрались. К счастью, Шерстинка не расслышала реплики друга или же просто не обратила на неё внимания. Воительнице было трудно передать словами, что она почувствовала, приметив странное поведение соплеменницы. Вернее, поведение было вполне нормальным, но не для той Шерстинки, которую белая кошка знала. Ледяной Ярости не верилось, будто у них с Шерстинкой есть нечто общее; тёмно-серая воительница ни разу не упоминала мать при Ледяной Ярости, и всё же она не предполагала, что той давно нет в живых. Глубоко задумавшаяся Ледяная Ярость даже подпрыгнула, когда чья-то шерсть соприкоснулась с её собственной. Не поворачивая головы, она догадалась, что это был Ворон. Глашатай сохранял молчание, как и все коты на поляне, но его бессловесная поддержка будто сняла камень с израненной души воительницы: Ледяная Ярость заметно расслабилась, хоть и не прекратила прокручивать в голове ужасающие воспоминания вчерашнего вечера. Ослепительная Звезда, отняв голову от бока Сероспинки, обвела глазами собравшихся. Её тяжёлый взгляд задержался на Ледяной Ярости чуть дольше, и та сразу поняла: серебристая кошка зовёт её попрощаться со своей подругой. Ледяная Ярость сглотнула вставший в горле ком, неуверенно покосилась в сторону Ворона, одобрительно кивнувшего ей, и на подкашивающихся лапах медленно двинулась к телу. Ей было невыносимо больно смотреть на такую Сероспинку — вроде бы тихую и умиротворённую, но в то же время… жалкую. Именно это слово Ледяная Ярость считала более подходящим, чтобы описать мёртвое тельце, залитое тёплым золотым светом. Лежащая у её лап кошка выглядела измождённой, растрёпанной, непривычно маленькой… Прошлая Сероспинка не шла ни в какое сравнение с той, что безвольно вытянулась на жёсткой земле лагеря. Слёз не осталось — вчера она выплакала все до единой. Ледяная Ярость знала: подругу не вернуть, и, как бы плохо от того ни становилось, ничего поделать было нельзя. Такова жизнь. Поэтому ей пришлось смириться, зарывшись носом в невыносимо родную серую шерсть, от которой веяло розмарином, успешно маскирующим зловещий дух смерти…***
Ледяная Ярость запомнила похороны Сероспинки до мельчайших подробностей, но считала, что лучше бы ей навсегда забыть их, словно кошмарный сон. Вся её жизнь стала сном, из крепких тисков которого не получалось вырваться… С того дня Ледяная Ярость осознала, что ей даже не с кем завести разговор. Рядом находилось целое племя, а по душам она говорила лишь с одной… Это было бы смешно, если бы не было так грустно. За луны, которые кошка провела в племени Теней, чаще всех с ней общалась только Сероспинка. Воительница делилась с серой кошкой секретами и переживаниями, та откровенничала с ней взамен; после смерти Сероспинки Ледяная Ярость остро ощутила: ни одного соплеменника она не знала так, как свою подругу. Разумеется, ей стоило бы исправить эту оплошность, но Ледяная Ярость не чувствовала потребности с кем-либо подолгу разговаривать. Ей ничего не хотелось. Она охотилась ради племени, надеялась, что сможет его защитить, хотя воинские навыки Ледяной Ярости оставляли желать лучшего, однако не была уверена, будто выполняет долг с великим воодушевлением, — ежедневные обязанности попросту вошли для неё в привычку. В последнее время Ледяная Ярость ловила себя на мысли, что она стала относиться гораздо равнодушнее ко всему происходящему вокруг — прекратила принимать участие в болтовне воинов, ни к кому не лезла первая и неимоверно раздражалась, когда беспокоили её. «Раньше я не была настолько… холодной». Вероятно, соплеменники также заметили перемену в настроении Ледяной Ярости. Сумрачные коты прекрасно понимали, насколько трудно воительница переживала смерть подруги, из-за чего старались не упоминать при ней Сероспинку и не употреблять в её присутствии слова «смерть» или «болезнь»; их предосторожности лишь злили Ледяную Ярость, но она не подавала виду. Иногда на воительницу находило что-то непонятное: она еле сдерживала дикое желание рвать и метать, когда вспоминала Сероспинку, — то ли от безысходности, то ли от чего-то ещё. В глубине души Ледяная Ярость до смерти боялась натворить дел в этом состоянии; чувствуя, что скоро сорвётся, белая кошка мигом отправлялась в знакомую чащу и там, где её никто не увидел бы, выплёскивала злобу на ни в чём не повинные кусты. Она постоянно задавалась вопросами, приходившими в её голову каждый раз после необъяснимых приступов ярости: «Что со мной происходит? Неужели уход Сероспинки настолько меня подорвал?» Обратиться за советом к Травке Ледяная Ярость не спешила, опасаясь, как бы её не выдали за умалишённую. А может быть, она действительно ею стала. Единственным котом, старавшимся проводить рядом с Ледяной Яростью как можно больше времени, оказался, к её удивлению, Ворон, и она не собиралась его отталкивать. Наоборот, нечто в глашатае интересовало Ледяную Ярость, притягивало к нему. Позже до неё дошло, в чём дело: они оба знали не понаслышке, что такое потерять любимых. «Мы с Вороном — два одиноких кота, потому и тянемся друг к другу». За довольно кроткий промежуток времени воительница выяснила о Вороне немало нового. Чёрный кот часто вспоминал события из собственной юности, поведал ей о разных славных битвах и забавных случаях, но ни от одной его истории улыбка так и не тронула мрачную морду Ледяной Ярости, хотя рассказывать Ворон умел поистине мастерски. Зато теперь воительница была твёрдо уверена в одном: глашатай племени Теней, если узнать его поближе, совсем другой кот — заботливый, любопытный, к тому же, слушатель, каких ещё поискать… Пожалуй, только Ворон скрашивал скучные, полные тоски и тягостных мыслей о Сероспинке дни дальнейшей жизни Ледяной Ярости. Она перестала планировать и забегать вперёд — смерть подруги выбила её из колеи. Воительница потеряла нить реальности, закрывшись в крошечном внутреннем мире. Ледяная Ярость понятия не имела, каким образом она сможет вернуться в обычное состояние. Отсюда напрашивался безрадостный вывод: Ледяная Ярость утратила цель своего существования, превратилась в равнодушную «сосульку», перестала чувствовать хоть какие-то крохи положительных эмоций — те словно не доходили до её сердца, окружённого непробиваемым панцирем из боли. И не в её силах было это исправить.***
Четверть луны пролетела незаметно. Тогда Ледяная Ярость, наконец, немного очнулась от оцепенения и вспомнила, что близится ночь Совета. Предводительница же никому не торопилась напоминать о предстоящем событии: Ослепительная Звезда, казалось, вообще забыла обо всём на свете, погрузившись в себя, даже вести патрульных слушала отстранённо, и Ледяная Ярость прекрасно понимала её. Морозы не отступали, снежные бури не утихали. Коты мёрзли, было удивительно, что никто из них ещё не заболел, подобно Сероспинке. Стоило Ледяной Ярости задуматься на эту тему, как она вновь и вновь убеждалась в несправедливости и непредсказуемости жизни. По странному стечению обстоятельств больше никто из воинов племени Теней не подхватил ни Белый, ни Зелёный Кашель, ни один кот не лежал в палатке целительницы и не кашлял, как её подруга! Нет, умереть было суждено именно Сероспинке… Правда, после таких мыслей Ледяная Ярость всегда чувствовала укор совести, ведь на самом деле она не желала мучений и тем более смерти никому из соплеменников. Одним вечером, когда солнце клонилось к горизонту, а лес утопал в его прощальных алых лучах, белая кошка стала свидетельницей семейной ссоры. Не на шутку встревоженная Иглоушка суетилась вокруг своего сына, оруженосца Мягколапа, а Опёнок с невозмутимым видом стоял подле кошки и украдкой закатывал глаза на её причитания. Ледяная Ярость повернулась к двум котам уцелевшим глазом, чтобы не только слышать, но и видеть спорящих. — Ма-ам, я на колючку наступи-ил… — жалобно проскулил рыжий котёнок, опустив маленькие, необычно круглые для кота ушки. — Где? Дай посмотреть, — тут же затараторила Иглоушка, распахнув от ужаса жёлтые глаза. — Да ничего с ним не будет! — не выдержал вконец раздражённый Опёнок. От его громкого возгласа Ледяная Ярость вздрогнула, насторожившись. Она знала, что этот воин бывал очень вспыльчив, а также помнила, насколько он любил спорить с подругой: — Ничего, сейчас прогуляемся, поищем дичь, и всё сразу пройдёт… — У тебя пчёлы в голове завелись? — взвизгнула Иглоушка на весь лагерь. Воины почти синхронно обернулись в сторону парочки и с интересом уставились на двух распушившихся котов. — У малыша болит лапка… — Я, я пойду, пап, я сегодня не охотилась! — подала голос их дочь, озорная пятнистая кошечка Капелька. — С Мягколапом всё в порядке, — низко зарычал Опёнок, поднимая дыбом загривок. Ледяная Ярость почувствовала, как её сердце невольно сжимается от этой картины, ведь она никогда не видела рыжего воина в таком бешенстве. — Прекрати нянчиться с нашими детьми, Иглоушка. Ты больше не королева, а они — далеко не малые котята. — Как ты смеешь… — Иглоушка шипела, будто разъярённая гадюка. Неизвестно, чем закончилась бы их перепалка, если бы Ледяную Ярость что-то не потянуло вмешаться. Она вмиг оказалась между озлобленными соплеменниками и повернулась к нахмурившейся Иглоушке, которой явно не пришлась по душе последняя реплика Опёнка: — Иглоушка, можно с тобой потолковать? Бурая кошка рассеянно кивнула: — Конечно, конечно… — Бросив на Опёнка испепеляющий взгляд, она вместе с Ледяной Яростью отошла к детской, где они могли бы спокойно посидеть. Тем временем всё племя возобновило прерванные беседы, перестав обращать внимание на трёх котов, а Опёнок, что-то сердито проворчав себе под нос, поплёлся к выходу из лагеря вместе с Капелькой и унылым Мягколапом. — Так что… — начала было Иглоушка, но Ледяная Ярость перебила её: — Я хотела обсудить ваши отношения с Опёнком. Ледяной Ярости почудилось, что в жёлтых глазах Иглоушки промелькнуло недовольство, но та мгновенно справилась с собой и выдавила: — Что тут обсуждать? Мы с ним давным-давно вместе, и… — Я не о том. Дело в ваших котятах… Вы оба воспитываете их по-разному, — Ледяная Ярость сама не понимала, зачем ей вообще нужно лезть в чужие разборки. «Кто меня, спрашивается, за язык тянет? Наверное, я встреваю просто потому, что мне надоело слушать нескончаемые препирательства этих двух зануд». — Капельке и Мягколапу точно не пойдут на пользу ваши скандалы. — Послушай, — Иглоушка недружелюбно поглядела на воительницу исподлобья, прижав уши к затылку, — я не пойму: при чём здесь ты? Мы разберёмся с нашими проблемами без всякой посторонней помощи! «Вот тебе раз, — озадаченно подумала Ледяная Ярость, слегка удивившись, — передо мной вроде привычно кроткая Иглоушка, да так резко отвечает!» — Я всего лишь хочу дать тебе совет, — Из груди белой кошки невольно вырвался вздох. — В общем-то, вы оба в какой-то степени правы, и оба в какой-то степени ошибаетесь. Конечно, Опёнок желает вырастить из своих котят настоящих закалённых воинов, но ему не помешало бы перестать игнорировать твоё мнение, Иглоушка. Ты, как-никак, подруга Опёнка, близкая ему кошка… Пожалуй, он слишком требователен к детям. А вот ты, напротив, чересчур мягка. Верно Опёнок сказал, чтобы ты прекратила трястись над Мягколапом и Капелькой, излишняя забота тоже не приведёт к добру. — Ха, попробуй объяснить всё это Опёнку, — скептически хмыкнула бурая воительница, изогнув кончик хвоста. «Интересная же она!» — А почему я должна ему что-то разъяснять? — Ледяная Ярость усмехнулась в усы. — Насколько мне известно, ты мать его детей… На несколько секунд между кошками повисла неловкая пауза. — Ты права, — нехотя признала Иглоушка, — надо бы серьёзно поговорить с Опёнком, может, он всё-таки поймёт, что не я одна веду себя неправильно. Но он и слушать меня не станет, знаю я его! Понимаешь, Ледяная Ярость, я безумно люблю своих малышей, — Бурая воительница опустила голову, — и так волнуюсь, боюсь, что с ними что-нибудь случится… — Нельзя вечно жить в страхе за Мягколапа и Капельку, Иглоушка, — спокойно заметила Ледяная Ярость, похлопав кошку хвостом по боку, — иначе твои котята никогда не станут самостоятельными. — С этими словами Ледяная Ярость покинула удивлённую её поведением Иглоушку, и странное чувство удовлетворения, какого она не испытывала немало лун, разлилось в её душе. С одной стороны, Ледяная Ярость не совершила ничего особенного; воительница не могла утверждать, будто Иглоушка и Опёнок найдут общий язык лишь от того, что она сообщила бурой кошке и без того очевидные факты, но её дело было сказать, а дальше родители Капельки и Мягколапа пускай сами разбираются. Ледяная Ярость неспешно направилась к Ворону и Ослепительной Звезде, что сидели прямо под Предводительской веткой. В последнее время Ледяная Ярость мало общалась с серебристой кошкой: они обе ушли в себя, в свои собственные мысли… Солнце село, и едва закат кончился, невесть откуда набежавшие тучи заслонили небосвод. Повалил снег, покрывая спину Ледяной Ярости, краем уха слушавшей Ворона; она старалась изредка кивать, делая вид, что вникает в его слова. Ослепительная Звезда и вовсе не издала ни звука, провожая мелкие снежинки тоскливым взглядом. Белая кошка запрокинула голову вверх, жмурясь, когда снег попадал ей в глаз. Там, за свинцовой завесой, прятались тысячи сверкающих точек-звёзд… «Недавно среди них зажглась новая». Сморгнув одинокую слезинку, Ледяная Ярость поспешно выкинула из головы светлый образ смеющейся Сероспинки, которая весело плескалась в тёплой воде озера… Вокруг стремительно темнело. Лиловые сумерки быстро сменились непроглядной тьмой — полная луна оказалась полностью скрыта, и это был, безусловно, плохой знак. Ослепительная Звезда сощурилась, поёжилась и обратилась к племени бесцветным голосом: — Сегодня на Совет идут… Ледяная Ярость, заслышав своё имя, направилась к выходу из лагеря. Ворон последовал за ней, стараясь, однако, не опережать медленно плетущуюся впереди Ослепительную Звезду. Бегло оглядев предводительницу, Ледяная Ярость поняла, какой старой выглядела её бывшая наставница: осунувшаяся морда, не гордо поднятая, как раньше, а опущенная к земле голова, уныло подметающий землю хвост… И самое главное — глаза. До смерти Сероспинки в них светилась задорная искорка, плескался живой огонь; отныне, всматриваясь в их потускневшую голубизну, Ледяная Ярость видела отражение собственной отрешённости. «Со стороны я наверняка смотрюсь примерно так же». Пожелав уходящим удачи, оставшиеся в лагере коты разбрелись по палаткам. Опёнок, отправивший Капельку и воспрянувшего духом Мягколапа спать, кинул неясный взгляд на замершую возле выхода из лагеря подругу — Ледяная Ярость не поняла, какая эмоция промелькнула в его жёлтых глазах, — и скрылся за колючими ветвями палатки воинов. Петляя меж чёрных стволов деревьев, отряд брёл по снегу в сторону озера. Ни на секунду не расстававшаяся с разными размышлениями Ледяная Ярость то и дело оступалась, но Ворон вовремя ловил её и ставил на лапы, за что она была очень ему признательна. Племя Теней всегда быстро добиралось до Острова — по дороге им предстояло всего-то минуть Гремящую Тропу, свернуть на территорию Речного племени, а затем перейти ручей. Раньше такие походы оборачивались для Ледяной Ярости тяжелейшим испытанием из-за боязни воды, однако сейчас почти никакого страха она не чувствовала — просто не любила зря мочить лапы, как и многие кошки. Ненадолго луна, окружённая россыпью подмигивающих воинам звёзд, выглянула из-за туч и осветила им путь; передвигались коты чрезвычайно медленно, словно измотанные долгим бегом. Впереди Ледяная Ярость разглядела высокий дуб и не менее знакомый «мостик», соединяющий остров с берегом озера. Без приключений перебравшись по стволу упавшего дерева — опять-таки благодаря Ворону, который шёл за Ледяной Яростью и готовился подхватить её, если она соскользнёт, — кошка приметила, что они пришли на Совет самыми последними. «Немудрено! Ползли как улитки», — Воительница покрутила головой, выискивая Плеск, но ни её сестры, ни Гладкошкура среди шумной толпы не нашлось. Поляна утонула во тьме, как только ночное светило исчезло; сразу перестал блестеть лёд на озере, больше не сверкал снег под лапами котов. Ворон, дождавшись Ослепительную Звезду, шмыгнул к корням священного дерева, туда, где всегда сидели глашатаи. Ледяная Ярость выбрала себе место возле Великого дуба, в нескольких хвостах от целителей. Воины переговаривались и обменивались новостями, пока взбиравшиеся по ветвям дуба предводители бросали тревожные взгляды на хмурое небо. «Выходит, предки чем-то недовольны?» — озадачилась Ледяная Ярость. Тут Вишнёвая Звезда, на которую упал серебристый свет вновь появившейся луны, обратилась к собравшимся внизу: — Совет объявляется открытым! — Она махнула хвостом Вихрезвёзду, приглашая его на своё место. Щуплый светло-серый кот с гордостью обвёл взглядом своих воинов и неторопливо начал: — В племени Ветра по-прежнему не хватает дичи, однако я позволяю себе допустить мысль, что от голода страдаем не мы одни. — Предводитель многозначительно скосил глаза к тощей Прибрежной Звезде, взиравшей на чужих воинов свысока и будто не замечавшей его намёка. — Больше новостей в моём племени нет. «Вихрезвёзд постоянно о чём-то умалчивает, — Ледяная Ярость проводила кота подозрительным взглядом. — До чего же скрытный предводитель!» Вихрезвёзд отошёл, и его ветку заняла Вишнёвая Звезда, прогудев: — В Грозовом племени ситуация немного ухудшилась. Сезонные болезни, сами знаете, — Бурая кошка нервно переминалась с лапы на лапу. — Умерли двое наших старейшин… Оруженосцы подрастают, а также у Медянки недавно родились котята, Моховичок и Дождинка. Дичи нам вполне хватает. «Ага, вижу по твоим воинам-скелетам!» Когда поздравления с пополнением Грозового племени стихли, слово взяла Ослепительная Звезда: — Зелёный Кашель, как всем известно, страшен и беспощаден, — Голос серебристой кошки дрогнул, — из-за него племя Теней потеряло славную воительницу Сероспинку. — По толпе котов прокатились вздохи, после чего воины из разных племён коротко выразили Ослепительной Звезде искренние соболезнования. Ледяная Ярость невольно отвернулась, чувствуя, как воспоминания о смерти подруги не первый раз за день захватывают её разум, и пожалела, что не может хотя бы на некоторое время лишиться слуха. — Дичи мало, но мы справимся с голодом. Едва на ветку ступила палевая Прибрежная Звезда, как неожиданно до ушей успевшей заскучать Ледяной Ярости донёсся шёпот Травки. Светло-коричневая кошка спрашивала у Росянки с искренним беспокойством: — Как дела у Ракушечника? Я слыхала, он недавно заболел. Честно скажу, я побаиваюсь спрашивать о его здоровье… Надеюсь, твоему наставнику лучше? «Разве он поправится без лекарства?» — фыркнула Ледяная Ярость про себя, между тем сознавая, что Травка была обязана поинтересоваться хотя бы ради приличия. Легкомысленная Росянка ответила незамедлительно. Её торопливый тоненький голос прозвучал настолько громко, что, должно быть, все присутствующие на острове чётко расслышали каждое слово: — Ой, да наш Ракушечник замечательно себя чувствует! Кошачья мята вылечила его, слава Звёздному племени… Ледяная Ярость облегчённо выдохнула, но в следующий миг её словно молнией ударило. Сердце кошки внезапно замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью. Какая ещё кошачья мята? Откуда? Судя по испуганному виду кремовой кошечки, она сама не заметила, как расслабилась в компании знакомых ей котов и непроизвольно сболтнула лишнего. Целители переглянулись, явно поражённые словами Росянки, Ворон и другие глашатаи тут же обернулись к Речной кошке, а воины, тоже услышавшие их разговор, зашептались, бросая на Росянку недоумённые взгляды. Все почти сразу же переключили внимание на происходящее возле корней дуба, и напряжение, казалось, так и повисло в воздухе. Прибрежная Звезда прервала подготовленную речь и уставилась на растерянную Росянку недобрым, пробирающим до костей взглядом, в котором промелькнул и исчез огонёк страха. Не преминув воспользоваться всеобщим удивлением, Ледяная Ярость вышла из тени дуба, уставилась прямо в прищуренные светло-зелёные глаза Прибрежной Звезды и, набравшись смелости, высказала то, что вертелось на уме у окружающих: — Так у вас есть мята?!..