Жила-была кошка

Плеск не спалось. За пределами уютной палатки разбушевалась непогода. Шуршали камыши, стуча по ежевичным стенам лагеря; ветер завывал, словно раненый зверь, так и норовя просочиться через щели между ветвями, принести внутрь палатки ледяной воздух. Но Плеск не могла уснуть вовсе не из-за этого. В её голову лезли страшные мысли — такие она ещё никогда не позволяла себе допускать. «Что творится с моей сестрой? Она ведёт себя чересчур странно!» Действительно, по какой причине Ледяная Ярость вдруг стала меняться? Она и раньше-то не отличалась спокойным нравом, а теперь и вовсе выглядела какой-то… сумасшедшей. Плеск содрогнулась от собственного предположения и придвинулась к Гладкошкуру, который безмятежно сопел в мышином хвостике от неё. Воин что-то пробормотал во сне и положил лапу на бок подруги, притянув её ближе к себе, как мать прижимает к груди новорождённого котёнка. «К счастью, у меня есть тот, кого я люблю…» А недавно Плеск не желала даже словом обмолвиться с Гладкошкуром. Однако по прошествии времени, когда злость и обида из-за случая с Ледяной Яростью начали потихоньку отступать, полосатая кошка поняла: она не может и дальше игнорировать Гладкошкура, всеми возможными способами показывающего, что он к ней неравнодушен. Бережно проведя хвостом по спине любимого, Плеск расплылась в блаженной улыбке, припоминая их тайный разговор, состоявшийся несколько лун тому назад… …Плеск была возмущена донельзя. Она тряхнула головой, так что уши закачались, и недовольно прошипела в морду Гладкошкуру, едва сдерживая зудящее раздражение:  — Для чего ты меня сюда притащил? Ночь, холод, наши соплеменники спят, а я как мышеголовая дура стою здесь, с тобой, и мёрзну! Тёмно-бурый воин привёл её на берег озера, уже покрывшегося тонкой корочкой льда. Далеко от этого места, прячась во тьме, еле виднелся одинокий старый Полумостик, за ним — территория племени Теней, чьи деревья практически сливались с чёрным, затянутым тучами небом. Луна не собиралась показаться и хоть немного осветить участок земли, занесённый снегом, где остановились Речные коты.  — Нам нужно кое-что выяснить, — тоном, не терпящим возражений, начал Гладкошкур. Кот нервно мерил шагами узкую полоску берега, периодически скрываясь в тени растущего рядом куста боярышника. Плеск охватило искреннее недоумение. «О чём он?»  — Видишь ли, я намерен разобраться, как мы с тобой друг к другу относимся, что чувствуем… Полосатая кошка усмехнулась. Отступаться от своего она не рассчитывала, а потому решила продолжить строить из себя недотрогу:  — Если мне не изменяет память, я не проявляла к тебе и толики симпатии. С чего ты вообще взял, что… Красочная тирада, придуманная ею мгновение назад, с треском провалилась. Гладкошкур шагнул к воительнице, нависнув над ней и тем самым заставив её смолкнуть. От его душераздирающего взора сердце Плеск замерло:  — Не лги, мне надоело твоё притворство! Надоело, что ты воротишь от меня нос, якобы не желаешь общаться, делаешь вид, будто меня нет! — Плеск в удивлении наблюдала бешенство Гладкошкура, не зная, чего ожидать от него в следующий миг. «Великое Звёздное племя, раньше он никогда так бесновался!» — Ты не представляешь, что я испытываю, когда ты наигранно не обращаешь на меня внимания! Просто скажи: ты вправду меня не любишь? От визга Гладкошкура у Плеск заложило уши; наверняка громкий голос воина слышали даже на другом конце озера. Кошка задумчиво нахмурилась. Получается, Гладкошкур действительно что-то чувствовал к ней… А что же она? В состоянии ли ответить взаимностью? Плеск переминалась с лапы на лапу, лихорадочно размышляя, что ей теперь делать. С одной стороны, она ещё не до конца простила тёмно-бурому воину выходку на границе, но какая-то неведомая сила заставляла Плеск позабыть обо всём, едва она встречалась с Гладкошкуром взглядом. Пронзительные зелёные глаза кота словно заглядывали в её душу, а сколько эмоций, живых, настоящих, мелькало в них… На это она могла любоваться целую вечность. Сколько бы Плеск ни старалась, изгнать из груди тёплое чувство, поселившееся там с поры её ученичества, когда она подружилась с Гладкошкуром, не выходило. Наверное, всё дело заключалось в том, что она тоже любила, причём сильно, раз ничего не могла с собой поделать. Тогда почему бы не сказать об этом? Возможно, следует признаться прямо сейчас, раз Гладкошкур требует ответа? Вдруг Гладкошкур замер, пригладив вздыбившуюся шерсть на загривке, в его глазах потухла последняя, слабая искорка надежды. Разглядывая собственные лапы, он выдал убитым голосом:  — Извини, Плеск. Прости, я… я не собирался на тебя кричать… и… В общем, давай вернёмся в лагерь, тут становится прохладно… Наконец, Плеск собралась с мыслями и вновь заговорила, только совершенно другим тоном. Она постаралась высказать всё, что думала на данный момент, и ей было без разницы, какой окажется её речь — складной ли, сбивчивой ли — главное, чтобы была искренней.  — Это ты меня прости. Я зациклилась на своей обиде и не видела, как ты мучишься. В драке с Ледяной Яростью ты просто защищал меня. Порой Ледяная Ярость бывает очень резкой или агрессивной, к тому же мы нарушили границу, её можно понять, но она вряд ли тяжело ранила бы меня — немного потрепала бы и прогнала бы обратно, не больше. Всё-таки она ещё помнила, что мы сёстры. А я сама виновата, не нужно было меня спасать — поделом мне… Если бы я не предложила зайти на территорию племени Теней, ничего бы не случилось. Гладкошкур не мигая уставился на Плеск. Спустя некоторое время он первым нарушил молчание, хрипло пробурчав:  — Верно, мы оба одинаково хороши. Я вышел из себя, ты придумала поохотиться на дичь соседей… Но я не хотел, чтобы кто-то пострадал… и чтобы мы с тобой поссорились. Сама того не осознавая, Плеск преодолела расстояние между ней и растерянным Гладкошкуром. Вся неуверенность воительницы, все сомнения, копившиеся в её голове с каждым новым днём, отошли на второй план; она крепко прижалась к тёмно-бурому коту, с наслаждением вдыхая аромат его шерсти:  — Кстати, так мне совсем не холодно. Рядом с ним Плеск чувствовала себя спокойнее. Ощущая боком бок Гладкошкура, близость с которым заставляла её терять голову, она твёрдо знала, что находится в безопасности, а от его мягких прикосновений по всему её телу разливалось нечто, похожее на умиротворение. Изумление Гладкошкура вперемешку с неверием быстро сменились неудержимой радостью. Он хитро прищурился:  — Это можно расценить как положительный ответ? Плеск, не сдержавшись, поддалась озорной улыбке воина и тоже чуть улыбнулась:  — Считай, что да… Вот таким лёгким образом Плеск с Гладкошкуром стали парой. Но какие ещё слова им нужно было друг другу сказать? Они любили всей душой, без остатка, и этого было вполне достаточно. Переведя взгляд на собственный живот, Плеск представила себе крошечный, мокрый, пищащий комочек, в котором едва-едва угадывался котёнок… Она остро ощущала зародившуюся в ней жизнь. Неладное Плеск заподозрила примерно луну назад. Кошка уставала быстрее обычного, да и рвотные позывы по утрам заставляли её не на шутку нервничать. Ракушечник, которому Плеск однажды пожаловалась на плохое самочувствие, сразу же отчеканил, что она ждёт котят. Поначалу сообщение целителя повергло Плеск в шок. Она долго отходила от удивления, пытаясь осознать, что её ждёт дальше: прозябание в детской, тяжёлые роды, слежка за непоседливыми детьми, выслушивание плача и вечных капризов… Конечно, не так Плеск представляла себе ближайшее будущее — это, как она считала, всё равно что выбросить из жизни несколько сезонов, но теперь уже поздно было сожалеть. Едва узнав о том, что он скоро станет отцом, Гладкошкур был на седьмом небе от счастья. С того самого момента он не отходил от подруги ни на шаг, старался во всём помогать ей и постоянно просил Прибрежную Звезду, бывшую тогда ещё глашатой, не утруждать его любимую работой. Беременность Плеск скрашивалась опекой её участливого друга. «Здорово, когда рядом есть кот, на которого можно положиться…» — думала воительница, устроив голову на плече Гладкошкура. Янтарь, в свою очередь, отреагировал на новость крайне необычно. Полосатая кошка была полностью уверена в том, что он не обрадуется или же проигнорирует это, но всё оказалось иначе. Воин вторым после Гладкошкура поздравил дочь и с тех пор часто расспрашивал саму Плеск или Ракушечника о её здоровье; в суровом взгляде кота что-то менялось, стоило ему заметить Плеск, — она была готова поклясться, что не раз видела в глазах Янтаря тень тревоги. «Наверное, он вспоминает пору, когда сам ухаживал за моей матерью перед её переселением в детскую». Грусть затрепетала в сердце Плеск. Её отец, никогда особо не интересующийся жизнью дочери, начал оказывать ей должное внимание, и причиной подобному поведению было не что иное, как ожидание внуков. «Неужели Янтарь ещё не забыл о семье? Значит, он беспокоится за меня так же, как переживал и за Снежнолику?» — Плеск не раз размышляла об этом и всегда приходила к выводу: хоть из Янтаря и получился никудышный отец, то, быть может, в будущем он станет более внимательным дедушкой. Прибрежная Звезда приняла решение переселять Плеск в детскую на следующий день после тайного проникновения Ледяной Ярости в лагерь Речных котов. По расчётам Росянки, полосатая кошка должна была окотиться в середине сезона Юных Листьев. Плеск и радовалась, и боялась, — её родная мать умерла при родах, оставив маленьких Плескушу и Снежинку отцу-одиночке. Каждый раз при мысли о подобном ужасе Плеск бросало в дрожь. «Лучше не думать об этом». Плеск покосилась на выход из палатки. Как-то там Ледяная Ярость? Замышляет побег или смирилась со своей участью? Она беспокоилась о сестре. Да, та действовала необдуманно, уничтожила их кошачью мяту, но что-то подсказывало Плеск: Ледяная Ярость и сама сто раз пожалела о сделанном. «Знать бы, что толкнуло её на такое… Скорее всего, причина кроется в нежелании Прибрежной Звезды поделиться с соседями запасами лекарственных трав». Речному племени предстояло выяснение отношений с Сумрачными котами, ставшими для Ледяной Ярости соплеменниками… Оказывается, это тяжело — вести вражду с родной сестрой. Плеск, наравне с Ледяной Яростью, не приветствовала выбранную Прибрежной Звездой тактику. Всё-таки забота о племени — одно, а элементарное сострадание, честь — совсем другое. «Она должна была отдать им хотя бы чуть-чуть мяты!» Плеск набралась бы смелости и сказала бы об этом прямо в глаза Прибрежной Звезды, не тая, но проблема заключалась в том, что Речная предводительница не терпела никаких возражений в свой адрес, и воительницу никто не поддержал бы. Плеск пришлось промолчать тогда, когда её голос мог бы вразумить палевую кошку. От осознания этого на душе Плеск остался неприятный осадок; она прекрасно понимала — Прибрежная Звезда, несмотря на недостатки, являлась стойкой, благоразумной предводительницей и желала только лучшего Речному племени. «Я всегда с вами и всегда буду за вас», — повторяла она на собраниях племени. Пускай остальным предводителям не нравились некоторые поступки этой самоотверженной кошки, Плеск по-прежнему считала её той, с кого нужно брать пример — не во всех смыслах, конечно, однако многие качества Прибрежной Звезды заслуживали подражания. Плеск догадывалась, что её предводительница собиралась отправиться к границе с племенем Теней и потолковать с Ослепительной Звездой, вот только… Полосатая кошка даже подскочила, когда над ухом у неё раздался голос Дождегрива, заглянувшего в воинскую палатку. Кот не возвращался сюда с того самого момента, как Речное племя обнаружило в лагере Ледяную Ярость, и сразу пошёл к Прибрежной Звезде, чтобы, видимо, обсудить все детали их плана. Глашатай выглядел непривычно строго; растолкав заспанных воинов, он принялся называть по именам тех, кто отправлялся вместе с ним. Выбор пал и на Гладкошкура. В глазах тёмно-бурого кота застыло опасение, но он старался ничем его не выдавать. Обняв воительницу хвостом, возлюбленный Плеск прошептал ей:  — Не вздумай волноваться за меня, это вредит нашим малышам… Обещаю, вернусь живым и невредимым. Ослепительная Звезда отнюдь не глупа и уж точно не даст повода напасть на её Сумрачных котов.  — Будь осторожен. — Плеск всячески пробовала унять тревожно колотящееся сердце, выкинуть дурные мысли из головы — всё было тщетно. Тихие слова Гладкошкура убаюкивали её, но ведь тот скоро уйдёт, и сладкое чувство покоя, разгорающееся в её душе, исчезнет без следа… Бывало, что им доводилось разлучиться, и в эти моменты Плеск всегда мысленно находилась с Гладкошкуром, переживала, не находила себе места, невольно рисуя в воображении картины одну страшнее другой… И, как считала сама Плеск, она не прекратит испытывать тревогу за Гладкошкура до тех самых пор, пока их любовь не угаснет.

***

Ледяная Ярость потеряла счёт времени. Она не помнила, сколько просидела в этом проклятом кусту; её сторожа сменил старый Космач, после чего Булыжник успел вернуться обратно на пост, но мысли о племени Теней не давали кошке уснуть. Удастся ли ей отсюда сбежать? И с какой целью Прибрежная Звезда, собирающая немалый отряд воинов на поляне, планировала навестить Сумрачных котов? — Что ты задумала? — против воли вырвалось у одноглазой воительницы. По спине Ледяной Ярости пробежали мурашки от одного лишь представления о замысле коварной Прибрежной Звезды. Палевая кошка ответила незамедлительно, так как услышала вопрос сразу же, пока беседовала с Булыжником:  — Тебе об этом знать необязательно, — Прибрежная Звезда противно ухмыльнулась, но её взгляд по-прежнему оставался непроницаемым. Неожиданно на душе Ледяной Ярости стало невыносимо плохо; наступив на горло собственной гордости, белая кошка предприняла попытку вразумить предводительницу:  — Послушай меня, Прибрежная Звезда. В нашем племени есть больные — двое оруженосцев. Зелёный Кашель не простуда, легко он не лечится, и ты это знаешь, — Ледяная Ярость заметила, как некоторые коты, не включённые в отряд, но замершие на пороге воинской палатки, чтобы пожелать соплеменникам удачи, внимательно вслушиваются в её слова. — Я понятия не имею, что у тебя на уме, но полностью уверена — твой замысел отразится на моём племени. Мы можем потерять воинов, если ты задумала нападать, остатки наших трав подходят к концу, раненых будет нечем лечить… Племя Теней охватила страшная болезнь, его окончательно ослабит удар в виде сражения! Речь пленённой Сумрачной воительницы не вызвала у Прибрежной Звезды ровным счётом никаких эмоций. Она лишь невозмутимо прервала Ледяную Ярость:  — Твоя цель — защищать соплеменников от угрозы, а моя — делать всё возможное для благополучия Речного племени. Знаешь ли, мы немного похожи, потому что обе желаем лучшего своим соплеменникам… — Прибрежная Звезда поманила воинов хвостом, и те приблизились к Речной предводительнице. — А соплеменники-то у нас разные, Ледяная Ярость, всем нужно как-то выживать. Беды племени Теней не мои беды, и они меня не касаются. Гнев, смешанный с разочарованием, вскипел в душе Ледяной Ярости, однако она промолчала, уяснив одно: сорвётся — усугубит ситуацию, поэтому ей приходилось копить всю злобу в себе; та разрасталась с каждым новым словом Прибрежной Звезды, и как бы Ледяная Ярость ни терпела, она терялась в догадках, сколько ещё сможет продержаться. Взгляд Ледяной Ярости остановился на Плеск, провожающей своего ненаглядного Гладкошкура. Только тогда белая кошка заметила округлившийся живот сестры. Догадавшись, в чём тут дело, воительница недоумённо поморгала; Ледяная Ярость с превеликим удовольствием убедила бы себя в том, что ей просто-напросто показалось, но единственный глаз её явно не обманывал. «Плеск ждёт котят?» — При одной мысли об этом Ледяной Ярости хотелось рвать и метать. «Ну почему Гладкошкур с ней, а не со мной?» — Вцепившись когтями в землю, Ледяная Ярость глубоко вдохнула и выдохнула, медленно успокаиваясь. Пока её душевное состояние оставалось нестабильным, воительница предпочла отвернуться, дабы не созерцать счастливую сестру, от вида которой ей становилось тошно. Она заранее ненавидела этих котят. Речные коты во главе с Прибрежной Звездой покинули лагерь и отправились к границе с племенем Теней. Накрытая синим сумраком поляна опустела, и Ледяной Ярости пришлось остаться наедине с Булыжником. Время всё также тихонько текло, звенящая тишина безжалостно давила на уши; серый воин, стороживший Ледяную Ярость, задремал, и затаённая глубоко в её душе слабая надежда всколыхнулась, разгоревшись с утроенной силой. Слушая собственное учащённое сердцебиение, Ледяная Ярость, до того сидевшая спиной к Булыжнику, попыталась развернуться, но тут её бок пронзила острая боль: ежевичные колючки намертво вцепились в белоснежную шерсть кошки и мешали ей принять правильное положение. Отчаянно барахтаясь, воительница поняла: если не выпутается, не то что не сбежит — ничего не увидит, ведь поляна лагеря находилась как раз со стороны её отсутствующего глаза. Ледяная Ярость повернула голову, так что чуть не свернула себе шею, но в её поле зрения палатки так и не попадали. Раздражение заскреблось в груди Ледяной Ярости, когда она почувствовала на себе пылкий взгляд сторожа.  — Может, хватит пялиться? — рыкнула она сквозь плотно сжатые зубы. — Помоги!  — Мне не положено уходить с места. — Воин громко зевнул и ругнулся себе под нос, пробормотав что-то вроде «как же я хочу спать». «Замечательно!» — Белая кошка прекратила вертеться и обречённо опустила голову на лапы. Перед её единственным глазом простирались лишь колючие кусты да постепенно светлеющее небо, проглядывающее сквозь ежевичные плети. «Завораживающий пейзаж». Как назло, Булыжник засыпать не собирался, неотрывно глядя на Ледяную Ярость, а ведь Прибрежная Звезда уже покинула лагерь, нужно было спешить! Тяжело дыша, как после быстрого бега, Ледяная Ярость принялась лихорадочно размышлять, что ей делать. Наброситься на Булыжника и улизнуть? Услышат, не дай Звёздное племя! Да и выбраться бы для начала из ежевики. Больше никаких здравых идей в голову воительницы не приходило, поэтому она лишь протяжно вздохнула. «Ослепительная Звезда, как же я подвела тебя! И вы, Капелька с Мягколапом, теперь не выздоровеете…» Ледяная Ярость тряхнула головой. Хватит корить себя, от этого никому легче не станет. Пришла пора хорошенько поразмыслить побегом и остановить упрямую Прибрежную Звезду… Не успела она что-либо предпринять, как Булыжник громко позвал кого-то, в нерешительности замершего на пороге воинской палатки:  — Эй, смени меня! Глаза слипаются… Кусты зашуршали, и по запаху приближающегося к ним котам воительница поняла: это был Янтарь. Полосатый кот, которого она из-за своего нелепого положения при всём желании не имела возможности увидеть, проворчал в спину удаляющемуся серому воину:  — Иди-иди, лежебока. Целую луну спать будешь, всё равно не выспишься. Ледяная Ярость, более не пытающаяся избавиться от ежевичных колючек, заслышала тихую поступь Янтаря. Тот приблизился к застрявшей кошке; от прикосновения его лап к собственной шерсти Ледяная Ярость вздрогнула — отец редко притрагивался к дочерям, в особенности к Ледяной Ярости, которую назвал предательницей. Её немало поразило то, что Янтарь решил помочь ей. Почувствовав долгожданную свободу, Ледяная Ярость размяла затёкшие лапы и вместо банальной благодарности сухо буркнула, не глядя на полосатого воина:  — Хоть кто-то догадался меня вытащить, слава Звёздному племени… Янтарь криво ухмыльнулся и огляделся, словно проверял, не наблюдают ли за ним, чему Ледяная Ярость изумилась пуще прежнего, а затем склонился над дочерью:  — Удача улыбнулась тебе. Прибрежная Звезда очень хитрая, превосходная предводительница, — В голосе Янтаря так и засквозил восторг, на что Ледяная Ярость ощутила острый укол недовольства: даже о собственных дочерях её отец отзывался сдержаннее, — но кое-что она всё-таки не учла. Ни коготка не понимающая Ледяная Ярость настороженно протянула:  — И в чём заключается её оплошность? — Она забыла о том, что ты моя дочь, — беспечно отвечал Янтарь, напустив на себя непринуждённый вид, — всего-то, казалось бы, маленькая ошибочка… Но впредь ей нужно быть бдительнее. «Нашёл когда вспоминать о нашем родстве!» — Из последних сил борясь со злостью, постепенно отравляющей всё её существо, воительница решилась спросить у отца в лоб:  — Что ты имеешь в виду? К величайшему удивлению белой кошки, Янтарь резко посерьёзнел и отошёл в сторону, так что Ледяная Ярость запросто могла бы проскочить мимо него и покинуть лагерь через небольшое отверстие в ежевичной стене. Полосатый кот не двигался с места, воительница — тоже. Наконец, Янтарь первый не выдержал:  — Чего встала? Беги.  — То есть? — вконец растерялась Ледяная Ярость. Прежде ей не доводилось испытывать такого замешательства, как в тот миг! Янтарь закатил глаза и разъяснил дочери, будто малому котёнку:  — Беги из лагеря, Ледяная Ярость, — Ей было непривычно слышать воинское имя из уст отца, — беги к соплеменникам. Я тебя не держу. Ледяная Ярость застыла как громом поражённая. Всего за несколько секунд в её душе сменились сотни эмоций, из которых чётче всего угадывалось потрясение. Всё её представление о Янтаре, об этом свирепом воине, готовом порвать в клочья любого чужака, о том, кто был верен Воинскому закону как никто другой, об отце-одиночке, не питавшем родительских чувств к обеим дочерям, разрушилось в одночасье. Куда же подевался тот Янтарь, которого Ледяная Ярость знала, но не ощущала своим родственником в полной мере? Что за представление он перед ней разыгрывал?  — Зачем тебе мне помогать? — Ледяная Ярость не спешила доверять коту, который с самого её детства не считал её достойной дочерью. — Ты не получишь от этого никакой выгоды! На миг воительнице показалось, что во взоре Янтаря промелькнула неподдельная боль, но он быстро разбавил её усмешкой:  — Моя выгода — твой побег.  — Не понимаю… — Ледяная Ярость уставилась на собственные лапы, не смея поднять на отца взгляд. — Мы принадлежим разным племенам, ты мой враг, а я — твой! Неужто не помнишь, как раньше, в день моего ухода, отозвался обо мне? Повторяю: зачем тебе помогать предательнице? Янтарь не отводил от неё глаз. Морда полосатого кота оставалась бесстрастной, но голос выдавал его с головой:  — Знаешь, раньше многое было по-другому. Раньше вы с Плеск были маленькими, я был молодым, безмозглым… Ещё раньше я сомневался в том, что смогу стать хорошим отцом. Меня это пугало, потому что никогда не любил котят и не умел правильно с ними обращаться. Меня спасал только позитивный настрой Снежнолики… Пойми, я не был готов к такому морально и несказанно удивился, когда она поведала мне, почему ей нездоровится в последнее время. Она меня подбадривала и утешала, говорила, что вместе мы справимся. Но её не стало… Увы, без неё я не видел смысла ни в чём — ни в вас, ни в себе, — Из груди Янтаря вырвался тяжкий вздох. — Осознание всего этого пришло ко мне внезапно, я просто задумался над тем, как я живу, и понял: что-то неправильно, что-то я упустил… Мне давно хотелось извиниться и перед тобой, и перед Плеск, но если я сейчас возьму свои слова обратно, ты о них забудешь? Или, может, вообразишь, словно я растил вас как подобает?  — Нет, — выпалила Ледяная Ярость, поражённая откровением полосатого воина.  — Я о том же. Страшно подумать, сколько я допустил промахов, и об одном из них буду жалеть вечно, — Янтарь заметно опечалился, хоть и тона не сбавил. — Мне ничего уже не исправить, но ведь я могу сделать для тебя хоть что-то? «Он пытается искупить собственную вину передо мной?» — Лапы Ледяной Ярости подкосились, она непременно растянулась бы на снегу, если бы не превосходная реакция Янтаря. Зацепившись за отца, воительница снова выпрямилась; на этот раз морда воина оказалась в нескольких усиках от её головы. Ледяная Ярость жадно вглядывалась в глаза отца, пытаясь найти ответ на вопрос: искренен ли он. Что-то подсказывало ей, что это было так. После стольких лун Янтарь изменился. Он явно жалел о том, что отстранился от Плеск и Ледяной Ярости; при этом Речной воин прекрасно знал: нарушенный контакт между отцом и дочерью не восстановить полностью, и всё же пошёл на риск ради неё. Ради того, чтобы Ледяная Ярость поверила ему. Ради того, чтобы просто попыталась войти в его положение. Ледяная Ярость понятия не имела, как реагировать на слова Янтаря. Может быть, утешить его? Но ведь она не могла вот так, за несколько минут, проникнуться к отцу состраданием и пониманием! Врать полосатому коту ей тоже не хотелось… Как же поступить?  — Когда ты родилась, Ракушечник сказал, что если бы не второй котёнок, Снежнолика осталась бы жива, — печально начал Янтарь, и Ледяной Ярости почудилось, будто в его ярких глазах заблестели слёзы, но она списала всё на собственное шоковое состояние. — А я вбил себе в голову твою вину в смерти собственной матери. Каждый раз, глядя на тебя, я вспоминал тот ужасный день и ничего не мог с собой поделать… Теперь страх за Плеск не отпускает меня, — неохотно прибавил полосатый кот, чем, сам того не подозревая, подтвердил предположения Ледяной Ярости насчёт того, что её сестра ждала котят. Воительница еле заметно поморщилась: Янтарь разрушил её крохотную веру в богатое воображение. Было видно — Янтарь, правда, давно хотел как-нибудь извиниться и не находил подходящего момента. Ледяная Ярость отлично его понимала, ведь сама зачастую долго решалась на что-либо. Но воительница и слыхом не слыхивала о том, чтобы её мать отправилась в Звёздное племя именно по её вине! Эта неприятная новость оказалось для Ледяной Ярость новым ударом. Едва шевеля языком, воительница пролепетала:  — И-из-за меня?.. — Предательские слёзы навернулись на единственный глаз Ледяной Ярости, она непременно дала бы волю чувствам, если бы Янтарь вовремя не продолжил:  — Слабый организм моей Снежнолики не выдержал столь сильной нагрузки… Ты не при чём, но я, убитый горем дурак, посчитал иначе. Заодно обвинил и Ракушечника… Вероятно, мне было легче искать виноватых там, где ничьей вины быть не могло. Ты была не такой как все и шарахалась от того, чем нельзя было напугать ни одного Речного кота. Смотря на тебя, я беспрестанно вспоминал смерть твоей матери… Это было просто невыносимо, мне казалось, что я сойду с ума. Позже, когда тебя посвятили в оруженосцы, я сгорал от стыда, считая тебя позором своей семьи… — Янтарь, ненадолго замолкший, моргнул и несколько тише закончил: — Теперь я осознаю, насколько ошибся. Поздно, Ледяная Ярость, поздно что-то говорить — прошло столько времени и столько всего свершилось… Наверное, прощения просить смысла нет, тем более, поступки говорят о коте больше его слов… «Он абсолютно прав. Немало воды утекло с поры моего детства и ученичества, я не выкину из головы всё, что было…» — Ледяной Ярости не хватало воли пересилить себя и открыть пасть, чтобы сказать что-нибудь ободряющее Янтарю, — её слова прозвучали бы сухо, неубедительно. «Я не Сероспинка. Она простила обман Ослепительной Звезде, а я… Я не могу так легко отпускать обиды». Рассказ отца немного успокоил Ледяную Ярость, и она, наконец, задала вслух интересующий её вопрос:  — Если ты позволишь мне сбежать, то предашь Речное племя. Тебе оно надо? После секундного замешательства Янтарь выдал:  — Уверен, другая на твоём месте была бы дома, с соплеменниками, а ты всё стоишь и выпытываешь у меня, что да почему…  — Мне слабо верится в твоё раскаяние, — пробормотала воительница, и горячая волна стыда окатила её с головы до кончиков лап.  — В своей жизни мы много во что не верим… — Под скептическим взглядом белой кошки Янтарь продолжил: — Заметь, мне пришлось бы отложить наш разговор до следующего Совета, не проберись ты в мой лагерь.  — А кошачья мята…  — Я не одобряю твоих действий, разумеется, — перебил дочь полосатый кот, помрачнев, — никто в Речном племени не одобряет. Но Прибрежная Звезда пренебрегла доводами старших воинов, в том числе и моими. Мы просили её поделиться лекарственными растениями с остальными племенами, она не послушала нас и сделала по-своему. Я предполагал, что ты не отступишься от своих обещаний. Эта… Сероспинка, вроде? Она была твоей подругой? Я видел, на Советах вы держались вместе. Горький ком застрял в горле Ледяной Ярости. Она напряжённо кивнула; образ дочери Ослепительной Звезды возник перед её внутренним взором, и одноглазая кошка тряхнула головой, с трудом освобождаясь от наваждения.  — Соболезную, — шепнул Янтарь, — славная была кошка… Ледяная Ярость молчала, и это молчание угнетало её, как ничто иное.  — Скоро мои соплеменники проснутся. Рассвет близится, — Он поглядел на небо, где уже угасли звёзды, некогда проглядывающие в прорехах между тучами. Чисто-белые облака, покрывающие небосвод на востоке, налились золотисто-розовым цветом. — Сделаем вид, словно ты напала на меня и убежала, а позже, когда ты окажешься на безопасном расстоянии от лагеря, я подниму тревогу, ясно? Советую тебе идти сейчас, иначе не успеешь помочь соплеменникам.  — Это точно, — выйдя из оцепенения, подтвердила Ледяная Ярость. В её голову пришла новая мысль, и она решила воплотить её в жизнь. Воительница выпустила когти, замахнулась на отца лапой и несильно ударила его по морде — отклониться он не успел. Через миг на щеке кота красовался алый след.  — За что? — недоумённо спросил Янтарь.  — Это будет доказательством того, что ты всерьёз пытался меня остановить, — фыркнула Ледяная Ярость, — не все могут поверить тебе на слово. Она бесцеремонно обогнула полосатого кота и было собиралась осторожно пролезть через небольшое отверстие в ежевике, как Янтарь вновь подал голос:  — Постой-ка.  — Что опять? — сделав вид, будто она недовольна его просьбой, проворчала Ледяная Ярость. — Береги себя, — Янтарь замялся, дёргая хвостом из стороны в сторону. — И да, лагерь охраняет Крапчатая, так что постарайся не попасться ей на глаза. Ледяная Ярость на миг задумалась. Ей следовало бы сказать отцу то, что он желал услышать больше всего на свете, однако вместо этих трёх слов она лишь обронила:  — Спасибо тебе… за всё, — И стремительно скрылась за колючими ветвями. Воительница торопилась, не замечая на своём пути практически ничего: ни коряг, ни корней деревьев, ни ветвей кустов. Ледяная Ярость передвигалась с бешеной скоростью, всё мелькало перед её единственным глазом, она ударялась, спотыкалась, даже падала, цеплялась за ежевичные колючки, выдирая шерсть, а в голове её билась одна-единственная мысль — «успеть». Ледяная Ярость, взрывающая лапами свежий снег, не предполагала, что ночь её пленения станет для неё знаменательной, — не из-за несовершённого подвига, а в плане разговора по душам с Янтарём. И пусть прежде нелюбимая дочь не сумела быстро забыть холодное отношение к себе, а отец, страдающий по собственной глупости, равным образом не услышал заветного «я тебя прощаю», каждый из них одинаково хорошо знал: долгая беседа под покровом темноты кардинально изменила их представление друг о друге… Ледяная Ярость потеряла из виду ручей, достигнув берега озера, и тогда шквалистый ветер донёс до неё наигранно-негодующий вопль Янтаря: — Она сбежала! Она сбежала!