Жила-была кошка

«Убийца!» — Острая, как кошачьи когти, мысль озарила сознание Ледяной Ярости подобно ослепительной вспышке молнии. Ей показалось, будто время остановилось. Воительница не помнила, сколько неотрывно смотрела на Опёнка, не в силах пошевелить ни единым мускулом; её сердце трепыхалось, как дичь в лапах охотника, надрывалось, но продолжало биться. Почему же оно ещё не остановилось от столь высокой нагрузки, от отвращения Ледяной Ярости по отношению к себе? Такого не должно было случиться! Как она могла? Тогда Ледяная Ярость уже знала, что распростёртое на алом от крови снегу тело не раз будет сниться ей в кошмарах… «Убийца…» — прогрохотало в голове белой кошки, и она медленно-медленно опустилась на землю — онемевшие лапы отказывались держать. Ей хотелось рвануть к Опёнку, растолкать его, накричать, но заставить подняться… А сильнее всего Ледяная Ярость желала повернуть время вспять и в тот самый миг, когда соплеменник метнётся в её сторону, предусмотрительно втянуть когти… Жаль, это не представлялось возможным. От тягостных мыслей Ледяную Ярость отвлекла Ослепительная Звезда. Белая кошка была готова поклясться, что видела, как каждая шерстинка на серебристой шкуре предводительницы шевелится от ветра, как мышцы бывшей наставницы Ледяной Ярости болезненно напрягаются от каждого её неосторожного движения, пока та шагала в сторону Опёнка… И вот Ослепительная Звезда склонилась над рыжим воином, прислушалась, сощурив глаза-льдинки, наполненные тревогой. Ледяная Ярость сглотнула, зажмурилась, стараясь унять сердцебиение; она знала: сейчас от одной-единственной фразы, которую предводительница наверняка произнесёт вслух, разрушится вся её жизнь, всё, к чему она так долго стремилась и чего так долго добивалась. В те мгновения Ледяная Ярость дивилась иронии собственной судьбы. Она хотела стать героиней, упиваться вниманием соплеменников к себе, благодарностью родителей Капельки с Мягколапом, которых непременно спасла бы, если бы не совпадение, вынудившее её случайно столкнуться с Крапчатой! А что получилось в итоге? «Я оставила Иглоушку и без детей, и без друга». Ледяная Ярость чувствовала, как вся та ледяная преграда, выстроенная ею вокруг себя ещё со дня смерти Сероспинки, с дребезгом разбивается о грани жестокой реальности, а также то, что способность мыслить здраво, как и раньше, возвращается к ней. Теперь мир предстал перед одноглазой кошкой таким, каким был всегда, она словно вынырнула из долгого, беспокойного сна и больше не отвлекалась на глупые заблуждения. Ради кого она всё это устроила? Ведь понимала же, что ничегошеньки не выйдет! Воровство, равно как и уничтожение мяты, было незаконным, неправильным… И расплата за ошибку последовала незамедлительно. От одной только мысли о том, что она никогда больше не сможет взглянуть в глаза Иглоушке, потому что увидит там одну лишь пустоту, Ледяную Ярость раздирало желание выдрать себе всю шерсть. Размышления воительницы продолжались не более нескольких мгновений. Ослепительная Звезда выпрямилась, на её морде застыло облегчение, и серебристая кошка звонко крикнула:  — Мохогривка, беги за Травкой, срочно! Он жив… «Жив». Ледяная Ярость уставилась невидящим взглядом в снег под лапами, как издалека слыша своё затруднённое дыхание. Каким образом Опёнок, потерявший столько крови, ещё не умер? Это было чудо, не иначе. «Ему есть, за что бороться», — Ледяная Ярость невольно задумалась: а выжила бы она, если бы оказалась серьёзно ранена? Наверное, не смогла бы, потому что у неё нет семьи. Зато имеется целое племя Теней, и оно отвергнет её сразу же после того, как всё узнает.  — Как это произошло, вы не видели? — Дождавшись, пока силуэт Мохогривки, отделавшейся в битве парой царапин, растворится среди стволов деревьев, Ослепительная Звезда задала вопрос, которого Ледяная Ярость так боялась услышать. Ей не было никакого смысла лгать. — Я ударила Опёнка. — Её собственный голос был как чужой, у воительницы создалось впечатление, будто кто-то произнёс это сухое признание за неё. Ледяная Ярость отчётливо чувствовала исходившие от соплеменников волны удивления, но головы не поднимала; коты прожигали её шкуру пристальными взглядами. Белая кошка жалела, что не может провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в воздухе бестелесным духом и развеяться по ветру… Или убежать прочь, куда-нибудь далеко, где она окажется недоступна для этих полных ужаса глаз… Облегчение, пришедшее в душу Ледяной Ярости вместе с новостью о том, что Опёнок всё-таки не отправился в Звёздное племя, почти мгновенно сменилось виной, тяжким грузом давившей на плечи и пригибавшей к земле. Сколько ей ещё придётся натворить дел из-за проклятой неуравновешенности?  — Подожди… Так это ты? — Раздался лёгкий хруст снега, и хриплый голос Ворона послышался совсем рядом, прямо над ухом Ледяной Ярости — должно быть, глашатай нашёл в себе силы подойти к белой кошке поближе. Воительница крепко зажмурилась и затрясла головой, словно отказываясь от своих слов, но прошептала:  — Я… я не хотела, поймите… Договорить Ледяной Ярости не дали. Где-то недалеко послышался тихий шорох, и коты отряда племени Теней, все как один нервные после схватки с соседями, синхронно обернулись на звук. Среди заснеженных кустов ежевики замелькала светло-коричневая шерсть Травки, обе передние лапы которой были обмотаны приготовленной для пострадавшего паутиной, за ней еле поспевали Мохогривка и Иглоушка. При виде последней Ледяная Ярость поняла, что сейчас либо не выдержит и действительно сбежит, либо упадёт в обморок. Видеть подругу того, кого она чуть не убила, было для неё просто невозможно. «Это выше моих сил!»  — Отойдите, все живо отойдите! — рявкнула на столпившихся вокруг воинов Травка, со стороны казавшаяся невозмутимой, но Ледяная Ярость была готова поклясться хвостом, что и у той на душе царило беспокойство. Едва завидев Опёнка, находившегося без сознания, Иглоушка не выдержала и зарыдала в голос, падая в сугроб возле любимого:  — Великое Звёздное племя, что вы со мной делаете? — Бурая кошка запрокинула голову к нахмуренному небу, завыв — горько, тоскливо, и Ледяная Ярость едва подавила желание заткнуть уши лапами, чтобы только видеть несчастную кошку, но не слышать надрывного вопля, вырывающегося из её горла. Не ясно было, о ком же Иглоушка плачет больше — об умирающих детях или же о друге, жизнь которого висела на волоске.  — Хватит тебе, хватит, с Опёнком всё будет хорошо, он же у нас сильный, — шепнула на ухо сестре Мохогривка, но бурую кошку было не так-то просто успокоить. Заглянув в полные боли заплаканные глаза Иглоушки, Ледяная Ярость ощутила, как у неё в душе всё переворачивается. От душераздирающего взора бурой кошки что-то взорвалось в её голове; Ледяная Ярость подскочила, кинулась вперёд, прямо к изумлённой Иглоушке, и заорала настолько громко, что сама чуть не оглохла:  — Всё вышло случайно, я не хотела на него нападать, вы слышите меня или нет?! Никогда и ни за что! — Она уставилась на сжавшуюся в комочек Иглоушку, заверещав ещё пронзительнее: — А ты заткнись, прекрати рыдать, я не могу больше этого выносить! Иглоушка, в свою очередь, не осталась в долгу. Мгновенно вспыхнув, бурая кошка издала нечто среднее между стоном и вздохом; до неё поразительно быстро дошёл смысл слов Ледяной Ярости. Вздыбив шерсть на загривке, Иглоушка замахнулась на соплеменницу, отвесив ей хорошую оплеуху, так что голова Ледяной Ярости мотнулась влево. Соплеменники Ледяной Ярости ахнули, некоторые из них бросились вперёд, чтобы в любой миг разнять двух кошек. Удар отрезвил белую воительницу, она молча отступила на шаг, а Иглоушка севшим голосом зарычала, и её взгляд резко переменился — из него исчезли переживания о здоровье Опёнка, оставив жгучую ненависть: — Уйди с глаз моих! Прочь… Ледяная Ярость неотрывно глядела на обычно кроткую Иглоушку. Страх перед этой кошкой, обычно робкой и пугливой, взыграл в её душе, заглушая все остальные чувства.  — Прекратите, обе, — послышался громоподобный приказ Ослепительной Звезды… …и тут случилось нечто невообразимое. Затылок воительницы пронзила острая, ни на что не похожая боль, от которой некуда было деться. Ледяной Ярости казалось, будто её череп пытаются расколоть на части; слёзы невольно брызнули из её единственного глаза. Она не знала, сколько длилась эта пытка, слышала только, как со стороны, свой протяжный крик… — Ледяная Ярость, что с тобой? Фраза глашатая отдалась в ушах измученной кошки многоголосым эхом. Ледяная Ярость ощутила боком жёсткую землю, догадавшись, что упала; поморгав, она увидела перед собой огромные синие глаза Ворона и сощуренные жёлтые — Травки. Глашатай и целительница смотрели на неё с неподдельной тревогой.  — Не знаю, — тихо отозвалась Ледяная Ярость, еле ворочая языком. Голова налилась тяжестью, и сколько бы кошка не пыталась приподнять её, старания заканчивались провалом, а от соприкосновения не до конца обсохшей шерсти со снегом Ледяная Ярость чувствовала неслабый холод, волной распространявшийся по всему её телу. Лапа целительницы заботливо легла на её плечо:  — Не вздумай вставать! Подожди, закончу с Опёнком и выясню, в чём дело… Ледяная Ярость обвела глазами котов, окруживших её. Если до этого момента в глазах воинов племени Теней можно было заметить разные эмоции — изумление, осуждение — то сейчас они все до единого глядели на соплеменницу с участием. Только донельзя злая на Ледяную Ярость Иглоушка не удостоила её вниманием. С трудом повернувшись к Ослепительной Звезде, Ледяная Ярость не заметила на её морде ровным счётом никаких эмоций, кроме равнодушия, пробирающего до самых костей. Быстро переведя взгляд на Опёнка, Ледяная Ярость смогла получше рассмотреть его увечья. Оказалось, рыжую шкуру воина пересекала глубокая рана, тянувшаяся от загривка до груди. Бока кота вздымались еле заметно — вот почему Ледяная Ярость поначалу приняла его за мёртвого.  — Он потерял очень много крови, — обратилась Травка к предводительнице, и тихо всхлипывающая Иглоушка, по-прежнему лёжа возле Опёнка, дёрнула хвостом. — Понятия не имею, когда придёт в себя, но считаю, что подоспела вовремя. Переносить Опёнка в лагерь, конечно, небезопасно, да только оставлять его здесь мы тоже не вправе.  — Благодарю тебя, Травка, — бесцветным голосом отвечала Ослепительная Звезда, не сводя глаз с пострадавшего. Тем временем Ледяная Ярость снова предприняла попытку подняться, и воительнице с радостью помог Ворон, который, как ей думалось, хоть и был потрясён её заявлением, но виду не подавал. Ощутив под лапами твёрдую землю, воительница немного успокоилась, но всё равно по-прежнему чувствовала угрызения совести, слушая приглушённые рыдания Иглоушки, уткнувшейся носом в шерсть Опёнка. Она навсегда запомнит этот день. На долгие-долгие луны в её памяти отпечатается страшная картина — безвольно растянувшийся на земле Опёнок, слёзы и злоба в глазах его подруги, зловещая, багряная, словно поздний закат, лужа крови… Дыхание Ледяной Ярости сбилось, как сбился и без того неровный ритм её тяжко колотившегося сердца. «Такое не прощается».  — А теперь ты, — хмурая Травка указала на неё кончиком хвоста. Казалось, допытывающиеся жёлтые глаза целительницы вот-вот пробуравят во лбу белой кошки дыру. — Почему ты упала?  — Голова… болит… — только и выдавила Ледяная Ярость, тут же пошатнувшись от накатившей на неё волны слабости, благо, Ворон всё так же не отходил от неё, иначе она вновь оказалась бы на снегу. Ещё в период сражения Ледяная Ярость заметила за собой странности вроде лёгкого головокружения и ненавязчивого шума в ушах, но не подала виду, сослав всё на собственное нервозное состояние.  — Скажи мне честно — ты ударялась головой? — деловито осведомилась Травка, мягко заставляя Ледяную Ярость сесть. Никогда прежде удивлённая воительница не видела светло-коричневую кошку настолько внимательной, и почему-то в те мгновения Травка напомнила ей Клыкозубку, каждый день, проведённый маленькой Снежинкой в детской, дарившую ей свою доброту и ласку. — Быть может, падала, пока дралась с Речными котами? После дикой головной боли информация доходила до ума Ледяной Ярости с небольшой задержкой, поэтому ей потребовалось несколько секунд для осмысления слов целительницы. Наконец, кошка пролепетала, мысленно стыдясь того, что даже говорить нормально не может:  — Ну, было… пару раз… Особенно об сосну…  — Что ж, это многое объясняет, — еле слышно буркнула Травка, наблюдая за тем, как Бурохвост, Плющехвост, Мохогривка и Орешник пытаются аккуратно поднять Опёнка с земли, чтобы доставить раненого в лагерь племени Теней. — Когда вернёмся домой, я дам тебе рябины, у меня оставалось чуть-чуть… Дальше Ледяная Ярость её не слушала. Тепло тела Ворона согревало её, хотя шерсть воительницы высохла почти полностью; невольно её начало клонить в сон, поэтому даже жжение в ранах не мешало ей расслабиться и закрыть единственный глаз — по сравнению с той болью эта была смехотворной. Как они добрались до лагеря, Ледяная Ярость помнила смутно. Единственное, что врезалось ей в память — холодный ветер, нещадно трепавший шерсть, да идеально ровный жёлтый круг застывшего на небосводе солнца, слепящего глаза. Усталость обуревала Ледяную Ярость на протяжении всего их обратного пути, в реальность засыпающую на ходу кошку возвращали лишь тихие голоса переговаривавшихся соплеменников вместе с тупой пульсирующей болью в висках. Ворон шёл рядом, подставляя Ледяной Ярости плечо и следя за тем, чтобы её, жутко уставшую, снова не подвели лапы. Мысли её путались, смешивались одна с другой, и в итоге в голове получалась самая настоящая каша из образов и отдельных сцен. Краем глаза наблюдая за переносом Опёнка, которым командовала предводительница, Ледяная Ярость не могла справиться с горечью, которая от вида несчастного пуще прежнего разъедала её душу. Ослепительная Звезда уверенно шагала во главе отряда, всё так же прижимая прокушенную лапу к груди. Ледяная Ярость хотела стряхнуть с себя сон, забыть о ранах и, догнав предводительницу, напрямую спросить её о том, как же она планирует поступить с бывшей ученицей. «Впрочем, я и без того догадываюсь…» — Ледяная Ярость представила унылую себя, одиноко петляющую меж каменных Гнёзд Двуногих, и её передёрнуло от этой воображаемой картины. Но ведь она заслуживала этого, разве нет? Ледяная Ярость очнулась от дум, когда оказалась в лагере племени Теней. Навстречу соплеменникам выбежали взволнованные Краснохват, Хвоегрив и Виноградница, рьяно рассекающие хвостами воздух.  — Мы победили? — первым делом выпалил Краснохват, его шкура, казалось, потрескивала от напряжения, повисшего между тремя воинами. Получив в ответ кивок от предводительницы, охранники лагеря обменялись счастливыми взглядами, но, одновременно уставившись на Опёнка, переглянулись опять, на этот раз — со страхом.  — Ох уж эти Речные, — прошипел себе под нос Хвоегрив. — Осуждайте меня, а не их, — вырвалось у Ледяной Ярости, протискивающейся в лаз между кустами ежевики. Троица проводила её недоумёнными взглядами, впрочем, Ворон, которого воительница попросила больше не сопровождать её, быстро обрисовал им всю ситуацию. К великой неожиданности Ледяной Ярости, возле палатки Травки она приметила незнакомца — буро-коричневого кота в чёрную полоску. Покопавшись в памяти, Ледяная Ярость вспомнила, что это был кот из племени Ветра, молодой и талантливый целитель Валунишка.  — Здравствуй, — кивнула ему немного удивлённая Ослепительная Звезда, подходя к щуплому коту. — С какой целью ты решил навестить нас, Валунишка?  — Не стоит беспокоиться, Ослепительная Звезда, — беспечно повёл усами целитель, указав кончиками ушей на палатку целительницы. — Я принёс вам кошачью мяту. Изумлённый вздох прокатился по толпе пришедших в лагерь котов. Ледяная Ярость на негнущихся лапах подошла к довольному собой Валунишке, затем оглянулась на Травку. Та хлопнула себя по лбу хвостом, как-то виновато покосившись в сторону предводительницы:  — Извини, я забыла тебя предупредить…  — Ничего, — не меняя тона, прервала её серебристая кошка, — откуда у тебя взялась мята? — Она невольно высказала вслух вопрос, больше всего интересовавший и Ледяную Ярость тоже. Воительница ощутила прилив сил, стремительно распространяющихся по всему телу, и даже её раны будто стали болеть меньше. Дети Опёнка и Иглоушки получат шанс на выздоровление. Они будут спасены! Радость захлестнула её с головой, и в ту минуту Ледяная Ярость была готова поклониться Валунишке до самой земли, исполнить любую его прихоть, но не тронулась с места и не проронила ни слова, позволяя коту начать свою историю:  — Сегодня на рассвете я отправился прогуляться по пустоши, как вдруг, подходя к границе с Речным племенем, обнаружил поистине удивительную находку, — Зелёные, как весенняя трава, глаза целителя заблестели ярче. — Это была кошачья мята, представляете? Совсем немного, зато свежая, не побитая морозами! Не знаю, как я мог не заметить её раньше и как она вообще выжила… Дар Звёздного племени, не иначе. Тут я заметил патруль Речного племени. Обходя территорию, они переговаривались о Ледяной Ярости и вскользь упомянули, мол, в племени Теней есть двое больных Зелёным Кашлем… Я был обязан вам помочь. Поэтому я нарвал столько мяты, сколько нашёл, и отправился в обход озера, прямиком к вам в лагерь, а вы тут, оказывается, воюете… Не успел рассказать Травке, зачем пожаловал — она сразу после моего прихода сорвалась к вам на помощь…  — А как же Вихрезвёзд? — случайно вырвалось у Ледяной Ярости, которая с нетерпением дожидалась окончания речи Валунишки. — Разве…  — Ему о моей находке знать необязательно, — отвечал полосатый кот, тут же расплывшись в доброжелательной улыбке. — Больных в моём племени нет, и слава Звёздному племени. Как мне думается, я имею полное право поделиться с вами мятой — в конце концов, племени Теней она гораздо нужнее, чем мне. Кстати говоря, я присмотрел за вашими оруженосцами в отсутствие Травки… «Да, мир не без добрых котов», — всплыло в уме Ледяной Ярости. Из палаток на поляну высыпали воины и старейшины, заинтересованные появлением Валунишки. Ослепительная Звезда искренне поблагодарила Валунишку, заявив, что он оказал им неоценимую помощь, но изрядно смутившийся целитель возразил ей:  — Не надо лишних слов, это мой долг. «Если бы каждый целитель его выполнял…» — хмыкнула Ледяная Ярость, припоминая Ракушечника и Росянку. Валунишка не стал долго задерживаться в лагере племени Теней и, когда Травка намекнула ему поскорее возвращаться в племя Ветра, дабы Вихрезвёзд ничего не заподозрил, целитель покинул Сумрачных котов. В их сердцах после ухода чужого целителя вновь зажёгся огонёк надежды на выздоровление Мягколапа с Капелькой, но теперь он не таял, как прежде, а лишь разгорался с каждым мигом. На протяжении всего того времени, что Валунишка провёл в племени Теней, Ледяная Ярость чувствовала на себе тяжёлый взгляд Иглоушки, и от этого у неё на душе становилось дурно. Не решившись обернуться, белая кошка лишь хуже сгорбилась, терпеливо дожидаясь своей очереди в палатку целительницы. Радость за Мягколапа и Капельку ненадолго заглушила её стыд за собственное поведение и злость на саму себя. Что, если Опёнок не выживет? Ледяная Ярость была готова смотреть на что угодно, только бы не на Иглоушку, боясь увидеть плескавшийся в её глазах гнев, обращённый к белой кошке. Ледяная Ярость нисколько не дивилась чувствам подруги Опёнка и ожидала от неё подобной реакции, но заранее знала, что переносить злобу Иглоушки будет нелёгкой задачей. «К тому же мне наверняка не придётся долго терпеть это…» Чтобы хоть как-то отвлечься от размышлений о будущем, Ледяная Ярость запрокинула голову к небу. Дневное светило то скрывалось в облаках, то выглядывало, и солнечные лучи, периодически попадая на шкуру воительницы, грели уже по-весеннему, что не могло не ободрять. Сугробы, испещрённые длинными фиолетовыми тенями, искрились на крышах палаток, под лапами котов, а птичья перекличка, до этого раздражающая Ледяную Ярость, вдруг приобрела для неё какую-то странную, приятную мелодию, вливавшуюся в сердце вместе с теплом. Невероятная грусть заставила Ледяную Ярость задуматься о неминуемом разговоре с Ослепительной Звездой. Как бы воительница ни хотела остановить время, оттянуть беседу, которую сразу же можно было определить в список самых скверных моментов её жизни, она была неизбежна, а значит, следовало принять этот факт с достоинством.  — Ледяная Ярость, проходи, — почему-то шёпотом позвал её Бурохвост, замерший на пороге палатки целительницы. После просьбы воина Ледяная Ярость мельком огляделась и поняла, что рядом с ней нет ни одного воина — половина из них отправились в воинскую палатку, другие разместились под ежевичными кустами на поляне. «Травка уже обработала их ранения…» Бурохвост настолько напряжённо оглядывал Ледяную Ярость, что она непременно зарылась бы в снег от столь пристального внимания к себе, если бы это не выглядело, как минимум, странно.  — Угу, — неразборчиво пробурчала воительница, обходя рыже-коричневого воина, провожающего её долгим печальным взглядом. «Неужели он всё не может выбросить меня из головы? Не понимаю я этого…» «Не ври себе», — безапелляционно возразил её внутренний голос, и на краткий миг перед единственным глазом Ледяной Ярости промелькнул образ улыбающегося Гладкошкура, тогда ещё оруженосца Гладколапа… Зайдя к Травке, Ледяная Ярость догадалась, по какой причине Бурохвост обратился к ней вполголоса: Капелька и Мягколап, сладко посапывая, крепко спали в травяных гнёздышках. Сама Травка бережно складывала несколько листочков кошачьей мяты, оставшихся после того, как больные оруженосцы съели нужную порцию. Убрав драгоценное лекарственное растение, она склонилась над Опёнком, стонавшим от боли, — как выяснилось, рыжий воин недавно открыл глаза. Ледяная Ярость испугалась пробуждения Опёнка и застыла на месте, хотя раненый, отвернувшийся к стене палатки, похоже, не заметил её присутствия; плотная повязка из паутины, коей Травка израсходовала на Опёнка немало, охватывала всю его шею, правое плечо и грудь. Взгляд белой кошки метался с целительницы на рыжего кота и обратно, она, сама того не замечая, невольно просила у Травки помощи, но та лишь указала хвостом на себя, затем махнула им на выход из палатки, как бы обещая выйти во время их разговора. От такой перспективы воительнице легче не стало.  — Слава Звёздному племени, у нашего Опёнка здоровье крепкое. Жара нет, заражения не наблюдается, дыхание ровное, — облегчённо вздохнула светло-коричневая кошка, обращаясь, скорее, к себе, чем к робко вошедшей в палатку воительнице. Больше Травка не издала ни звука, намазывая царапины Ледяной Ярости кашицей из календулы. Воительница жмурилась и вздыхала, когда обработка раны оказывалось особенно болезненной. Она украдкой косилась на Опёнка, пусть ей и было неудобно поворачивать голову в его сторону, так как лежал рыжий кот со стороны её отсутствующего глаза. Наконец, светло-коричневая кошка сочла нужным как бы невзначай спросить:  — Тебе нужна рябина или нет?  — Я думала, такие вопросы решает целитель, — с сомнением протянула Ледяная Ярость. Травка пожала плечами:  — Мало ли? Знаю я тебя, ты сейчас запросто заявишь, что у тебя всё в порядке… — Ничего не в порядке, — неожиданно огрызнулась белая кошка, чувствуя, как злоба медленно поднимается откуда-то со дна её желудка. Как может Травка говорить подобные вещи, если прекрасно видит, в каком состоянии она находится?  — Ты закончила?  — Как видишь, — пробормотала светло-коричневая кошка, убирая остатки календулы обратно в свёрток. — На очереди у меня больше никого нет, всех осмотрела.  — Тогда я… ну… — Страх сковал Ледяную Ярость, и мысленно она с презрением обозвала себя трусливой мышью, — останусь с Опёнком один на один? Он же понял, видел, кто именно его…?  — Разумеется. — Травка положила свёрток с ноготками в угол палатки, туда, где хранила запасы трав. — Как закончишь, позови меня. Учти, ему нельзя много болтать и напрягаться, — Целительница ободряюще похлопала хвостом по плечу Ледяной Ярости и быстренько покинула палатку, оставив после себя гнетущую тишину. Ледяная Ярость, ощущая небывалое смятение, переминалась с лапы на лапу. С чего начать? Что сказать Опёнку? Собравшись с мыслями, воительница осторожно подошла к нему — со стороны это выглядело так, будто она опасалась, что рыжий воин её укусит, — и шёпотом позвала:  — Опёнок, ты меня слышишь? Раненый моргнул, заинтересованно уставившись на Ледяную Ярость:  — Конечно, слышу, — Его голос был тихим, как журчание ручейка. Ледяная Ярость отчётливо видела, что Опёнку больно не то что говорить — дышать. Ни в его янтарном взгляде, ни в хриплом отклике воительница не обнаружила и следа недовольства или неприязни, коей предостаточно натерпелась от Иглоушки. Это немного успокоило Ледяную Ярость, поэтому, присев рядышком с Опёнком, она сбивчиво залепетала:  — Ты прости меня, всё вышло… внезапно… Ты бросился ко мне, когда я дралась с Прибрежной Звездой… А я, я тебя не узнала… сгоряча… И-извини, в общем. — Осознав, что вся придуманная ею речь с треском провалилась, превратившись в поток неразборчивых оправданий, Ледяная Ярость предпочла и вовсе замолчать. Уж она-то знала: язвительный Опёнок не упустит случая уколоть её как можно больнее. Ожидания Ледяной Ярости не оправдались. Опёнок приподнялся, освободив намазанный какой-то едко пахнущей травой хвост, и, обвив им одну из передних лап Ледяной Ярости, слегка её сжал. От этого странного жеста воительница внутренне напряглась, но уже через секунду поняла, что таким образом Опёнок старался поддержать собеседницу, вселить в неё уверенность. «Постойте, о чём я? Зачем ему…» Пока Ледяная Ярость находилась в ступоре, Опёнок проговорил с расстановкой, делая довольно долгие паузы между словами:  — Признаюсь, я и не думал, что ты станешь… нормальной воительницей, но сегодня… я лично убедился в обратном. — Рыжий кот улыбнулся, мгновенно поморщившись от неловкого движения. — Это я виноват. Бился с Песочником… не заметил тебя и Прибрежную Звезду. Песочник уклонился от моего удара и толкнул меня, а я не успел отскочить в сторону… Так что не кори себя, битва есть битва.  — Нельзя сражаться против соплеменников, — покачала головой Ледяная Ярость, до глубины души потрясённая словами Опёнка. Разве он не должен гневаться на ту, что чуть не лишила его жизни?  — Ты и не сражалась, — невозмутимо продолжал Опёнок, — сама же сказала, что это случайность, так в чём тебя винить? «В том, что я безнадёжная мышеголовая дура». Земля под лапами Ледяной Ярости куда-то исчезла, а палатка поплыла перед её единственным глазом. В следующий миг белая кошка приметила подёрнутое белоснежной паутиной облаков небо, проглядывающее сквозь отверстие в крыше палатки, а спиной ощутила весомый удар о твёрдую поверхность. Ужасная боль повторно вспыхнула в голове Ледяной Ярости, и на этот раз оказалась гораздо сильнее. Кошка ничего не видела и не слышала вокруг себя, поэтому мысленно молила Звёздное племя подарить ей такое желанное забвение. Кто-то с силой ударил её лапой по щеке, раздался чей-то громкий возглас, омерзительно резанувший по ушам… Дёрнувшись, Ледяная Ярость ойкнула от острой боли в затылке и безвольно откинулась обратно. Не открывая глаза, воительница догадалась, что чья-то тень заслонила собой солнечный свет. Поморгав, Ледяная Ярость разглядела Травку, которая присела возле белой кошкой, встревоженно уставившись на неё, и Опёнка, подползшего к целительнице и заглядывающего ей за плечо.  — Что ж с тобой делать-то… — прошипела Травка, помогая Ледяной Ярости вновь принять вертикальное положение. — Рябину дам, естественно, но, вероятнее всего, тебе она поможет ненадолго. Ледяная Ярость бездумно уставилась в пол палатки, по которому протянулись длинные тени от подстилок и свёртков с травами. После повторения головной боли и головокружения она перепугалась за собственное здоровье не на шутку; Травка, словно почувствовав её волнение, поспешила заверить кошку:  — Ничего, я за тобой присмотрю… Этой ночью останешься в моей палатке, поняла? «Вообще-то, существует большая вероятность того, что ночевать я буду далеко-далеко отсюда!» — съязвила про себя Ледяная Ярость, но сил высказать мысли вслух у неё не осталось. Послушно слизнув с протянутого ей листочка лекарство и не до конца разобрав его вкуса, она растерянно пробормотала:  — Со мной никогда такого не случалось…  — Значит, всё дело действительно в каком-нибудь ударе или падении во время битвы, — заключила целительница, повернувшись в сторону Ледяной Ярости, которая склоняла голову так и этак, лишь бы унять слабо отдававшуюся в её многострадальной голове боль, и взгляд целительницы ей не понравился. Затем Травка попросила Ледяную Ярость наклониться и ощупала лапами её голову.  — Больно где-нибудь?  — Нет, не… Ай! — Светло-коричневая кошка надавила на затылок Ледяной Ярости, от чего та не сдержала крика.  — Я выяснила, куда точно пришёлся удар, — довольно кивнула Травка. — Я редко сталкивалась с ушибами, тем более — с травмами головы, но ты мне уже второй раз даёшь шанс набраться опыта… — Из уст целительницы вырвался горький смешок. — Что ж, периодически принимая рябину, у тебя получится сдерживать свой недуг, и всё-таки советую тебе воздержаться от… С выхода из палатки послышался нетерпеливый голос Ослепительной Звезды:  — Травка, что там у вас? Всё нормально?  — Ну, если головную боль можно назвать нормальной… — хмыкнула Травка, проверяя повязки на ране Опёнка, сморённого дремотой. — И хорошо, что спит, пускай сил набирается, — добавила светло-коричневая кошка, отойдя немного в сторону, и Ледяная Ярость увидела за её спиной Ослепительную Звезду. Предводительница уже опиралась на прокушенную лапу, щедро обмотанную паутиной, в её бездонных, как два омута, прозрачно-голубых глазах застыла непоколебимая твёрдость. — Я поговорю с Ледяной Яростью? Это ненадолго. Шумно сглотнув и чувствуя, как обречённость затопляет всё её существо подобно реке, вышедшей из берегов, Ледяная Ярость изрекла таким тоном, словно выносила себе смертный приговор:  — Конечно. — Не обращая внимания на укоризненное ворчание Травки, воительница встала и, слегка пошатываясь, побрела в сторону Ослепительной Звезды. Лёд во взоре серебристой кошки пугал и в то же время завораживал Ледяную Ярость, но та пыталась не подавать виду. Стоило обеим кошкам показаться из палатки целительницы, как коты, оставшиеся на поляне, дружно повернулись к ним, не прекращая, однако, обсуждать утреннюю битву; их настороженные взоры не сулили ничего хорошего. Одна Иглоушка не принимала участия во всеобщем шуме; в её глазах застыло какое-то хмурое выражение, однако белая кошка отчётливо различала за ним что-то другое, смутно напоминающее сочувствие. «Кажется, у меня начался бред… С чего ей жалеть меня?» Пятнистый Краснохват, на всякий случай стороживший лагерь, без всяких вопросов выпустил предводительницу и её бывшую ученицу из лагеря. Когда плотная стена ежевики осталась у неё за спиной, Ледяная Ярость обернулась на шагающую бок о бок с ней Ослепительную Звезду. Серебристая шерсть кошки блестела на солнце так ярко, что сама она казалась Ледяной Ярости лучиком света среди тёмных земель племени Теней. Как ни крути, а имя предводительницы полностью соответствовало и её внешности, и её внутреннему миру. «А ведь она и правда ослепляет — и красотой, и умом, и умением править племенем…» Ледяная Ярость несмело спросила:  — Куда мы направляемся?  — Туда, где сможем спокойно всё обсудить, не отвлекаясь ни на что постороннее. Ответ показался Ледяной Ярости сомнительным, но она обо всём догадалась сразу же, как только они углубились в заросли ежевики. Там, как и много лун назад, было темно, но этот мрак нисколько не пугал одноглазую кошку. Наоборот, он ей нравился, по крайней мере, она не испытывала никакого дискомфорта при нахождении в чаще и так привыкла к ней, что отлично здесь ориентировалась. Плохо освещённые места всегда приносили Ледяной Ярости покой и умиротворение — в тени она будто отстранялась от окружающих, могла поразмыслить о жизни да и просто-напросто отдохнуть… «Мне следовало родиться в племени Теней, а не в Речном. Тогда бы мне не пришлось терпеть насмешки некоторых соплеменников, влюбляться в Гладкошкура, враждовать с сестрой… Я была бы обычной, здоровой Сумрачной воительницей». Дорога утомила Ледяную Ярость, она шла из последних сил. Белая кошка рисковала, пускаясь вместе с предводительницей в неблизкий путь, — если бы ей стало плохо, то Ослепительная Звезда вряд ли бы продемонстрировала те же выдержку и целительские познания, что и Травка. Когда из-за кустов выглянула знакомая Ледяной Ярости заброшенная лисья нора, у неё защемило сердце: почему-то старое, пропитавшееся едкой вонью убежище рыжей хищницы она считала своим. Ослепительная Звезда выбрала уютное и ровное, лишённое крупных валунов местечко рядом с норой, Ледяная Ярость присела напротив предводительницы. Глаза серебристой кошки сияли в темноте, но в светились серьёзность и что-то ещё, чего воительница не сумела хорошенько рассмотреть. Ледяная Ярость набрала в лёгкие побольше воздуха, потом рвано выдохнула. Не хватало ей ещё раз показать предводительнице свою слабость. Она должна была первой сказать то, что вертелось на языке у них обеих.  — Я тоже хотела кое-что сказать тебе… Точнее, попросить… То есть, спросить, — окончательно запуталась Ледяная Ярость, стараясь сосредоточиться на одной мысли и отгоняя прочь все посторонние. На миг во взгляде Ослепительной Звезды промелькнула тень заинтересованности:  — О чём же? Ледяная Ярость посмотрела в ту часть чащи, где за покрытыми синеватым инеем ветвями, что отбрасывали на землю разбегающиеся тени, во многих лисьих хвостах отсюда притаился неприметный лагерь племени Теней. Отвернувшись от Ослепительной Звезды так, чтобы серебристая кошка не заметила её слёз, воительница ощутила нестерпимую тоску и была полностью уверена в том, что её сердце непременно разорвётся. Сцены из недалёкого прошлого одна за другой проносились перед её взором: первое знакомство с Сумрачными котами, восхищение от обустройства лагеря, полное скуки и опустошения время, проведённое в палатке Травки после несчастного случая на границе, совместный труд, ночные охоты, игры и забавы с Сероспинкой, их общие секреты, откровения, забота о соплеменниках… С местом, ставшим для Ледяной Ярости домом, и с вполне дружелюбным племенем Теней, принявшим её к себе, было так больно расставаться… Впрочем, Ледяная Ярость не могла ручаться за соплеменников — она предполагала, что те, возможно, возрадуются её уходу. Воительница дала себе слово, что больше ни один кот, живущий на берегу озера, не пострадает по её милости. Никогда. Спустя несколько мгновений тишины, Ледяная Ярость с тяжестью на сердце произнесла слова, которые раньше могли бы послышаться ей только в самом страшном сне:  — Ты собираешься выгнать меня из племени, верно? Что ж, я согласна с твоим решением.