Дом ветра

Кузина Сойка, которую он знал с самого детства, была всем неплоха, кроме одного – она очень хотела замуж. И что особенно сильно печалило Сойка, замуж она хотела за него. Каждый раз, встречая свою двоюродную сестру, Сойк в тоске размышлял о соседних государствах, где браки с близкими родственниками были запрещены, и всерьез задумывался о побеге. – Ах, милый, здравствуй! Сколько лет я не видела тебя! – сестра чуть не задушила его в объятиях и расцеловала в обе щеки. – Да и трех месяцев не прошло, – вяло напомнил Сойк, пока кузина снимала перчатки и придирчиво рассматривала интерьер прихожей. – Для меня даже неделю не видеть тебя – как вечность, – прижала та руки к плоской груди, а Сойк, торопливо развернувшись, зашагал по коридору, без слов предлагая следовать за ним. Огаста была на три года старше и лицом очень на него похожа, будто являлась не двоюродной, а родной сестрой. Но если Сойку знакомые любили говорить о его породистой внешности, то кузину чаще сравнивали с мужчиной. "Логично", – делал вывод Сойк, когда думал об этом. Сестра была похожа на Сойка, Сойк был мужчиной, сестра сама смахивала на мужчину. Куда уж логичней? Хотя знатные корни у них были общими, ветвь, к которой принадлежала его кузина, обеднела, а заодно и покрыла себя позором из-за мелких махинаций ее отца. В итоге, когда родители умерли, Огаста осталась одна – без приданого, без красоты, лишь с одним титулом. Умной женщине ничего не стоило бы, играя лишь таким, безусловно, выгодным, козырем, устроить свою личную жизнь, но проблема была в том, что как раз ума Огасте и не хватало. А еще ей почему-то втемяшилось в голову, что она должна выйти замуж именно за своего двоюродного брата. – Это неплохая идея, – как-то раз заметила мать Сойка в приватном разговоре. – Кузина Огаста знатная дама, она будет верна и привязана к тебе, и никакая другая семья, с которой ты теоретически мог бы породниться, не посягнет на наше состояние… Не договорив до конца, мать осеклась, не иначе, видя, как позеленел ее сын. – Ладно, мне все ясно, – остановила она Сойка, когда тот набрал побольше воздуха в легкие, чтобы высказать все, что он думал по этому поводу. – Можешь не жениться на ней, никто не заставляет. Беседа была окончена, больше к этой теме они не возвращались. Однако кузина Огаста с завидным упорством продолжала преследовать Сойка, находя его даже в таких далеких уголках страны, как Дом ветра. В зале, где полагалось принимать гостей, на кушетке дремал Вачча. Раньше он большую часть времени проводил в библиотеке вместе с новым хозяином, нежась на солнышке, но теперь во время визитов домового предпочитал ретироваться куда подальше. Сойк понимал своего питомца и думал о том, что сам иной раз охотно сбежал бы от навязанного ему общества. На гостью Вачча никак не отреагировал, даже ухом не повел, продолжая мирно спать. – И не лень же тебе было так далеко ехать, – изобразил удивление Сойк, когда его кузина устраивалась в кресле. – Бокал красного сухого, – бросила Огаста подоспевшей служанке и перевела томный взгляд на Сойка: – К любимому брату хоть на край света. "Плохо дело", – сделал вывод Сойк, присаживаясь на кушетку рядом с Ваччей, как можно дальше от кузины. Если та еще не выпила, но уже несла такую чушь, после красного сухого следовало ожидать беды. Например, пространного рассуждения о том, что Сойку пора жениться, или бурных воспоминаний о том, как детстве их купали в одной ванночке. Подобное имело место всего раз, когда Сойку было два года, а Огасте – пять лет. Память милосердно не сохранила эти воспоминания, однако Огаста с завидным упорством любила обсуждать то давнее событие. Особенно ей нравилось это делать после третьего бокала. – Почему мне кажется, что этот замок не достоин тебя? – откинувшись на подушки и поведя костлявыми плечами, спросила Огаста. – Твое родовое имение намного больше и роскошней… – Тут отличная библиотека, – честно ответил Сойк. – Всегда знала, что путь к сердцу мужчины лежит через книги! – несмешно пошутила кузина и сама же рассмеялась, а Сойк вздохнул, в очередной раз подумав о том, что даже смех у нее какой-то мужицкий и некрасивый. Вошедший дворецкий избавил от необходимости давать какой-то комментарий словам кузины: Сойк лишь взял свой бокал и молча приподнял его, без слов предлагая выпить. А Огаста, сделав большой глоток, вдруг поперхнулась и чуть не выплюнула вино. – Что это за пойло?! – взвилась она, широко распахнутыми глазами уставившись на дворецкого, а тот, отступив на шаг, заметно побледнел. – Это же уксус! "Начинается", – обреченно констатировал Сойк. – Возьми мой бокал, – пришел на выручку он, тут же вставая на ноги и протягивая вино Огасте. – А у тебя что, не такое? – еще больше удивилась та, пока слуга торопливо забирал ее бокал. – Не такое, – хмуро ответил Сойк. – Вам еще принести? – слабым голосом спросил дворецкий: в его глазах Сойк легко рассмотрел обреченное выражение. Не иначе, за последнее время все успокоились, потому как неприятный полтергейст вроде бы исчез без следа, и тут – пожалуйста, вернулся снова. – Нет, я выпью воды, – Сойк кивнул в сторону журнального столика, где стоял графин, и дворецкий не стал настаивать. – Действительно, у тебя хорошее вино, – заметила его кузина, осторожно пригубив совсем немного. – Как так вышло? – Долго объяснять, – напустил на себя загадочный вид Сойк. По опыту он знал, что Огаста испытывает благоговейное восхищение перед волшебством, и любое незапланированное событие, будь то прокисшее в погребе молоко или прорвавшая в замке канализация, можно было легко объяснить издержками его профессии. – Ах вот оно что, – вполне ожидаемо закивала головой кузина, изобразив самое серьезное выражение лица. – Снова твои секреты. Сойк в очередной раз вздохнул и отхлебнул из стакана, а Вачча пошевелил во сне ухом. – Сойк, ты знаешь, в каком возрасте женился твой отец? – спросила Огаста после недолгой паузы. "Ну вот, пожалуйста", – мысленно отметил Сойк. – Понятия не имею, – соврал он. С каждым разом кузина становилась все напористей и уже даже не считала нужным сперва поговорить о моде и о погоде, как это было принято в приличном обществе. – Твой отец женился, когда ему было двадцать три. Он был моложе тебя! – Ну и что? – Просто отметила этот поразительный факт. Забавно, правда? – Огаста снова натужно засмеялась, а Сойк залпом допил воду. Но только он захотел, сославшись на неотложные дела, предложить кузине располагаться и чувствовать себя как дома, как мирно дремавший до этого Вачча резко поднял голову, навострив уши. "Только не это", – мысленно взмолился Сойк, но высшие силы не услышали его просьбу, потому как через секунду кот вскочил на лапы, выгнул спину и зашипел, глядя в дальний угол. – Чего это он? – поинтересовалась Огаста, тоже заметив странное поведение питомца Сойка. – Приснилось что-то, – растянул губы в неестественной улыбке он, в то время как Вачча, спрыгнув с кушетки, направился к выходу. Находиться в одной комнате с домовым он не пожелал, как понял в этот момент его хозяин. Осторожно и мельком поглядев в сторону – так, чтобы Огаста не обратила на это внимания – Сойк обнаружил то, что ожидал увидеть. На полу, чуть левее кресла, в котором устроилась гостья, появилась черная мышь. Она вальяжно прошествовала из дальнего угла и уселась прямо посреди гостиной, сложив лапки на груди в уже знакомом Сойку жесте. Кузина Сойка не могла ее видеть, зато Сойк теперь ловил себя на том, что взгляд против воли притягивает появившийся так некстати дух. А сам домовой, заметив, что на него смотрят, принялся дурачиться, если подобное можно было сказать о животном. Сперва мышонок поднял хвост, изогнув его как знак вопроса, а после забавно и уж вовсе не по-мышиному попрыгал на месте на задних лапах. Чтобы скрыть улыбку, Сойку пришлось поскорей прижать к губам уже пустой стакан. – Ты давно не появлялся в свете, – продолжала поддерживать бессмысленный, неинтересный диалог его сестра. – С твоей должностью не слишком хорошо жить как отшельник. Мышь прижала лапки к носу, будто в притворном ужасе закрывала мордочку. "Ай-ай, как ты мог не появляться в свете, отшельник?" – Сойк словно услышал голос Джури, который, имей он возможность говорить, отреагировал бы на подобное заявление только так и никак иначе. – Должность обязывает меня присутствовать на войне, да и только, – равнодушно заметил Сойк. – Насколько мне известно, нынче Долузия ни с кем не воюет. – Ну что ты! – всплеснула руками Огаста: если бы в ее бокале что-то еще оставалось, содержимое точно расплескалось бы. – Дело даже не в войне и не в твоих обязанностях. Просто человеку на такой видной должности следует принимать активное участие в социальной жизни государства, укреплять свои позиции, ведь завистников так много! И кроме того… Кроме того, Сойк, ты ведь так молод! Тебе надо думать о будущем, о семье, в конце концов… На этих словах кузина принялась теребить жемчужное ожерелье на своей шее, и Сойк отметил, что от волнения кожа на ее груди пошла красными пятнами. А мышонок за креслом, в котором расположилась Огаста, совсем как человек всплеснул лапами и завалился на спину, вероятно, изображая собственную кончину. Отчего и зачем, Сойк не понял. "Пристрелите меня", – мрачно пожелал он. Джури сам по себе – это было плохо. Огаста сама по себе – тоже очень плохо. Но терпеть их двоих в одной комнате было выше его сил. – Ты абсолютно права, – сдержанно улыбнувшись, кивнул Сойк. – Думаю, что через месяц, как раз когда откроется сезон балов, я вернусь в столицу. Попытаюсь подыскать себе знатную и богатую невесту, а то ведь и правда пора. Огаста переменилась в лице. Против воли нижняя челюсть опустилась, а маленькие глаза округлились. Мышонок, который не мог ее видеть, почувствовал что-то и снова встал на задние лапки, прислушиваясь. Сообразив, что надо бежать, пока враг оглушен, Сойк заторопился. – Прости, но у меня на сегодня запланировано много дел, – объявил он, решительно вставая. – Ты можешь располагаться, тебе покажут гостевые комнаты. Бесконечно рад твоему визиту. – Но… – несмело начала Огаста. – Встретимся за ужином, – перебил ее Сойк, направляясь к выходу. – Надеюсь, тебя ничто не потревожит. Если услышишь какой-то шум или шорохи, имей в виду, это всего лишь сквозняки либо мыши. Последнее предложение Сойк произнес с нажимом, потому что предчувствовал, что кузина обязательно услышит что-нибудь. – Мыши?.. – тихо произнесла Огаста, приходя в себя после жестоких слов Сойка о женитьбе. – О… – Что "о"? – недовольно спросил Сойк, останавливаясь у двери и пытаясь не смотреть на Джури, который теперь кружился по гостиной, как делают дрессированные зверьки в шапито. – Я просто очень боюсь мышей, – выдавила слабое подобие улыбки Огаста. "Значит, не смотри, что происходит за твоей спиной", – мысленно посоветовал ей Сойк. – Не стоит. Это обычные паразиты, – вслух сказал, как отрезал, он. Паразит за спиной Огасты никак на это не отреагировал, только принялся размахивать хвостом из стороны в сторону. – Да я ж с детства их боюсь. Помнишь, у тебя была ручная мышка? Ты ее звал Джури, кажется? Так вот, когда ты ее уничтожил, я, признаться, была счастлива… "Проклятие…" – понял, во что вляпался, Сойк. Пляшущая по гостиной мышь замерла как вкопанная и своими глазками-угольками уставилась на Сойка. – Ну а потом еще был случай, когда моя мать… – продолжала рассказывать Огаста, но Сойк не слушал. "Конец мне", – с прискорбием признал он, когда Джури вместо того, чтобы привычно раствориться в воздухе, гордо задрал хвост и отправился куда-то за лестницу, демонстрируя все свое презрение. Прежде чем скрыться из виду, он лишь на мгновение обернулся, и, странное дело, Сойку почудилось, будто мышь недобро оскалилась. ~~~ Время ужина тянулось медленно, словно переваренный кисель с ложки. Сойк гадал, сколько нудных часов прошло в обществе нелюбимой сестры, и с досадой должен был констатировать, что вряд ли с начала трапезы миновало хотя бы пятнадцать минут. – Ты какой-то хмурый, дорогой, – улыбнувшись, заметила его кузина, и Сойку ничего не оставалось, как натянуто улыбнуться ей в ответ. Причин печалиться у Сойка было предостаточно. Приезд Огасты сам по себе являлся настоящим горем, да к тому же, беспокоил еще и домовой. Когда Сойк вернулся в библиотеку после разговора с сестрой, так неосмотрительно выдавшей секрет имени Джури, духа семейного очага на привычном месте – то есть на письменном столе – не обнаружилось. В иной ситуации этому можно было бы только порадоваться и заняться неотложными делами, что Сойк и попытался сделать, в скором времени признав, что не может сосредоточиться. На сердце было тревожно и неспокойно, в груди ныло от плохого предчувствия. – Прежде чем подавать, попробуйте каждое блюдо, – дал распоряжение на кухне Сойк, перед тем как отправиться в зал, где был накрыт скромный, но достаточно изысканный стол в честь нежданной гостьи. Сойк заранее потребовал, чтобы ему сервировали с одного торца, а кузине – с другого. Смотреть целый вечер на Огасту было не так печально, как постоянно выдергивать ладонь из ее цепких пальчиков, усядься она рядом. Когда Сойк шел по слабо освещенному коридору, ему за шиворот вдруг попало что-то, и он дернулся, тут же хватаясь за шею, силясь понять, что случилось. В ладони обнаружился маленький камешек, который не мог причинить вреда, только больно уколол кожу, и Сойк задрал голову, чтобы вполне ожидаемо увидеть Джури. С деревянной балки на него смотрела озорными немигающими глазками черная мордочка. "Предупреждает", – обреченно отметил Сойк. Ужин обещал быть веселым… – Мне рассказали, что в доме полно привидений, – поделилась Огаста, когда поняла, что Сойк не собирается начинать разговор. – Глупости болтают, – отрезал он и откусил кусочек от пирога. Пятнадцать минут прошло, а Джури никак не проявил себя. Еда не была испорчена, стол не рухнул на подломившихся ножках, и люстра никому не упала на голову. Сойк начинал серьезно беспокоиться. – Мне сказали, что именно из-за этого испортилось вино, которое мне подали утром, – не отступала Огаста. – Вроде как духи балуются. – Духи и привидения – это совершенно разные сущности, – заметил Сойк, которому не слишком хотелось пускаться в объяснения, просто раздражала подобная безграмотность. – Да какая разница, – отмахнулась его кузина: расширять свои познания она явно не стремилась. – Я вообще это к тому говорю, что такой замок – неподходящее место для настоящего аристократа. "Никогда не женюсь на женщине, которая не отличает духов от призраков, – понял в этот момент Сойк, а чуть придирчивей поглядев на Огасту, которую не красили ни украшения, ни вычурное платье, ни замысловатая прическа, мысленно добавил: – Вообще ни на ком никогда не женюсь". – Думаю, настоящий аристократ сам разберется, где ему лучше жить, – холодно заметил вслух он. – Ах, само собой, милый, – заворковала бы Огаста, если бы умела, и пригубила из неизвестно какого по счету бокала. – Разумеется, ты сам все знаешь, и не мне тебя учить. Просто для меня ты все тот же славный братик, с которым нас вместе купали в одной ванночке! Помнишь?.. "Где же Джури?.." – в тоске подумал Сойк. В этот момент он понял, что уже ждет появления домового. Ждет его как спасения. Но за ужином Джури так и не объявился, из-за чего Сойк пришел к неутешительному выводу: месть духа оказалась намного изощренней, чем он опасался. Сойк думал, что ему придется спасать сестру от рассерженного потустороннего существа, а на деле спасать надо было его самого от Огасты. Вот только единственный потенциальный спаситель не пришел. После еды Сойк был бы рад откланяться, но хорошее воспитание помешало так поступить. Предстояла самая неприятная часть вечера – следовало развлечь гостью и как минимум час времени посвятить общению с ней. За ужином Огаста безостановочно опрокидывала в себя бокал за бокалом, из-за чего ее впалые щеки раскраснелись, а глаза опасно заблестели. Памятуя, что сестра была в положении отчаянном, Сойк забеспокоился о собственной чести. – Признаюсь тебе, дорогой, я боюсь ночевать одна, – полушепотом произнесла Огаста. Если сначала она уселась в давешнее кресло, то теперь перебралась на кушетку поближе к Сойку. Вскакивать и убегать было слишком неприлично, но Сойку искренне хотелось это сделать. – Не стоит волноваться. В мире нет ничего страшнее нас самих, – попытался пошутить Сойк. О том, что попал в яблочко – по крайней мере, если речь шла о сестре – он старался не думать. – Я слышала странные шорохи, когда переодевалась к ужину, – доверительно сообщила Огаста. – Как будто в комнате кто-то был. Тревожно мне оставаться одной. – Я попрошу кого-то из слуг подежурить у твоих дверей, – нашелся Сойк и отстранился немного. К его сожалению, двигаться дальше было некуда, потому как кушетка заканчивалась изогнутым подлокотником. – Нет, ты не понимаешь, – выдохнула Огаста, томно опустив веки. – Никто из слуг не может оставаться в комнате знатной дамы. А вот если говорить о дворянине… – В округе нет дворян, – поспешно заявил Сойк. – Брось, дорогой, ты прекрасно знаешь, что я говорю о тебе! – Огаста, ничего не стесняясь, решительно подвинулась к нему, прижимаясь своим бедром к его ноге, пока Сойк с горечью думал, что же он за боевой колдун такой, если легким движением руки может разнести небольшое строение, однако теряется и не знает, что делать, когда речь заходит о женщинах. "Паршивый колдун", – сделал вывод Сойк и тут же дал себе поблажку: с другими женщинами у него как раз получалось ладить. А вот кузина Огаста своим чрезмерным несдержанным напором ставила его в тупик. Сойк ума не мог приложить, как вежливо отказывать аристократке, которая вела себя не лучше портовой девки. Когда-то Сойк слышал, что нет ничего страшней отчаявшейся женщины –теперь он был согласен с этим изречением. – Я не смею ночевать в твоей комнате, Огаста, – наконец подобрал правильные слова он. – Дворянин так же, как и слуга, не имеет на это права, если со знатной дамой его не связывают определенные узы. Будь то супружество или просто сильная привязанность или… Огаста громко рассмеялась, запрокидывая голову и прижимая руку к груди, и Сойк осекся. – Как много придумано слов для простого, дикого, жестокого влечения двух человеческих тел друг к другу… – с придыханием выдала она и подалась всем корпусом к нему, одной рукой схватившись за спинку кушетки, а другую протягивая к лицу Сойку. "Пропал я", – понял Сойк и с трудом удержался, чтобы малодушно не зажмуриться, но в последний момент сдержался. И, как оказалось, не зря. В следующий миг произошло неожиданное. С громким хрустом проломилась спинка кушетки, на которую так неосмотрительно опиралась всем весом его кузина. Охнув, Огаста повалилась назад, и перед глазами Сойка мелькнули лишь ее ноги, затянутые в белые чулки. Сам же Сойк чудом не упал, и то лишь потому, что со всей силы цеплялся за поручень. "Джу-ури…" – почти с нежностью подумал в этот момент он. – Огаста! Ты не ушиблась? – с наигранным беспокойством спросил Сойк, вскакивая на ноги, чтобы помочь кузине подняться, и с трудом сдержал смешок, когда увидел, как та барахтается на полу, путаясь в своих многочисленных юбках. – Тут лужа! – взвизгнула сестра, и Сойк сразу же прекратил улыбаться. – Какая лужа? – оторопело спросил он, обходя сломанную кушетку и протягивая кузине руку. – Откуда я знаю! – когда Огаста забывала, что ей надо выглядеть милой и обходительной, проявлялся ее истинный, не самый приятный характер. – Это тебя надо спросить! – Хм… – глубокомысленно заметил Сойк, глядя на мутную лужу на полу, пока его сестра отряхивала одежду и приводила себя в порядок. "По крайней мере, не воняет", – подумал и чуть было не сказал это вслух он, но вовремя опомнился. – Тут даже мебель поломанная, Сойк! – не прекращала негодовать мигом протрезвевшая Огаста. – Как ты здесь живешь?! Сойк мог бы раздраженно ответить, что в доме все было в порядке, пока не появилась его истеричная озабоченная кузина, но быстро сообразил, что это неправильный ответ. Вышла бы некрасивая ссора, и в самом скором времени Огаста приехала бы мириться. Чем это в итоге могло закончиться, Сойк не знал, но предполагал, что после такого разговоры об общей ванночке показались бы ему мелочью, ведь с каждым разом Огаста становилась все напористей. "Годы идут…" – не так давно с грустью проронила она, сопроводив фразу многозначительным взглядом. Сойк притворился ветошью и промолчал, на деле, конечно, сразу сообразив, что имелось в виду. Огаста говорила о том, что время уходит, а ей, и без того не самой завидной невесте, надо бы поторопиться выйти замуж, ведь за глаза ее давно величали старой девой. "Надо, чтобы она сама ушла", – догадался Сойк и, подавив собственную досаду, придал лицу серьезное выражение. – На самом деле, это все духи, – зловещим голосом произнес он, и Огаста тут же замерла на месте, хотя перед этим рьяно терла подол юбки носовым платком, пытаясь избавиться от грязных пятен. – Какие еще духи? – нервно и недоверчиво пробормотала кузина, но Сойк сразу понял, что на самом деле она поверила. – Не держи меня за идиотку! – Разве я когда-то так делал? – вполне искренне удивился Сойк. Огаста тут же плотно сжала губы. Если она и могла припомнить подобные ситуации, то посчитала нужным не говорить об этом сейчас. А Сойк, пользуясь заминкой, принялся сочинять на ходу. – Видишь ли, Дом ветра находится в аномальном месте… – В каком? – глуповато моргнув, переспросила Огаста. – В волшебном, то есть. Место магическое и непростое, и именно из-за этого тут полным-полно духов. Вот. И знаешь… – понизив голос, Сойк чуть склонился вперед, будто хотел, чтобы никто их не подслушал. – Знаешь… Мне кажется, они тебя невзлюбили. – П-почему? – жалобным голосом протянула кузина. – Ну это же духи, – развел руками Сойк. – Им причины не нужны. Я специально приехал сюда, чтобы оттачивать свое мастерство как заклинателя духов, потому что, честно тебе скажу, заклинатель из меня никакой, а умение это очень полезное, особенно для боевого колдуна. Но духи оказались опасными и злыми. И если за себя я спокоен, то смогу ли я защитить тебя – не уверен. Сойк изобразил самое жалкое выражение лица, на какое был способен, и опустил в пол якобы пристыженный взгляд. Действительно, разве может быть для порядочного мужчины что-то ужасней, чем невозможность защитить женщину? "Может, – ответил на собственный вопрос он. – Женщина, от которой он не может защитить даже себя". – Наверное, мне надо уехать?.. – неуверенно предположила Огаста. "Тебе надо было вообще не приезжать", – подумал Сойк, но вслух говорить ничего не стал, лишь поглядел на Огасту как можно печальней. – Я буду очень беспокоиться за тебя, – прошептала кузина. – Что если… Что если духи одержат верх? Как я тогда выйду… То есть, как же все королевство обойдется без тебя?.. – Не одержат, – горячо заверил ее Сойк. – Пока я один на один с ними, пока мне не надо думать о чьей-либо защите, я справлюсь. "Катись уже", – про себя добавил он. Время было не слишком поздним, а в ночном переезде Сойк не видел ничего страшного – Огаста вполне могла отправляться на все четыре стороны прямо сейчас. Сойк надеялся лишь на то, что она не станет задавать лишних вопросов, вроде таких, например, как удается простым слугам выжить рядом с духами, и почему Сойку ничего не мешает защищать челядь. Еще хотелось верить, что инстинкт самосохранения пересилит желание выйти замуж, но надеялся Сойк напрасно. – Нет, я не согласна, – за секунду на лице кузины промелькнуло столько противоречивых эмоций, что Сойк даже не заметил, в какой момент преобладающей стала решимость. – Я не оставлю тебя! Мы всегда были вместе, с самого детства, и так будет и впредь. Я остаюсь. Сойк не успел осознать все масштабы свалившейся на него проблемы, а если бы успел, наверняка не сдержал бы обреченного стона. Но Джури отреагировал куда быстрее него. Сойк не сразу понял, что случилось. Сверху, быть может, с потолочных балок, упало что-то маленькое и серое, угодив прямо в глубокое декольте платья его сестры. И хотя на быстроту реакции Сойк не жаловался, смысл произошедшего до него дошел на долю секунды позже, чем до Огасты. "Мышь!" – осенило Сойка. С потолка на его кузину свалилась самая обыкновенная мышь, а ведь Огаста так боялась этих грызунов, о чем неосмотрительно заговорила вслух в Доме ветра, где жил самый несносный домовой во вселенной. Но додумать мысль до конца Сойк не успел – все связные мысли вылетели из головы, а уши заложило от пронзительного визга. На миг Сойку почудилось, что сейчас в окнах лопнут стекла. ~~~ Таких быстрых проводов в жизни Сойка еще не бывало. Свалившаяся на Огасту мышь, по счастью, дохлая, стала последней каплей в чаше ее терпения. И без того напуганная жутким замком кузина за каких-то пять минут собрала вещи и спешно попрощалась с братом. Ни сгустившиеся сумерки, ни перспектива дальней дороги ее не остановили. Провожая карету сестры долгим взглядом, Сойк думал о том, как долго еще не увидит ее, и очень надеялся, что в этот раз перерыв в их общении затянется. Сперва он хотел сразу отправиться в свою комнату, но потом, как будто повинуясь внутреннему голосу, решил заглянуть в зал с еще накрытым столом. Обескураженные бегством неожиданной гостьи слуги не успели ничего прибрать. Сойк даже не удивился, когда, переступив порог, обнаружил, что комната была не совсем пуста: во главе стола на его месте сидел Джури и, держа огромную индюшиную ногу обеими руками, старательно работал челюстями. – Прежде чем ты начнешь швыряться своими колдунствами, можно, я доем? – прочавкал Джури и попытался улыбнуться. Сойк отметил, что его щеки перепачканы маслом и жиром. – Нет, – как можно строже ответил он, нехотя признавая, что сердиться на домового просто не получается. – А можно тогда доесть хотя бы то, что уже во рту? – после секундой паузы поинтересовался Джури. – Да уж, пожалуй, – вздохнул Сойк, представив, что начнется, если он запретит и это. Неторопливо он прошел по комнате и уселся на стул, который не так давно занимала Огаста, после чего задумчиво поглядел на духа, который в этот момент, закончив с ужином, привычно вытер рот рукавом, а руки – о некогда белоснежную длинную скатерть. – Я думал, ты только молоко любишь, – заметил Сойк, когда Джури поднял на него сияющий довольный взгляд. – Я люблю все вкусное. Но могу обходиться вообще без еды, потому что я великий и могучий. – Что это за лужа была в гостиной? – У-у, это большо-ой секрет, – раздуваясь от собственной важности, протянул Джури, и Сойк уже по собственному опыту сделал вывод, что выспрашивать не стоит – все равно не расскажет Откинувшись на спинку стула и посмотрев в потолок, он вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется ругаться с домовым, не хочется поучать и требовать, чтобы тот не смел больше устраивать подобный прием гостям. В конце концов, Джури даже помог ему, избавив от визита двоюродной сестры, который рисковал оказаться чересчур долгим, навязчивым и неприятным. – Ты что, передумал возмущаться? – домовой словно мысли его прочитал и тут же разочарованно присвистнул. – А я-то думал… – Что ты думал? – без особого интереса спросил Сойк. – Ну, думал, что ты придешь, такой весь гневный и злобный, и скажешь: "Как ты посмел, мерзавец?!", а я тебе на это: "А как ты посмел назвать меня мышиным именем?!". А ты в ответ: "Это была моя любимая мышь, и ты мне очень нравишься! И невеста мне больше не нужна!". А я тебе… – Эй-эй! Хватит! – Сойк поднял обе руки, будто сдаваясь. – Ты что несешь? Не удержавшись, он от души рассмеялся, а Джури, весело поглядывая на него, некультурно пристроил свои локти на стол. – Ладно, ты только не злись, – примирительно произнес он. – Мы договаривались, что я не буду веселиться со слугами, а о гостях речи не шло. Да и в конце-то концов! Не могу же я постоянно быть приветливым! Я просто не успеваю быть любезным со всеми! Это заявление еще больше рассмешило Сойка: вот уж кого нельзя было назвать приветливым или любезным, так это Джури. Но он сдержал очередной смешок, недовольно отметив, что в последнее время начинает ловить себя на странных чувствах. Например, на ощущении, что с Джури может быть весело. Или на понимании, что истории домового действительно интересные. – Она мне не невеста, – единственное, что он ответил на заявление духа. – О, это хорошо, знаешь ли, – тут же оживился Джури. – Потому что она мне не понравилась. Я чуть было не промазал, когда мышь бросал. – Почему это? – удивился Сойк. – Так потому же, что декольте-то у нее и нет вовсе, – развел руками с деланно несчастным видом Джури. – Одна пазуха! Фу! – Тебе-то какое до этого дело?.. – протянул Сойк, закатывая глаза. – Такое, что женщины должны быть с формами. Иначе зачем они нужны? Если женщина без форм, лучше уж тогда делать это с мужчиной! – Многие с тобой не согласились бы, – заметил Сойк, поднимаясь на ноги. Хотя время было еще не позднее, за этот насыщенный и такой долгий день он успел не на шутку притомиться. Рассудив, что если ляжет спать раньше, то и в библиотеку завтра придет на рассвете, Сойк решил, что пора желать Джури спокойной ночи. – А ты? – спросил ненадолго примолкший Джури, отчего отвлекшийся на свои мысли Сойк удивленно моргнул. – Что я? – переспросил он, поглядев на домового. Странное дело, на секунду в черных, немного пугающих глазах духа Сойку почудились какие-то незнакомые, не виденные им прежде искорки. Как будто Джури замышлял что-то, чего не вытворял прежде. И это что-то было далеко не простой невинной шалостью. – Как ты относишься к мужчинам? – ничуть не смутившись, уточнил вопрос Джури. – Боги всевидящие! Только этого мне не хватало – обсуждать с древним духом тех, кто побывал в моей постели… – О, так значит, мужчины побывали там тоже, – Сойк не понял почему, но Джури кивнул удовлетворенно. – Тебе-то что? – Просто интересуюсь, – как ни в чем не бывало улыбнулся домовой. Сойк нахмурился. Именно в этот момент перед мысленным взором всплыли строки из книги, где говорилось, что духи семейного очага те еще сластолюбцы. Тогда Сойк по наивности своей подумал, что автор древнего труда допустил ошибку, но теперь еще раз убедился, что ошибался только он сам, считая, что Джури был таким простаком, каким казался. – Даже думать не смей, – строго отчеканил он, когда догадка оформилась в законченную мысль. – Я могу обратиться женщиной, если что, – подмигнул Джури. – Нет. – Женщиной с достойным декольте. – Нет, я сказал, – Сойк понял, что ему становится не по себе. – Ну, как хочешь, – легко сдался Джури, зачем-то облизнув при этом губы, однако такая покладистость насторожила Сойка еще больше. "Бежать отсюда", – нашел единственный выход из положения он и решительно озвучил принятое решение: – Я иду спать. А ты потрудись, пожалуйста, сделать так, чтобы ночь прошла спокойно, а на утро никто из слуг не жаловался. – У тебя все ночи спокойные и скучные, – насмешливо заметил Джури, подперев щеку рукой и посмотрев на Сойка снизу вверх. "Не нравится мне все это", – понял Сойк, с опаской соображая, что избавление от Огасты, быть может, еще не означало полное избавление от посягательств на него самого. Не сказав больше ни слова, он направился к двери в коридор, а Джури, проводив его долгим ироничным взглядом, вздохнул, поглядел на стол и снова взял в руки индюшиный окорок.