Взрослые дети

Пойти вечером к тайному месту, вдруг, спустя неделю проживания здесь, стало само собой разумеющимся. Приткнуть себя все равно некуда было. Там хоть Конни, и Сашкина еда. Жана ждало разочарование: Конни не было. Сашка сидела в одиночестве, возясь с чем-то, зажатым между скрещенными ногами, и быстро-быстро ругаясь: - Етить твою! С-сука. Коли себе руку отхряпаю из-за тебя, выкину ко ебеням. Жан рассмеялся. Скорее конструкции и строению предложений, чем над девушкой. Хотя и она сама была забавна – смазливая, немного сбрендившая милаха с виду, которая исторгает из себя мужицкие проклятья. Девушка резко обернулась на его смех, облегченно выдохнув: - А, это ты. И заговорила значительно медленнее и куда как вежливее: - А я хотела тебя искать. Попросить прикрыть Конни – он сегодня будет очень поздно. - Чего? А где он? - В са-мо-вол-ке! - Девушка как-то странно усмехнулась, глядя на него так, словно он должен разделить с ней какую-то шутку. Потом удивленно вылупилась: - Нет, серьезно? Он ничего не говорил? Я думала, он давно раструбил вам всем перед сном. - Что именно? – Жан присел неподалеку, уже привычным жестом подцепив их общую флягу. - Ну… - девушка внезапно смутилась, и закончила скороговоркой, - про баб. Жан поперхнулся. Как выяснилось, поперхнуться крепкой выпивкой – то еще удовольствие. Но «Конни» и «бабы» стоящее в одном предложении – такое кого угодно смутит. Теперь уже он таращился на Сашу так, словно она отрастила вторую голову: - Конни… что про баб? - Ну… то поселение… в трех часах езды. Помнишь, мы там еще остановились, воды из колодца набирали, когда сюда ехали? - Ну? – Жан чувствовал, как подкрадывается ужас. Он подозревал, что сейчас услышит то, чего не хочет знать. - Ну и вот. - Что «вот»? - Он туда поехал. - Нахрена? – Жан чувствовал себя дебилом. Конечно, ответ напрашивался сам собой, но он не хотел… не хотел так думать! - Шлюху на хрене вертеть! Чего ты мальчика из себя строишь?! – Саша, доведенная разговором до некоторой некомфортной степени смущения, разозлилась. А Жан, получивший ужасную правду прямо в лоб, зажмурился и закрыл лицо ладонью. Насколько он помнил жителей того поселения, самой молодой там была довольно странная на вид женщина, где-то в районе тридцати лет. Спустя некоторое время Саша робко уточнила: - Жан? Его плечи тряслись. Совсем громко ржать им было нельзя, чтобы не выдать место «общака». И он держался, как мог. Суетящаяся, недоумевающая и сердящаяся Саша, подскочившая совсем рядом, только усугубляла положение. Наконец, его выдержка лопнула. Он убрал ладони от рта, заржав в голос. Не в силах остановиться, отчаянно нуждаясь в воздухе. Он как-то перескочил переходный момент, и теперь смеялся просто по инерции. Тем дурацким, даже раздражающим смехом, когда что ни скажи и ни сделай, все будет смешно. Тем самым, который действует заразительно на кого угодно. Саша тоже крепилась поначалу: - Дурак… Но потом не выдержала. Им даже не нужно было говорить. Стоило глянуть в красные лица друг друга, когда смех прекращался и один из них пытался отдышаться, как второй снова начинал неприлично хихикать. И нездоровое ржание шло уже по новому кругу. Впрочем, спустя время они остановились. Благодаря неестественным перемещениям в муках и корчах, покой застал их в обнимку. Саша ржала куда-то в колено Жана, а он в ее спину. Отвалившись друг от друга как две напившиеся крови пиявки, они какое-то время просто дышали. - Уф… - Фу-ух… - Ой, дура-ак… - Тихо! А то снова начну. - Ах-ха-ха! - Прекрати! А-ха! Ха! … Саша принципиально отказывалась смотреть на Жана. Ржать над лучшим другом было просто невежливо. А Жан, тем временем, развивал тему: - Нет, я не понимаю. Точнее я понимаю… но не понимаю. Девушка впихнула ему в руки свою бритву и оселок, попросив: - Наточи, пожалуйста. Это обычно Конни делает, а то у меня руки из жопы в этом плане. Никогда не получалось. Жан хлопнул глазами: - Нафига тебе бритва? Правда, отвечать на вопрос не пришлось, потому как он, судя по быстро отведенным глазам и смущенному лицу, подключил воображение. Саша незаметно хмыкнула. Смешной он все же, иногда. Даром что она его немного побаивалась из-за острого языка. А парень, так деловито и по-мужски ловко принявшийся за работу, уточнил: - Это с тебя должок будет. Так что колись, чего он там должен был нам всем перед сном рассказать. Девушка мялась и не решалась. Но чисто девичья потребность обсудить это, наконец, хоть с кем-то (понятное дело, рассказывать такое подругам в спальне она просто не могла), взяла верх. Да и фляга развязывала ей язык в присутствии Жана получше, чем само его доброе отношение. Она угрожающе протянула: - Если ты хоть кому-нибудь, хоть полслова скажешь… - Что ты сделаешь? – Он быстро глянул на нее с каким-то насмешливым, хитрым любопытством. - Закормлю до смерти. Поверь, я могу. Ты удивишься. - Ладно-ладно! Колись! - Помнишь, он на день рождения уезжал домой? Ну вот. А как вернулся, так смотрел на меня так… странно. И на других. Я его три дня раскручивала и подпаивала, ну он и рассказал… Короче, представь себе картину. Деревня, наших ровесниц три девки всего, а на них троих один плотник, да и того четвертая прибрала. И тут приезжает Конни. В форме, с обритой башкой, говорит по-городскому, выправка военная… Саша не сдержалась и снова захихикала. Жан, что неудивительно, порезался. Мужественным усилием воли подавив новый приступ смеха (что было трудно, так как образ Конни-первого-парня-на-деревне отказывался покидать голову), он уточнил: - А на тебя чего странно смотрел? - Да вот сама не пойму. Но не на меня одну. На других тоже. Иногда как замрет на тренировке, как вытаращится на Кристину задницу, так хоть лупи его за милую душу. Жан сосредоточился взгляд на бритве. Он не хотел, чтобы девушка поглядела ему в глаза и поняла, что задницу Кристы… как и многие другие задницы, не один Конни разглядывал. Бритва, кстати, была любопытной. Не вязалась с его представлением о молодой девушке вообще и Саше в частности. Она была крупной, мужской, стандартной и дешевой. Он сам себе недавно приобрел почти такую же, из банальной необходимости. Мысли поплыли куда-то в душевую девушек, пытаясь нащупать образ того, что именно Саша с этой бритвой делает… Жан ловко и умело заменил ее образ, на образ Микасы. Вполне неплохо вышло. А девушка, между тем, жуя булочку и ежась от вечерней прохлады, продолжала легко и самозабвенно болтать: - Ну вот с тех пор он в самоволки и повадился. Сегодня уже в третий раз. Но в кадетском это было проще, мы в городе жили. А сейчас я не знаю. Я его на вечерке прикрыла, ну а ты, если спросят, скажи что он в толчке утоп. Ну а если ко второму вопросу не вернется, то так и скажи, что не знаешь. В конце концов, вы, все остальные, свои штаны на замке держать умудряетесь, и мы с тобой ему не няньки. Но хоть на меня таращиться перестал, а то даже как-то неуютно было. Будто он… ну, ты понимаешь. Жан хмыкнул: - Саша… ты все правильно поняла. Девушка замерла, не донеся кусок хлеба до рта, и выдохнула шокировано: - Нет! - Ну а чего «нет»? Он же тебя тогда целовал, а ты из тех, кто запоминается. Ляпнул, и сам пожалел. Хорошо, хоть ночные сумерки скрывают, как сильно у него горело лицо. Ну не говорить же этой наивной, с каким трудом они все «держат штаны на замке», и что она немного неправильно воспринимает систему ценностей в жизни парней, едва достигших совершеннолетия. А уж вспомнив, что и он ее целовал, да еще и заострив на этом внимание, уже как-то не мог это выбросить из головы. Заменить ее на Микасу в голове уже не получалось. Потому что в тот вечер, когда они играли, Микасе не удалось отвертеться от самой игры, но она ловко всех провела, выставляя перед каждым поцелуем ладонь. Так что его постигла очередная странность: он хотел целовать Микасу. Но целовал Сашу, Имир, Дарри и Ханну. Едва не получил от Франца по роже, кстати. Ну, еще Армина, через ладонь, и Конни, с этим его отвратительным залихвацким ревом: «Иди сюда, сладкий!» и плотоядно протянутыми ручонками. Но суть в том, что он не знал, как целует Микаса. А вот как целует Саша – знал. И отлично помнил, что она его более чем удивила. Она запоминается, да. Девушка тоже замолкла, очевидно, подумав о своем. Жан помнил ее склонность к вежливости, и понимал, что она продолжит эту тему. Ему не хотелось этого. Пусть молчит! И хотелось… немного. Он был прав. Промолчать она не смогла. Вежливая такая. Тихо и как-то задушено проговорила: - Спасибо большое. Ты тоже хорошо целуешься. Жан глянул на нее, ухмыльнувшись и приподняв бровь: - А я знаю, я так и понял по вашим довольным рожам. Он сложил бритву, протянув ее девушке. Хотел отложить оселок, но не тут-то было. В его ладонь легла рукоять очень старого, но крепкого и опасного охотничьего ножа. Явно отцовский. И умоляющий щенячий взгляд вслед. Парень вздохнул, принявшись за работу. И пожалел. Потому что в его сторону посыпалась болтовня на такие темы, которые он совсем не хотел обсуждать с Сашей. Потому что она вроде и девушка, а вроде и нет. Вроде как друг, а на самом деле хрен поймешь. Наивная и простая, как деревяшка, но иногда говорит с ним, как с маленьким. Она постоянно не соответствовала его ожиданиям, и разговаривать с ней, это как красться среди спящих титанов. И его смущали ее речи, не иначе как расслабленные алкоголем! Он не знал, что ей отвечать. И еще было самую малость обидно. Она болтала так легко и так спокойно, словно совсем не понимала, что перед ней, между прочим, сидит мужик, и она должна бы быть скромнее. - Ха! Я иногда прям жалею, что вам, мужикам, с этим проще. Не то чтобы мне очень нужна была шлюха, но обиден сам принцип! Понимаешь? Вы можете так сделать, а я и другие девчонки, даже если нам вот прям очень понадобится – сиди и жди своего единственного, которому вообще неоткуда взяться, если все, что ты делаешь, это натираешь жопу об седло за стенами, а единственные мужики вокруг, это твои же сослуживцы. Девушка с довольным видом откусила яблоко, лежа на камне и закинув руки за голову. Смотрела на затянутое сумерками небо, и расслабленно философствовала: - Я вот, например, уже давно от своих старых подружек отстала. Две из них, мои ровесницы, уже нянчат своих детей. Нет, я не завидую. Я знала, что у меня не будет детей, даже если я не смогу остаться в армии. Но сам принцип, понимаешь?! Хоть иногда хватай за шкирку первого понравившегося и тащи в лес на убой. Жан рассмеялся. Шикарная ассоциация девственницы с сексом. Он лукаво уточнил: - Ну и кого бы ты потащила на убой? Кто этот несчастный баран? - Эй, попрошу! – Она облизнула пальцы. Огрызка не осталось. Саша съедала яблоки до основания. Девушка призадумалась, а потом принялась размышлять вслух, - ну смотри. Я выросла среди больших мужчин, так что понятно, что мне такие и нравятся. Райнер у нас самое то, что надо. Жан в очередной раз проявил мужество, не издав ни звука, но весь превратившись в слух. Саша продолжала: - Но он такой… старший брат. Поэтому я даже вообразить себе не могу хотя бы начала разговора на эту тему. Он скорее пожурит, отшлепает, и оставит без обеда в наказание. Берт тоже классный. Но во первых он весь какой-то нескладный, а во вторых… если он посмотрит на меня укоризненно, то я сама себя оставлю без обеда в наказание. Дальше у нас идешь ты. Жан поперхнулся, и превратился в каменное изваяние. Блаженная сумасшедшая продолжала: - Тоже высокий, хоть и тощий. Но у тебя Микаса, тебя нельзя. Сказано было так просто, что несколько чувств подряд столкнулись у Жана в голове, образовав затор на выходе, и, слава человечеству, ни одно из них не прорвалось вслух. Для начала он хотел заявить, что Микасы у него пока нет. Потом подумал, что это не правда – она его, и точка. Будет, рано или поздно. Потом он хотел возмутиться, что он на самом деле не тощий. Но это ладно. Ну и в конце чистый инстинкт пытался завопить откуда-то из-за пояса штанов, что его, не смотря на то, что у него Микаса, очень даже можно. Жан быстренько придушил инстинкт, простил Сашу за «тощего», вспомнив, что она не видела его без майки, и сосредоточился на Микасе. Это помогло. В его голову снова ворвался поток плавной речи: - … но у Эрена тоже Микаса, а ей поперек идти себе дороже, она злобная, стерва. Еще Тали… но это чисто на вид. Я себя все-таки уважаю. Ну, так вот – получается пятеро, и все не про то дело. Но это мы еще пересечемся с остальным разведотрядом. Вот где-то там какой-нибудь красавчик да прячется. Так его еще найти надо, да пока время найдешь, да пока в лес затащишь… короче, подруг я нагоню не скорее пары лет. Я так думаю. Мне, конечно, любопытно, но не горит. Оно и хорошо. А то я смотрю на то, как Конни иногда ерзает и подпрыгивает, так и вовсе думаю – а может ну его нахрен? Не понимаю. Столько мороки ради минуты дерганий… - Саша! Вот тебя ничего не смущает, а? – Жан, уже давно закончивший с ножом, скучающе слушал ее, подперев щеку ладонью. Она точно сумасшедшая. Но, кажется, он не забудет этот разговор никогда. Девушка повернула лицо в его сторону, неожиданно добро, спокойно и мило улыбнувшись: - А что?.. Нет, ну какой же ты все таки милый, иногда. А-ха-ха! – Рассмеялась она по-женски мягко, приятно. И сразу вдруг показалось, что она вовсе и не безумная, и разговор этот был вполне естественным. А и правда. Он же не воспринимает ее как кого-то, с кем нужно быть поделикатнее. Он на нее и наорать может, и по плечу влепить приветственно ладонью, и выпить с ней. То есть совсем не воспринимает как девушку, если исключить эту память о том, что она здорово целуется. Так почему бы и ей не воспринимать его так же – как что-то без пола и возраста? Тогда все действительно логично. Жан усмехнулся сам себе. Нелепо. Любопытно. Но нелепо. Саша ловко поднялась, и прошла мимо него. Но прежде чем уйти, оперлась локтями на его плечи, и нежно, совсем не Сашиным, каким-то грудным и опасным голосом проговорила на ухо: - Но если ты хоть одной душе расскажешь о моих секретах и предпочтениях, то во-первых докажешь мне, что тебе нельзя доверять, а во-вторых… я тебя отравлю. И я это очень серьезно. Я может и молчу, когда надо мной смеются, но я гордая, Жан. Просто отравлю. Понял? Жан засмеялся, взяв ее шею в боевой захват, чуть наклонив, и потрепав костяшками кулака по макушке. По-пацански. Ребячески. Чтобы обозначить грань их отношений. И весело проговорил: - Угрожать мне будешь еще? - Буду! – получил от нее в ответ болючий тычок по ребрам и звонкий смех. Вот и ладно. Вот и хорошо.