Взрослые дети

Эрвин почесал бровь, глядя в спину девушки. Вообще-то он хотел этого избежать. Имеется в виду — личного общения. Но потом повертел в левой руке перо, глядя внимательно на детские прописи, и все же счел своим долгом набраться смелости и встретиться с ней лицом к лицу. Она, наверное, чувствовала, что пришло особое время. Все чаще останавливалась здесь… В мемориальном зале, если быть уж до конца откровенным, только она и царила. Это была одна из ее обязанностей — заказ, размещение и уход за именными табличками. Сами разведчики предпочитали сюда не заходить. Это место слишком… слишком. Смит переступил порог этого здания впервые за пять лет. После того, как он провел здесь церемонию в качестве нового командора, он больше сюда не заходил. Стены сплошь покрыты медными буквами. Ровные ряды фамилий и имен, званий. Год смерти — перечисление фамилий столбиком. Год смерти — перечисление фамилий столбиком. Аманда стояла у свежего мемориала. Текущий год, едва-едва успевшие появиться здесь имена. Имя Майка почти в самом низу новых таблиц больно кольнуло сердце. Сама же Аманда неотрывно смотрела на имя, расположенное чуть повыше. На того, кто умер раньше. Дита Несс. Девушка с королевским достоинством кивнула командору, чинно сложив руки на переднике, но не задавая вопросов. Просто ждала. Эрвин не стал тянуть: - Я хочу, чтобы ты написала прошение об увольнении. В этой папке документы на дом и чек с трехмесячным жалованием. Прости, что так мало. Чек предлагаю обналичить сразу же, чтобы на нем не значилось позже мое имя. Вот… Эрвин протянул папку, которую зажимал подмышкой. Аманда молча приняла ее в руки, глядя командору в глаза с молчаливым вопросом и укором. Эрвин прочистил горло, быстро пробормотав: - Разведотряд больше не нуждается в услугах гражданского персонала. Но… спасибо тебе за долгую службу. Он непривычным жестом приложил оставшийся кулак к груди, по-военному четко развернулся на каблуках и быстро ретировался из-под обвиняющего взгляда. Может, они еще увидятся когда-нибудь… Нет. Это чуть ли не единственный человек, о котором Эрвин действительно сумел позаботиться от и до. Да еще какой человек! Ей лучше никогда не встречать его. Ей надо жить спокойной, счастливой жизнью, а не подносить чай и переписывать документы для постороннего мужчины в возрасте… Командор тряхнул головой, приказывая себе вычеркнуть и навсегда забыть образ девушки, которая создавала им видимость дома. Те, кто вдалеке от командора — в безопасности. А видят все возможные силы — он хотел безопасности для нее. Впереди множество… событий. Увольнение тех, кто не должен пострадать, отдача долгов — это часть подготовки. Да, именно так. Саша пробежалась пальцами по оперению стрелы, убеждаясь в том, что та в порядке. Балансировка, оперение, наконечник — все как надо. Взяла следующую. Она уже минут двадцать инспектировала колчан и запасную связку. Это успокаивало. Она была рада этой необходимости сосредоточиться на привычной, и, что более важно, домашней механике действий. Выкинуть из головы весь страх и панику, сосредоточиться. Ты выходишь на охоту. Ты готовишься. Ты охотник, и ты должен быть спокоен. Это помогало задвинуть панические мысли назад. Не отказаться от них полностью, а взглянуть на ситуацию спокойно и хладнокровно. Сегодня Ривай принес распоряжения командора, и вот они здесь — посреди поляны у костра, остановились на ночь на пути к городу. Пока в безопасности. Перед глазами снова промелькнули калейдоскопом воспоминания вечера. Как Ривай со смешком сказал Жану, что командор помнит его, и не иначе как поэтому выделяет особым заданием. То же касалось и Армина. Опасная маскировка, огромный риск. Потом она вспомнила столб дыма и вид горящего дома. Дома, где они провели какое-то время, где были их запасы еды… где друг подарил ей на будущее воспоминание о том, что она тоже может смотреть на звезды, сидя рядом с парнем! Вспомнила, как отчаянно глядел Эрен, когда капитаны Кейджи и Нифа увозили его с Хисторией в другое безопасное место. Вспомнила, как долго Эрен о чем-то говорил с Армином в сторонке при молчаливом присутствии Микасы. Не иначе, просил того быть осторожным, просил не лезть на рожон, просил выжить… Он все же хороший парень. В этом Саша убеждалась с каждым днем. Он даже на свой неловкий манер выразил заботу о Жане! Он тогда возмущенно ткнул в него пальцем, заявив: - Но у нас вообще ничего общего! Это не сработает во второй раз. Я совершенно не похож на него! Жан язвительно и высокомерно ответил: - Дошло, наконец, что тебе до меня еще расти и расти? Но тут ты прав — из нас двоих красавчик я, так что гордись, что хоть на какое-то время «Эреном» будет зваться кто-то приличный. Я облагорожу твое имя, так и быть. - Пошел на хуй! - Че сказал?! И тихий оклик Ривая: - Отставить. Но Саша тогда поняла, что это просто Эренова попытка позаботиться о Жане. Глупая, неловкая попытка отмазать его от опасного пребывания в собственной шкуре. Она понимала Эрена — она сама тоже не хотела бы, чтобы кто-либо рисковал собой из-за нее. Но все решено, и теперь Жан в опасности. Один из клана в опасности… Что ж — на то она и готовится. Вряд ли ребят убьют — оба, и «Хистория», и «Эрен» нужны живыми. Остальной группе было велено не вставать на пути, позволить похитить товарищей. Но им же Ривай и обещал, что они вызволят их. И уж тогда… Саша внимательно проверяла вооружение. В этой миссии выделили только троих — Армина, Жана и ее саму. Когда Ривай излагал план, он повернулся к ней и сказал: - Браус, тебе я предлагаю выбрать вооружение самой. Только мобильной оставайся, а так твори что хочешь. Так что теперь она проверяла стрелы, ножи, кинжал, лук, обрез, который оставит Конни, как ее верному напарнику и прикрытию… Командир разрешил ей готовиться к охоте. Она так это восприняла. И так и будет. Никто не смеет трогать ее клан безнаказанно. Жан прикрыл глаза, стараясь дышать ровно и спокойно. Его и Армина наконец-то оставили в покое. До того Ривай по нескольку раз прогнал их по плану устно, да еще и к Армину пристал, заставив обрядиться в бабскую одежку и привыкнуть к ней. И смех и грех, честное слово. В другое время Жан бы действительно посмеялся над ним и долго дразнил бы… Но не в этот раз. Они оба почти добровольно идут в лапы врага. Это будет опасно. Это будет… Жан находил ситуацию немного ироничной. Сколько раз в кадетском он представлял себе, как, поступив в полицию, будет разбираться с опасными бандами, расследовать дела, балансируя на краю гибели. Как он будет сражаться с преступниками, побеждать их и отдавать под суд. Ведь и такую ситуацию, как он помнил, он как-то представлял. Что им с напарником (в воображении это всегда был Марко) придется втереться в банду в качестве подставных лиц, и рано или поздно они окажутся в реально опасной ситуации, связанные по рукам и ногам и способные надеяться только на свои силы, да на то, что командиры их вовремя спасут. В той фантазии он дорисовывал двух влюбленных в них с Марко девушек-детективов, которые поймут, что что-то не так, и попробуют помочь. Попадут в беду, и тогда уж Жан с Марко спасут девиц, и у тех не останется выхода, кроме как благодарить их ужином и танцами… Теперь Жан стал разведчиком, связав свою жизнь не с опасностью со стороны банд и улиц, а с титанами и ужасом. И вот, пожалуйста — мечты сбываются, когда не ждешь! Это было иронично. Это было мерзко. И страшно. Жан был уверен, что силен достаточно, чтобы выдержать многое. И все же… Да еще и Сашка вдруг, именно в такой момент лишила его поддержки, к которой он против воли успел привыкнуть. Могла бы и покрутиться около него, показывая, что она хоть немного переживает. Подкормить чем-нибудь. Уж Саша могла! Конечно, он был бы больше рад Микасе, но та уже вовсю исполняла дружеский долг, заботливо прыгая вокруг Армина. Ну как «прыгая»… сидела рядом, обхватив колени руками и не подпуская Ривая близко злобным взглядом. А Сашка Жана бросила. Впрочем, такой, как сейчас, он ее тоже раньше не видел. Ее лицо обычно выражало все эмоции, которые она испытывает — грусть, радость, страх, веселье. Сашу очень просто было читать. А теперь лицо у нее застывшее, спокойное и отрешенное. Будто это и не она. Только опасно поблескивает сталь, которой девушка обложилась, да недобро сверкают глаза в свете костра. Жан хмыкнул и заговорил с ней сам, пытаясь отвлечь самого себя от внутреннего страха: - Картофелина, ты… - Саша. - А? - Меня зовут Саша Браус, Кирштайн. - Ха! Картошкой была, картошкой останешься. Но в любом случае… ты мне скажи, Браус, ты всерьез готовишься поубивать там всех? Вооружаешься, как наемный убийца. Девушка оторвала взгляд от остро наточенного охотничьего ножа, который в этот раз обрабатывала сама, медленно и вдумчиво, и тихо произнесла: - Я не убийца. Я хороший человек. Но мой клан никто не тронет. И вернулась к своему занятию. Жан неожиданно почувствовал, что у него горит лицо. Она раньше говорила ему: «ты мой клан». Выходит, она все же переживает? И действительно, всерьез готовится его защищать и спасать? Не так, как остальные — по приказу. А по-своему, как… как семья? Это не было неприятно и не сильно смущало — мало ли, что там у девки в голове творится, они все здесь со странностями. Но это все равно заставило его покраснеть. Он не понял, почему. И рассердился из-за этого. Но это отвлекло его от размышлений о том, что случится завтра.