Взрослые дети

Если быть совсем уж честным, находиться здесь Кейджи не хотелось. Ему вообще многое пришлось переосмысливать с тех пор, как стало известно, что титаны — это люди. Каждый раз, когда он забирался в мысли об этом слишком глубоко, ему хотелось посмотреть на свои руки, убеждаясь, что они не красные от крови. Да, звучит пафосно и глупо, но он так чувствовал. Цифры, которыми раньше каждый ветеран гордился, теперь были для него как метки для суда. Серийный убийца — количество: десятки лично, десятки в паре. А его собственный командир, на которого он поглядывал, как на нечто невероятное и удивительное?! Когда он смотрел на Бернера и видел мягкого и благодушного парня, и с гордостью понимал, что этот мягкий и благодушный завалил сорок одного титана лично за время службы. Не считая тех, что в общей работе. Он доверял ему свою жизнь, доверял ему, как человеку. Теперь он знал, что доверенный командир убил полсотни людей. И это Бернер! А что о Ханджи, на которую они смотрели чуть ли не со священным трепетом и доверием? Поэтому Кейджи не хотелось быть здесь. Он вообще не хотел больше убивать. Он не для того пошел служить. Каждый в их группе знает — Кейджи человек земли. Дайте ему корешков, костер, пробирки, и он смастерит едва ли не волшебные зелья! Если бы он знал — уехал бы к мамке и стал бы фермером. Не заработал бы себе этот ненавистный шрам поперек рожи, из-за которого от него девушки нос воротят, не заработал бы себе нытье в суставах и... Он поймал веселый, хмурый взгляд Нифы. Вот уж удивительное сочетание. И вот уж кому должно быть весело. Их малышка умела удивлять. Умела казаться ребенком, надув губки и глянув снизу вверх умоляющими глазами. А потом открывала рот и хрипло, низким голосом обкладывала так, что душа в пятки уходила. Кейджи иногда казалось, что она говорила вслух все то, что не говорил вслух Моблит. Может поэтому она и была его любимицей? Их капитан обладал мрачным, очень саркастичным чувством юмора... ну, в том смысле, в котором этим чувством может обладать такой человек, как Моблит. Добрым, но циничным. То самое сочетание, что заставляло Кейджи видеть в командире чудо из чудес и загадку. А у Нифы проблем не было. Она относилась к Моблиту, да и к нему самому с Марком, как к старшим братьям, которых можно дразнить за милую душу, и ничего ей за это не будет. Да, наверное за это они ее и любили — все трое. Кейджи — за то, что она не замечала его шрама и иногда флиртовала с ним. Марк — за то, что она пробивалась через его застенчивую и суровую оболочку, и могла разболтать или уговорить пойти с ними в кабак. Моблит — за то, что она не стеснялась в лицо называть его сначала ханджиным подкаблучником и мямлей, но за спасением от тараканов и прочей мелкой живности, которую так нелепо боялась, бежала все же к нему, вопя о том, что он самый сильный и смелый и добрый, спаси-помоги. Кейджи так и умер — не успев заметить, что девушки, о которой размышлял, со всеми ее солдафонскими шуточками, грубым поведением и ангельской внешностью — уже не стало. Умер, так и не успев уговорить себя, что убивать необходимо. Даже не успел подумать, что лучше бы стал фермером — человек земли. Жан был уверен в своем решении, как никогда в жизни. Все было тщательно обдумано, слова выверены, подготовлены и заучены. Он даже приложил усилия, и подобрал те слова, которые наверняка должны убедить. Как только они поймают их, как только окажутся в безопасности общей спальни, Жан намеревался подробно и емко объяснить Эрену, почему он дебил, почему Жан так его ненавидит, почему ему лучше всего примотаться к сестриной юбке, как Микаса того хочет, и не сметь от нее отходить. Что бы там не придумывали командиры... Да. Дошло и до этого. Жан начал сомневаться в решении командиров. Он и так-то не был фанатом Ривая, подозревая, что такое поведение при такой силе и популярности — неспроста. Но после Хистории, после пыток, и после... Саша дважды ему сказала, что думает... Да что Картофелина понимает?! Нашел кого слушать! Просто так совпало, что ее слова очень схожи с тем, в какую сторону ворочаются его мысли. Пусть она и излагает, как... как девушка, у которой картошка вместо мозгов. То ли дело Микаса. Она сказала что думает один раз. Коротко и ясно. И Жан заставлял себя слушать, думать, и... верить. Кому еще он иначе будет верить? Кому еще сможет поверить, если не поверит сейчас Микасе? В ней он был уверен больше, чем во всем, что знал на свете. Он знал, что она может быть слабой и трогательной, но не в такие времена и не в таких суждениях. Она была на удивление глупенькой, когда дело касалось темы сердечной, упрямо не понимая, где ее счастье и защита, но в остальном на нее можно было положиться гарантированно. И она сказала, что они должны доверять Риваю. Должны ли? Да. В общем, это и так понятно. Устав потому и писан, верно? С другой стороны... готовы ли вы убивать — готовы ли — готовы? Никто из них не был убийцей. В этом Жан был уверен так же твердо, как в Микасе. Он мог сколько угодно дразнить Сашу и Конни, но он знал, что они добрые ребята. Надежные, сильные и талантливые. Не убийцы, но солдаты и защитники... какие-никакие, но стараются же! Он знал, что Армин надежный парень. Как не знать, когда ему в рассказали, как этот умник спас Жану жизнь? Разве может тот, кто спасает — отнять чью-то жизнь? И Микаса... как бы она ни хорохорилась, не стискивала зубы и не старалась казаться сильной — Жан точно знал, что она просто девушка. Милая, добрая. Намного добрее, чем та же Браус. Не огрубевшая в лесу, не превратившая себя в полузверя... не убийца. Его размышления прервала Саша, встрепенувшаяся по правую руку от него: - Стрельба! Там много стреляют! Жан ничего не слышал. Судя по тому, как Конни приложил руки к ушам, Армин нахмурился, а Микаса кивнула, даже не обернувшись — никто из них тоже не слышал, просто поверив их ручной псине о двух ногах на слово. Напряжение, и так крутившее им нервы все это время, достигло пика. Он не чувствовал себя так с самого Троста, когда туман в голове вдруг проясняется, и каждая мелочь в поведении сослуживцев для него, как открытая книга. Он видел, как Микаса ехала, следя глазами за катафалком в параллельном переулке и одновременно повернув ухо к Саше, потому что именно она была их ориентиром сейчас. Видел, как Конни уверенно подъехал вплотную к подруге, готовый прикрыть в любой момент. Или же надеясь, что его прикроют. Видел, как Армин четко контролирует лошадей, но норовит нервно оглянуться. Видел, как Саша слегка вздрагивала, будто действительно слышит нечто ужасное. И как ее глаза бегали, ни на чем конкретном не фокусируясь, словно она все свои чувства обратила в слух — даже поводья в ее руках ослабли, а ее конь с ярко блестевшей сережкой в ухе, слушался ее на одних инстинктах. Жан оценил расстояние до поворота впереди, и расстояние до стены, из-за которой, в теории, раздавались выстрелы. Все было так ясно, словно он попал в свою стихию. И это заставляло его нервничать и бояться. Но он смог спросить мягко и спокойно, чтобы не вспугнуть, как белку, и так напряженную девушку: - Как далеко, Саша? - Они ближе... Сейчас! Слышишь?! Да, теперь он слышал. Саша смерила окровавленный профиль Ривая долгим взглядом. Он не доверял ей и Конни? Он велел им следить за животными. Только и всего... он должен знать, что им двоим даже напрягаться не стоит ради этого. Она видела, как в руках Конни возник его излюбленный нож. Что ж — хоть у кого-то все просто. Саша перехватила поводья двух лошадей, подтвердив выполнение приказа. За ними на всех парах мчится больше десятка полицейских. Она охотница. Она убивала живых существ. Она прекрасный стрелок. И тем не менее она должна отводить лошадей, а Жан должен прикрыть Микасу и Ривая с повозки... Хорошо. Ладно. Допустим. Только ему наконец-то хватило духу сказать вслух и прямо то, что раньше он обозначил только поверхностно. Микаса должна убивать, если посчитает это нужным. Микаса. Не Саша, не Конни, не Жан и не Армин. Что это было? Бережет он их, что ли? Тьфу ты. Саша проскакала вперед, успев перехватить взгляд Микасы. Девушка поняла ее посыл. Разговора накануне никто не забыл. Микаса теперь знала: только ей решать, кем она будет. А Саша не сможет прикрыть Жана, потому что она ведет лошадей. Это Микаса тоже должна была понять. Микаса вообще будто бы много кому, много чего должна. А в результате ни Микасы, ни Ривая, ни самой Саши не оказалось рядом, когда в Жана, хорошего человека, целились в упор. И одним хорошим человеком стало меньше. Как ты и говорил, Армин. Бедный, бедный мальчик. Оба. Саше снова хотелось заплакать. Вечно у нее из-за Кирштайна глаза на мокром месте. Теперь еще и из-за Армина. Хотелось плакать, глядя как эти парни смотрят перед собой в таком шоке, словно это они умерли. А может так и было. Может быть не одним хорошим человеком меньше? Может, кого-то еще совесть мигом сожгла изнутри? Почему ты не сдержала слово, Микаса? Раз ты такая всемогущая? Почему ты обвиняешь ее, Саша? Ты же знала, что так будет! Сейчас идет охота, а не служба, и из всех здесь — ты охотник. Ты знала как будет, и ничего не сделала, Саша. Кто бы тебя слушал, дурочка лесная. Хех! Зато она теперь знает, с кем служит — Микаса показала свой выбор. Уже хорошо. Всегда хорошо знать, с кем в паре идешь на охоту. Осталось понять, цел ли еще ее клан, или остался только Конни, которого надо будет оберегать изо всех сил!