Вельвет

      Глава 2. Глеб       Бескрайнее поле, колышущаяся трава цвета охры в закатном солнце и золотой косой дождь. Мир таял в малиновом тумане, как в желе, а посреди этого — невероятное строение из стекла. Просто куб, прозрачная стеклянная комната в полях, где усталые странники пережидают дождь. Следопыт в кожаной броне и полотняном капюшоне цвета малинового тумана стоял посреди этого куба, прислонив длинный лук к одной стене. Взгляд мой сфокусировался на переплетениях нитей ткани его капюшона, когда туман стал проникать в стеклянное убежище, наполняя его душной влагой и размывая контуры.       Проснулся я рано. Свет с улицы попал через цветную гардину, солнцем смазывая стены так, что они блестели. Я слышал, как за дверью в коридоре раздаются шаги. Я снова закрыл глаза, ослеплённые утренним солнцем, не желая отпускать следопыта в полотняном капюшоне. Что-то он не успел мне сказать, не указал путь сквозь густой туман. Полусонное возбуждение не покидало меня. Я дотронулся до себя, погружаясь в мягкий туман, давая возможность сознанию вернуться в иное измерение. Достаточно было пары минут, чтобы тело моё окутала дымка эйфории, оставив на животе влажную липкую субстанцию сна. На пару минут я словно оглох, но звуки с новой силой вернулись в ещё туманную голову. В ванной лилась вода, у соседей лаял йоркширский терьер, за окном шумели мужики, гулко обсуждая автомобили. Вытерев футболкой исторгнутую субстанцию, я лениво потянул руку к джинсам, брошенным на телевизионной тумбе. Они лежали мятым комом, наполовину вывернутые наизнанку. Вид их почему-то нагонял на меня тоску. С ленью и не без усилий я втолкнул ноги в бессменные узкие джинсы, набросил валяющуюся рядом толстовку и сел напротив монитора, напрасно пытаясь разглядеть своё отражение в чёрном экране. Мышь податливо скользнула в руку, два плавных пируэта из стороны в сторону и чёрный монстр под столом ожил, привычно загудев. Google — как домашняя страница с фоновым изображением шведской глэм-рок группы, потом новости глэм-рок сообщества, закачка пары эксклюзивных альбомов, которые тут же открывались. Музыка оживляла, наполняя меня настроением. «Nothing gonna stop us», — затягивал голос, а мне и вправду казалось, что и меня ничто не остановит. Раздался аккуратный стук в дверь.       — Да, мам… — тут же ответил я.       Дверь приоткрылась, в проёме появилась мать, опёрлась плечом о косяк, лукаво смотря на меня. Лицо её было свежим. Каштановые волосы волнами спадали на плечи. В свои сорок лет она отлично выглядела, сохранив стройность. Годы добавили ей лишь некоторую пышность, придающую пикантность женщинам.       — Чернопольский! — бодро начала она. — Окучиваешь девок в интернете?       Я усмехнулся, глядя в Вконтакт, scroll'ом прокручивая френд-ленту.       — Тебе пора бы их в реале уже окучивать! Не находишь? — язвила она, специально начиная эту ежедневную разминочную дружескую перепалку.       — Иди своих подчинённых окучивай! — ответил я, крутанувшись на стуле, чтобы посмотреть ей в глаза.       Тут она заметила подбитую губу и наигранно подняла одну бровь вверх, спросив:       — С Ингой погуляли?       — Да ты Шерлок, мам! — улыбнулся я.       — Это хотя бы… было оправданно?       — Что?       — Жертва оправданна?       — В смысле?       — Секс был?       — У меня лично был. Вот только что… Ага… — проговорил я, скривив физиономию.       — Она тебе никогда не даст! — с ноткой ущемлённой гордости проговорила мать.       — Звучит неоспоримо!       — Ты невозможен! Нелеп! Тебе ничего не нужно. Ты ничего не можешь дать женщине. Это ужас. В твоём возрасте твой папаша был тот ещё… — она запнулась — стервятник!       — Швабник королятый… — подметил я.       Мать кивнула и уже собиралась покинуть мою комнату, когда я остановил её.       — Слушай, ма, подкинь баблос, а?       — А что? Всё вчера прогуляно было? — мать изогнула бровь.       — Видишь ли, таксисты только наличку берут, — я развёл руками. — Но у меня ещё тут мысль навязчивая. Мне необходимо проколоть нос!       Она хотела что-то ответить, но я прервал её жестом, желая закончить мысль.       — Во-первых, я долго думал и считаю, что именно мне необходимо колоть нос и только нос, потому… — я сделал торжественную паузу, вдохнув, — что я упрям, а мировоззрение моё, как и нравственные и моральные нормы идут вразрез с общественными. Плюс это знак свободы. Кольцо в носу будет отражать мою решимость и непокобели… — я намеренно оговорился, но исправился, — непоколебимость. Во-вторых, — я снова сделал паузу, — у меня охуенно красивый нос! — Губы мои растянулись в самодовольной ухмылке.       — Ну-ну… — перебила меня мать, — и тебе этот красивый нос сломают с радостью какие-нибудь гопари… Хотя… если хочешь, я не против. Твой нос — тебе решать.       — Подожди! — выкрикнул я, не дав ей уйти. — Ты не дослушала последний аргумент: я сегодня после четырёх встречаюсь с Оленькой, ма! — о, сколько иронии я вложил в это предложение.       — Это, — она напрягла память, — японская школьница-зайка-анимешница?       — Ну да… ну да… ты как прокурор, мать, помнишь всех… Интересно, у тебя такая же хорошая память на папиных любовниц?       — Она тебе тоже не даст! — отрезала она, выйдя за дверь. — Ты есть будешь? — донеслось из недр квартиры.       — Буду! — крикнул я, вновь уставившись в монитор.

***

      Мы вместе вышли из подъезда. Она, садясь в свой красный «Renault», чмокнула меня в щёку, оставив на мне след вишнёвой помады, но тут же торопливо стёрла её большим пальцем.       — Удачи, милый, аккуратней там… Ты у меня такой красивый, — уже из машины она послала мне пару воздушных поцелуев.       Я смотрел вслед уезжающей иномарке, сунув руки в задние карманы джинсов. «Как ты избаловала меня, мать, — подумал я, — всё равно ты самая лучшая мать в мире». Я почувствовал внутри какую-то сладкую горечь от понимания, как я ею дорожу, и что кроме неё у меня совершенно никого нет. Абсолютный ноль. За двадцать один год жизни я так и не нашёл себе ни пару закадычных друзей, которым можно было бы излить душу, ни любимую девушку, которая была бы для меня всем.       Я потёр руками лицо, сдвинув длинную чёлку на левый глаз, и решительно направился в сторону крупной уличной артерии, дабы поймать машину. Спортивный рюкзак за спиной бил по ногам болтающимися из стороны в сторону креплениями. В голове гуляла идея о том, что надо максимально использовать последние предучебные дни августа, потому как лето прошло незаметно в прострации и мизантропии.       Я встал на обочине, выставив руку, голосуя. Почти сразу подле меня остановилась японская праворукая машинка, водитель с широким лицом и узкими глазами высунулся в окно. «Как символично, — подумал я, — еду на встречу с японофилкой и на тебе…».       — До Воздвиженки не подкинете за двести?       — Ну-у-у… — недовольно протянул он, — хотя бы за двести пятьдесят…       — Оке, двести пятьдесят до Воздвиженки.       Я залез на заднее сиденье, сняв рюкзак, поставил его рядом. Через приоткрытые окна ко мне нёсся свежий воздух, всклокочивая длинные волосы. Я жмурился и смотрел на дорогу через лобовое стекло. Вскоре я заметил, что водитель поглядывает на меня в зеркальце заднего вида.       — Ну, чё? Ща совсем жестят? Со штрафами? — поинтересовался я, завязывая какую-никакую беседу.       — Да есть такое, — пробубнил он.       Разговор не пошёл, и я отвлёкся, разглядывая людей в проезжающих автомобилях.       — А ты чё? Рокер? — вдруг спросил шофёр.       Я усмехнулся, глядя на него в зеркало заднего вида.       — Да уж… рок-звезда, что ни день — новая пизда… — промямлил я. — Во! Вот тут сразу сверни, выкинешь меня там прям за углом. Я оттуда дойду, — я полез в карман джинсов, привалившись спиной и приподняв пятую точку, чтобы можно было достать заранее заготовленные купюры, протянул деньги водиле.       — Спасибо! — крикнул я, хлопая дверью.       Проходя мимо Арбатской и спускаясь в подземный переход, мне вспомнилось, как в возрасте пятнадцати лет я купил в одном из ларьков серебряную серьгу в виде орлиного пера, и в школе меня за это перо стали звать петухом. Наши раздолбаи кукарекали при виде меня, махая локтями и втягивая шеи. Сначала зрелище это меня бесило, но вскоре я стал кудахтать им в ответ, ходить на переменах и петь какую-нибудь знаменитую песню Beatles, кудахтая мотив. В итоге меня стали избегать, оставив в покое мою персону, скучающую на последней парте.       Негр раздавал рекламки музея эротики, сунув мне под нос флаер, перебил нахлынувшие воспоминания. Я взял рекламный проспект с изображением члена, пройдя несколько шагов, оглянулся, посмотрел — всем ли он даёт эти бумажки, увидел, что нет. У него была какая-то своя чёткая тактика по «впариванию флаеров». Я издал странное «Пф-ф-ф», чувствуя иронию ситуации. Ну да, кому как ни мне ходить по музею и разглядывать члены?       Мысли мои продолжали смеяться, а ноги вели по часто хоженому маршруту в один из тату-салонов города. Весёлые мастера снова шутили, скрашивая трудовые будни. Я заплатил. Выбрал чёрное кольцо в нос. Кольнули.       Выйдя под августовское солнце, я был доволен собой, ощущая обновление. Коротая время, оставшееся до встречи, я провёл в кафе, попивая «Эрл грей», вольготно развалившись в кресле, слушал ещё утром скачанные альбомы, ритмично постукивая пятками по полу и перебирая в такт музыки пальцами по столу. Пришла sms: «Ты где?». Я быстро набрал: «В кафе иди, где в тот раз были». Замычал мобильный, брошенный минуту назад на стол. Звонила она.       — Да, — ответил я.       — Моси-мо-о-о-ос… — по-японски пропищала она. — Глеб, у меня топографический кретинизм. Я не помню, где это было.       — Иди просто прямо по Арбату и слева будет. Увидишь — не пройдёшь.       — Ну-у-у-у-у… — промычала она, — я не понимаю-у-у… — Она тянула нараспев последние слоги слов, изображая свою полную тупость.       — Чёрт! — выругался я в трубку. — Ты сейчас где?       — Мы у метрошки.       — У какой?       — Где кинотеатр.       — Ладно, я сейчас приду. Жди, — и тут меня словно стукнуло. — А кто это «мы»?       — Я с подружкой.       Я кивнул самому себе, сбросил вызов, ругнулся вслух, схватил рюкзак. Потом вспомнил, что ещё не заплатил, пошёл на стойку к официанту, сунув ему карту Visa к оплате. Потом я опрометью метнулся к выходу, выскочил на улицу и решительным шагом двинулся встречать топографическую кретинку. Мысль о том, что она привела с собой какую-то девицу, что называется «для поддержки штанов», меня совершенно не радовала. Я лишь гадал, какая она может оказаться. Решил, что это будет непременно толстозадая простушка с неко-ушками, чтобы не отбила потенциального хахаля, но чтобы не дать ему возможность трахнуть прям на улице. «Блестящая идея, блядь!»       Я увидел Ольгу издалека. Длинноногая, но невысокая, в короткой юбке в красную шотландскую клетку, в белой рубашечке с галстуком, короткая стрижка с ярко-малиновыми перьями. У меня сразу случилось дежавю, связанное с утренним пробуждением, я отмёл его решительно. Она действительно была не одна. Рядом стояла длинноволосая кукла в платье с оборками. Я выдохнул и приблизился к ним, убрав недовольную гримасу, украшавшую меня минуту назад.       — Приветище! — я приблизился к ней, чтобы поцеловать, но она оттолкнула меня, тыча острым пальчиком в сторону моего носа.       — Господи-и-и-и! — почти прокричала она. — Что ты с собой сделал? Ну?! — она скорчила обиженную физиономию, сложив губки бантиком. — Ли-и-из, — процедила она, обращаясь к подруге, — ну ведь не кава-а-ай…       Подруга хотя бы промолчала. Я мысленно послал ей респект. Хотя примерно такой реакции и ожидал.       — Я думал, у нас будет тет-а-тет, — хитро проговорил я, — но… выходит, мы и трахаться втроём будем?       — Идиот! — она стукнула меня под ребро маленьким кулачком.       Я наигранно содрогнулся.       — Шутки мерзкие! И вообще… — это вот Лиза, — она посмотрела на свою спутницу, — а это Глеб, собственно… — как-то неуверенно закончила она.       Кажется, в этот момент и я, и Лиза ощутили что-то схожее, скорее всего, это была неловкость.       Я повёл их бродить по старым улицам, они постоянно смеялись, болтали о чём-то чисто своём, а я слушал, шагая между ними и разглядывая протёртые чёрные кеды, прорвавшиеся в нескольких местах. Давно пора было бы купить новые, но я так любил свои изношенные кеды, такие гранжёво-винтажные, с ними столько всего было связано, они вместе со мной многое повидали.       — А чем ты занимаешься? — спросила Лиза, обращаясь ко мне.       Я открыл было рот, чтобы ответить, но Ольга перебила меня, смеясь:       — Да он гуманитарий, раздолбай, неудачник и по совместительству хикикомори. Вот и вся его деятельность.       Лиза посмотрела на меня, ожидая реакции, но я лишь пожал плечами.       Мне не нравилось, что она отвечает за меня, пропагандируя меня как идиота. Возможно, я сам виноват в том, что, играя на публику, иногда заигрывался, но она видела меня таким: бесперспективным, бездарным, неудачником. Никаким… В утробе зашевелилось недовольство с разочарованием. Разочарованием в ком? В них? В самом себе? В том, что я даже раскрыться не могу? Или в том, что всё это правда?       Девчонки же резво переключились на какие-то анимешные темы, обсуждая косплей и предстоящие фестивали, а я загнался, брови сурово сошлись на переносице, я наблюдал асфальт под ногами, углубившись в самокопание. В какую-то минуту я пожалел, что выполз из дома, что вообще вновь затеял этот бег с препятствиями. Сидел бы себе в своей каморке и не высовывался. Мне и одному весьма неплохо и нескучно. Я чувствовал, что если сейчас не переключусь, то свалю от них, нагрубив. Надо немедленно начать паясничать, иначе меня просто разорвёт на куски. Или хотя бы как-то отвлечься. Я заставил себя визуально воспрять духом, обнял обеих за плечи. Они этого никак не ожидали, что естественно, учитывая, как я онемело плёлся рядом с ними.       — Давайте я вас в суши свожу?! — предложил я.       Они тут же оживились, засветились изнутри. Как просто, оказывается, привести в восторг и расположить к себе двух юных анимешниц. Роллы — это их вечная навязчивая идея, это то, что пробуждает их творческую энергию, это как валериана для кота, как опиум для Тёрнера, как абсент для импрессиониста, как ЛСД и поп-арт, как кокаин и авангард. Они идут рука об руку и совершенно не могут обходиться друг без друга.       Нормальный японский ресторан всегда привлекал меня своим этническим интерьером. Я начинал залипать, разглядывая искусственно состаренные пиалки и соусницы, кончики моих пальцев изучали бамбуковые циновки. Я положил голову на деревянный лаковый стол, вращая перед глазами фарфоровую чашечку, в ожидании заказа. Девчонки галдели.       — И вот, прикинь, называет она себя настоящей Лолитой, а платье без подъюбника и туфли ну вообще не сочетаются! И регулярный мат изо рта.       — Ололо…       — Да это то ещё трололо! Надо её страницу похачить, устроить ей там лучемёты пыщ-пыщ, чтобы не зазнавалась.       — Я не пойду с ней на фест больше. Лучше вдвоём пойдём.       — Мы когда отбор на показ проходили, ты видела её говнофотки?       — Видела. Ну, там была парочка прикольных…       — Да ты чё?! — завелась Ольга. — Фотографа-то она, знаешь, как уломала? Я вообще молчу, всё равно модель из неё никакая! Подумаешь платье у неё брендовое, а жопа и ноги толстые, ещё и в полосатых колготах! Не знает как будто, что продольные полосы зрительно увеличивают! Она там как бочка на своих коротких ногах. Это пародия на Лолиту! Это ФУ!       И они вдвоём заголосили хором на весь ресторан:       — Фу! Фу! Фу!       И я поймал озабоченные, испуганные взгляды официантов, оборачивающихся в нашу сторону в страхе, что кому-то из клиентов не понравилась еда. А девчонки снова резко переключились на другую тему. Словно в их головах кто-то щёлкал выключателем.       — Где мои роллы? — завопила Лиза.       — Я хочу роллы. Мы хотим есть! Почему так долго? Они что… за ними в Японию поехали? Глеб, иди спроси, может, они забыли про нас.       — Да успокойся ты! Вон, — я кивнул в сторону кухни, — готовят вовсю.       За стойкой было видно, как стилизованные под японцев узбекские и казахские повара усердно что-то нарезали. Один полный, как борец сумо, посматривал на нас и подбрасывал что-то на шипящей сковородке, от которой вверх шёл пар. Вскоре подошла официантка и поставила на стол несколько подставок с роллами. Девчонки вновь воодушевлённо загалдели и тут же стали набивать рты, застучали палочками. Воспользовавшись моментом, я заказал себе мохито. Официантка тут же удалилась, и через пару минут передо мной на столе возник большой красивый бокал с поблёскивающими кубиками льда и наколотым листиком мяты.       — Это же спиртное? — Ольга гневно посмотрела на меня, подняв брови. — Фу! Алкаш!       Я усмехнулся и поднёс ко рту свой мохито, жестикулируя рукой, мол, «давай, давай, продолжай критику дальше». Видя, что продолжать бесполезно, она фыркнула и переключилась на роллы.       В какой-то момент я почувствовал, что дико хочу курить и проветриться. Курить за столом девчонки мне запретили, и я отправился в уборную. Вымыл руки, плеснул воды себе в лицо и, встав перед рукомойником и глядя на своё отражение в зеркале, сказал сам себе:       — Бля-а-а… — это единственное отчаянное слово, которое мастерски описывало все мои нынешние чувства.

***

      В десятом часу я шёл домой, куря одну сигарету за другой. Мыслей в голове не было, я чувствовал себя каким-то опустошённым и совершенно ничего не понимающим. Поглядев вверх в окна дома, я увидел, что свет на кухне включен, значит, мать дома и, скорее всего, ужинает. Копаться с ключами не хотелось, я позвонил в домофон, входная дверь была не заперта. Я зашёл, разулся и прошёл на кухню, сев в ротанговое кресло у стола. Мать, стоя, наливала чай.       — Как твоя прогулка? — аккуратно спросила она, видя моё измученное состояние.       — Налей мне лучше чаю, пожалуйста.       Она достала кружку с изображением котов в подсолнухах, поставила на стол. Наливая воду, она поглядывала на меня, ожидая чего-то. Я откинул голову, распластавшись в кресле, как морская звезда.       — Что-то случилось? Оля?       — Ох уж эта Школололя и Трололиза! После сегодняшнего дня я просто обязан сделать себе харакири!       Мать рассмеялась.       — Ты не утерял чувство юмора, значит, всё хорошо. Сегодня ненормальный день. Наверное, потому что суббота. Больше никакой работы в субботу. Надо как-то снять напряжение… Может, завтра по магазинам? А? Я видела твои кеды… Они ужасны, дорогой… Ты же не бедный студент, в конце концов. Осталось только их скотчем обмотать и булавками шнурки закреплять. Короче, у меня на тебя виды на завтра.       Я кивнул и потянулся к чашке с чаем, обдающим меня приятным пряным ароматом.