Одна вершина тесна для двоих

Тихое утро щебетанием птиц встретило только что проснувшуюся девушку. Эсмахан потянулась и счастливо улыбнулась: Бали ещё спал. Хоть на улице было совсем светло, паша до сих пор отсыпался после вчерашнего напряжённого дня, который провёл в исполнении ответственных поручений султана. Малкочоглу вернулся домой поздним вечером и, не приняв хамам и даже не поужинав, сразу лёг спать. Эсмахан никогда не жаловалась на то, что муж уделяет ей слишком мало времени, не навязывалась со своими расспросами после рабочего дня, была с ним, насколько это возможно, нежна и ласкова. Если бы он знал, каких трудов ей стоило быть тихой и покорной женой! Особенно после того, что случилось три месяца назад... Боль, бескрайняя и безжалостная владела её душой долгое время. Тот день она не забудет никогда: первое страшное потрясение, первая потеря, заставившая повзрослеть и понять всю горечь и несправедливость жизни... Все вокруг долго её успокаивали, говоря: "Такое случается со многими! У тебя будет ещё много детей! Главное, - что жива осталась! Бывают беды и похуже! Скоро всё забудется!" Как, как они могут говорить это? Тётя Хатидже, мама, Хюррем Султан - женщины взрослые, повидавшие много несчастий и страданий. Они не могли понять Эсмахан, для которой выкидыш был самым страшным потрясением в её маленькой и недолгой жизни. Понимала лишь одна женщина - Гюльфем Хатун. Она с первых дней поддерживала девушку. Конечно, остальные родственники также немало озаботились постигшим Эсмахан горем, но только эта женщина без слов понимала её и подбирала лучшие доводы, чтобы утешить. От части Гюльфем помогало врождённое чувство поддержки и сочувствия другим, а от части воспоминания о потере собственного ребёнка, пережитой в молодости. Как бы то ни было, за эти месяцы они очень сдружились. Эсмахан, часто скучающая во время отсутствия мужа, приглашала Гюльфем к себе. Да и племянник султанши, Алемшах, очень любил женщину, которую в приступы особой нежности называл мамочкой. Во время постоянных визитов гостьи Эсмахан несколько раз замечала Гюльфем и Джандара Бея, тихонько беседовавших где-нибудь в дальнем уголке. Не слишком наблюдательная девушка не предавала этому значения, пока Гюльфем сама во всём не призналась. Однажды Джандар Бей, повздорив с братом, собрался немедленно возвращаться домой, в провинцию. Ах, как Гюльфем волновалась, как переживала! Хотя старалась оставаться безразличной. В итоге, братья помирились, а женщина вновь стала весёлой и счастливой. После этого инцидента Эсмахан выбила-таки из неё заветное признание. Гюльфем было очень стыдно, она корила себя за непочтительные и невозможные чувства, ведь официально она всё ещё оставалась рабыней и наложницей султана Сулеймана. Ну, а Эсмахан уверяла подругу, что любовь - это всегда прекрасно, и стала приглашать её в свой дворец ещё чаще. Султанша вдруг вспомнила, что этим утром Джандар Бей должен был уезжать за пределы Стамбула, чтобы несколько дней подряд давать уроки сыну одного богатого паши, живущего в Ускюдаре, то есть на другом берегу Мраморного моря. Таким образом, Гюльфем Хатун какое-то время не увидит Джандара, что, несомненно, её огорчит. Эсмахан тихонько сползла с кровати, чтобы не разбудить Бали. Она на цыпочках подошла к окну, что с вечера было зашторено. Совсем чуть-чуть отодвинув занавеску, чтобы не впускать в комнату свет, девушка впилась взглядом в действие, происходившее у парадного входа дворца. Джандар Бей, одетый весьма тепло и основательно, что-то разъяснял своему слуге. Тот постоянно кивал головой и поддакивал. Вот, к хозяину подвели его вороного коня, нагруженного самым необходимым. Джандар, взобравшись в седло, очевидно, отдавал последние распоряжения. Услышав за спиной шорох и какое-то движение, Эсмахан обернулась и увидела, что Бали уже проснулся. - Доброе утро! - ласковым голосом пропела она. - Что это ты там высматриваешь? - зевая, поинтересовался паша. - Да так, ничего особенного. Как спалось? Надеюсь, ты останешься сегодня дома, как и обещал? - девушка поспешно закрыла шторку и отошла от окна. Ей хотелось поговорить с мужем. Не ответив, Бали вскочил с постели и резко раздвинул занавески: в воротах скрылся Джандар на коне. - Ах, вот, значит, как, да? - повысил он он тон. - Зачем ты смотрела на моего брата? - Э-э-эм... Просто, - пожала она плечами. - Просто, значит? - Бали упёрся рукой в стену, нервно смеясь. - Не знал я, Эсмахан, что ты такая. - Какая "такая"? - тоненьким голоском пролепетала девушка. Её начинал напрягать такой издевательский настрой мужа. - Такая неверная! - решившись, выкрикнул Бали. - Что-о-о? - девушка округлила глаза. - Это такая шутка, да? - она даже растерялась. - Мне не до шуток, Эсмахан. Давно хотел тебе это сказать и вот, момент настал, - он с силой встряхнул головой, словно собираясь с мыслями. - Знаешь, изо дня в день я замечаю, что ты постоянно засматриваешься моего брата, интересуешься им, следишь за каждым шагом! И ни что тебя не останавливает! Ни религия, запрещающая даже думать о других мужчинах, кроме мужа, ни твоё благородное происхождение, требующее безупречного поведения, ни любовь ко мне, в которой ты всех уверяла. Как ты можешь так поступать? Да к тому же быть до ужаса двуличной, ласково обращаясь со мной. - Не смей меня обвинять! - чуть не плача, выкрикнула девушка. - С чего такая безумная и беспочвенная ревность? Какая муха тебя укусила? - Хватит претворяться, султанша, - его язвительный тон укалывал так же больно, как и обвинения. - Вы можете быть довольны своим коварством. - В чём я провинилась? За что ты меня наказываешь, Бали? Неужели не видишь, как мне больно? - заплакала она. - Изо дня в день с тобой я неизменно ласкова, нежна, предупредительна. Хочется поделиться, пожаловаться, поговорить, в конце концов, но лишний раз я не докучаю тебе, когда ты очень устал. Уже сто раз я могла бы предъявить претензии, что ты редко появляешься дома, что мы почти не видимся! Как мало мне было той поддержки, что дарил ты мне, когда у меня... Когда я потеряла ребёнка... - много времени носила в себе Эсмахан маленькие обиды, а теперь решила их высказать. Он почти поверил ей, почти простил, почти обнял, но, кинув взгляд на занавески, вновь вспомнил о Джандаре. - О ребёнке заговорила, значит? А помнила ли ты о нём этим утром? - взгляд его карих, горящих обвиненениями глаз сводил её с ума. - Просто послушай: я проснулся выспавшимся, довольным, в предвкушении хорошего дня, но вдруг я замечаю тебя, медленно сползающую с кровати. Ты тихонько, на цыпочках прокрадываешься к окну и немного открываешь шторку. Я очень удивился такому поведению, пока не вспомнил, что сегодня утром Стамбул на несколько дней покидает Джандар. "Глупости," - отмахнулся я от подозрительной мысли, но твоя реакция подтвердила её. - Бали, хватит! Мне надоели твои бессмысленные выдумки, - прервала мужа Эсмахан. - Подожди, я не закончил, - он схватил её левую руку, поднятую в знак того, что она не хочет слушать. - Услышав, что я проснулся, ты мгновенно отскочила от окна, да ещё и стала говорить, что ни на что не смотрела, да и вообще резко перевела тему разговора. Это показалось мне странным, но всё объяснилось, когда я увидел уезжающего Джандара... У тебя есть этому другое объяснение? - он чуть наклонил девушку и заглянул ей в глаза. Эсмахан отвернулась. Она поняла, в какой двусмысленной ситуации оказалась. Действительно, продолжительное время она особо интересовалась деверем, стремясь помочь его тайным свиданиям с Гюльфем. Да и сцена у окна лично у неё не оставила бы сомнений. Пора было рассказать, что её внимание к Джандару обусловлено стремлением помочь влюблённым, но девушка пообещала Гюльфем никому об этом не рассказывать. Немного помолчав, она решительно повернулась к мужу: - Да, да, как всегда, ты прав! - слёзы вновь полились по её щекам. - Я вела себя недостойно! Недостойно мусульманки, недостойно султанши, недостойно твоей жены! Но я не виновата, у меня и в мыслях ничего дурного не было! - Замолчи! Как же гадки твои оправдания! - мужчина с силой тряхнул девушку за плечи. - Как же лживы твои обещания! Неизвестно, сколько бы ещё возмущался и обвинял Малкочоглу жену, если бы ей не удалось выкрикнуть: - Это Гюльфем! - Что? - Бали показалось, что он не расслышал. - Это всё ради Гюльфем Хатун... - Эсмахан разразилась рыданиями. - О чём ты? Сбивчиво, не переставая плакать, девушка выдала хранимый ей секрет о тайной любви Джандара и Гюльфем. Ей было невероятно стыдно, но другого выхода не было. Нельзя было позволить отчуждению между ней и Бали разрастись ещё больше. Спустя несколько минут Эсмахан уже сидела на коленях мужа, уткнувшись в его мощную тёплую грудь. Сейчас она бы отдала всё на свете, чтобы этот миг никогда не прерывался. Бали нежно гладил её по голове и приговаривал: - Всё, упокойся, не плачь. - Уже не плачу, - девушка вытерла красные от слёз глаза и улыбнулась. - Почему ты не рассказала мне всё это раньше? - Ну я же говорю: поклялась Гюльфем молчать. А теперь по твоей вине, между прочим, - Эсмахан наигранно нахмурилась и сложила руки на груди, - я стала клятвопреступницей! - её глаза широко распахнулись. - Ничего страшного, Гюльфем Хатун женщина добрая, она тебя простит, - заверил жену паша. - Послушай, Бали, - после небольшого молчания сказала Эсмахан. - А ведь не век же им тайно встречаться в нашем доме, - взгляд султанши был слегка отстранённым, а на губах играла затаённая улыбка. Она что-то придумала. - Да, действительно, - нахмурился Малкочоглу, - Эти встречи никого до добра не доведут. Ни Гюльфем и Джандара, как виновников, ни нас с тобой, можно сказать, как соучастников. Гюльфем Хатун не нужно ездить в наш дом так часто. - А что если... - Что? - в его глазах ясно читался вывод: другого пути, кроме, как отсутствия Гюльфем нет и не может быть. - Я тут подумала... Конечно, может быть, это бредовая идея и вообще невозможно, но что, если попытаться устроить брак Гюльфем и Джандара? Паша, было, подумал, что жена шутит, но увидев в её глазах неподдельный интерес к собственной идее, понял, что Эсмахан говорит серьёзно. - Нет, ну как ты себе это представляешь? Никак невозможно, - покачал он головой. - Да это же просто гениальная идея! - воскликнула она. - Во-первых, счастлива будет Гюльфем, после стольких лет страданий нашедшая свою судьбу. - Но она наложница падишаха! - изумился Бали. - Это можно легко исправить! Долгие годы Гюльфем была для дяди добрым другом, советчиком. Да он даже рад будет отпустить её на волю! - невозмутимо отвечала увлечённая Эсмахан. - Не думаю, чтобы это было так легко, ведь долгие годы её положение оставалось неизменным. Почему султан Сулейман должен даровать ей свободу теперь? Да узнав о сношениях Гюльфем с моим братом, он не посмотрит на это так оптимистично, как и ты! Пострадают все, Эсмахан, - горячо возражал мужчина. - А я тебе говорю: общими усилиями мы убедим повелителя, - настаивала султанша. - Ну, допустим, - неохотно согласился Бали. - И что же тогда? -А тогда доволен будет и твой брат. Или ты опять мне возразишь? - Не знаю, что и сказать. По приезде Джандара я поговорю с ним на эту тему. - Уверенна, что он будет рад. Ну, и, разумеется, такое решение осчастливит Алемшаха, который получит заботливую и любимую им маму. Ах, я прямо представляю их счастливую семью! - Эсмахан умилённо сложила руки, мечтая о будущем. Бали задумчиво посмотрел на супругу: - Знаешь. мне даже кажется, что этот брак осчастливит тебя больше, чем Джандара, Алемшаха и Гюльфем Хатун вместе взятых. С чего такое рвение? - Я просто очень хочу отплатить Гюльфем тем же добром, что и она мне. Ты знаешь, как её поддержка помогла мне, - в тёмных глазах султанши затаилась давняя грусть, которую паша мгновенно попытался развеять: - Ну, хорошо, над этим стоит поразмыслить, - Бали посмотрел в окно. - Право, заболтала ты меня, султанша. Солнце стоит уже высоко, и я голоден, как зверь. Пора одеваться и завтракать! - Пора! - улыбнулась девушка. *** - Вах-вах! Как же тебя, бедненький Сюмбюль, сегодня утомили! Думал, раз султанши и шехзаде уехали, то покой будет, отдых... Ан нет! Афифе Хатун нагружает работой не хуже любой госпожи. Это ей скажи, за тем уследи, об этом подумай - никакого досуга! А рабыни-то, рабыни! Эти наглые, ленивые и ужасно несносные наложницы возомнили из себя невесть кого! Это не хочу, это не буду, этому не обучена - говорят они. Да если б ты такая глупая была, кто ж тебя здесь, пустоголовую девицу, держать бы стал? В гарем падишаха попадают лучшие из лучших: красавицы, умницы, прелестницы. Правда, теперь таких девушек днём с огнём не сыщешь, да... Хюррем Султан не дозволяет... Однако, надо бы ей сказать как-то, что пора вновь привозить в гарем самых дорогих и красивых рабынь - наследники подрастают. Шехзаде Селиму уж пятнадцатый год пошёл, а шехзаде Баязид всего на год его младше. Через пару лет им подавай лучших невольниц для собственного гарема, а где ж таких найдёшь? Ведь достойную наложницу не подготовишь за неделю, для этого нужны годы обучения, хотя сама наша госпожа прошла по Золотому пути, попав в Топкапы совсем недавно. Да, тяжела должность главного евнуха, - рассуждал про себя, а порой и в слух, Сюмбюль Ага, направляясь к дворцовой кухне. - О-о-о, какие люди к нам пожаловали! - расплылся в широкой улыбке Шекер Ага, радушно похлопав пришедшего товарища по плечу. - Здравствуй-здравствуй. Ну, что у нас там на ужин? - нетерпеливо потёр руки евнух. - Плов из персидского риса и суп из анатолийской баранины с кусочками сыра. - Да, не густо, - скривился Сюмбюль. - А на десерт? - Орехи, изюм, инжир и курага. Рахат-лукум кончился ещё третьего дня. - И всегда-то мне ничегошеньки не остаётся! - посетовал ага. - Однако кушать хочется всегда. Наложи мне, что ли, плова. Только куркумы побольше насыпь! А то знаю я вас, поваров: каждой крупиночки жалеете для бедных евнухов. - Ну, что ты, ага. Наша кухня - самая лучшая. Иначе во дворце падишаха быть не может, - отвечал Шекер, ни чуть не обидевшись на замечания приятеля. - И-и-и-и-и! Ты не болтай, а накладывай! - рассердился Сюмбюль. Когда младший поварёнок принёс трапезу главному евнуху и удалился, Шекер Ага сел за столик рядом с обедающим и, чуть выждав, спросил: - Что-то ты, Сюмбюль Ага, сегодня весь на нервах. И ворчишь, и ворчишь, и ворчишь. Никак, дела не складываются? - И не говори, Шекер! - ответил подобревший от еды Сюмбюль. - Прямо спасу никакого нет! Как наш повелитель, султанши и шехзаде в Манису уехали, почитай, вся ответственность за дворец на моих плечах! - и начал рассказывать главный евнух о всех трудностях, что пришлось ему пережить за последние дни. Повар внимательно слушал приятеля и поддакивал ему во всём. Их отношения уже долгие годы оставались неизменными. Шекер, как мог, ублажал Сюмбюля - по сути, своего начальника, самыми лучшими яствами, а также предоставлял неплохое место для отдыха и игры в нарды в дальнем уголке своей кухни, прямо за ширмочкой. Ну, а благодаря горячим рекомендациям главного евнуха, повар был на очень хорошем счету у всех представителей династии. К тому же, Шекер Ага, практически, безвылазно находился на своей кухне. Как тут не заскучать! Тут-то и приносил Сюмбюль новые гаремные сплетни. Порой, в отношения приятелей вмешивались иные лица: хитрый помощник повара старался угостить Сюмбюля лучшей едой, чем начальник и, таким образом, заслужить расположение главного аги гарема. Или же какой-нибудь евнух постоянно крутился вокруг кухни, услужливо донося Шекеру самые последние новости. Порой эти обстоятельства доводили приятелей до брани, но вскоре всё снова возвращалось на круги своя. Главный повар, слушая рассказ евнуха о последней выходке одной наглой рабыни, устало зевнул и перевёл взгляд на дверь. Скучающий Шекер не сразу усмотрел в тени полумрака кого-то, но увидев, обомлел. Чёрное существо смотрело на него человеческими глазами и, кажется, улыбалось. Шекер не смог вымолвить и слова, но дрожащей рукой похлопал Сюмбюля по плечу. - Чего тебе, Шекер? - Ы-ы-ы, - расширенными от ужаса глазами повар, издавая странные звуки, показал на дверь. Сюмбюль медленно посмотреть в указанном направлении и... - А-а-а-а! - вскочил на ноги. Чуть отдышавшись, он присмотрелся и вздохнул с облегчением: - Ах, Азиза, это ты. Ну нельзя же так людей пугать! Выйди-ка сюда, на свет. Послушно кивнув головой, из тени вышла девушка. Одета она была, как и все и, в общем-то, ни чем от остальных не отличалась, если не брать во внимание цвет кожи, чем она и напугала приятелей. Дочь Африки имела равномерно-чёрный цвет тела. - Мамочки, а я-то чего только не подумал! - воскликнул, осмотрев девушку, Шекер. - Ты что никогда негритянок не видел? - усмехнулся Сюмбюль. - Это Азиза Хатун, служанка Шах Султан. Между прочим, госпожа её очень ценит и всегда держит при себе. Чего тебе, милая? - обратился он к рабыне. - Сюмбюль Ага, султанша велела срочно позвать вас, - робко заметила девушка. - Ох, не к добру это! - покачал головой евнух и тотчас отправился вслед за Азизой к её госпоже. Немного постояв и собравшись с силами перед террасой, на которой ждала его Шах Султан, Сюмбюль торопливыми шагами подошёл к ней. - Моя госпожа, - поклонился он. - Сюмбюль, сразу к делу. Где Лютфи Паша? - спокойная внешне, внутри султанша бушевала от беспокоившей её мысли. - Паша Хазретлери отправился вместе с Хызыром Хайреддином Пашой домой к последнему. - Понятно. По гостям, значит, ходит. А Бали Паша? - Он ещё с утра поехал осматривать корабельные верфи и, вероятно, вернётся в Топкапы нескоро. Султанша тихо выругалась и вновь спросила: - Где сейчас повелитель? Немного подумав и что-то мысленно подсчитав, Сюмбюль ответил: - Учитывая все известные мне обстоятельства, думаю, наш повелитель в дороге и вернётся в Топкапы через несколько дней. - Ты так спокойно об этом говоришь, а всё ли готово к его возвращению? - недоверчиво сжала губы султанша. - Разумеется, госпожа. Мы готовы встретить повелителя хоть сейчас. - Чудесно, - выражение лица Шах стало чуть мягче. - Ты можешь идти Сюмбюль. А ты, Азиза, расскажи мне что-нибудь, пока не придёт Эсмахан Султан. Сюмбюль попятился к выходу, а негритянка принялась рассказывать Шах Султан её любимую притчу. Азиза была берберкой и попала в рабство ещё совсем ребёнком. Один из работорговцев, услышав, как девочка увлёченно рассказывает другим невольницам сказку, смекнул, что за такую рабыню ему заплатят немало. Он поселил Азизу в своём доме и дал ей неплохое образование. За несколько лет жизни у торговца, девчонка, обладавшая природным талантом рассказчицы, выучила наизусть все сказки, стихи, истории, песни и притчи, что доводилось ей слышать. А дом тот находился возле порта, и поэтому бродячих певцов, храбрых путешественников и интересных людей, от которых чего только не наслушаешься было полным полно. Затем Азизу купила одна из знатных дам столицы и подарила её Шах Султан в виде выражения своего почтения. Вернее, в благодарность за покровительство Лютфи Паши её мужу. Умелая рассказчица с необычной внешностью сразу приглянулась султанше и, вот уже около двух месяцев верно служила госпоже. - Султанша, султанша, - вошла запыхавшаяся прислужница. - Карета Эсмахан Султан подъехала к воротам. - Это значит, что она сама будет здесь с минуты на минуту. Хорошо, ты можешь идти, Саназ, - султанша задумалась и совсем перестала слушать Азизу. Совсем скоро явилась Эсмахан и, не здороваясь, с порога накинулась на мать с расспросами: - Матушка, неужели то, что вы написали мне в письме правда? Нет, нет, этого просто не может быть! - размахивала она руками. - Успокойся и присядь, - ледяным тоном заметила Шах. Эсмахан хоть и села на тахту напротив матери, но ничуть не успокоилась. Напротив, её лицо раскраснелось, а глаза нехорошо заблестели. - Объясните мне всё, мама, прошу вас. Иначе я просто сойду с ума. - Хорошо, только ты, будь любезна, не перебивай меня, - предупредила госпожа и начала рассказ: - Как-то раз, один из подчинённых твоего отца по долгу службы отправился в таверну на окраине города, где, по сообщениям жителей, творились беспорядки. Среди гостей того заведения... - Знаю, вы писали, что там оказался Бали. Но это никак невозможно! - горячо перебила Эсмахан. - Я просила тебя! - повысила голос Шах. - Простите, я вас внимательно слушаю, - поникла девушка. - Так вот, - продолжила султанша, - там оказался и твой ненаглядный муж. Эфенди, помощник твоего отца, конечно, не мог допрашивать визиря падишаха, но Лютфи Паше он всё доложил. К тому же, при тщательной проверке оказалось, что то заведение было вовсе не таверной, а... публичным домом. Но и это не самое страшное! Хозяин этого заведения рассказал, что Бали в своём... в своей таверне он видел несколько раз. Ты понимаешь, что это значит?! - воскликнула султанша. На Эсмахан было жалко смотреть. Поникшее выражение лица, пустой взгляд, опущенные плечи и, как заклинание повторяемые слова: - Нет, мама, нет... Шах Султан встала, немного походила и даже хотела утешить дочь, но услышав её восклицания о том, что это не может быть правдой, сухо заметила: - Свидетелей и доказательств неподобающего поведения Бали предостаточно, а потому, твой отец решительно настроен лично разобраться во всём этом. А ты знаешь, какой он вспыльчивый. Да и рука у него тяжёлая... - Нет, мама, нет! Это всё ловушка, подстава, как вы этого не понимаете! - девушка вскочила и направилась к двери. - Я поговорю с Бали, с отцом, с повелителем, и всё уляжется. - Не торопись, повелитель не должен ничего знать раньше времени,- остановила её Шах. - Иначе, ничего кроме развода нам не ждать. Огорчённая и раздосадованная Эсмахан вернулась на прежнее место. *** Спустя несколько дней всё население Топкапы было взбудоражено - с минуты на минуту ожидалось возвращение султана. Около главных покоев при полном параде уже стояли Шах, Эсмахан и Гюльфем. Перед дверями государственного совета падишаха ожидали достойнейшие государственные мужи во главе с тремя визирями: Лютфи Пашой, Хюсревом Пашой и Бали Пашой. Надо сказать, остальные сановники постоянно сочиняли новые шутки, предметом которых становились три визиря-зятя династии, однако, при них самих, а тем более при повелителе ни один из подобных анекдотов не озвучивался. Султан же Сулейман по прибытии во дворец коротко поприветствовал женщин, а затем сразу отправился в государственный совет, где провёл не менее двух часов. Решался важный вопрос - быть или не быть походу на Персию. После бурных обсуждений, так и не придя к единому решению, уставший падишах вернулся в главные покои, где его всё так же ждали Шах и Эсмахан. Поговорив с сестрой и племянницей, султан с ними же отобедал, а затем велел позвать к нему Гюльфем Хатун. Обе султанши покинули царственного родственника весьма довольными. А Гюльфем волновалась. Неспроста позвал её повелитель в тот же день, как вернулся домой. Вероятно, в Манисе что-то произошло. Впрочем, на раздумья не было времени - султан ждал. Оказавшись перед падишахом, Гюльфем присела в низком поклоне и поприветствовала его. Окинув беглым взглядом комнату, женщина очень удивилась, когда увидела, что они с султаном наедине. - Ну, здравствуй, Гюльфем Хатун. Как обстояли дела в гареме во время моего отсутствия? - Всё хорошо, повелитель. Но, право... Более подробный отчёт вам может дать Афифе Хатун или же Сюмбюль Ага. - Не нужно. Я хочу поговорить с тобой, - его взгляд как-то слишком пристально изучал Гюльфем. Нет, что-то определённо случилось. Сулейман продолжил: - Вот чем занимаешься, например, ты, Гюльфем? Неужели ты целыми днями сидишь в гареме? - Повелитель, я часто бываю в гостях у Хатидже Султан, Шах Султан, Эсмахан Султан. А когда я нахожусь в гареме, уверяю вас, всё моё время занимает работа, - смиренно докладывала Гюльфем. - Какая, например? - Ну, вот... - растерялась женщина. Её немного смущало, что повелитель задаёт такие бытовые вопросы, касающиеся её. - К примеру, вышивание. Также я часто я помогаю Афифе Хатун, переписывая расходные книги или занимаясь рабынями. Порой, Хюррем Султан задаст мне какую-нибудь организационную работу. Вы же помните, что я была казначеем гарема до Афифе Хатун. В общем, без дела я не сижу и на жизнь свою не жалуюсь. - Как бы то ни было, твоя жизнь вскоре изменится, - заключил Сулейман. Гюльфем жалостливо-вопросительно посмотрела на султана, не смея о чём либо спрашивать. - Я лишь об одном хочу спросить: любишь ли ты, Гюльфем? - его взгляд стал немного угрожающим, как показалось женщине. - Простите, повелитель, я вас не понимаю... - Мне всё известно. Вся жизнь пронеслась перед глазами бедной женщины. Страх безудержной волной захватил её разум, сковал тело, лишил воли. Сердце забилось в бешенном ритме. Одна лишь фраза "Ему всё известно!" стояла перед глазами крупными буквами. Но откуда? Кто поведал повелителю о её самом сокровенном? Ясно, кто. Тут и к гадалке не ходи. Это Шах Султан. А она ведь всегда смотрела на Гюльфем недобрым взглядом, всегда таила какую-то внутреннюю угрозу. Эта женщина превыше всего ставит свои стремления, и, не задумываясь, идёт по чужим головам. Вероятно, неосторожная Эсмахан Султан однажды без злого умысла поделилась маленьким секретом, связывающим наложницу султана и брата Бали Паши. А коварная султанша использовала это в своих интересах. Конечно, сразу по приезду повелителя она ему всё и доложила. И кто знает, зачем ей этого нужно? А это, собственно, и неважно, так же, как и судьба маленькой Гюльфем. Да, теперь остаётся гадать: её казнят или всего лишь выгонят её из дворца. А может, всё образуется? - Так, ты любишь Джандара Бея? Ей хотелось бы крикнуть, так закричать, чтобы весь мир услышал: "Да, я люблю его! Люблю всем сердцем, знайте это!" Но она лишь стыдливо кивнула. - И ты молчала? Никому ничего не рассказывала? - Повелитель, простите свою грешную рабу, я виновата! - не выдержав, Гюльфем бухнулась на колени перед султаном. - Я не должна была так поступать, простите... - её крики перешли в рыдания. - Я знаю, это нельзя простить. Казните меня, султан Сулейман, только умоляю: не трогайте Джандара Бея... Он... У него сын маленький... - Гюльфем, Гюльфем, встань! - падишах подал женщине руку, чтобы та поднялась. - Нет, мой султан, я не встану. Я ничтожная рабыня, недостойная касаться вашей руки. Прошу вас, только не трогайте Джандара Бея... - Я ни причиню вреда этому бею, Гюльфем, успокойся. - Благодарю вас, повелитель! Да продлит Аллах ваши годы! - Я не трону Джандара, Гюльфем. Как можно! Ведь его невеста ужасно расстроится! - покачал головой Сулейман. - Невеста? - пропищала Гюльфем. От волнения её голос осип. - Разве ты не знала? Джандар Бей женится! Причём в самое ближайшее время, - объявил султан. - На ком? - упавшим голосом вымолвила женщина. Падишах по-прежнему смотрел на неё холодным взглядом, но не выдержав, рассмеялся: - Да на тебе, Гюльфем, на тебе, - Сулейман улыбался, наблюдая за тем, как выражение лица его собеседницы изменяется с горестно-печального на удивленно-радостное. - Шах и Эсмахан всё мне рассказали. Они и натолкнули меня на мысль о вашей свадьбе. Ты же знаешь, что для меня любовь - сила Всевышнего, которой надо способствовать и подчиняться. Я уверен, что такое решение пойдёт на пользу всем, даже сыну Джандара Бея. В тебе он найдёт всю ласку и материнскую заботу, которой был лишён. - Повелитель, моё счастье не выразить словами, - вновь из серых глаз Гюльфем закапали хрустальные слезинки. - И вновь ты плачешь, Гюльфем. Но запомни, я хочу, чтобы это были твои последние слёзы, - Сулейман раскрыл объятья, в которых тотчас оказалась трепещущая от новых ощущений Гюльфем. - Повелитель, однажды, давным-давно, я уже говорила вам одну фразу. Могу сказать её и теперь: я всю жизнь буду вам благодарна, что обрела это счастье! Вы помните, повелитель? - Помню, Гюльфем, - мягко улыбнулся падишах. - А я отвечу так же, как и тогда: в такие моменты мне кажется, что на свете нет ничего, кроме счастья. Через мгновение раздался стук в дверь; вошедший Мерджан доложил, что Эбу-Сууд Эфенди просит повелителя принять его. Так и расстались те, что сумели осчастливить друг друга спустя долгих двадцать пять лет со дня смерти шехзаде Мурада, при ком в первый раз были сказаны повторённые сегодня слова.