Love Somebody

Раковина холодит разгоряченные ладони, а зеркало – лоб. Тяжелое дыхание обрывается, когда он слышит, как дверь в туалет тихонько открывается, но поворачивать голову не хочется. Зачем? Снова смотреть на него, идеального парня, предназначенного ему сверху, но такого недоступного, такого далекого, такого… - Я не буду принимать твой побег за оскорбление, - слышит Луи тихий голос, и фраза срывается с губ Гарри так, словно он не уверен, можно ли ему здесь находиться. Луи не хочет, чтобы он здесь находился, он желает, чтобы Гарри вообще не появлялся в его жизни, он мечтает, чтобы на теле этого совершенного мальчика было другое имя, а у него самого не было метки совсем, так было бы гораздо проще, это устраивало бы всех, но разве кого-то в этого гребанном мире волнует, что думает Луи. – Луи Томлинсон. Его собственное имя, разорвавшее тишину, заставляет его взглянуть на собственное отражение в зеркале, замечая потухший взгляд, синяки под глазами, впалые щеки и неестественно выступающие скулы. Он качает головой, вызывая у себя желание разбить это зеркало, разбить все зеркала в мире, чтобы никогда не видеть самого себя. Урод. В его голове звучат голоса, преследующие парня на протяжении всей жизни. Лучше бы ты никогда не рождался. Он закрывает глаза, пытаясь вдохнуть полной грудью, но шок и ужас сковывают его грудную клетку. Никому ты не нужен, не обманывай сам себя. - Я Гарри, - у него такой голос. Глубокий, с хрипотцой, под кожу пробирается. Этот парень не может быть его родственной душой, этот мир не может так издеваться над ним, после всего дерьма, которое он получает в своей жизни, у него не может быть такой родственной души, такого идеального, совершенного парня, кажется, без единого изъяна, но такого чертовски недоступного. – Луи, скажи что-нибудь, пожалуйста. Луи молчит. Что он может сказать? «Прости, твоя родственная душа – слабовольный неудачник, поэтому остаток жизни ты проведешь в одиночестве?» Он не уверен, что за всю историю этого грешного мира хоть кто-то именно так встречал человека, с которым ему предназначено прожить долгую и счастливую жизнь. Вместо этого, он отвернулся от стоящего в дверях парня, обняв себя руками и пробормотав: - Уходи… *** Гарри не собирался уходить. Однажды, будучи совсем ребенком, он пообещал себе, что, встретив родственную душу, никогда ее не оставит. С возрастом это обещание стало казаться ему невыполнимым: мир перестал поворачиваться к нему лицом, и Гарри даже не надеялся когда-то встретить Луи Томлинсона, особенно после всех издевательств, которым его подвергли в школе – он никогда не скрывал того, что его родственной душой был парень, в конце концов, он был предназначен ему свыше, и Гарри ничего не мог с этим поделать. Но немногие думали так же, как он, будучи уверенными в том, что геи – мутанты, которых следует изолировать от общества или истребить. Издевательства продолжились в университете, несмотря на то, что Гарри уже был научен на ошибках, не распространяясь о своей родственной душе, но они все равно узнали, спасибо бывшему однокласснику Стайлса, поступившему в тот же университет. Единственными людьми, к которым он мог обратиться, была его семья: мама и папа, любящие друг друга до мурашек, служившие примером того, насколько природа все-таки гениальна в своих творениях, и старшая сестра Джемма, которая еще не встретила своего единственного, но была настолько жизнерадостна и уверенна в том, что природа никогда не совершает ошибок, что Гарри не мог не радоваться, глядя на нее, и не мог заглушить слабо бьющуюся надежду в глубине души. Потом появился Зейн, который постоянно курил, предлагая Гарри попробовать, и посылал всех ненавистников на что-нибудь нецензурное. И единственной, помимо семьи, вещью, которая помогала ему преодолевать все подкинутые ему испытания и забывать о каждом сказанном ему слове, было имя, аккуратным почерком выведенное на его ребрах. Он знал, что где-то там, возможно, на другом конце земного шара, есть кто-то, кто полюбит его таким, какой он есть, несмотря на все его недостатки. И даже если они никогда не встретятся, эта мысль все равно спасала его каждый день. И теперь, когда он, наконец, встречает Луи Томлинсона, человека, которого он, ждал всю свою жизнь, тот просит его уйти. И если этот Луи Томлинсон действительно надеется на то, что Гарри оставит его просто так, он чертовски ошибается. - Ну уж нет, – заявляет Гарри, подходя ближе. Он набирается решимости, потому что, да, это его родственная душа, и он хочет быть рядом с этим парнем, который выглядит слишком худым – хотя Гарри и сам не отличается лишним весом – слишком красивым, слишком замученным – таким, каким был сам Стайлс еще тогда, когда Джемма не явилась в его комнату, вбив в голову мозги и каплю позитива. И он, черт возьми, хочет быть с этим парнем, чтобы узнать его, чтобы понять, что его довело до того состояния, в котором он сейчас, и помочь ему. Гарри делает несколько шагов вперед, наблюдая за тем, как Луи смотрит на него, не отрывая взгляда. Глаза у Луи голубые, глубокие и красивые-красивые, завораживающие. Стайлс подходит совсем близко, настолько, что может коснуться парня, если протянет руку, что он и делает незамедлительно, дотрагиваясь своими пальцами до ладони Томлинсона. Не было никакого магнитизма, особого притяжения, особенной искры, проскочившей между ними. Было только необъяснимое чувство правильности и нетерпения, словно весь мир только и существовал, чтобы это прикосновение однажды случилось. И вот оно, оно происходит, и Гарри не может шевельнуться, его пальцы так и замирают на ладони Луи, и тот не одергивает руку, продолжая лишь смотреть. - Я не уйду, Луи Томлинсон, - шепчет Гарри, и ему так нравится произносить это имя, оно легко срывается с губ, заставляя его обладателя вздрагивать. Стайлс не удерживается и повторяет, - Луи Томлинсон. И рушит магию. *** Луи не ожидает того, насколько сильное влияние окажет на него эта встреча. Он думал, что оттолкнуть Гарри будет просто, что тот уйдет, послушав его, что тому наплевать, потому что так ему говорили всю жизнь, но он ошибался. Стайлс был здесь, он не собирался оставлять его, и он был настоящей родственной душой, которой, как он думал, у него никогда не будет. И из-за этого ему было так трудно сопротивляться, из-за этого он не мог одернуть свою руку от прикосновения, как завороженный уставившись на длинные пальцы Гарри с аккуратно остриженными ногтями. Стайлс был немногим выше него, казался чуть более худым, чем нужно, и его беспорядочные кудри, закрепленные зеленой повязкой, сбивали с толку. - Луи Томлинсон, - он услышал свое имя, произнесенное с каким-то непонятным ему придыханием, и оцепенение спало. Луи одернул руку, делая резкий шаг назад и поднимая голову, встречаясь с глазами Гарри, что было ошибкой, такой чертовски глупой, такой роковой, и он осознает это моментально, но уже не может исправить ее, потому что глаза Стайлса такие большие, зеленые, такие уверенные в том, что он поступает правильно, что Луи не может снова сказать ему уйти. - Не надо отталкивать меня, - произносит Гарри, и Томлинсону, на самом деле, осточертело, что разговаривает только это кудрявое совершенство, а он сам только и может, что пялиться да с трудом дышать, и поэтому он уверенно произносит: - Я не могу. *** Гарри не понимает этого парня. Он так уверен в том, что они не могут даже находиться рядом, что от этого ему снова становится плохо, и тошнота подкатывает к горлу, однако он сглатывает и сдерживает себя. - Почему? Ему действительно интересно, почему единственный в мире человек, который по определению не должен его отталкивать, делает именно это. Луи смотрит на него, кусая нижнюю губу и теребя подол свободной футболки в ладонях. Он качает головой, словно и сам не может сказать, почему, но потом резко прекращает любое движение и заявляет: - Потому что я не тот, кто тебе нужен, - и в этом заявлении столько неоправданной горечи, что порыв обнять Луи и не отпускать проявляется в нем слишком сильно. Он улыбается, словно услышал самую глупую вещь в мире: - Это неправда. Ты знаешь, что это неправда. *** Луи знает. Он знает, что именно они предназначены друг для друга, это аксиома, и нельзя оспаривать ее, но Луи также знает, что не сможет принести Гарри счастья, и поэтому мысленно молится всем богам, чтобы Гарри просто оставил это, чтобы он ушел, бросив его в холодном университетском туалете. Но Гарри улыбается. Поэтому Луи, не пытаясь ничего объяснить ни ему, ни себе, сбегает, бросая уже Стайлса в холодном университетском туалете. *** Гарри остается стоять, не в состоянии пошевелиться от шока, потому что, да, его родственная душа все-таки оттолкнула его, разбивая сердце, мелкие осколки которого больно ранят его. Он опускает голову, не готовый выйти в люди, ожидая последствий того переполоха, который они устроили, и он понимает, что сегодняшний день для учебы никак не подойдет, зато прекрасно подойдет для общения с любимой сестрицей. Которая делает то, что Гарри от нее и ожидал: Джемма матерится так, что ее слышат даже соседи, дает ему подзатыльник, а после приносит бутылку вина, и Гарри выпивает ее практически в одиночку. Уходи Уходи Уходи Это слово эхом отдается в его голове, и он принимает окончательное решение: ну уж нет. Не сейчас.