Vampire AU (Immortals)

В доме Джехвана собрались люди. Джехван не особенно желал такого общества. К счастью, если он сидел в своем любимом кресле и был неразговорчив и необщителен, никто из окружающих не обращал на него особого внимания. Воншик изредка поглядывал на него с легкой улыбкой, а Джехван корчил ему рожицы в ответ, потому что Хакен рассказывал о каком-то рецепте печенья, найденном в интернете, и не умолкал, по крайней мере, минут десять. Воншик прикусил нижнюю губу, сдерживая смех. — Ты ведь даже не ешь больше, — наконец прервал его Джехван. — Если уж ты тратишь силы на готовку, то мог бы поискать, как приготовить что-нибудь полезное. Например, кровяной щербет. — Надо ли вспоминать, как ты в последний раз экспериментировал с нестандартным употреблением крови? — мягко спросил Хонбин. — Я остаюсь при своем мнении: кровавое мороженое — отличная идея. Я просто добавил слишком много сахара, и не моя вина, что у Воншика особенно чувствительный желудок к таким штукам, — запротестовал Джехван. Хакен посмотрел на него и подмигнул. — Ты тоже все выблевал, — заметил Хонбин. Джехван почувствовал, что у него раздуваются ноздри. — Сынок, я тебя накажу. — Извини, папа, — сказал Хонбин, и Джехван тут же поперхнулся, а потом расхохотался. — Ах, если бы я был твоим создателем, — сказал Джехван, все еще улыбаясь, — я бы сделал так, что тебе пришлось бы называть дорогого брата и его невесту дядей и тетей, — он бросил на Воншика озорной взгляд. — Не смей, клянусь Богом, я подожгу твой диван… — сказал Воншик, не испытывая и половины того страха, который должен был бы быть, но тут Тэгун прервал его. — Не подожжет, ты же знаешь, — пробормотал Тэгун. Он почти улыбался. Джехван хотел было заметить, что Воншик имеет полное право беспокоиться. В конце концов, если Джехван захочет, он может сделать так, что Воншик до конца вечности сможет общаться только кваканьем, и разве это не будет забавно… Но тут по дому пробежала рябь. Все застыли в молчании, чувствуя, как защитные системы дома реагируют на вторжение. Но это была слишком слабая реакция, чтобы быть угрозой. — Это Санхек, — сказал Джехван, и в голосе его было не больше усталости, чем на самом деле. Он сказал Санхеку, что они не могут… Но, конечно, это было несправедливо — просить Санхека отказаться от друзей из-за того, что Джехван не контролирует себя. Даже если пребывание рядом с Санхеком каждый раз было испытанием огнем, он не мог избежать необходимости видеть его иногда. Джехван должен был смириться с этим фактом. Санхек не стучал, Санхек никогда не стучал, и как же Джехван мучился от этой подразумеваемой близости. Он ожидал, надеялся, что Санхек будет выглядеть лучше, чем в прошлый раз, более отдохнувшим, но нет, его глаза все еще казались сплошными синяками от недосыпания, а линия челюсти была необычайно резкой. Он похудел. И он замер, когда вошел в гостиную и увидел столько вампиров. – Ох, — произнес Санхек, тихо выдохнув. Его глаза пронеслись по всем, а затем остановились на Джехване, который выдерживал его взгляд как будто по принуждению. — Санхек, — сказал Хакен, вставая и тепло улыбаясь. — Ты выглядишь уставшим, ты только что пришел с работы? — Нет, просто… я плохо спал, — рассеянно ответил Санхек, не сводя глаз с Джехвана, и тут же словно вернулся в настоящее, переведя взгляд на Хакена. — Рад тебя видеть, — он застенчиво улыбнулся Тэгуну, а затем посмотрел на Воншика и Хонбина. — А вы двое, я давно не видел вас, — его взгляд вернулся к Джехвану, но на этот раз он смотрел не в глаза, а куда-то в район коленей Джехвана. — И… Джехван. — Санхек, — сказал Джехван, и его руки сжались в свободные кулаки, которые лежали на бедрах. — Мы тебя не ждали. — Извините, — сказал Санхек, все еще не встречаясь с ним взглядом. — Я знаю, что не должен заходить без предупреждения. — Это нехорошая привычка, — сказал Хонбин, голос его был по-прежнему бодрым, несмотря на потяжелевший воздух, — Но ты так давно это делаешь, что мы уже привыкли. — И это нормально, — добавил Джехван с уверенностью, которой не чувствовал. — У тебя здесь есть друзья, ты имеешь право их видеть, — взгляд Санхека наконец вернулся к его лицу. — И кроме того, мы хотели тебе кое-что передать… Воншик, не мог бы ты… Воншик с таким видом, будто надкусил лимон, метнулся в сторону, а затем с поразительной быстротой вернулся, держа в руках пластиковый пакет для продуктов, который, не глядя на Санхека, протянул ему. — Что…– недоверчиво спросил Хакен. — Это просто несколько вещей Санхека, которые он оставил здесь, — сказал Джехван, понимая, что звучит чопорно и официально, и ненавидя это. Если быть точным, то это были пижамы, зубная щетка, серьги и еще какие-то мелочи, которые Джехван нашел в комнатах. — Я подумал, что их надо вернуть. Санхек заглянул в пакет с заинтересованным видом. Затем он произнес, очень тихо: — Спасибо. — Конечно, — сказал Джехван, стараясь придать своему голосу легкость. — Я не хочу носить твои пижамные штаны в горошек. Даже если бы они были впору, — Джехван знал это, потому что на самом деле примерял их. — Если я найду еще какие-нибудь вещи, то пошлю с ними Воншика. Санхек поднял взгляд от сумки, и в его глазах появилась грусть; грусть по Джехвану, а может, и жалость, Джехван не мог сказать. Джехван не мог этого вынести. И, не желая разваливаться на глазах у всех в гостиной, он встал. — Я знаю, что это признак плохого хозяина, но вы должны меня извинить. Я уверен, что ты хочешь узнать, как дела у остальных, и, кроме того, Хакен говорит столько, что хватит на целый взвод людей. Он направился в коридор, быстро, но не со скоростью вампира: не хотелось выглядеть так, будто он убегает. И он уже почти добрался, был в самом конце коридора, когда Санхек окликнул его: — Джехван, я пришел поговорить с тобой. Джехван был слаб, всегда был слаб, поэтому он остановился, но не повернулся, просто не смог. — Санхек, — тихо сказал он. — Я думаю, что это не самая лучшая идея. — Я знаю, — ответил Санхек. В его голосе звучала усталость. Джехван мог бы уйти. Это заставит остальных заговорить, но избавит его от мучений, которым Санхек собирался его подвергнуть. С другой стороны, возможно, лучше было покончить с этим. Парень, в конце концов, знал, где он живет. Джехван глубоко вдохнул и, обернувшись, изобразил на лице легкое любопытство. Все смотрели на него, и все, кроме Санхека, казалось, застыли, наблюдая за происходящим на их глазах. Санхек выглядел просто покорным и измученным. — Говори, — сказал Джехван, и Санхек посмотрел на него взглядом, который заставил Джехвана вспомнить о том времени, когда между ними все было лучше. — Не здесь, — сказал Санхек. Черт бы его побрал, он собирался заставить Джехвана сказать это. — Я не хочу оставаться с тобой наедине. — Я тоже это знаю, — прошептал Санхек. Казалось, он заставляет себя смотреть на Джехвана. — Но… мне нужно… — Ты в долгу перед ним, Джехван, — сказал Хакен, и если Санхек выглядел извиняющимся, то Хакен точно не был. — Он вернулся сюда, когда раньше не хотел этого делать; ты должен вернуть ему по крайней мере столько же. Воншик был удивлен тем, что Хакен поощряет частный разговор между Джехваном и Санхеком. Санхек, похоже, тоже не остался равнодушным, посмотрев на Хакена с широко раскрытыми глазами, словно забыв, что они уже не одни. — Хакен, — сказал Тэгун, и Хакен, казалось, немного отступил назад. Но он был прав, черт бы его побрал. Джехван должен был многое исправить. Поэтому он сжал кулаки, натянуто улыбнулся и сказал: — Ну, если так говорить, то, пожалуй, протестовать было бы весьма неуместно. Веди, Санхек. Санхек передал пакет Хакену и, обойдя Джехвана, вышел в коридор. Джехван последовал за ним. Он предполагал, что Санхек направится в библиотеку, но тот прошел мимо, и Джехван почувствовал некоторое облегчение, не зная, сможет ли он сидеть в этой комнате, не сломавшись, или, что еще хуже, не поддавшись импульсу и не прикоснувшись к Санхеку. Вскоре выяснилось, что Санхек не направляется в спальню Джехвана, за что Джехван тоже был ему благодарен, но через некоторое время он забеспокоился, что Санхек ведет его в комнату с фортепиано, и Джехван не мог, не мог… Санхек остановился перед одной из старых коллекционных комнат хозяина. Он посмотрел на Джехвана, как бы спрашивая разрешения открыть дверь, и Джехван кивнул, чувствуя облегчение от того, что его избавили от мучений в комнате с фортепиано. Санхек открыл дверь и шагнул внутрь, Джехван последовал за ним, не потрудившись закрыть за собой дверь. Так они чувствовали себя менее интимно. И он, и Санхек несколько минут осматривались. Это была одна из тех комнат, которые Джехван показывал Санхеку больше года назад. Здесь было проклятое ожерелье, хвост кентавра, брызги крови Джехвана на мраморе. После того случая никто из них сюда больше не возвращался. Джехван тяжело сглотнул. — О чем ты хотел поговорить, Санхек? — Ты сказал, что мы не можем быть друзьями, — прошептал Санхек, глядя в сторону, на полки. — И я больше не могу быть твоей опорой, но… У меня тоже есть вещи, которые мне нужно пережить, Джехван, как и у тебя. Я осознаю это только сейчас. Я знаю, что нечестно взваливать это на тебя, но и ты нечестно взвалил на меня свои проблемы, и… если я помог тебе, ты тоже должен помочь мне залечить мои раны. — Твои раны? — спросил Джехван, немного смутившись. Он знал, что обидел Санхека, чувствовал за собой слишком сильную вину, чтобы забыть об этом, но он думал, что, находясь вдали от него, от событий прошлого, Санхек сможет, ну, забыть его. Или хотя бы спрятать все это подальше. Санхек был тем, кто мог уйти, он не был влюблен. Джехван не мог. Санхек обвел жестом их, комнату во всем ее захламленном великолепии. — Ты помнишь, как был здесь со мной? — спросил он, и это было больно, потому что да, Джехван помнил. В этом доме не было ни одного уголка, который Санхек не запятнал бы, ни одного безопасного убежища для Джехвана. — Помнишь, как ты смеялся, помнишь, как тебе было больно, помнишь… — начал было он горячо говорить, но оборвал себя, резко подавшись вперед и протянув руку, чтобы коснуться Джехвана, который замер. Санхек остановился прежде, чем они соприкоснулись, и его ладонь нависла над предплечьем Джехвана, где Джехван порезался, где Санхек так давно сжал его руку. Джехван не смог сдержать вырвавшегося у него хрипа. Санхек был так близко, и Джехван чувствовал тепло его руки, даже если они не совсем соприкасались. Санхек шептал, негромко: — У нас был момент, — он сделал паузу, а затем добавил: — У нас было много моментов. Мягких, интимных моментов. До того, как все пошло не так. Джехван так же тихо пробормотал: — Я помню. Иногда он возвращался к этим воспоминаниям, одновременно ненавидя себя за это и не в силах забыть их, даже если бы захотел. Санхек смотрел на свою руку, которая почти касалась Джехвана, но потом поднял глаза, встретившись с Джехваном взглядом, и от такой близости Джехван словно обнажился. — Ты погубил их, — тихо сказал Санхек, и Джехван вздрогнул. — Каждый раз, когда мы сближались, каждый раз, когда я… Я пытался, Джехван. И каждый раз ты скреб когтями по мне и отталкивал меня. Джехван почувствовал, как его рот искривился, причем совершенно не по своей воле. — Я знаю, Санхек, — сказал он, может быть, слишком резко. — Я знаю. Но зачем ты мне это говоришь? Я и так все знаю. Санхек покачал головой. — Ты знаешь, что облажался, но ты не понимаешь, как я всегда старался. Ты не понимаешь, как мне было больно каждый раз. И до сих пор больно. Санхек был прав, Джехван не понимал, когда Санхек его не любил. Но Санхек был мягким тогда, оставался мягким и сейчас. Ему казалось фантастическим, что воспоминания, на которые Джехван смотрел с болью, Санхек тоже переживал, тоже вспоминал и, может быть, жалел. Но если Джехван сожалел о том, что разрушил их, то Санхек, скорее всего, сожалел о том, что вообще позволил им случиться. И это терзало Джехвана, потому что после смерти Санхека именно об этих воспоминаниях будет думать сам Джехван, когда будет всаживать серебряный кинжал себе в грудь. Санхек смотрел на него, и Джехван не знал, что сказать. — Прости меня, Санхек, — прошептал он в конце концов. — Я буду повторять это тысячу раз, хотя знаю, что это не поможет. Я не знаю, что поможет. Санхек покачал головой и опустил взгляд, и Джехван почувствовал, что снова может дышать. — Я тоже не думаю, что знаю, прошептал он. — Как я уже сказал, я тоже пытаюсь разобраться во всем. Это… трудно, потому что у нас были те моменты, я все время вспоминаю их, и мне больно. В самом начале у нас все было хорошо. — До того, как я влюбился, — тихо сказал Джехван, понимая, что он все испортил, что он слабак, что он дурак. Санхек снова замотал головой, на этот раз немного сильнее. — Нет, нет, я не это имел в виду, — сказал он, а затем с разочарованным видом прикусил нижнюю губу, словно не желая что-то говорить. Через несколько мгновений он, видимо, решил сменить тему и сказал: — Ты бросил свою музыку, бросил друзей и семью. Но Джехван, ты бросил и меня. Мы не говорили об этом. — Мне кажется, это было… это было немного очевидно, — несколько ошарашенно сказал Джехван. — Я не видел в этом смысла. — Смысл в том, что в самом начале ты… я был у тебя. Но ты меня бросил, и я только сейчас понимаю, какой вред это нанесло и мне. Я впустил тебя больше, чем следовало. — О, — мягко произнес Джехван, чувствуя, как чувство вины возвращается, вспоминая, каким был Санхек в те времена. — Вначале ты был очень мягким, очень милым, я… я знал, что причиняю тебе боль, и в этом был смысл. Я думал, что если буду следить за тем, чтобы ты держался на расстоянии, то и мои собственные чувства последуют за тобой. Я не думал… не думал, что это так глубоко тебя заденет. Санхек тихо вздохнул. — Нет, похоже, ты не осознаешь, насколько велика твоя власть над людьми в твоей жизни. — Я знаю, что причинил вред, — прошептал Джехван. — Я знаю, что изменил тебя. Мне жаль. Я сожалею об этом больше, чем ты думаешь. Санхек отступил на шаг, рассматривая различные артефакты вдоль стены. — Когда именно ты влюбился в меня, Джехван? Как давно это было? Джехван не знал, как ответить на этот вопрос, потому что конкретного момента не было. Да, это произошло относительно быстро, но все же потребовалось время, и он не знал, когда именно это началось. Возможно, это было в тот самый момент, когда Джехван впервые увидел его. — Я не знаю, — тихо сказал Джехван. — Я… я почувствовал к тебе симпатию еще до того, как мы переспали во второй раз, но только после этого я понял, в какой жопе я оказался. Ты… ты убедил меня поваляться в твоей постели, и я понял, что попал в беду, потому что наступал рассвет, а я не хотел уходить, хотел остаться рядом с тобой, смотреть на твое глупое храпящее лицо, — он прошелся взглядом по чертам лица Санхека, отмечая изменения. — У тебя тогда челюсть была меньше, ты был симпатичнее, — это заставило Санхека с укором посмотреть на него, но Джехван не обратил на это внимания и успокоил его, добавив: — Я так сильно хотел тебя, даже во второй раз, что должен был догадаться, что это будет проблемой. Санхек вздохнул, похоже, от досады, но все, о чем он думал, оставил при себе, поджав губы и сцепив руки по бокам. Джехван догадался о его мыслях. — Прости меня, — повторил он в сотый раз. Санхек не смотрел на него, казалось, погрузившись в собственные мысли. — Я думал, что справлюсь с этим. Я думал, что знаю, что делаю, но вот мы и здесь. Санхек, казалось, встряхнулся, возвращаясь в момент, прежде чем его плечи слегка опустились. — Да, — вздохнул он. — вот мы и здесь. Казалось, ему больше нечего было сказать. Джехван пожалел, что не знает, как его утешить. — Зачем ты пришел, Санхек? Ты же знал, знал, что я буду бесполезен. — Я надеялся, что разговор с тобой… — начал было Санхек, но тут же осекся. — Я не знаю. Я просто хочу, чтобы все закончилось, Джехван. Но я сожалею. Наверное, мне не стоило приходить. Я знал, что это причинит тебе боль. Джехван улыбнулся, почти без всякого жеманства. — Да, но, наверное, в душе я мазохист, потому что я все равно рад, что увидел тебя, — сказал он, и ему стало противно от того, насколько это было правдой. Находиться рядом с Санхеком было мукой, но он жил, чтобы видеть его, слышать его голос. Санхек сильно прикусил нижнюю губу, Джехван почувствовал запах крови. — Как же мы иногда похожи, — прошептал Санхек и отвернулся. — Я не должен был приходить, мне… мне жаль. Ты попрощался со мной, и это нечестно с моей стороны. Больше такого не повторится. Он ушел, не дав Джехвану договорить, оставив его стоять одного посреди комнаты. Это было похоже на дежавю. Несколько долгих мгновений Джехван не двигался, оценивая ситуацию. Возможно, ему следовало бы присоединиться к остальным, но он не мог этого сделать. Ему нужно было зализать раны, как он всегда делал в последнее время после встречи с Санхеком. Мысль о том, что Санхек отправляется домой, чтобы сделать то же самое, заставила Джехвана ощутить себя совершенно несчастным. Почувствовав, что может двигаться, не разрываясь на части, Джехван вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и замер. Он чувствовал, что рядом кто-то есть, но сердцебиения не слышал — шаги Санхека давно стихли. Тэгун был не из тех, кто подглядывает, да и Воншик с Хонбином знали об этом лучше. — Хакен, — сказал Джехван в темноту. — Я чувствую, что ты прячешься. Покажись, потому что если мне придется вытаскивать тебя из укрытия, это будет очень неприятно, — намек на движение слева от Джехвана, и вот уже Хакен стоит перед ним с вечно прищуренными глазами. — Тебя никогда не учили дома? Невежливо подслушивать, знаете ли. Хакен тяжело выдохнул, раздувая ноздри, и уставился на Джехвана. Он выглядел так, словно хотел что-то сказать и раздумывал над тем, стоит ли пускать слова в ход. — Подойди, не стесняйся, — мягко сказал Джехван. — Ты никогда не был таким в прошлом. Я хочу удалиться в свою комнату, так что поскорее заканчивай со своим вмешательством. — Санхек сказал мне, что вы говорили о своих проблемах, — тихо произнес Хакен, говоря медленно, несмотря на просьбу Джехвана. Казалось, что он тщательно подбирает слова. — Ты сказал, что попытаешься исправить их, исправить себя. Как ты думаешь, у тебя получится? Джехван недоверчиво сузил глаза. Он не был уверен, в чем заключается игра Хакена. Возможно, он хотел сообщить Джехвану, что тот — неисправимая задница, и его усилия бесполезны. — Да, я пытаюсь продраться сквозь три века собственного дерьма. Я пытаюсь вспомнить, кем я был в самом начале, до того, как меня так сильно испортили, — сказал Джехван. Хакен не заслуживал объяснений, но Джехван старался, старался вместе со всеми быть как можно более честным. Хакен нахмурился. — Да, но… сможешь ли ты на самом деле это сделать? Сможешь ли ты стать таким, как раньше? Сможешь ли ты относиться к нему так же, как в самом начале, но без той резкости, которая его оттолкнула? — мягко спросил он. — Сможешь ли ты это сделать? Теперь Джехван был действительно сбит с толку. — Я уже сказал тебе, что пытаюсь. Мы не можем… мы не можем быть такими, как раньше, нам не хватает доверия и близости, и мы уже никогда не сможем этого сделать. Но я стараюсь изменить свое поведение, чтобы больше не причинять вреда никому, но особенно Санхеку. Я и так причинил ему немало боли, как вы все так любезно заметили в прошлом. Внезапно Джехван расхохотался без юмора, вспомнив, с кем разговаривает. Ожидать, что Хакен проникнется сочувствием к его ситуации, было все равно что ожидать, что солнце взойдет на западе. И самое страшное, что Джехван не мог его винить. Хакен любил Санхека, и наблюдал, как Джехван высасывает из него жизнь. На месте Хакена он бы, наверное, тоже возненавидел себя. Он уже ненавидел себя. Хакен наблюдал за ним твердыми, как кремень, расчетливыми глазами. Иногда, когда он говорил о вязании узоров, легко было забыть, что он был безжалостным охотником, но в такие моменты это бросалось в глаза. — Зачем ты задаешь мне эти вопросы, Хакен? — спросил Джехван, на его лице все еще играла извращенная насмешливая улыбка. — Ты же не думаешь, что я поверю в то, что ты хочешь, чтобы я исправился и мы с ним помирились. Однажды ты чуть не заколол меня, и я знаю, что ты считаешь, что Санхек должен был тебе позволить, я уверен. Хакен просто смотрел на Джехвана, и тот начал нервничать. — Я пытался защитить его, потому что знал, что ты его погубишь. Джехван вздрогнул. – Да, — сказал он, скривив губы. — Ты всегда прав. Я причинил ему боль, и теперь он ненавидит меня, как и должно быть. Как ты и хотел. — Он не ненавидит тебя, — процедил Хакен, его руки сжались в кулаки, как будто ему было больно это говорить. — Он продолжает приходить, потому что не ненавидит тебя. Я бы хотел, чтобы он тебя ненавидел, может, если бы ненавидел, то не страдал бы так сильно, но ты впился в него своими когтями, и он не может жить дальше. Ты ему небезразличен. Джехван напрягся. Ты ему небезразличен. Это не было новостью, Санхек говорил это сам, но Джехван не был уверен, верит ли он в это, действительно ли Санхек заботится о нем, или же он просто сокрушается над любым жалким существом, которое переходит ему дорогу. А Джехван был таким жалким, он знал. Возможно, Санхек и заботился, но недостаточно. Недостаточно. И Джехван не хотел стоять здесь и ждать, пока Хакен выкрутит нож. — Я не желаю вести этот разговор, — сказал Джехван, отступая назад. — Не стоит беспокоиться, Хакен. Мы пытаемся расстаться навсегда, и Санхек, может, и заботится обо мне, но он заботится обо всех, он такой, это не касается меня… Хакен оказался на его пути, быстрее, чем он успел моргнуть, и преградил ему путь. — Ради всего святого, Джехван, — прошипел он, слегка обнажив клыки, — можешь ты хоть на десять минут вытащить голову из задницы и перестать погрязать в собственных страданиях, чтобы оглядеться вокруг и признать, какой ущерб ты нанес и продолжаешь наносить? Джехван отшатнулся назад, растерянный, уставший и обиженный. — Как это я все еще причиняю вред? — кричал он, недоумевая, как, как он мог и дальше все портить. — Я так старался, я не хочу причинять ему еще больше боли, чем уже причинил. — Но ты причиняешь, — сказал Хакен, и Джехвану захотелось встряхнуть его. — Откуда ты знаешь? — неприязненно спросил Джехван, пытаясь хоть как-то сохранить себя. — Ты ничего не знаешь о нас за закрытыми дверями… — Я знаю достаточно, — прошипел Хакен. Он был совсем рядом с Джехваном и смотрел на него сквозь челку. — Он рыдал в моих объятиях из-за этого, из-за тебя, из-за того, как ты с ним обошелся, хотя он предлагал тебе только доброту. Как он сказал, он отдал тебе часть себя, и даже сейчас он все еще продолжает отдавать. Джехван почувствовал себя таким потерянным, он был на грани слез. Что отдавать? Боже, как же он ошибался. — Я не понимаю… Лицо Хакена исказилось, и он, казалось, ожесточился. — Он почти влюбился в тебя, — сказал он. Джехван тихонько задыхался, с его губ срывался шепот «Нет», но Хакен продолжал, видимо, решив, что если уж уничтожать Джехвана, то уничтожать основательно. — Он почти влюбился в тебя и не может вернуть эту часть, — сказал Хакен, и Джехван услышал его как будто издалека. — И я хотел бы вырвать это из тебя и вернуть ему, потому что ты испортил его для всех остальных. Он никогда не сможет полюбить другого, ты слишком сильно сломил его душу. Хакен, похоже, закончил, и Джехван был рад этому, так как не был уверен, что сможет выжить дальше. Вернулось то грубое, сырое чувство, будто его внутренности выскоблили и оставили пустоту. — Зачем ты мне это говоришь? — спросил он едва слышным шепотом. По лицу Хакена пробежала судорога, но что бы он ни хотел сказать на это, он проглотил ее, покачал головой и отвернулся. — Ты не можешь нагрубить мне, а потом просто уйти, — сказал Джехван, голос его звучал с легкой истерикой. Он мог бы схватить Хакена за запястье и выжать из него все остальное, но он знал, что Тэгун ему этого не простит. Поэтому он смотрел, как Хакен уходит, и слушал, как затихают его шаги. Джехван оступился и прислонился к стене. Он прикоснулся дрожащими пальцами к обоям, пытаясь устоять на ногах, чтобы не сорваться. — Ох, Санхек, — прошептал он, вспомнив Санхека два года назад, мягкого, милого малыша. Воспоминание о том, как он тогда смотрел на Джехвана, пытался протянуть руку, а его холодно, жестоко отшвырнули в сторону… Джехван всхлипнул. Он вспомнил, как сделал это, как отбросил Санхека назад, чтобы сделать ему больно, как урок, чтобы научить его быть таким же холодным и жестким, каким Джехван считал себя. Джехван ненавидел себя за то, что испортил все так, как даже не подозревал. Санхек мог бы полюбить его. Он почти полюбил.

***

Санхек уже давно ни на кого не кричал. С учетом его настроения в последнее время, он мог бы найти в этом терапевтический эффект, если бы не был так чертовски взбешен. — Что ты сказал Джехвану? — крикнул он Хакену, который поморщился, словно извиняясь. Санхек знал, что это не так. — Я не сказал ему ничего более важного, — сказал Хакен, ковыряясь в ворсе на диванных подушках Санхека. Когда он пришел, то выглядел виноватым, но Санхек не ожидал такого. — Мне показалось, что ему нужно знать, как и в чем он провинился. Чтобы он больше не повторял своих ошибок. Санхеку захотелось взять его за грудки и хорошенько тряхнуть. — Он уже знает! — крикнул он. — Он знает, потому что любит меня и хочет, чтобы я любил его в ответ, а я не люблю. И он уже знает, что это его гребаная вина. Ты просто втыкаешь в него нож в этот момент. Блядь, — Санхек отвернулся и провел рукой по волосам. Интересно, насколько это отбросило бы Джехвана назад? Неужели вся их работа за последний месяц была бы сведена на нет из-за того, что Хакен просто охренел и не мог заниматься своими делами? От одной мысли о том, что Джехвану придется переживать все заново, Санхеку захотелось заплакать. — Он знает, что поступил неправильно, да, но ему до сих пор трудно понять, как, где и почему, и отчасти это потому, что он сам в то время все отрицал, а отчасти потому, что ты тоже не был с ним до конца честен, Санхек, — сказал Хакен сквозь стиснутые зубы, явно стараясь, чтобы это не переросло в крик. — Иногда, — сказал Санхек, стараясь понизить голос, — я жалею, что доверился тебе. Ты не имел права говорить ему, зная, что я не хочу, чтобы он знал, что я… Я мог бы… Я не сказал ему по причине, Хакен. — По какой причине? — мягко спросил Хакен. Он все еще сидел, его поза была принужденно непринужденной, а Санхек нависал над ним, сжимая кулаки. — Я не хотел травмировать его тем, что могло произойти, но не произошло, и не хотел давать ему ложных надежд на настоящее, — сказал Санхек. Он обнаружил, что дышит тяжеловато. — Неужели это действительно ложная надежда? — прошептал Хакен, глядя прямо в глаза Санхеку, и Санхек наконец понял, о чем идет речь. — Ты так и не смог перестать совать нос в чужие дела, — негромко сказал Санхек. Он отошел к окну и стал смотреть на темную улицу. И в доме, и в его татуировках было тихо, не считая того, что существование Хакена вызывало общее беспокойство. Он попытался сосредоточиться на этом, чтобы успокоиться. — Ты пришел к нему, чтобы все это вспомнить, — говорил Хакен. — Ты вспоминаешь тот период, потому что заново переживаешь его, Санхек. — Я пытаюсь разобраться в происходящем, — прошептал Санхек, желая, чтобы Хакен прекратил. Его безмолвная мольба осталась неуслышанной. — Ты борешься за то, чтобы не влюбиться, — ответил Хакен, а затем тяжело вздохнул. — Я знал, что так будет. И тут Санхек перестал успокаиваться. Он зашипел и зарычал. — Ага, а ты, блядь, все равно отправил меня туда, — он сделал короткий, резкий жест в сторону окна. — Ты не можешь катализировать что-то, а потом повернуться и сказать, что мол, я же тебе говорил. Ты вернул меня обратно к нему, и я чувствую, как он снова проникает мне в душу. Ты знал, что так будет, но ты все равно пришел и попросил меня пойти к нему. Хакен вздрогнул, и Санхек почувствовал легкую дрожь злобной победы над ним. — Я не знал, что делать, никто из нас не знал, — сказал Хакен, и Санхек это уже хорошо знал. Он бы не стал возражать, даже если бы это причинило ему страдания, но Хакен, сидящий здесь и имеющий наглость обвинять его в этом, расстраивал его гораздо больше. У них не было выбора, так почему же Хакен так решил обвинить в этом Санхека. Возможно, потому, что ничего бы этого не случилось, если бы Санхек не уступил Джехвану два года назад. Но если уж они решили вернуть все на круги своя, то Санхек мог с тем же успехом свалить все на Хакена. В конце концов, Хакен сам виноват в том, что связался с Джехваном. И если Санхек не держал на него зла, то Хакен не имел никакого права обвинять Санхека в непроизвольных чувствах. Это было чертовски лицемерно, когда Хакен принимал такие же плохие, такие же ужасные, такие же разрушительные решения и ничуть не жалел о них, как, похоже, хотел, чтобы Санхек жалел о Джехване. — Тебе нужно уйти, — тихо сказал Санхек, не глядя на Хакена. Он был слишком зол и не хотел говорить того, о чем потом пожалеет. — Санхек, — мягко сказал Хакен. — Я просто беспокоюсь за тебя. Я не хочу, чтобы он причинил тебе еще больше боли, чем уже причинил, и если ты влюбишься в него… — Хакен. Я люблю тебя. Но убирайся из моего дома, — резко сказал Санхек. Он услышал, как Хакен поднимается на ноги. — Если ты полюбишь его, я хочу, чтобы он превратился в того, кто достоин тебя, — прошептал он и ушел. Санхек не услышал его шагов, но услышал тихий звук закрывающейся двери. Санхек не знал, что с собой делать. Он понимал, что если Хакен расскажет Джехвану об этом, то это как-то повлияет на него, но насколько сильно, Санхек не знал. Да и не думал, что сможет это узнать. Они попрощались, и вполне возможно, что Джехван не хотел его видеть, даже несмотря на это. Но не исключено, что и хотел. И Санхек хотел убедиться, что с ним все в порядке, что он не страдает из-за этого еще больше. Он хотел, но не делал этого. Ради них обоих он этого не сделает. Санхек долго стоял посреди гостиной, обхватив себя руками, и старался не думать о том, что когда Хакен сказал «если ты влюбишься в него», это прозвучало очень похоже на «когда ты влюбишься в него».