Левая рука Кальва

Мне следовало догадаться, что дни, пропахшие потом и пылью, еще не закончены. Даже сюда, в лазарет, перебивая ароматы лечебных трав и массажного масла, с тренировочной площадки до меня доносятся запахи мужских тел и песка. Не хватает только вони дерьма, крови и блевотины. На стремительно приближающихся Аполлинариях я снова вдоволь надышусь ими, если только Фортуна или Судьба не решат вмешаться. Я, как и все, верю в богов, но не особо надеюсь, что они успеют вытащить меня отсюда раньше, чем я снова ступлю на арену. Сейчас я сижу в лазарете, ожидая, когда местный медик убедится, что поддельные документы не врут, и я вполне здоров, чтобы на два года наняться гладиатором. Он осматривает каждый дюйм моего тела, ощупывает каждый мускул и хмурится при виде шрамов. Периодически он берет в руки принесенный мной свиток и сверяется с ним, и каждый раз мое сердце начинает колотиться от сомнений в убедительности фальшивки. Кажется, что проходит вечность, прежде чем медик резко кивает, лаконично произносит «очень хорошо» и зовет кого-то забрать меня. Несколько минут спустя здоровенный лысый мужик, притащив в лазарет груду барахла, выводит меня на тренировочную площадку. - Эй, Тит, - рявкает лысый и толкает меня вперед: – Это новый аукторат. Хозяин хочет знать, стоит ли с ним возиться, - еще один толчок. – Он в твоем распоряжении. Тренер отходит от дерущихся, кладет на землю меч со щитом и приближается. Он с меня ростом и с такими же широкими плечами, его черные волосы стянуты шнурком. Он напоминает мне бойца, который грел мою постель этой зимой в Риме. Он протягивает руку: - Тит. А ты? - Севий, - я сжимаю его предплечье. - Теперь он твой, - произносит лысый. – Если от него будут неприятности… - Я знаю правила, - рычит Тит, отпуская мою руку. Мой сопровождающий что-то бурчит, затем резко кивает и уходит. Тит слегка хмурится: - Ты уже выступал на арене? - Да - Хорошо, - он выбирает два коротких тупых меча и кидает один мне. – Давай посмотрим, чего ты стоишь, Севий. Он направляется к начерченному на земле кругу, но останавливается. Его взгляд скользит по моей руке, задерживаясь на мече в моей ладони, затем он поднимает глаза, и в них отражается улыбка, тронувшая губы. - Значит, левша? Друс уже давно ищет такого как ты. Ты можешь сделать хозяина богачом. Я фыркаю: - Надеюсь, это означает, что меня приняли в фамилию. Тит смеется: - Если знаешь, с какого конца браться за меч, могу сразу заявить, что ты принят. Надо же как повезло. - Тут больше никто не умеет держать оружие в левой руке, - произносит он. - Если тебя возьмут, то твоими соперниками будут правши. Я пожимаю плечами: - А я другого и не ожидал, потому что всегда тренировался с правшами. - Хорошо. Зато я ни разу не дрался с левшой. - Тем лучше я буду выглядеть в сравнении с тобой. Он смеется: - Еще посмотрим, гладиатор. Взяв мечи и щиты, мы вступаем в круг. Со всех сторон тренируются бойцы, раздаются крики, лязгает оружие и шаркают ноги по песку. Хоть все сосредоточены на своих схватках, мое появление не осталось незамеченным. Я знаю эту игру. Сейчас меня рассмотрят, оценят и определят мое место в иерархии фамилии. Клинок сверкает на солнце, и я концентрируюсь на сопернике, как раз вовремя, чтобы парировать удар меча Тита и не дать ему воткнуться мне в бедро. Лезвие тупое, и удар совершенно не опасен, но я не позволю увидеть меня, совершающим промахи новичка, когда люди вокруг прикидывают, насколько они меня сильнее. Я бью в ответ, принимая на щит очередной удар Тита. Поскольку он привычно прикрывает левый бок щитом, то правый полностью открыт и уязвим, чем я и пользуюсь. Он кряхтит и отступает, затем снова делает шаг вперед, но пока он возвращает равновесие, я снова атакую его правый бок. От удара он сгибается пополам. Я хочу ударить в третий раз, но он поднимает указательный палец. Я замираю, опустив меч и щит. Он кладет руку на бок, и, пытаясь отдышаться, с кривой усмешкой произносит: - Рад, что не встречу тебя на арене. Проклятые левши. Я смеюсь: - Тренируйся со мной побольше и сможешь подготовиться к встрече с таким как я. - Я запомню. А теперь утолим жажду и попробуем еще раз. Тит ведет меня к двум корытам с водой. Уверен, он нарочно выбрал то, рядом с которым не стоят косящиеся на нас тренер и три гладиатора. Тит зачерпывает воду ковшом и пьет. Я беру другой ковш, но оглядываюсь, чувствуя, как волоски на шее встают дыбом. Друс. Ничего удивительного. Он странно смотрится на тренировочной площадке. Он обладает властью и он излучает власть: разворотом плеч, пронизывающим взглядом. Пусть я никогда не видел его в бою, но уверен, что один его вид может повергнуть любого противника, вставшего у него на пути. В том числе и меня. Он не отходит от телохранителей, как и любой мудрый ланиста на площадке, полной ожесточенных бойцов, но держит себя так, словно его безопасность не зависит от двух громил за спиной. Как будто они просто статуи, и любой, кто попробует перейти ему дорогу, умрет или будет искалечен раньше, чем телохранители успеют шевельнуть пальцем. Странно, я вспоминаю услышанные о нем истории. Люди описывают его как безжалостного тирана, который не знает милосердия и убивает ради удовольствия, но шепотом они рассказывают, что он женоподобен и слаб из-за роста и хрупкого телосложения. Насколько я вижу, слухи о его слабости основаны только на его миниатюрности и голосе, который не так низок, как у большинства римлян. Чушь, он ведет себя с достоинством патриция, утонченностью, о которой воин может только мечтать. До этого дня я не думал, что мужчина его сложения может удержаться на плаву как ланиста, но я начинаю верить в легенды о человеке, который лишь взглядом лишает сил гладиаторов крупнее его в два раза. Я не единственный, кто заметил его появление. Другие гладиаторы сосредоточены на своих боях, старательно и ожесточенно дерутся, но все же краем глаза следят за ланистой. Я зачерпываю воды и делаю глоток. Затем как можно тише спрашиваю: - Значит эти слухи о Друсе - правда? Тит не торопясь пьет и тоже понижает голос: - Зависит от слухов. А что ты слышал? - Что даже другие ланисты держатся от него подальше, не желая связываться с таким жестоким и беспринципным человеком. Тит смеется: - А есть добрые и принципиальные ланисты? - Но другие ланисты на самом деле избегают его? – я подношу ковш к губам. – Или вернее сказать, что у них есть на это причина? - О, ну он не так уж плох, - пожимает плечами Тит. – Просто не дай его росту обмануть тебя. Он мелкий, но попробуй перейти ему дорогу и вложи плеть ему в руку. – Медленно переведя взгляд на ланисту, он вздрагивает, после чего спокойно добавляет: – Он в состоянии заставить любого в Империи молить о пощаде. Большинство не рискуют вставать у него на пути дважды, а те, у кого хватает на это глупости, не доживают до третьего раза. Напрашивается вопрос: каково это - оказаться рядом с Друсом, узнавшим, что гладиатор с поддельными документами стал частью его фамилии и шпионит по приказу другого хозяина. Я делаю большой глоток. - Так что, правду говорят? Что Друс убил половину людей в лудусе после смерти прежнего хозяина? Тит пожимает плечами: - Кто знает? – он подносит ковш к губам, но опускает его, не отпив. Пристально взглянув на ланисту, наблюдающего за бойцами, что тренируются на другой стороне площадки, он тихо произносит: – Калигулой* просто так не назовут. - Что же он сделал на самом деле? - Избил несколько человек до потери сознания, - сказал Тит в воду. – Обычно их уводят в яму, и никто не знает, что там происходит. - Он никогда не наказывает на людях? Тренер мотает головой: - Хуже. Провинившиеся исчезают, и никто не знает, что с ними происходит. Ты даже не уверен, вернется ли человек живым. Многие вообще не вернулись. Иногда через площадку перетаскивают тело, выносят его за ворота и сжигают. Некоторые из ямы попадают сразу в лазарет, и мы больше их не видим. Только богам известно, продают их, или они не доживают до рассвета. - А те, кто возвращается? Тит смотрит на меня. - Обычно они возвращаются все в крови и настолько избитые, что долго не могут встать на ноги, я не говорю о тренировках. Он мотает головой и снова бросает взгляд на Друса. - Запомни мои слова, Севий. Не зли его и вообще держись от него подальше. Я киваю. - Учту. - Кстати, а если ты сдашься в бою? Тит морщится: - Лучше тебе выкладываться в полную силу и не делать глупостей, - он кивает в сторону Друса. – Он поймет, если ты проиграешь, но не поверит оправданию вроде «солнце светило мне в глаза». - Хорошо, что… - И он идет сюда, - Тит ставит ковш на подставку. – Возвращаемся в круг. Мы скрещиваем мечи, когда Друс останавливается рядом, и я с трудом могу не отвлекаться. Я дрался перед самим Императором, но от испытующего взгляда нового ланисты на коже под туникой выступает холодный пот. Почему нет? Его жестокость вошла в легенды, но он еще не взял меня в свой лудус. Пока я не проявил себя. А если он не примет меня, тогда что? Тогда я снова встречусь с мастером Кальвой, и у раба, который знает грязные секреты о жене своего хозяина, остается не так много вариантов. Хочу я драться за Друса или нет, я должен. У меня нет выбора. Когда мы заканчиваем схватку, то оба уважительно киваем Друсу. Он кивает в ответ. - Ну, - обращается он к Титу, показывая на меня. – Что скажешь? Стоящее прибавление в фамилии? - Да, доминус, - Тит вытирает пот со лба тыльной стороной ладони. – Левша, к тому же умелый. Друс изгибает губы в странно-знакомой улыбке и мгновение молча смотрит на меня. - Сразись со мной, Севий, - Друс протягивает руку, и Тит вкладывает в нее тренировочный меч. – Всегда хотел померяться силой с левшой. Когда он входит в круг, я быстро оцениваю его как бойца. Конечно, он не велик, как в плечах, так и в росте, но если он хоть раз дрался и остался жив, то это означает только одно: он быстрый. Если ланиста не хитер, то он долго не живет. Драться с ним то же, что биться против легионера, который думает как генерал, решаю я, оказавшись с ним лицом к лицу. Мне надо произвести впечатление, чтобы остаться в лудусе, но также нельзя причинить ему вред, чтобы остаться в живых. Боги, не оставьте меня. Друс не торопится нападать. Мы кружим друг против друга, просчитывая каждый шаг, он смотрит мне прямо в глаза. Не на мое оружие, не на ноги, а прямо в глаза. Как я смотрю в его. Краем взгляда я улавливаю едва заметное движение. Его пальцы сжимают и разжимают рукоять меча, а спина слегка напрягается. Я делаю выпад вперед, отталкиваю его щит своим и попадаю мечом прямо в его середину. Друс парирует удар и тоже атакует, но я отклоняюсь в сторону и отбиваю его клинок. Прежде чем он успевает собраться, я снова нападаю. Он не привык защищать правый бок оружием, но он двигается достаточно легко, чтобы уйти от удара. И достаточно быстро, потому что отклоняясь он даже успевает направить острие прямо мне в грудь. Я кряхчу, но умудряюсь устоять на ногах и со стуком отбиваю удар щитом. Мы оба пошатываемся. Спотыкаемся. Приходим в себя. Обретя почву под ногами, снова встаем друг напротив друга. Выпад. Звон. Приходим в себя. Он серьезный боец, быстрый и умный, пыль клубится под ногами, оружие лязгает и звенит, и тут в голове мелькает мысль, которая заставляет меня забыть о борьбе. Я должен победить? Или позволить победить ему? Мне нужно произвести достаточно сильное впечатление, чтобы он позволил мне остаться в лудусе, но одолеть Друса на виду у всех? Так я окажусь не только в фамилии, но и сразу в яме. Друс ударяет меня по бедру плашмя, но прежде я проталкиваю лезвие между кожаных пластин, защищающих его тело. Крякнув, Друс останавливается. Инстинкт берет вверх, и я наношу «роковой» удар в торс, воспользовавшись потерей равновесия у противника. Когда ланиста падает в пыль, все замирают. Боги, что же я натворил? Не зная, заработал я каплю уважения или экскурсию в яму, я зажимаю меч под мышкой и протягиваю руку. Он хватается за мое запястье, и я помогаю ему подняться. - Хорошая работа, гладиатор, - он улыбается и отпускает мою руку, и паника утихает в моей груди. – Просто отличная. Он стряхивает с себя пыль и хлопает меня по плечу. - Буду с нетерпением ждать твоего появления на арене, - улыбка становится шире. – И конечно, увеличения своих доходов. Я слегка наклоняю голову в надежде, что мое облегчение не столь очевидно. - Все в воле богов, доминус. *** Мы с Титом деремся, пока не покрываемся пылью, а пот не начинает литься с нас ручьем. Сегодня жарко, поэтому я благодарен за возможность снова напиться воды. Пока мы молча пьем, мышцы ноют и в каждом ушибе привычно пульсирует боль. Что ж, такова жизнь. Теперь я часть этой фамилии. Часть лудуса. Понадобится время, прежде чем определится мое место… прежде чем я займу место в здешней иерархии. В любом случае, ланиста принял меня, и отныне мой дом здесь. Прихлебывая из ковша, я обвожу взглядом тренировочную площадку и оцениваю присутствующих мужчин. Клянусь, когда я найду того или тех, кто трахает Верину Лаурея, то затолкаю его зубы ему же в глотку и только потом передам Кальву. Это будет справедливо, учитывая, что его шашни с женой политика обрекли меня на нахождение в этом месте. - Не ждал появления новичка, - глумливо произносит кто-то за спиной. – Новая партия рабов должна появиться на рынке только через три дня. Не поворачивая к нему лица, я закатываю глаза. Начинается. - Левша, - подхватывает другой гладиатор. – Этого уже достаточно, чтобы стать хозяйским любимчиком. Кто-то одобрительно фыркает. - Еще не вышел на арену, а уже заделался фаворитом, - вступает в разговор третий, в его голосе достаточно яда. – С таким же успехом он может сразу пойти и отсосать хоз… - Придержи язык, - рявкает кто-то, и добавляет тихим отрывистым шепотом, - я не хочу участвовать в подобных разговорах. Болтун резко замолкает. - Идиот, - бормочет один из мужчин. Я делаю еще глоток и ставлю ковш рядом с корытом Когда я прохожу мимо, кто-то орет мне в спину: - Эй, новичок! Я стискиваю зубы, но не останавливаюсь и не оборачиваюсь. Я и не сомневался, что они будут издеваться, но им не удастся превратить меня в местную сучку. Они не сломают меня, но обязательно попытаются. На полпути к тренировочному кругу кто-то хватает меня за руку. Я выдергиваю ее, оборачиваясь, и неожиданно глаза в глаза сталкиваюсь с парфянином, которому оставил шрам два лета назад. - Я к тебе обращаюсь, новичок, - рычит он. Я делаю шаг к нему. К моему удовлетворению он испуганно отступает, но когда удивленный рокот волной проходит по толпе, глаза парфянского ублюдка сужаются, а ноздри раздуваются. - Хочешь поболтать с новичком? – спрашиваю я. – Так здесь их полно. Мы с тобой оба знаем, что я не один из них. Я хочу уйти, но он снова цепляется за мою руку и теснит назад. Указывая подбородком мне за спину, он приказывает: - Иди к корыту и принеси нам воды. - Ты знаешь, где вода. Сходи за ней сам. И снова окружающая нас толпа пораженно ропщет, еще более настойчиво, и я не смею отвести взгляд от человека, бросающего мне вызов. Он подходит так близко, что почти прижимается ко мне: - Ты должен, пока я… - И правда, почему бы мне не отвести тебя к воде? - огрызаюсь я в ответ. – Я окуну твою башку в воду, и ты будешь пить столько, сколько влезет. Это тебя устроит, гладиатор? Осторожные смешки вокруг нас заставляют пульсировать венку над густыми бровями парфянина. - Ты должен знать свое место, – говорит он. – Может быть ты и аукторат, но здесь?.. Здесь ты просто дерьмо, прилипшее к моей подошве, - он сплевывает мне на ноги. – Будь осторожен, гладиатор. В моей фамилии ты пустое место, новичок. А с новичками иногда происходят несчастные случаи. Я делаю шаг вперед и почти касаюсь его телом: - Значит так здесь добиваются положения и уважения? Да? Просто пробыв здесь дольше других? – улыбнувшись, я добавляю. – Там, откуда я сюда пришел, не имеет значения, как долго ты дерешься. Имеет значение только насколько хорошо. Важно не только выживать… – я провожу пальцем по шраму на его груди, – но и побеждать. Его лицо вновь кривится от ярости, а губы растягиваются, обнажая зубы: - Да ты напрашиваешься на нож в… - Достаточно, - Тит растаскивает нас. – Если только вы не хотите отправиться в яму вместе, – он хлопает парфянина по груди. - И ты снова окажешься там, идиот, если будешь продолжать в том же духе. - Эй, - реагирует парфянин, - я только пытаюсь убедиться… - Оставь, Сикандар, - бормочет Тит и повышает голос: - Все возвращайтесь к тренировке, – он машет мне рукой. – Пошли. Я покажу тебе казармы. ____________________________________________________________________ Справка: *Калигула – Римский император в 37-41гг. н.э., имя которого стало синонимом жестокости и тирании. Согласно историку Светонию, он постоянно повторял и руководствовался выражением «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».