Левая рука Кальва

После Игр Друс позволил всем на время уменьшить количество тренировок, чтобы мы могли восстановиться, особенно те из нас, кто был ранен. Именно поэтому сейчас, когда ланиста зовет меня для приватного разговора, мое отсутствие на тренировочной площадке должно остаться незамеченным. Во всяком случае, я на это надеялся. Но стоило мне направиться к коридору, ведущему к ожидающему хозяину, как Квинт и Луций обращают на это внимание. Сикандар и Хасдрубал тоже замечают мой уход и перешептываются. Стоит им заподозрить, стоит им только подумать, что между мной и Друсом происходит нечто предосудительное, как ночь, когда меня вытащили на площадку, покажется мне шлепком деревянным мечом по сравнению с тем, что мне устроят. Шпионы и доносчики в фамилии долго не живут. Но гладиатор, который окажет открытое неповиновение своему ланисте, живет еще меньше, так что я игнорирую шепотки и подчиняюсь призыву. Мы одни. Он, как обычно, сидит в своем вычурном кресле с бокалом вина в руке. После игр мне нелегко смотреть ему в глаза, но отвести взгляд еще сложнее. И дышать практически невозможно. Я понимаю, что схожу с ума. Другого объяснения нет. Ланиста? Прихожу в себя и откашливаюсь. - Ты хотел меня видеть, доминус? - Да, - он меняет позу, подперев ладонью подбородок. - Севий, мне нужны еще телохранители, - он медлит, делая глоток, - и я предпочту набрать их в своей фамилии, а не тратить деньги на новых, - он пугающе пристально смотрит мне в глаза, - скажи, кто из фамилии вызывает у тебя доверие. Я медлю с ответом: - Прошу… прощения? - Если бы тебе пришлось выбирать для меня телохранителя, кто бы это был? Я сглатываю: - Доминус, я не могу с полной уверенностью указать на того, под чьей охраной ты будешь в полной безопасности. - Вот как? Почему? Я тщательно взвешиваю каждое слово. - Потому что я до сих пор не знаю, кто дает тебе основания для подозрений. Со всем уважением, я не возьму на себя ответственность рекомендовать тебе того, кто, возможно, планирует тебе навредить. Он склоняет голову, но не кажется недовольным моим ответом, впрочем, довольным он тоже не выглядит. - А что насчет тебя? - Меня, доминус? - Да. Могу я довериться ТЕБЕ как телохранителю? - Конечно, - быстро отвечаю я, - но как твой телохранитель я не смогу находиться на площадке и наблюдать за бойцами, как ты просил. Или как приказал Кальв. - Мудро, Севий. Очень мудро, - Друс отставляет чашу и поднимается. – Знаешь, ты необычный гладиатор. - Конечно. Я же левша. Друс смеется, запрокинув голову: - Да, да, конечно, - смех стихает, и он снова изучает меня взглядом, от которого слабеют колени. – Не знаю, в чем твое отличие от остальных, но что-то определенно есть. Я делаю полшага назад: - Это… хорошо? - Не знаю. А ты сам как думаешь? – он делает паузу, глядя мне прямо в душу. - Ты боишься меня, Севий? - Нет, - вру я, - уважаю, но не боюсь. - А вот большинство моих бойцов, похоже, боятся, - он издает хмельной смешок. – Я слышал, как они болтают, что другие ланисты пугают моим именем своих детей. Я фыркаю, но ведь он недалек от правды: - Мне кажется, твоя слава слегка преувеличена. - Правда? Я киваю: - Ты справедливый. Благоразумный. Даже если можешь одним взглядом заставить здоровенного мужика трястись от страха. Друс поднимает брови: - Неужели? Никогда не замечал. У меня перехватывает дыхание. Похоже, я произнес вслух то, что не хотел говорить. - Я произвожу такое впечатление на всех мужчин в фамилии? – спрашивает он. Я прочищаю горло, пытаясь дышать ровнее. - Это… это лишь то, что я слышал. - А на тебя это не распространяется? Наши взгляды встречаются. Не могу пошевелиться. У меня возникает то же противоречащее здравому смыслу ощущение, что и во время игр. Не понимаю, почему начинает покалывать кожу, когда я смотрю на него. Почему я не могу перевести дыхание. Это не страх. Я знаю, что значит бояться хозяина, и я боюсь его, но это? Это не страх. И я совсем не понимаю, почему он смотрит на меня точно так же. И как называется то, что я вижу в синих глазах, взгляд которых вызывает у меня слабость в коленях. И почему это напряженное молчание вдруг напоминает мне о египтянине, который был почти так же опасен и впечатляющ в моей койке, как и на арене. Кончик языка Друса скользит по нижней губе. - Друс, - шепчу я, не осознавая почему даже собственный голос, произносящий его имя, вызывает мурашки. Но тут я понимаю, что сказал, и торопливо добавляю: - Доминус. Он резко отводит взгляд и приглушенно кашляет. - Продолжай наблюдать за людьми, - его голос снова становится привычно резким, - я верю тебе, Севий. Я выравниваю дыхание: - Да, доминус. - Жду ответ как можно скорее, - прибавляет он, - не заставляй меня ждать. - Понял, доминус. Он не смотрит на меня. - Свободен. Разговор оставляет меня в нерешительности. Не сомневаюсь, что Друс теряет терпение, как и Кальв, но не из-за этого я спотыкаюсь, когда возвращаюсь на тренировочную площадку. Что бы ни произошло в застывшие беззвучные мгновения перед тем, как он отпустил меня, не могу избавиться от мысли, что это опасно так же, как и соглядатайство. Вынюхивание по приказу Кальва. И я все сильнее уверен, что если боги оставят меня, то острие меча вскоре положит конец моей жизни. Голос Филосира выдергивает меня из мыслей, и я поворачиваюсь к корыту с водой, где он утоляет жажду в компании других мужчин: - Севий, где ты был? - О, я… - запинаюсь, оглядываясь через плечо, - меня хотел видеть Друс. Квинт и Иовита хмурятся и обмениваются нечитаемыми взглядами при моем приближении. Филосир пристально смотрит на меня: - Что он хотел от тебя в этот раз? - Эй, Севий, - Иовита допивает воду и передает ковш Квинту, - похоже, ты здорово заинтересовал хозяина. - Правда? – я усмехаюсь и тянусь за водой, - не заметил ничего подобного. - Знаешь, в словах Иовиты есть смысл, - Квинт смотрит на меня поверх ковша. - Уж слишком хозяин приветлив с тобой. Я смеюсь и качаю головой: - Вам просто показалось. - Всем нам? – вклинивается Луций. - Считаешь нас всех идиотами? Друс никогда не интересовался никем из нас. - В отличие от Криспина, - кивает Квинт. Хитрая улыбка трогает его губы, - может, он просто втрескался в тебя, а? - шутливая интонация скрывает кое-что еще. Невысказанное обвинение. - Ничего подобного. Хотя я дорого бы дал за… что? Да что со…? - Если это не то, о чем мы подумали, тогда что? – возвращает меня к теме разговора Луций. - А какая разница? – отвечаю я вопросом на вопрос. - Если никакой, то ты спокойно можешь нам об этом рассказать, - прищуривается Иовита. – Он постоянно отрывает тебя от тренировок и зовет в свои личные покои. Ты проводишь с ним столько же времени, сколько на тренировочной площадке, – Иовита переводит дыхание. – Если он не пользует тебя в постели, то что происходит, Севий? Прежде чем я успеваю ответить, Луций впивается в меня взглядом: - Он заставляет тебя следить за нами, чтобы ты разузнал, кто имеет контакты за стенами лудуса? - Следить за вами? – я поднимаю брови. – Ты же не всерьез? - Ну, - пожимает плечами Квинт, - он зовет тебя даже чаще, чем своих телохранителей. Нас не должно это беспокоить? Филосир не спеша и молча пьет, глядя на меня со своего места между Квинтом и Луцием. Все четыре ауктората пристально смотрят на меня, словно их взгляды могут выведать правду. Верина – любовница гражданина или вольноотпущенника. Я перевожу взгляд с одного мужчины на другого. Значит, это может быть и аукторат. Луций. Квинт. Филосир. Иовита. Это кто-то из вас? - Ну, Севий, - резко спрашивает Луций, - что за дела у тебя с хозяином? - Я сделаю все, что он от меня потребует, - я опускаю подбородок и понижаю голос. – Если он настолько мной увлечен, почему принимает меня за закрытыми дверями, каждый раз напоминая, что наблюдает за мной? И что, если я сделаю неверный шаг, то мне повезет покинуть яму для наказаний живым? Мужчины обмениваются взглядами. - Он подозревает тебя? – спрашивает Квинт. - Судя по всему, да, - я выпиваю ковш до дна и со стуком ставлю его на место, обводя взглядом всех мужчин. – Клянусь Фуриями, если это один из вас, и из-за вас я получу хоть один удар плетью, вы пожалеете, что не сознались в день, когда Друс нашел свиток. Филосир и Квинт отступают на шаг. Луций и Иовита снова переглядываются. - Ты, правда, думаешь, что это кто-то из нас? – спрашивает Луций с улыбочкой, глядя на которую мне хочется перерезать ему горло. Я пожимаю плечами: - А кто еще? - Да кто угодно, - отвечает Квинт, - не обязательно аукторат. - Ну и что с того, что мы пришли сюда почти одновременно? – подхватывает Филосир. – Любой мог бы стать жертвой подозрительности Друса. - На самом деле любой, - обращается ко мне Иовита. – Так почему Друс подозревает тебя? Я поворачиваюсь к нему: - Не знаю, Иовита. Правда, почему? Он вскидывает брови: - Откуда мне знать? - А мне откуда? – снова пожимаю плечами. – Если бы знал, посоветовал оставить меня в покое и лучше присматривать за вами. Они таращатся на меня. Шум на площадке не утихает, но здесь, возле воды - тишина. Иовита начинает хохотать, другие подхватывают. Через мгновение я присоединяюсь к общему смеху. - Посоветовал бы ему оставить тебя в покое? – он мотает головой. - Я готов отрезать себе руку, чтобы увидеть это! - Точно, - заявляет Квинт, - как и все мы. Я фыркаю, но ничего не отвечаю. Боги, не оставляйте меня. *** Верина и Каесо появляются в лудусе спустя пару дней после закрытия игр. Стоит открыться воротам, мальчик вырывает у бабушки руку и бежит на тренировочную площадку. Верина качает головой и смеется, заходя вслед за ним в лудус. Гладиаторы показывают Каесо раны, полученные на арене, и мальчик с широко распахнутыми глазами рассматривает каждый синяк и шов. Он хохочет над нелепыми рассказами о царапинах, оставленных дикими леопардами, и шрамах, заработанных в схватках с двумя великанами. - Не веришь? – посмеивается Хасдрубал, притворяясь обиженным. – Вот, парень, давай покажу, как он меня зацепил, - он вручает Каесо деревянный меч и маленький круглый щит и ведет мальчика в тренировочный круг. - Ну держись, парень, - он улыбается и ударяет деревянными мечом по своему щиту. – Защищайся. Ноги, руки, все. Верина улыбается, глядя, как Каесо понарошку сражается с гладиаторами, а я исподтишка наблюдаю за ней. Она никогда не выказывала каких-либо эмоций в лудусе, но Кальв настаивает, что здесь находится мужчина, пользующийся ее расположением. Помогите ей боги, если это так. И помогите мне боги, если это не так. А затем она поворачивает голову и меняется в лице. Она видит кого-то, кого не вижу я. Это ясно, потому что в этот момент ее улыбка гаснет, а в глазах появляется неприкрытая болезненная тоска. Мое сердце учащает бег. Значит Кальв был прав. Здесь, в лудусе, находится мужчина, который заменил ей мужа. Осторожно, чтобы не привлечь к себе внимание, я слежу за направлением ее взгляда в поисках объекта ее внимания. Он выходит из-за стены, которая загораживает обзор мне, но не мешает Верине, и в одно мгновение моя кровь стынет. Друс. Значит, это Друс? Нет, возможно, это один из его телохранителей. Не исключено, что Верина путается с одним их них. Но затем Друс останавливается. Его губы сжимаются в тонкую линию. Ее он не замечает. Он смотрит на Хасдрубала и мальчика. Но тут его взгляд останавливается на Верине, и, возможно, я подмечаю слишком много нюансов выражения лица Друса, но даже с двадцати шагов боль в его глазах осязаема. Клянусь, что вижу боль даже за его бессменным кожаным доспехом. Внезапно он подает знак телохранителям, и они одновременно разворачиваются и уходят. Стоит им исчезнуть, как Верина выдыхает, поджав губы, и сосредотачивается на внуке. О боги… Я заставляю себя отвернуться и иду к воде, чтобы промочить внезапно пересохшее горло. Не уверен, что видел больше, чем просто пару взглядов. Если я скажу хоть слово о подозрениях Кальву, он убьет Друса, а стоит мне дать понять Друсу, что у меня есть интерес к его связи с Вериной, в опасности окажется моя собственная жизнь. Но теперь все встает на места. Видимо у Кальва были подозрения, что его жена путается с Друсом или кем-то другим, но не гладиатором. Он откуда-то узнал, что ее любовник не раб, а ни один человек его статуса, особенно своенравный, как Кальв, не потерпит, чтобы его супруга развлекалась с гражданином или вольноотпущенником. Тем более с таким отбросом общества, как ланиста. Гражданином и в то же время ланистой Друсом. А что остается мне? Правила игры изменились, теперь в ней два участника, которые без колебаний прольют кровь, столкнувшись на одном поле. Мою кровь или кровь друг друга. Вначале моя задача была проста. Найти любовника Верины и сообщить его имя Кальву. Это было до того, как я заподозрил, что этот мужчина – Друс, и до того, как перестал видеть в Друсе легендарного ланисту, а увидел человека, которого начал уважать. Человека, чье уважение мне тоже удалось заслужить. И, возможно, кое-что еще. «Дай мне хоть малейший повод заподозрить, что ты не в точности следуешь моим приказам, - от шепота Кальва по спине бегут мурашки, - или, что ты выдохнул мое имя в стенах лудуса, и я от имени магистрата поинтересуюсь у Друса, все ли семьсот сестерциев он получил. Ты меня понял?» Пусть я и заработал уважение Друса, но, как и Кальв, он ни от кого не потерпит кражу или обман. И уж точно не от того, кому он поручил обнаружить в лудусе предателя. Но если Друс – тот, кто трахает Верину… Тяжело вздыхаю. Я не могу действовать, пока не буду абсолютно уверен, но это означает, мне нужно проследить за ним. Я видел, как он покидает лудус в одиночку, и, скорее всего, он сделает это снова. Мне остается лишь наблюдать и ждать. А что если мои подозрения верны? Что тогда? Боги, одарите меня мудростью. Кого из двух хозяев я должен предать?