With love, prison.

– Памперс, молоко, присыпка, пюре... – Дорогая, как ты представляешь смену памперса посреди леса? – Прости, – ответила Клэрис, – просто.... ты уверен, что хочешь сегодня с ней погулять? Мужчина выжидающе посмотрел на супругу. Стало быть, во взгляде было достаточно уверенности, чтобы женщина согласилась. Кларисса, скрестив руки на груди, отвела взгляд. Сегодня Ганнибал вызвался сам погулять со своей дочерью, что случалось крайне редко. Если быть точнее – никогда. Волнение было как в сердце женщины, так и мужчины. Для них обоих этот день был исключительным. Темперанс о чём-то говорила со своей мягкой игрушкой – уже потерявшим цвет от многочисленных стирок львёнком, – который обязан был стать частью путешествия. Именно ауканье дочери заставило Клэрис выйти из глубоких раздумий. – Ладно, всё будет хорошо. Если что – возвращайтесь сюда, – наконец согласилась она. На лице Лектера появилась широкая улыбка. Как ни странно, но в последние дни он всё сильнее сближался со своей дочерью, и страх, некогда сидящий в нём, медленно, но верно улетучивался. Одно дело – подвергнуть её опасности, а другое – защищать, чего бы ему это не стоило. Он взял коляску с Темпи за ручку и выкатил на улицу. Колёса неприятно заскрипели – не стоило оставлять коляску под дождём. Наступали сумерки. На улице было прохладно, легкий ветерок пробирал до самых костей, и мужчина наклонился, чтобы поправить одеяло дочери. – Мистер Лектер, сегодня прогулка осуществляется по привычной дороге? Совершенно внезапно из темноты перед ним возник смотритель тюрьмы. На вид ему было лет двадцать, никак не больше. Он с испугом смотрел на заключённого, что не могло не льстить Лектеру. «Новичок», – подумал Ганнибал. – Да, кхм, по привычной, – ответил он. Паренёк неуверенно потоптался на месте и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, быстро засеменил по направлению к импровизированному саду. Как казалось Ганнибалу, этот сад, созданный заключёнными, смотрелся довольно дёшево и безвкусно. Что же, если бы они были на свободе, то он бы сделал для дочери всё. С ранних лет она должна быть ценителем прекрасного. А не лицезреть то, что только пытается подражать этому прекрасному. Оказалась прогулка довольно скучной. Ганнибал успел затосковать уже через пятнадцать минут пути, и Темперанс, по всей видимости, разделяла его мнение. И показала она своё мнение посредством взмаха маленькой ручки и точного броска игрушки в отца. Львёнок с писком приземлился на гравий. Детское личико тут же скривилось – готовится истерика. Мужчина тихо рассмеялся и поднял снаряд с земли. Только тогда Лектер заметил отсутствие проводника. Смотритель, напугавшись, настолько быстро шёл, что успел заметно отдалиться от мужчины. Оглядевшись, Ганнибал заметил вдали бегущего к ним человека. Он остановился, поначалу подумав, что это подозрительно ушедший далеко смотритель, но затем разглядел одежду в чёрно-белую полоску. Роба. – Хей, – задорно закричал бегущий. Вслед за ним тянулась вереница из охранников. Они значительно отставали от заключённого и что-то кричали. Смотрелось это забавно, прямо как мультик! Заключённый – проворный Джерри, а смотрители – Том. Но какое до этого дело заключённому, когда он, казалось бы, уже на свободе? Именно, что ему совершенно всё равно. Странно. Мужчина не бежал в сторону леса, на волю. Он бежал к Лектеру, и внезапно того осенило. Джеймс Керроу! Его не возможно было не запомнить. Они с Ганнибалом содержались в соседних камерах, и Джеймсу дали, если не подводила память, пожизненно. Дали за... растление малолетних. Возможно, чересчур малолетних. И только сейчас каннибал понял, почему немного сдвинутый на голову осуждённый так смотрит... не на него, а на дочь. Когда адреналин сильно скачет в крови, перед глазами стелется пелена. Ты забываешь о своей человечности, становишься настоящим зверем. Управление телом быстро отдаётся... инстинктам? Возможно, что так. Мозг начинает усиленно работать, мышцы становятся в разы выносливее и сильнее. Только потом жертва адреналина начинает чувствовать усталость, сонливость. Но в моменты внезапной силы никакой усталости нет. Можно не только свернуть горы, но и убить. Устроить такое, что сможет изменить всю жизнь и перевернуть её с ног на голову. В такой же ситуации оказался Лектер. Пелена заволокла его разум. Он не помнил, что произошло, что случилось, однако пронзительный детский визг и крики других людей смогли эту пелену разорвать. Они разорвали сладостное полотно неведения на сотни обрывков. Возвращение в реальность было таким неприятным. – Заберите ребёнка, – кто-то отдал приказ. – Отведите его к матери. А этого... в карцер. – Темперанс, – на вдохе сказал Лектер. – Отдайте мне Темперанс! Нет! Кто-то обхватил его за подмышки и потащил, но он сопротивлялся. Нет, никто не отнимет дочь, никто не причинит ей вред. Что-то мешало. В шею сделали укол. Боль сменило неприятное тепло. Оно быстро начало распространяться по телу. Попытки сопротивления были подавлены непонятной силой. Пелена снова застелила его. На этот раз она не была столь дружелюбна. *** – Как ты мог... – Клэрис чуть не плакала, сидя на железном стуле напротив своего мужа. Их руки были крепко сплетены. – Адвокат сказал, что это была защита. И некоторое содействие властям... с летальным исходом, правда. Но мне не дадут больше трех лет.. я скоро вернусь домой. Обещаю. Воцарилось молчание. Невероятно угнетающее молчание, которое и для Клэрис, и для Лектера было невыносимым. Мужчина до сих пор искренне не понимал, как это могло случиться. Но с другой стороны... он был невероятно рад. На одну опасность для Темпи меньше. И он обезопасил свое дитя. Но обезопасил ли, оставив её с Клэрис одну в доме на окраине тюрьмы? Эмоции не давали покоя, и это злило. Нужно абстрагироваться, стать старым-добрым Ганнибалом. А что Кларисса? Она же попросту была подавлена. Не знала, как жить дальше. *** – Ганнибал Лектер, вы приговариваетесь к шести годам колонии. Вам разрешается посещать семью два раза в неделю в присутствии охраны. Приговор окончательный и апелляции не подлежит.