The Piano

— Эй, Ханжи, долго мне тут ещё сидеть? — недовольно спросил Леви, после очередного укола. — У меня уже скоро ноги отнимутся. Я дальше процедурной никуда не хожу уже битую неделю. Ты хочешь сделать из меня инвалида? — Нет! — тут же выпалила психиатр, сгибая его руку в локте. Потом, отойдя на шаг, поджала губы. — Если подумать, то ты очень хорошо себя ведёшь для больного. Слишком хорошо. Признаёшь, что болен, послушно пьёшь таблетки и позволяешь делать уколы, проходишь процедуры, не буянишь, не пытаешься сбежать или убить кого-нибудь… Ты точно болен? — усомнилась она. — Точно, точно. Ты же помнишь, что я рассказал тебе. — Да, что ты монстр, каких ещё поискать. Но почему тогда твоя вторая агрессивная личность ни разу не проявилась? Я даже попросила нескольких санитаров создать тебе условия… И всё равно ты остался прежним, — Ханжи нервно потёрла подбородок. — Может быть, она проявляется только при контакте с определённым кругом людей? Когда у тебя случались приступы? — Ты лучше спроси у полиции статистику убийств. Так будет легче, — пожал плечами пациент, пытаясь держать глаза открытыми. От всех лекарств ему постоянно хотелось спать, а в руках и ногах была слабость. — Ну хотя бы примерно? — настаивала доктор. — Не знаю. Раз в три-четыре месяца. С последнего раза уже три месяца прошло. Может, скоро начнётся? — спокойно спросил музыкант. — Я должна это увидеть! И зафиксировать! — тут же загорелась Ханжи. — Что? А если я полбольницы перережу? И тебя в придачу? — поражаясь её восторженному виду, саркастически усмехнулся Леви. — Тебе нечем резать. Да и буйных ты ещё не видел, — ухмыльнулась она, поправляя очки. — И как мы их усмиряем ты тоже не видел, — зловеще прошептала психиатр. Леви даже невольно поёжился, глядя в её потемневшее лицо. — Ладно, давай рискнём, — хлопнула в ладоши Ханжи. — Можешь есть в столовой, проводить свободное время в общем зале и выходить на прогулки в положенные часы. Но обязательно быть в поле зрения санитаров! Я к тебе Майка приставлю. Пусть он следит. И глаз с тебя не спускает. Музыканта немного перекосило от заявления о личном надзирателе, но перечить он не стал. — Если что случится, ты уж не обижайся — мы тебя сразу отключаем и… — Я понял, можешь не продолжать, — прошипел Леви. — Действительно чувствую себя психом-маньяком, — вставая с кровати, подытожил он. — И ведь сам согласился… — Это было верное решение, — подбадривала его Ханжи, провожая в общий зал, где собирались более менее адекватные больные и проводили досуг за каким-нибудь несложным занятием: настольные игры, чтение книг, просмотр фильмов. — Если бы ты сбежал от Эрвина, процентов восемьдесят, что всё закончилось бы как в прошлый раз. Вот сюда, — она толкнула дверь. — Сейчас все на ужине, поэтому тут так тихо, — пока Леви осматривал пустую комнату, произнесла Ханжи. Глаза пациента остановились на фортепиано, стоящем в углу. — Слушай, там ведь струны есть, которыми можно передушить всех, — подходя к инструменту, подметил музыкант. — Не волнуйся. Ни верхняя, ни нижняя крышки не открываются. Они заколочены в целях безопасности. Мы уже выкидывать хотели, всё равно никто не пользовался, — вздохнула Ханжи. — У нас ещё художественный класс есть. Ты знаешь, больные иногда бывают поразительно талантливы, — пока Леви открывал крышку и садился за фортепиано, говорила она. — Видел в моём кабинете картины? Это они нарисовали. Я выбрала самые лучшие, вставила в рамки и повесила у себя. Здесь тоже работы моих пациентов, — она показала на стены. — Рисунки очень хорошо отражают внутреннее состояние человека. Тебе тоже нужно что-нибудь нарисовать, и… — Расстроено немного, — абсолютно не слушая Ханжи, пробормотал пианист, сыграв гамму. — Но ничего… даже так хорошо. — А… Эм… Я пока Майка приведу, — видя, что Леви совсем не обращает на неё внимания, произнесла доктор. — Никуда не уходи! А то у тебя будет строгий режим! — уже убегая, бросила она. — Куда я могу деться? Сам сюда пришёл, — пробурчал тот, осторожно начав играть. Хорошо, что сейчас здесь никого не было. Ему не хотелось, чтобы его слышал кто-либо. Если только Ханжи или Эрвин. Эрвин… Он уже приезжал сюда несколько раз, как и обещал. Каждые выходные они могли видеться и говорить. Было достаточно даже прогулок. В последний раз он приезжал совсем недавно, но уже хотелось увидеть его. Такое странное чувство, эта тоска… Сыграв длинную пьесу и увлекшись музыкой, Леви не сразу заметил, что он уже не один. Сначала он подумал (смотря уголком глаза), что посреди комнаты стоит Майк, присланный Ханжи. Но, побольше скосив глаза, тут же понял, что это не санитар, а кто-то из больных. На нём была такая же светлая одежда, как и на Леви. Пианист нехотя пропустил несколько тактов, чтобы побыстрее закончить. Ему не очень хотелось играть при ком-то. Все последние такты музыкант смотрел на больного. Это был ещё совсем молодой парень, который буквально стоял разинув рот и таращился на пианиста, как на привидение. Леви это не понравилось ещё больше: по виду, парень был натуральным психом. Пианист спешно поставил последний аккорд. Но, как только он снял руки, юноша сорвался с места и набросился на него. — Капрал! Капрал, пожалуйста, спасите меня! — заорал он на весь зал, падая на колени и цепляясь Леви в ноги. Тот в ошеломлении застыл на месте, не в силах двинуться. Вот и встретился он с настоящим психом. — Эй, отцепись, — Леви попытался оттолкнуть его ногой, но тот так крепко стискивал их, что пианист не мог даже встать. — Я знал, знал, что Вы придёте за мной и вытащите меня отсюда! — продолжал говорить парень, задыхаясь. — Они не верят. Никто не верит в мои слова. Даже капитан… почему? Ведь она должна всё понимать!! Капрал, помогите!! Он внезапно двинулся вперёд и схватил Леви поперёк. От его напора они оба упали со стула, а юноша начал чуть ли не душить музыканта. — Что за чёрт?! — Леви, несмотря на все усилия, никак не удавалось вырваться из его захвата. Ситуация просто отличная — на него напал псих в психдоме. — Он здесь! — прогремел чей-то резкий голос, а через секунду парня отцепили от Леви два санитара, одним из которых был Майк. Юноша, не переставая кричать, забился в их руках. — Капрал! Помогите мне, капрал!! — чуть ли не плача, кричал бедняга, смотря на пианиста широко распахнутыми безумными зелёными глазами. — Два кубика, — в шею парня вошла тонкая игла. Его тело свело судорогой, дыхание сбилось, глаза закатились. Через мгновение он обмяк в руках санитаров. — Несите его в палату, ребята, — вздохнула Ханжи. — Я думала, он уже успокоился. Похоже, снова рецидив. Всё нормально, Леви? — она протянула ему руку. — Что это было? — поднимаясь и смотря, как безвольного парня уносят санитары, спросил музыкант. — Мы усмирили больного. Обычное дело, — пожала плечами Ханжи. — Хочешь прогуляться? Похоже, на тебя это произвело впечатление, — предложила доктор, изучая пианиста внимательными карими глазами. — Да, было бы неплохо, — кивнул головой Леви, разминая шею и плечи. — Тогда пойдём, — доктор выбежала из зала. Пианист, оглядываясь по сторонам (вдруг ещё кто из-за угла набросится), отправился следом.