Небо и море смешались, окрестность наполнилась ревом Ветров, столкнувшихся в битве: здесь Эвр боролся с Зефиром © (др.гр. поэт Мусей «Геро и Леандр»)
***
Для Кэйтрин, вдохновившей меня на написание этой части. Для Ягоды за её любовь к «усталому сыну».
***
Она победила. Майкрофт понял это сразу. Ещё тогда, стоя в отдалении и наблюдая за тем, как его сестра принимает «подарок». Как блестят зачарованно глаза Мориарти после беседы, как странно спокойна и умиротворённа Эвер, он всё понял. Что ему не спастись, и, что уж там, не спасти. Чуть позже пришло понимание, кого именно он не сможет спасти: Шерлок. Его несносный братец, столь любимый, столь отчаянно оберегаемый им, со всей силой его маленького (никому не известного) сердца и всей мощью Британского правительства. Мальчишка. Ужасный, неловкий, глупый мальчишка в смешных резиновых сапогах. После — мальчишка в наркопритоне и грязных вещах, позже — в дорогом пальто на месте преступления, но всё равно всё тот же маленький глупый мальчик. Младший брат. Сокровище в режиме самоуничтожения. И Майкрофт никому бы не смог сказать, как сильно он его любит, хотя кажется, что его язык, его жесты, всё в нём самом — от кончика сделанной на заказ трости до идеально выверенной презрительной усмешки, — призвано ранить братца. Джон. Глупый армейский врач, так странно влившийся в жизнь Шерлока (ставший неотъемлемой её частью). Чья преданность и собачья (иначе не скажешь) верность заставила вдруг вспомнить об эмоциях — диких и подавленных, забитых в самое дальнее место его разума. Страшно подумать, но Джон заставил себе сопереживать в утрате Шерлока после представления с ложным самоубийством. То есть, по сути, заставил сочувствовать утрате, которой не было по факту. Ещё Джон заслужил что-то вроде уважения, так как был единственным из всех, кого знал Майкрофт, кто мог бы убить за его младшего брата (защищать, помилуй Боже!), не попросив при этом денег из бюджета Великобритании. Собственно, определённая экономия в этом была. Грег. Случайно попавший в этот список, не иначе. Ведь если не случайно, то сердце Майкрофта куда больше, чем он предполагал. А это совершенно непростительная роскошь, предложение, от которого нужно отказаться, ненужная настройка, неэффективные вложения и большая беда. Ведь совершенно обычный инспектор Скотланд-Ярда не должен быть под наблюдением государственной службы разведки, не должен быть объектом пристального внимания, но был. Был, есть, будет. Потому что его мягкая усталая улыбка проворачивала внутренности Майкрофта Холмса вопреки всем законам природы и выдавливала такую же ответную улыбку, но, что намного хуже, искреннюю. Если бы Майкрофт мог это сказать и испытывать, он бы сказал, что любит Грега. Грегори тоже на волоске. И, наверное, инспектор будет по нему скорбеть, когда Майкрофт возьмет удар на себя, вытянет эту проигрышную битву с наименьшими потерями (потеряет только себя, а не всех, верно?). Ему же расскажут, что Майкрофт тоже чувствует, что у Майкрофта было сердце. Расскажут ведь? Но хотелось вернуться с этой битвы не рассказом, а реальным. Живым. Раненым — пусть. Живым. Чтобы сказать брату, Джону и Грегу, что вот оно — сердце, — бьётся. И Майкрофт начал биться: по-своему, неумело, не так, как он привык — на совещаниях, тайных встречах, бумагах и приказах вместо пистолетов. Вступил в неравную битву с Эвер. Придуманный монстр вылез из-под кровати. Восточный ветер поднялся с колен и пролил мёд того спокойствия и безмятежности, которым мягкий западный ветер окутывал свои земли. Зефиру не выстоять в этой схватке. Зефиру позволено только ревновать и проливать кровь в своей единственной вспышке чувств. Майкрофт решает пролить свою: и предлагает себя Шерлоку для выстрела, чтобы его кровь пролилась, чтобы не видеть, как умирает что-то любимое им. Но его кровь не проливается: у богов нет крови, боги её не имеют, хоть и живут, как люди. У Эвра в мифологии нет лица. У Эвер в жизни нет модели поведения. Непредсказуема, быстра, свирепа, взметающая волны и поднимающая бури одним движением руки. И он, вышедший против, беспомощный в сражении, мягкий с родными, успокаивающий и… Отчаянный? Буря заканчивается. Его сил, сил его брата и Джона хватает, чтоб усадить разбушевавшуюся бурю обратно в каменный мешок, сдать на хранение, успокоить и обуздать. Майкрофт смотрит на то, как ласков и заботлив Шерлок с промокшим и дрожащим от холода Джоном, как поправляет (которое по счёту всех их приключений?) шоковое одеяло на его плечах. И зябко ёжится от ощущения неприкаянности. Послушно выполняет требования врачей, хотя и сам в состоянии себя проконсультировать, но… В спину доносится мягкое «… присмотри за ним». А потом на плечо опускается горячая крепкая ладонь Грега (Майкрофт понимает это ещё не видя: по легкому запаху одеколона, тяжести руки, да и просто — чувствует). Майкрофт поднимает взгляд и встречается с внимательным и усталым, обеспокоенным и искренним взглядом Лестрейда. Майкрофт чувствует его ладонь, всё ещё лежащую на его плече поверх шокового одеяла (почему в них вечно кутают?), чувствует запахи, слышит звуки, видит Шерлока и Ватсона в отдалении. Майкрофт смотрит на Грега, такого близкого и живого, которому можно стать другом, напарником, кем-то кроме, и понимает. Понимает, что ошибся. Она не победила. Восточному ветру незыблемое не снести.