Неожиданное применение обычных вещей - то, в чем порою особенно сильны отчаявшиеся люди. ("Разговоры", Б.А.)
***
Продавцу в Питерском магазине продуктов. Ты даже не представляешь, как мне хотелось размазать ассортимент по твоему лицу :З
***
Все случилось слишком быстро. Ссора с Шерлоком – привычное, в общем-то, для Джона обстоятельство, условие жизни под одной крышей с детективом – в этот раз была сокрушительно-яростной. Начавшись с мелочи, как оно чаще всего и бывает, она продолжилась градом обвинений и придирок. «Накипело», - подумал бы в прошлом Джон, но в этот раз он не мог так сказать. Джон вообще не мог ничего сказать, застывая от привычно-ранящих, но совсем неожиданно иначе болезненных слов Шерлока. Шерлок стоял в дверном проеме, держа в одной руке свою защитную маску для экспериментов, а второй обличительно, как древне-римский оратор, указывал на него, Джона, и говорил-говорил-говорил, жестикулируя, используя всю свою такую живую мимику, чтобы уничтожить даже ростки сопротивления в своем соседе. Неумолимый, он плевался ядом своих выводов и заключений, и, если обычно такие обвинения были похожи на стрелы, дротики, попавшие в цель, то сейчас в Джона разрядили всю обойму крупнокалиберного автомата. Обычно Джон мог спустить много на тормозах, перетерпеть привычно-плохое настроение соседа, увещевая себя, убеждая, что Шерлок в пылу своего неконтролируемого характера просто не понимает, что он говорит и кому он это говорит. Сейчас, стоя напротив, непроизвольно схватившись дрогнувшей рукой за спинку своего кресла, Джон чувствовал первые волны боли – откуда-то из груди, которые цепляли, как крюки, давно позабытую боль в ноге и плече, и вытаскивали ее наружу. Джон стоял, опустив голову после последней фразы Шерлока, пережидая эти первые болезненные спазмы, и, подняв взгляд, наткнулся на замершего в ожидании разъяренного детектива. И Джон видел, что Шерлок говорил осознанно, знал, куда бить, чтобы было совсем больно. Шерлок не забылся. Шерлок помнил и знал, кто перед ним. Джон посмотрел на Шерлока, распрямляя плечи, с усилием отцепив сведенные спазмом пальцы от обивки кресла, и встал ровно, поднимая гордый взгляд и упрямо выпятив подбородок, он сказал: - Я съезжаю. Шерлок как-то совсем нелепо моргнул, и на мгновение на его лице появилось какое-то растерянное выражение удивления, обиды, понимания и сожаления, и выглядело это выражение так, будто по ошибке оказалось на лице детектива. Взяв себя в руки, он усмехнулся, вскинув голову, процедил сквозь зубы: - Счастливой дороги, Джон, - и развернулся, усаживаясь обратно за свое рабочее место, приступая к тому эксперименту, который прервал в момент ссоры. Джон, сглотнув, развернулся и, по-военному чеканя шаг, прошел в свою комнату, чтобы собрать вещи. Обида, горькая, смертельно-детская, такая болезненная – поглотила его, разбила изнутри тянущей болью в суставах плеча, отчего все движения выходили рваными, резкими, от этого еще более болезненными. Шерлок не остановил его. Шерлок довел его до этого решения (решения ли?) и пожелал ему убираться прочь. «Беспомощный, бесполезный идиот», - звучало в голове раздраженно-шипящим голосом детектива одно из его обвинений. Джон тяжело опустился на кровать, сел, уставившись в кажущееся таким черным, нутро своего чемодана, куда он начал складывать вещи, и глухо проговорил: - Не бесполезный, Шерлок. Влюбленный. Беспомощный, влюбленный идиот. Минута острой жалости к себе и смертельной обиды закончилась, после чего вещи первой необходимости были собраны, за остальными было решено вернуться на следующий день, или даже просто прислать машину. Чуть заметно выдохнув сквозь стиснутые зубы, Джон поднял тяжелый чемодан и спустился по лестнице, кивнул замершей в дверях своей квартиры встревоженной миссис Хадсон и закрыл за собой дверь, отправившись на другую сторону улицы, чтобы дойти до угла Бейкер-стрит и уже оттуда взять такси. Непосредственно перед 221b таксисты ради Джона останавливались редко – чаще всего, они реагировали на высокую фигуру в дорогом пальто. Шерлок отошел от окна лишь на пару шагов, остановился и оглядел гостиную, видневшуюся в проеме кухню и часть лестницы, а потом почему-то неверяще повторил вслух довольно очевидную вещь: - Джон съехал. Вернувшись на кухню, он сел и оглядел остатки уже испорченного эксперимента, после чего взгляд его наткнулся на баночку йогурта, с которой все и началось. Когда Шерлок раньше утверждал, что отношения, особенно романтические, нелогичны, он сам, на самом деле, не мог даже до конца представить до какой степени он прав: поставив на одной точке баночку йогурта, а на второй – разрыв дружеских отношений с Джоном, он не мог, даже пройдя это, понять, какой уродливой логикой нужно обладать, чтобы так быстро и, главное, эффективно соединить эти две точки. За какой-то час – из которых полчаса ушло на саму ссору и полчаса на сбор вещей Джоном – он лишился единственного во всем Лондоне (Англии, мире и далее по списку) человека, который был бы а) дорог ему; б) важен ему; в) необходим ему и г) все вышеперечисленное в масштабах одного успешно скрывающего свое существование сердца. Потому что (и это было естественно, как химические соединения) Шерлок Холмс совершенно безнадежно любил своего друга, напарника, соседа, блоггера (и далее по списку). Когда ни через день, ни через два, Джон не вернулся, не вернулся даже за вещами, просто прислав машину и предоставив некоему «Стивену Рорни» список вещей для транспортировки их на новое место обитания доктора, Шерлок понял, что он совершеннейшим образом «облажался», «опростоволосился» и «провалился». Причем последнее наиболее точно бы охарактеризовало то состояние, в котором он пребывал без Джона (страшная фраза): провал. Проваливаясь куда-то в узкую, царапающую его неприятно и больно изнутри и снаружи, щель из самобичевания и ненависти, сарказма и наивного желания сделать все «как было», понимая, что и то, что было – не то. Шерлок жадный. Шерлок очень жадный: ему мало того, что у него было раньше с Джоном, ведь во всем том огромном перечне из пятидесяти семи пунктов определений, кем для него является Джон не было пятьдесят восьмого: Любимый. Сентиментальность. Чувственность. Жадность. Страстность. Зависимость. Любовь, как она есть, только больше: взаимность. В списке Шерлока была взаимность по всем пунктам, кроме этого, так сильно ему нужного, так отчаянно ему необходимого, что баночка йогурта на краю кухонного стола в какой-то момент послужила спусковым механизмом, запустив отчаянный ком из обид, насмешек и обвинений, прячущих обнаженные в жажде обладания чувства. В этом «падении» прошли две недели. Шерлок знал где, как и когда ходит-живет-дышит-работает его-не-его Джон и бесился, взрывался и капал ядом больше обычного. Встревоженная таким поведением миссис Хадсон, не выдержав очередной особенно яростно-злой атаки на Лестрейда и сержанта Донован, которые пришли ради какого-то очень опасного дела (Джон в это время хмурился, беспокойно потирал колено и смотрел вдаль, надеясь, что волнение и тоска при виде заголовков с громким названием очередного преступления перестанет его так сильно терзать), решила, что пора отвлечь детектива каким-нибудь действительно важным делом. - Мальчику нужно проветриться, - сказала эта отважная пожилая женщина, выпихивая Шерлока за дверь, - сходи в магазин, дорогой, у меня совершенно нестерпимым образом болит мое бедро, а молоко кончилось совершенно внезапно. Растеряв бдительность в отношении миссис Хадсон, Шерлок мало того что позволил вывести себя за дверь, так еще и совершенно ошеломленный отправился в сторону ближайшего супермаркета. Задумавшись, и отдав Чертогам маршрут на усмотрение, но принялся на ходу классифицировать известные ему моменты и детали преступления, что существенно отвлекало от непосредственного передвижения по улице. Раньше за его аккуратностью и сохранностью на дороге неотступно следил Джон. Сейчас – нет. Ни Джона, ни слежки, ни аккуратности. А Чертоги привели Шерлока к супермаркету за два квартала от Бейкер-стрит, на улице, по которой (статистически наиболее вероятно) пролегал вечерний маршрут Джона с его новой работы. Джон повернул за угол стеллажа с молочными продуктами и врезался в спину. Одну чертовски знакомую ему спину одного чертовски невыносимого детектива. Джон напрягся, выругался сквозь зубы и собирался развернуться, как был остановлен (совершенно обычным вопросом, будто бы вырванным из контекста): - Я не ходил в магазин именно поэтому, Джон. Как тебе удавалось быстро выбрать среди этих однородных товаров наиболее подходящий, не зная точных вкусов меня или миссис Хадсон? – Шерлок чуть обернулся на Джона, словно сканируя его своим взглядом: «Раздражен. Смущен. Великолепен. Последнее вычеркнуть. Сбой. Вычеркнуть великолепие Джона невозможно». Джон вздохнул: - Это просто, - и внезапно раздраженно уставился на Шерлока, - если ты, конечно, бесполезный и беспомощный идиот, то покупка молока в магазине очень и очень простое дело. - Джон, я… - «…был не прав, строг, раздражен и влюблен». - Не начинай, Шерлок. Пожалуйста, хватит. – «Я не выдержу. Отойди. Уйди. Я съехал. Все кончено». И Джон обошел детектива по довольно широкой дуге, толкая впереди себя тележку, намереваясь малодушно оставить ее за ближайшим стеллажом и покинуть супермаркет, отложив покупки на другой день, раз, месяц, год, век, лишь бы уйти скорее от столь притягательного Шерлока: Шерлока, который в нем нуждается, пусть это всего лишь покупка молочных продуктов. Молочные продукты считали потребность Шерлока в Джоне несколько специфичной. Этот факт нашел свое объяснение, когда в спину Джона с пластиковым скрипом-треском врезалась упаковка йогурта, оставив на куртке приличное розовато-белое пятно. «Клубничный», - как-то отрешенно подумал Джон, прежде чем поднять остатки этого импровизированного снаряда и с диким рыком развернуться, швыряя уже в детектива баночкой йогурта, оторвавшейся от всей четверки в упаковке. Шерлок принял удар более чем достойно. Убирая от лица и челки молочно-вязкие подтеки сладко пахнущего йогурта, он осклабился и сказал что-то малопонятное себе под нос, ошибочно принятое Джоном в шуме поднявшейся вокруг них суматохи за «Я соскучился». Джон не соскучился. Джон был в ярости. Оставшиеся три йогурта прицельно портили пальто детектива, который уже успел набрать себе «боеприпасов», на этот раз банановых, и так же, чуть пригнувшись, забрасывал ими остолбеневшего от такой наглости Джона. В несколько быстрых шагов преодолев расстояние между ними, Джон схватил Шерлока за лацканы его пальто, едва не соскользнув от склизкой холодной йогуртовой массы, тряхнул со всех сил детектива и прошипел-прорычал ему в лицо (совершенно невозможным образом ухмыляющееся лицо): - Что, Бога ради, Шерлок, черт бы тебя побрал, ты творишь?! Шерлок улыбнулся (с такой улыбкой он обычно предлагал что-то вроде незапланированного нарушения очередного закона в виде ночной вылазки на охраняемый правительственный объект), но ответить не успел. - Прошу успокоиться и покинуть помещение супермаркета, - низкорослый, коренастый, немного пухлый охранник стоял рядом с двумя нарушителями порядка, выступая на фоне толпы покупателей, доставших телефоны, или же просто любопытно смотрящих на двух мужчин, устроивших специфичную драку, широко расставив ноги и держа руку на рации, прикрепленной к поясу, как ковбой с Дикого Запада на револьвере. От вида этого стража порядка Джон нервно хохотнул, перевел более осмысленный взгляд на ухмыляющегося, едва сдерживающего смех Шерлока и, не выдержав, расхохотался, отпуская пальто и самого детектива. - О, Боже,… - договорить он снова не смог, так как совершенно неожиданно Шерлок схватил его за руку и рванул к выходу из супермаркета, пробираясь между людей, ныряя в переулок, он утянул Джона за собой, прижавшись спиной к кирпичной кладке здания. Тяжело дыша, смеясь, они стояли в полутемном переулке и вдруг совершенно синхронно замерли, осознав, что так и не отпустили рук. Шерлок, зажмурившись, отпустил ладонь Джона и тут же перехватил ее снова, переплетая пальцы, липкие от сладкого «оружия», начал быстро-быстро говорить: - Вероятность такого исхода при заданных изначальных твоем ко мне отношении и обстановке была равна одной стотысячной процента. Вероятность твоего понимания и согласия – две десятитысячных. Учитывая это, у меня есть действительно реальный шанс сказать это, Джон. Ты не бесполезный, не беспомощный. Ты великолепный. Я люблю тебя. Джон посмотрел на Шерлока. Он все еще стоял, зажмурившись, буквально вжимая себя в стену. Джон расцепил их переплетенные пальцы и сделал шаг от стены, глядя, как и так бледный Шерлок приобретает еще более бледный вид, лишь пятна нервного румянца от бега на щеках и длинной, такой соблазнительной шее, скрытой сейчас таким привычным взгляду шарфом, обляпанном йогуртом, впрочем, как и часть челки, само пальто. Джон улыбнулся и дотронулся тыльной (наиболее чистой) стороной ладони до щеки Шерлока, вытирая с его лица остатки йогурта, ласково и аккуратно. Шерлок неверяще распахнул глаза, совершенно шальные, лихорадочно-блестящие, они смотрели на Джона, который стоял напротив. Джон сделал шаг ближе и прижался чуть сильнее, позволяя увидеть такому слепому в чужих и своих чувствах Шерлоку то, что он прятал, боясь, что Шерлок разрушит это хрупкое, но такое сильное, своей тягой к логичности и точности. Любовь не такая. Любовь вне закона. Она свободна. Шерлок же смотрел в глаза этого человека, что для него является таким ценным, таким важным, таким необходимым, и понимал, что ему в ближайшее время будет нужно пересмотреть свое отношение к человеческим эмоциям, отдельно рассмотрев возможность странной логичности любви, ведь, по сути, начавшись с йогурта, их ссора и их разрыв перешли в примирение и начало новых, таких нужных им двоим отношениям, собственно, тоже не без участия молочных продуктов, что говорит не только о логичности, но и о некоторой цикличности этого чувства. Джон же, чуть улыбаясь, думал, что целоваться в полутемной подворотне, ощущая и вкус таких неожиданно нежных губ, и вкус клубничного йогурта, - это не совсем то, что он ожидал получить, когда отвечал согласием на весьма сомнительное предложение о соседстве. Впрочем, это было уже неважно.