Свой путь

Эльф исчез с оглушительным треском. Сириус прикрыл рукой ухо: камни, вмонтированные в стены, усиливали звуки подобно эху. Опять материна прихоть. Хотела соорудить из своей спальни не то средневековый замок, не то пещеру тёмной колдуньи. Распорядилась, и ей вылепили. Дизайн. Модное словечко Сириус услышал от Лили, когда молодая хозяйка меняла шторы и обои в доме законного супруга. Самой Валбурге не было нужды намерено изображать из себя чернокнижницу. Миссис Орион Блэк всю жизнь тяготела к тёмной магии. Сириусу мать представлялась вечной старухой в чёрном, и никак иначе. Он просто не помнил её другой. Временами она казалась ему ведьмой, вышедшей из недоброй книжки. Как-то раз — года за три до школы — они с братом своими глазами видели, как мать разрезает над котлом живую крысу и выпускает из неё кровь. Шестилетний брат, испуганно вцепившись в руку Сириуса, громко вскрикнул. Валбурга услышала, но даже ухом не повела в сторону сыновей. Она продолжала произносить на латыни заклинания, размеренно помешивая варево правой рукой. Волшебной палочкой, зажатой в другой руке, мать удерживала над котлом полуживую тварь. Суровое наказание ждало их после. Сириусу, как старшему, досталось в два раза больше — сесть на заднее место не мог больше недели. Регулус отделался малой кровью, но ему и этого хватило. Больше ни разу не удалось подсмотреть за материным колдовством: Валбурга усилила осторожность, а сговорить на что-либо младшего брата не получалось. Но однажды за обедом, в гробовой тишине кухни, Регулус, не удержавшись, дернул брата за руку. Взгляд младшего сына упирался в материны руки. Скосив глаза, Сириус разглядел то, что поразило малыша Регулуса: старушечьи пальцы заканчивались длинными загнутыми когтями, как у кошки или хищной птицы. А вечером, когда Сириус читал брату сказку о злом чародее и его мохнатом сердце, Регулус вдруг спросил: — У мамы есть сердце? — Конечно, есть, — не понял Сириус. — В груди? — понизив голос, уточнил Регулус. — А где? — зашептал Сириус, нагнетая таинственность. — В зачарованном хрустальном ларце, что ли? — А вдруг? — пробормотал Регулус ещё тише. — Не мели ерунды! Младший обиделся. — Опять скажешь, что всё это сказки и так не бывает? — Андромеда говорила, что не бывает, — твёрдо сказал старший. — Значит, ты спрашивал?! — Ну, спрашивал, — ответил Сириус, не понимая причину появления ликующих ноток в голосе брата. — Сам, значит, не знал, — рассудительно заключил Регулус. — Я просто сомневался, дурак! Тогда Сириус почувствовал себя уязвленным, но чем старше он становился, тем чаще испытывал сомнения насчет материнского сердца. Хотела или нет Валбурга, как тот чародей, сделать себя неуязвимой для любви, но мальчики видели только исходившее от неё желание повелевать и наказывать. От сыновей мать требовала прилежания и повиновения. У Сириуса были проблемы и с тем, и с другим. Но если природный ум успешно возмещал нехватку старания, то с отсутствием смирения и подчинения ничего не могли поделать, ни суровый маменькин взор, ни её тяжелая рука. До школы они с матерью словно мерились характерами: кто кого переупрямит, перегнёт и достанет. Второго сына Валбурга замечала гораздо меньше, правда, тихоня Регулус сам никогда не забывал о всевидящем материнском оке. Это потом, когда Сириус впервые приехал на каникулы в золотисто-красном галстуке, ему в пример начали ставить младшего брата. Гордость семьи? Надо же!.. Не знали. Тогда же Регулус впервые шарахнулся от Сириуса, как от чумы. Хорошо, видимо, с ним поработали. Ну, ещё бы! На то было несколько месяцев. Но даже подростком Сириус подозревал, что мать не дорожит безоговорочным послушанием младшего сына. Став старше, понял, что она просто не ждала ничего другого от слабого ребенка. Верно, прав был дядя Альфард, заметивший как-то в разговоре с племянником, что Валбурга видит себя в старшем сыне, и потому, хоть и зубовным скрежетом, терпит его выходки. С распределением ведь примирилась, хотя поначалу в каждом письме грозилась лишить наследства. Новоиспечённый гриффиндорец, разумеется, валил все грехи на Шляпу, но не могла же матушка всерьёз доверять его россказням! Сириус спрятал в кармане кошель и, обшарив тайник ещё раз, вытащил небольшой продолговатый бархатный футляр с родовым гербом. Он щелкнул замочком, не поднимаясь с колен. В футляре оказались часы — золотые, с тяжёлой цепочкой. Немного помедлив, Сириус открыл крышечку и ахнул от восхищения. На тёмном циферблате сияло двенадцать звёзд, а в центре переступал копытами величественный кентавр. Стрела его крошечного лука указывала на самую яркую звезду, показывая владельцу часов, что сейчас без малого три часа ночи. Вместо минутной стрелки по циферблату гордо вышагивал микроскопический серебристый пёс. На внутренней стороне золотой крышечки блистала гравировка: «Ярко горящему от матери». Чуть ниже стояла дата: 1977 — год, когда Сириусу исполнилось семнадцать. Не поверив своим глазам, он схватил с пола футляр. Осмотрев его со всех сторон, Сириус обнаружил под верхней створкой, рядом с фамилией мастера, ту же дату. Сомневаться не приходилось: матушка ждала его, чтобы вручить сыну подарок на совершеннолетие. А ведь он не писал, почти не вспоминал и, если честно, мало задумывался об отринутых родственниках. Серебристый пёс добрался до верхнего деления, и Сириусу вдруг послышалось легкое дрожание спущенной тетивы: кентавр выпустил стрелу. Разбитая звезда сверкнула и погасла, рассыпавшись в искры с тихим звуком упавшей капли. Пёс миновал ещё одно деление, начала разгораться другая звезда, следующая по кругу. Сириус, смотрел на часы, затаив дыхание. Два года назад его разбудил звон капели. Не безумные крики узников из соседних камер, и не протяжные засасывающие хрипы из-под серых капюшонов, а чистое ясное звучание падающих капель воды. По случаю визита Министра магии большая часть дементоров покинула здание тюрьмы, и в Азкабане — кажется, впервые за многие годы — случилась оттепель. А потом он увидел на фотографии беспалую крысу, и в голове будто зажёгся свет, и разум прояснился. Да, точно: это было в июле. Canicula восходит в июле. Сириус внезапно пожалел о том, что оставил огневиски в дупле. Он выпил бы сейчас. За мать, за её нежданную заботу и помощь. За свою, собачью звезду. Прежде чем закрыть циферблат, Сириус заметил, как кентавр достаёт из колчана новую стрелу.