«О, мое сердце, Что делать нам остается? Горные розы Уже, увядая, поблекли, И подымается буря». Минамото Санэтомо
Азула делала вид, что читает сборник каких-то легких стихов, созданных специально для того, чтобы дать разуму отдохнуть в окружении изящных идиллических образов, но на самом деле почти не воспринимала иероглифы, по которым скользил ее — внешне — рассеянный взгляд. Девушка сосредоточенно размышляла. Ей нужно выбраться из дворца. «...высоки замковые стены...» Теоретически, она может выехать: ей никто не запрещал, но... «...нежен пух у цапли, но больно ранит клюв...» ...но отец, конечно, не позволит ей уехать в одиночку, а ей отнюдь не нужны посторонние глаза и уши, которые все доложат Королю-Фениксу; к тому же, он может посчитать придуманный ею повод для поездки недостаточно важным, отказать, сделать контроль над нею жестче... Значит, вариант попросить о поездке напрямую отпадает. Сбежать в одиночку? Приказать отряду Чи Дан ожидать ее в оговоренном месте, пробраться туда, а затем, уже вместе, к Воинам Солнца? «...тихой тенью она проскользнула под развесистые ветви ночных сиреней...» Нет, нельзя. Слишком явный бунт, отец сразу же поймет, что она раскрыла его план. Ее объявят в розыск, назначат награду, и вполне вероятно, что на плакатах будет значиться цена не только за живую, но и за мертвую Азулу. «...жизнь или смерть — так ли уж важно?» Хорошо. Нужно рассуждать логически. (Азула в задумчивости загнула уголок страницы, будто помечая место, куда хочет потом вернуться.) Какой существует законный повод покинуть дворец для (официально) Хозяйки Огня? Конечно же, политика. Например, подавление бунтов... Но, проклятье, самая горячая пора бунтов уже отгремела! Все, кто смог вырваться из-под власти народа огня, уже присоединились к Лингу, а тех, кто не сумел, слишком крепко держали за горло. Значит, ей придется спровоцировать бунт. Она сможет сделать это: не существует ничего невозможного для той, кто без единой капли крови (хорошо: почти без единой капли крови) взяла Ба Синг Се! Но... Азула нахмурилась. Подвергать опасности своих же солдат? Дарить врагу лишние силы? Бунты — страшная вещь: она сможет его спровоцировать, вопрос в том, сумеет ли подавить. Своими руками создавать опасность для своих и выгоду для врагов Азула не собиралась. Значит, бунт тоже отпадает. «...шумят могучие ветры, но не сорвать им последний листок...» Тогда... Тогда, тогда... Что?! Переговоры? С кем? С Лингом? Отцу прекрасно известно, что Линг не пойдет на переговоры. Поехать на охоту? Она никогда этим не увлекалась, отец сразу заметит, что это подозрительно. Проклятье, что же делать?! «Душист аромат болотных трав, нежные песни поют болотные девы». Азула стиснула книгу в пальцах сильнее, стараясь ничем не выдать своего волнения и лихорадочного желания встать и начать ходить по комнате. В последнее время она сделалась раздражительнее (слуги, превратившиеся в забитые тени, тому свидетелями), ею владело лихорадочное оживление, но мысли раздражали своей хаотичностью. К ней снова стали приходить кошмары. Изредка она видела, как мелькают на самом краю поля зрения какие-то смутные темные силуэты, но когда девушка круто оборачивалась к ним, готовая защищаться и нападать, там уже никого не было, и Азуле ничего не оставалось, кроме как обессиленно прижать ко лбу дрожащую холодную ладонь. Холодную ладонь... Холодную ладонь... Азула положила книгу на колени и потерла лоб, будто бы немного устав читать. Руки и вправду оставались холодными. Холодными. Если замерз — надо согреться... «Угольный остров!» — осенило бывшую принцессу. Точно, ей нужно попросить у отца поездку на Угольный Остров! Этот повод ему понравится: его «неудобная» (теперь она и ему стала неудобна, как когда-то была неудобна матери: слишком уверенная в себе, слишком сильная, гордая рядом со слабаком-Зузу, которому ей нравилось утирать сопли!) решила самоустраниться, ах, как любезно с ее стороны! «Не удивлюсь, если он попытается запереть меня на Угольном Острове... Или планировал сделать это в будущем... Но тебе не запереть меня, дорогой папочка, — ожесточенно подумала Азула. Ее губы подрагивали, она кусала их, чтобы слуги, тенями скользящие поблизости, они теперь всегда были где-то рядом, Азула чувствовала их присутствие, даже не видя, не заметили этой нервической дрожи. Она не будет плакать, нет, плачут слабые. Она не слабая. — Не запереть, нет-нет, нет, ты не сможешь, потому что...» «...зверь силен, отважно сражается с бурей...» Когда схлынула первая боль осознания того, что ее родной отец, папа, папочка, папуля, к которому она в детстве бегала по ночам, спасаясь от кошмаров, пытается опоить ее и ввести в состояние овоща, Азула принялась анализировать: почему, чем она это заслужила?! И вскоре поняла... Ну конечно, ведь это же очевидно! Отец боится ее. Боится, что в один прекрасный момент люди могут пойти за ней, но вовсе не за ним. Зачем им идти за тем, кого они не видят долгие месяцы? Отец почти не покидает столицу, тогда как она, Азула... Она собрала вокруг себя лучших воинов страны огня. По его приказу, но теперь Чи Дан подчиняются лично ей! Они считают ее своим лидером, ведь это она возглавила их отряд, она подвергала себя опасности наравне с ними, она заботилась о них, была к ним щедра... Солдаты такого не забывают. Именно у нее лучший контакт с населением: Озай давным-давно забыл, как выглядят простые люди, он не умеет обращаться с ними, тогда как она, Азула... Она достойная правительница своей родины. Ее любят, ею восхищаются. Ей поклоняются, ее боятся. Ее считают настоящим лидером и правителем. Ее. Ее! Но не его... «Ты боишься меня, папочка? — подумала Азула, кладя ладонь на золоченую ручку двери, ведущую в кабинет отца. — Правильно. Бойся». — Папа?.. Девушка робко замерла на пороге, не решаясь пройти глубже в просторную комнату. Озай, как всегда, работающий над бумагами, поднял голову. Взгляд его, поначалу хмурый и тяжелый, несколько смягчился, когда он понял, кто перед ним, скупая полуулыбка тронула тонкие иссохшие губы. — Можно мне пройти, пожалуйста? — смиренно попросила девушка. — Конечно, Азула. Азула старалась шагать не так уверенно, как делала это обычно, а мягко и немножко полубоком, чтобы отец увидел хрупкий излом ее плеч, увидел, какая она маленькая и тоненькая в сравнении с ним. Слабая... Азула ненавидела казаться такой (потому что быть такой она не могла в принципе), но сейчас ей нужно именно это. Посмотри, как я слаба, отец. Как я нуждаюсь в отдыхе... Например, на Угольном Острове. — Что ты хотела? — Я... Я плохо чувствую себя в последнее время... — пробормотала Азула так, будто у нее заплетался язык. Она постаралась сделать свой взгляд мягким, расфокусированным, будто на нее все еще действовали те отвратительные настойки. — Постоянно... Можно я сяду, отец? — Конечно. — Король-Феникс обошел стол и сам, своей рукой налил дочери воды с лимоном из большого графина. — Вот, выпей. «Не принюхивайся! — резко осадила себя Азула, обхватывая стакан дрожащими ладонями. — Он сам пил отсюда: графин не полон... Спокойнее.. Давай, сделай пару глотков...» — Спасибо, — слабо выдохнула девушка. — Ты действительно плохо выглядишь, дочь моя. Что с тобой? — Мягкая ладонь отца коснулась ее щеки, и что-то внутри Азулы снова дрогнуло, как раньше... Но девушка тут же жестко осадила себя снова. Это ложь. Всё — ложь. Все вокруг лгут ей, но она не так глупа, чтобы повестись. Нет. Нет. Она не поведется. Не снова. И все же... От руки отца мягко пахло травами и немного чернилами и бумагой... Азула прерывисто вздохнула. — Мне постоянно хочется спать... — едва-едва прошептала она и покаянно опустила глаза. — Прости, отец. Я подвожу тебя... — Ты много работала на благо нашей страны, Азула, — мягким, но непререкаемым тоном ответил ей Озай. — Я не удивлен, что ты начинаешь уставать. Я думаю, что тебе нужно отдохнуть. — Но у меня еще достаточно сил, отец, — запротестовала Азула, потому что сделала бы это, если бы не лгала сейчас, — я только хотела попросить тебя немного уменьшить объем работы, и я справлюсь! Я не подведу тебя, отец! Такой тебе нравится меня видеть, верно? Покорной исполнительницей твоей воли? Слабой, послушной куклой? Я дам тебе то, что ты хочешь. А потом получу то, что хочу я. — Не желаю слушать. Отправляйся на Угольный Остров, Азула. — Что?! — Девушка попыталась вскочить с кресла, но Озай мягко усадил ее обратно, и она подчинилась, будто не хватало сил противоборствовать. — Отец... Это... — Нет, это не изгнание. — Озай мягко взял ее лицо в ладони. Глаза его вновь гипнотически-мягко, по-змеиному заблестели, но на сей раз он понапрасну растрачивал свой талант убеждения. Внутренне Азула торжествовала. — Я хочу, чтобы моя дочь отдохнула и вернулась такой же сильной прекрасной принцессой, какой она всегда была. «О, да... Да... Я исполню твое желание, мой дорогой отец...» Вымученно улыбнувшись, Азула устало уткнулась носом в грудь Озая. Мужчина, машинально погладил ее по затылку... И, конечно, не заметил торжествующей улыбки, скривившей алые губы.***
На следующий день Хозяйку Огня отправили на Угольный Остров. Как Азула и предполагала — с конвоем; небольшой неожиданностью стало то, что Озай направил ее не в официальный дом отдыха королевской семьи, а в частный, спрятанный в маленькой бухте, туда обычно отправлялись ее родственники, когда требовалось уединение и реабилитация после эмоциональных и физических потрясений. Впрочем, Азула не противилась. Она не собиралась посещать эту бухту. Первые несколько часов поездки прошли спокойно. Паланкин в окружении стражи неторопливо двигался вперед, венценосная путешественница вела себя тихо, слуги вообще не слышали ни одного звука из-за шелковых стен, пока дорогу им неожиданно не заступили несколько мужчин в черных плащах. Кучер машинально остановил повозку, солдаты мгновенно ощерились клинками, заплясало над руками веселое пламя... — Что вам нужно? — грубо спросил командир отряда. — Расступитесь! Едет Хозяйка Огня Азула! И тут из паланкина послышался хриплый смешок — первый звук, сорвавшийся с уст Азулы за все время путешествия. Обжигающая дуга яростно-холодного синего пламени полыхнула в воздухе, испепеляя тончайший драгоценный шелк. Азула пружинистым прыжком взвилась в небо, помогая себе огнем, нанесла несколько жестких и точных ударов; в то же время атаковали и Чи Дан — разумеется, это были они, четко проинструктированные — звонко просвистели стрелы, сюрикены и дротики, пригвождая к земле незащищенных доспехами слуг, полыхнуло лихорадочное пламя в руках Азулы, сражая наповал вооруженных солдат; еще несколько из Чи Дан нанесли короткие и точные удары... Все было кончено меньше, чем десять минут. Чи Дан действовали быстро, жестко и слажено. Конечно, Азулу сопровождали лучшие воины страны огня... Но Чи Дан были еще лучше. Вскоре весь конвой бывшей принцессы валялся на земле в образе мертвецов, а Азула, стоя на обугленном паланкине, окидывала поле короткой битвы надменным, но в то же время внимательным взглядом. — Молодцы, — слегка улыбнулась она своим солдатам, — вы хорошо справились. Воины склонились в коротких поклонах; Азула же, отбросив лишние сантименты, ловко спрыгнула со своего импровизированного постамента и шагнула к пригвожденным к земле слугам. Девушка двигалась уверенно, как полководец во главе пусть и маленькой, но очень грозной армии, но в глазах ее плясали лихорадочные огоньки. Впрочем, кто стал бы вглядываться в ее глаза? Медленно, давая несчастным прочувствовать момент, Азула прошлась между пригвожденными к земле телами. Обычно в таких случаях она улыбалась, но сейчас ее губы были плотно и жестко сжаты. Несколько раз девушка прошлась взад-вперед, давая всем слугам увидеть себя, понять свое жалкое положение... устрашиться. Молчание и размеренные шаги способны вогнать в дрожь не хуже бешено полыхающего огня. Наконец, девушка негромко заговорила. — Не так давно я обнаружила, что кто-то пытается меня отравить... — Спокойный голос треснул, взвился до крика. — И вы, лживые твари, об этом знаете! — Нет, нет, Ваше Величество, — всхлипнула одна из служанок. — Прошу вас... — Мы ничего не знаем! — Клянусь, вы ошиблись! Мы тут не при чем! — Отпустите нас, умоляю! — Заткнитесь! — взвизгнула Азула. Тонкий хлыст лихорадочного синего пламени возник в ее пальцах и яростно хлестнул слуг по ногам, мгновенно сжигая ткань обуви. Запахло паленой плотью... Девушка мрачно усмехнулась. — Огонь... Такой горячий, правда? Не ты ли жаловалась, что тебе холодно в дороге? — обратилась она к одной из служанок, и впрямь дрожащей в ознобе. Теперь ее пятки поджаривали на ярком пламени, и девушка плакала и выла в голос, тщетно пытаясь вырваться, отстраниться... — Держите ее! — резко приказала бывшая принцесса, заметив, что служанка, сама того не подозревая, вот-вот вырвется, но держать не понадобилось. — Пожалуйста, не надо, — прорыдала она. — Я скажу, я все скажу... Азула замерла, напряженная, как натянутая струна. Казалось, все внутри у нее звенит. Ну же... Кто это?! Кто?! Может, она ошиблась?.. Может, все это просто одна большая чудовищная ошибка, духи, пожалуйста, пусть это будет ошибка! Это происки их врагов, ведь у них много врагов... Отец сам ничего не знал, он только лишь заботился о ней... Его руки пахнут травами, он называет ее «дочь моя», он берет ее лицо в ладони, когда хочет, чтобы она успокоилась... Пожалуйста, пусть это будет не он! Прошу, прошу, прошу, прошу... — Говори же... — сдавленно прошептала Азула, безумным взглядом вцепившись в несчастную девушку. — Это Озай! То есть... простите, простите, — зарыдала она еще громче, — это Его Величество Король Феникс! — Да, это он! — не выдержала и сорвалась другая служанка. — О-он... он приказывал... подмешивать вам в еду какие-то травы... он не говорил, какие... и следить... — Следить?! Следить, как за предательницей?! — И если что-то будет не так, то сообщ... Агни, пожалуйста, не надо больше, прошу! ...сообщить... сообщить ему... пожалуйста, не надо, хватит... Он... Он следил за ней?.. Родной отец подсылал к ней шпионов, как к какой-то предательнице? И он хотел... Азула судорожно сглотнула. Он подмешивал ей в еду какие-то травы. Из-за них она проваливалась в сон, она постоянно спала, а потом просыпалась разбитой и слабой. Слабой. Он хотел сделать ее слабой, чтобы потом... Убить?.. Судорожный смех рванулся из ее горла. Это не укладывалось в ее голове. Отец всегда говорил, что она — вундеркинд, самый сильный маг огня, его любимая дочь, его наследница, его... он называл ее своим сокровищем! Когда-то давно, в детстве, но это — самое трепетно хранимое воспоминание Азулы. Она же все делала правильно! Завоевала Ба Синг Се, убила аватара, вернула домой братца-Зузу... а потом... Она старалась! Она всегда была хорошей дочерью! А папа... Он... Он решил уничтожить ее?! Духи, за что?! Она всегда была послушной, исполнительной, его верной дочерью! Она всегда была ему полезна! За что, за что, за что?! За то, что она слишком сильна? За то, что слишком слаба? За то, что напоминает ему о матери? За что?! Азула слегка покачнулась, словно море слабости хлынуло в ее вены. Девушка мучительно побледнела, только почерневшие глаза и кроваво-алые губы горели на ее лице. Глаза пылали безумным огнем. Зачем она спрашивает себя об этом? Так ли важна причина? Если родной отец желает ее смерти... Она правда думала, что была ему любимой дочерью. Она правда считала, что папа ее любит. Гордится. Что она — его правая рука, его самая верная помощница, она хотела ею быть! Она хотела, чтобы папа ее любил! А что теперь? Он хочет ее смерти! Самый близкий, самый родной, умный, добрый, милосердный папочка в мире, он решил ее убить! Убить! Духи, как она могла быть такой дурой?! Никто не может любить ее. Никто. Ни мама, ни папа, ни глупый братец-Зузу, ни даже их святоша-дядя, который говорит, что любит весь мир. Как она могла быть такой дурой, что хоть на миг поверила, что кто-то способен по-настоящему ее любить?! Это смешно. Нет, правда. Это ужасно смешно. Почему никто не смеется? Пусть они смеются, это смешно! Вот, вот... Да, вот так, громкий-громкий истеричный смех... Громче! Пусть они смеются громче! Азула не сразу поняла, что это ее истеричный смех звенит в холодном воздухе. Что это она дергается и покачивается, как кукла, взмахивает руками, словно стараясь за что-то уцепиться... Ха-ха-ха, как будто она — кукла! Сломанная марионетка в руках своего отца, да? Да?! Это тоже ужасно смешно! Пускай все смеются, это смешно! Азула покачнулась сильнее, схватившись за живот. Из-за приступа истерического хохота ей начали отказывать силы, еще немного, и она осела бы на землю, скрючившись, жалко дрожа... Нет! Это то, чего ее отец хочет от нее. Чтобы она была жалкой, как Зузу. Слабой, чтобы ею легко можно было управлять. А лучше — мертвой, я угадала?! Предатель, проклятый предатель, ненавижу! Тяжело дыша, девушка схватилась за обломок паланкина, стараясь удержаться на ногах и перевести дыхание. Она должна быть спокойной и сильной. Это все... это все ужасная шутка, это смешно... Она не должна плакать, нет, не должна... Папа, папа, папа... Папочка... Азула содрогнулась всем телом, словно ее ударили кнутом. Или словно из горла снова рванулся смех. Или это было рыдание. — Отпустите нас... — как сквозь вату донесся до нее чей-то жалкий скулеж. — Прошу... Мы все сказали, отпустите нас... Ах, да... Жуткая ухмылка скривила ее похожий на рану рот. Точно. Они же все сказали. И теперь надеются на награду, верно? На награду за предательство? Что ж, Азула умеет награждать тех, кто достоин. Кривя рот в ухмылке, девушка медленно повернулась обратно к своим пленникам. В ее глазах плясали языки пламени. — Конечно... — произнесла она мягко. — Я отпущу вас... Послышались радостные возгласы. Одна из служанок даже принялась проливать слезы благодарности, как это мило. — Я дам вам шанс. Фору. Если до того, как я досчитаю до пяти, вас, продажные твари, здесь не будет — ваше счастье. А если вы не успеете унести ноги... Радостные возгласы сменились горестными. Ну в чем дело, что им опять не так? Ах, да, обожженные пятки... Но разве какие-то там пятки остановят того, кто хочет жить? Улыбаясь, Азула покачивалась с носка на пятку — здоровую — и размеренно отсчитывала. — Раз... Эти жалкие дуры все же пытались вырваться. — Два... Одна из служанок остановилась, бессильно обмякла на земле, закрыв глаза, очевидно, смирившись со своей участью. Слабачка. — Три... — Сердца у тебя нет! — выкрикнул кто-то. Азула восхищенно вскинула брови: ох, правда? Вы первый, кто говорит мне такое, так неожиданно! — Че-ты-ре... — произнесла она по слогам... И решила, что пора заканчивать этот цирк. Все равно они слишком слабы, чтобы воспользоваться милостиво предоставленным шансом. Вновь полыхнуло жаркое пламя... Запах обожженного человеческого мяса сделался сильнее. Пронзительный предсмертный вопль в два голоса взвился к холодным зимним небесам — и оборвался надрывным хрипом. — Пять, — тихо сказала Азула и равнодушно отвернулась от мертвых обугленных тел. На нее внезапно навалилась нечеловеческая усталость. Хотелось забраться в кровать и представить, что ей все еще девять лет, она — любимая дочка своего отца, он гордится ею, любит... и дедушка еще живой, и завтра они будут тренироваться вместе, он обещал. И мама тоже жива... «Только она уже тогда была лживой тварью», — жестко сказала себе Азула, и вновь внутри натянулись стальные струны. Она не будет отдыхать. Она не слабая. — Госпожа... — услышала девушка почтительный голос предводителя отряда Чи Дан. — Что делать с остальными? Азула бросила брезгливый взгляд за плечо, будто там лежали кучи какого-то мусора, а затем подняла тяжелый и мрачный взгляд на своего подчиненного. — А что мы обычно делаем с предателями?.. Какие они все-таки понятливые. Послушные зверушки. Обступили распластанных по земле, жалко завывающих и рыдающих, будто еще не поняли, что ныть бесполезно, пленников, загородили их широкими черными плащами... Холодный зимний ветер хлестнул по ткани, и та взвилась, как крылья летучей мыши, громко зашелестела, на несколько секунд покрывая все остальные звуки... Азула слегка улыбнулась.***
Инструктируя свой отряд перед операцией на столичном тракте, Азула приказала не трогать ящерошадей, поэтому вскоре бывшая принцесса и ее маленькая армия двинулись в путь. Чтобы не привлекать лишнего внимания, и Азула, и Чи Дан переоделись в простую одежду и никогда не передвигались все вместе, одним большим отрядом, Азула всегда приказывала им рассеяться по окрестностям и двигаться вслед за ней в сопровождении одного или двух солдат. Путешествие происходило в мертвом молчании. Чи Дан в принципе не отличались разговорчивостью, а Азула... Азула словно погрузилась во тьму. Она почти ничего не замечала вокруг. «Мне нужно добраться до Воинов Солнца, — повторяла она себе исступленно, — мне просто нужно добраться до них». Что будет, если никаких Воинов Солнца там, где она предполагала, не окажется, девушка не задумывалась. Ей просто нужно добраться до Воинов Солнца. За эту мысль она цеплялась в обступающей ее темноте. Дни текли один за другим, похожие друг на друга, как два одинаковых черных волоска с ее головы. Лишь одно происшествие однажды развеяло монотонность путешествия: один из юаньских лучников, входящих в состав отряда Азулы, подстрелил огненного ястреба, распознав в ночи характерный силуэт птицы с тубусом для писем на спине. Азулу слегка затрясло, когда она прочитала послание, не дошедшее до адресата: лимонным соком, видимым только возле огня, некто написал убористым быстрым почерком о казни предателей, устроенной ею недавно... Письмо было без подписи в конце и без обращения в начале, но нетрудно было догадаться, кому оно предназначено. Письмо это означало две вещи: во-первых, интуиция ее не подвела. За ней следят. Во-вторых, Озай действительно ее предал, теперь у нее есть живое, вещественное доказательство этого, и Азулу трясло — хоть она и привычно не показывала этого, лишь до боли стискивая челюсти — не только от страха быть раскрытой, но и от леденящего, болезненного осознания. Еще перцу добавляло то, что хоть Чи Дан и прочесали все вокруг, отправителя они так и не отыскали. Конечно, на отца не работают идиоты, но предводитель поисковой операции все же получил от Азулы злобную оплеуху: как можно быть таким бесполезным?! Еще отличались только ночи... Азула засыпала медленно, спала тяжело и беспокойно. К ней приходили обрывочные, странные сновидения, обрывки старых и новых кошмаров. Она снова видела мать, которая обнимала ее и шептала «Я уничтожу всех монстров», видела отца, бессильно заваливающегося набок в тронном зале, окровавленного, а потом ее снова швыряло в темноту, наполненную эхом сотен голосов, странными мелькающими образами, которых Азула не могла различить, но которые пугали ее, швыряли, как щепку швыряют волны, пока, наконец, не вышвырнули вновь на мрамор знакомых коридоров. Так происходило каждую ночь. Азула хорошо знала дворец, но даже она поначалу не узнала этого места: здесь все было другим. Не было знакомой ей с детства военной жесткости линий, они стали мягче, со стен и колонн маняще блестело золото, похожее на золото глаз ее семьи. Растерянная, Азула вглядывалась в золотистые отблески в темноте, не совсем понимая, куда ей идти и что делать, пока где-то в отдалении не послышались негромкие шаги. Девушка резко обернулась и увидела тонкий, явно мужской, но совершенно незнакомый ей силуэт... На этом моменте она всегда просыпалась. Азула спала неспокойно, прерывисто и долго не могла заснуть снова, когда ее выдергивало из сновидений. Раздосадованная, отчего-то твердо уверенная, что ей очень важно узнать, кто это такой, Азула цеплялась ногтями за одеяло, напряженно пытаясь заснуть снова. Сон продолжался ровно с того же мгновения. Медленно и осторожно, словно боясь спугнуть видение, Азула шла к незнакомцу сквозь темноту. Ей была незнакома одежда на нем: тонкий, легкий халат из красивого яркого шелка, расшитый золотыми драконами, совершенно непохожий на ту одежду, которую привыкла носить сама Азула и ее знакомые, но очень красивый. Первым, что заметила Азула (она смотрела на юношу со спины) была золотая заколка Лорда Огня в его волосах... «Папа?!» Юноша обернулся — и Азула едва не вскрикнула. Сначала она приняла его за отца, но черты лица казались тоньше... Зузу без шрама? Это сон из какого-то параллельного мира, где он все-таки стал Лордом Огня? Присмотревшись, Азула успокоилась: нет, это не он, это... Глаза девушки изумленно расширились. Не может быть... В старости он выглядел совсем по-другому... Это дедушка Азулон?! Наблюдая за ним, Азула со все возрастающим изумлением замечала, что он очень... очень похож на нее саму. Может быть, потому ее и назвали в его честь? Та же привычка закладывать руки за спину, тот же поворот головы, те же пухлые губы (странно: в старости они истончились, превратившись в две сухие ниточки), даже прическа у них была одинаковая, с отдельными прядками вокруг лица. Азулон медленно прошел к широкому, усыпанному золотом и рубинами креслу, сел — так же, как она, положив ногу на ногу. Послышался беспокойный стук по подлокотнику так же, как у нее, слегка отрощенных острых ногтей. На красивом лице молодого дедушки лежала тяжелая печать задумчивости, глубокая морщинка прочертила путь между бровей, хмуро поджались губы. «О чем он думает?» — спрашивала себя Азула, напряженно вглядываясь в его черты. — Азулон?.. — Ей был незнаком этот голос, и она не видела его обладательницу, словно густой темный туман скрывал все, кроме двух белых рук, которые ласково легли на плечи молодого Лорда Огня. — Ты что-нибудь придумал? — Да... — Юноша поочередно поцеловал женские ладони. — Не волнуйся. Все будет хорошо, я обещаю. Темный вихрь захватил Азулу и швырнул на горную дорогу, по которой шагал ее молодой дед. Во сне время искажается, поэтому Азула видела его на рассвете, разминающимся в свете первых солнечных лучей, днем, когда он размеренно покрывал милю за милей, вечером, когда он разжигал костер даже без щелчка пальцами, он просто смотрел на дрова, и те мгновенно вспыхивали под его взглядом. Азула восхищенно ахнула, увидев это впервые: считалось, что лишь самые могущественные маги огня могли управлять огнем вообще без каких-либо телодвижений. Она слышала об огромной силе своего деда, но ей довелось только читать об этом, а теперь она видела: вот огонь вытянулся, сложился в какой-то смутный силуэт, затанцевал... А Азулон все это время даже не смотрел на него, просто сидел и читал книгу! Как жаль, что он мало учил ее в детстве... «Куда он идет?» — спрашивала себя Азула, когда этот сон пришел к ней впервые, но уже на следующую ночь спрашивать не потребовалось. Они с Чи Дан прошли по той же дороге, которую девушка видела во сне. Азулон из ее сновидений направлялся к Воинам Солнца. Сны оставались обрывочными, хаотичными, но это Азула видела каждую ночь. Зал, беспокойные шаги, нервный стук ногтей по подлокотнику, «не беспокойся, я что-нибудь придумаю», поцелуи девичьих кистей, размеренные шаги по горной дороге, танец огня, повинующийся одной только силе мысли, пальцы молодого деда, жестко сжимающие том... Отчего-то Азуле казалось, что очень важно рассмотреть, что изображено на обложке, но никогда не получалось — ее вновь подхватывал и швырял темный вихрь, и девушка оказывалась у подножья огромной лестницы, уходящей, кажется, в небеса. И в это мгновение все переменялось. Азула уже не была Азулой: она была выше, шире в плечах, у нее были стоптаны ноги, и плечо натерло лямкой от вещевого мешка... Она — он — глубоко вздыхал, глядя на лестницу, и твердо говорил себе: «Я справлюсь. Я должен», — и шагал вперед, ступенька за ступенькой, выше и выше, к пронзительной синеве небес. Сны заканчивались на одном и том же. Азула в теле своего деда, глядя на мир его глазами, стояла у входа в огромную пещеру. И кто-то смотрел на нее из темноты. Под конец путешествия Азула сделалась еще нетерпеливее, чем раньше. Она и прежде подгоняла своих спутников, они продолжали путь даже после темноты, освещая себе дорогу собственным огнем, но в последний день Азула вовсе не позволила им спать. Путь продолжился даже после заката и длился всю ночь, пока под утро они, наконец, не достигли поселения Воинов Солнца. Приближаясь к нему, Азула заслышала негромкий, но постепенно нарастающий, все более грозный гул и, бросив на Чи Дан взгляд нервно блестящих глаз, безмолвно подняла руку: тишина! Ответом послужили едва заметные кивки. Внутренне замирая, Азула медленно и осторожно, словно кошка, кралась дальше через лес. Сердце ее бешено колотилось. Все чаще мелькали впереди яркие отблески пламени, громче и громче слышался гул... Азула поняла, что задыхается от волнения, руки ее слегка подрагивали. Сейчас, совсем скоро она увидит их, древнюю цивилизацию Воинов Солнца... Первым, что увидела бывшая принцесса, взглянув вниз, туда, где в небольшой долине располагалось древнее поселение, была... огромная лестница. Лестница, целиком залитая ярко-алой, уже промерзшей на ночном холоде кровью. «У них какой-то праздник? Точно, скоро ведь зимнее солнцестояние... Как это все по-дикарски...» Впечатление и впрямь создавалось несколько... дикое. Конвульсивные, яростные танцы, больше напоминающие сражение с кем-то неведомым, яростные всполохи огня — Азула несколько раз, когда Воины создавали особенно яркие потоки пламени, даже почувствовала его жар на лице — резкие, быстрые движения, и эта кровь на лестнице, и жертвенный алтарь... И яростный бой барабанов, отбивающий рваный ритм, от которого даже у постороннего наблюдателя, не вовлеченного в дикую пляску, начинало бешено биться сердце, и бой становился все громче, громче, все неистовее, неистовее становились пляски, жарче — потоки огня, казалось, вся долина была охвачена им. Казалось, в ледяном зимнем воздухе все сильнее и сильнее натягивалась струна, звенела от напряжения, пока, наконец... Азула не смогла сдержать потрясенного возгласа. Два великолепных, могучих, огромных, совершенно точно живых дракона вылетели из пещеры и взвились в небо. «Не может быть... Агни, этого просто не может быть! Дядя Айро убил последнего дракона! Это... Это...» Великолепные рептилии, алая, как жертвенная кровь, и синяя, как самая долгая ночь в году, танцевали в воздухе прекрасный и ужасающий танец. Живые, как никто другой. Прекрасные и ужасающие. Сильные. Могущественные. Азула не смогла сдержать повторного возгласа. Изрыгающие потоки невероятного пламени. Пламя полыхало на угольно-черном бархате ночи, своей яркостью затмевало звезды, жаром превосходило солнце! В это мгновение Азула поняла с пронзительной и яркой отчетливостью. Все покорители огня — ничто по сравнению с первыми покорителями, с самыми могущественными, древними и прекрасными. Пламя, которое может создавать человек — лишь жалкие пшики по сравнению с этими потоками абсолютного огня. Даже она сама ничего не стоит рядом с этим великолепием. Рядом с этим... Величием... «Великий Огонь... — пронеслось в ее голове. — Это и есть Великий Огонь!»