«Лишь жемчугом блеснувший миг, Побыв вдвоем, Они должны расстаться И тщетно тосковать и убиваться До срока новой встречи в небесах!» Яманоуэ-но Окура
По стенам, полу и потолку метались тревожные синие отблески. Зал, где обычно проводились советы, был полностью уничтожен схваткой дочери и отца и драконьим огнем. Сейчас уже шли восстановительные работы, хотя слугам пришлось пригрозить наказаниями и смертной казнью, чтобы заставить их хотя бы переступить порог комнаты, где сделал свой последний вздох Лорд Огня Озай, и где бушевало яростное драконье пламя, а Азуле и ее советникам и министрам пришлось занять другую комнату. Но синие отблески все равно метались по стенам, наполняя комнату тусклым и холодным освещением, нагоняющим тягостное чувство тревоги — словно они находились не во дворце королевской семьи Страны Огня, а на морском дне, куда не доберется благостный солнечный свет. Азула неподвижно сидела во главе стола. Мертвенно-бледная, осунувшаяся после тяжелых ранений, исхудавшая, с выпирающими скулами и черными глазами — словно тьма, гарь и пепел выжгли янтарь из ее глаз — она походила на привидение, но сталь таилась за завесой этой тонкой кожи и белого шелка траурных одеяний. На советах никогда не было шумно, а сейчас и вовсе стояла мертвая тишина, от которой воздух делался гуще, словно его пропитала тяжелая гарь. Министры даже не поднимали голов, лишь изредка Азула ловила короткие, быстрые взгляды. Только Лао Вей сидел прямо и не боялся смотреть ей в лицо — впрочем, с преданностью в глазах, а не дерзостью, иначе он горько поплатился бы за это. Остальные слишком боялись ее и ее драконов... Азула коротко скривила густо накрашенный помадой рот в ухмылке. Да. Они боятся. И хорошо. Страх — это хорошо. Страх — это правильно. Только страх может полностью подчинить себе человека. Они боятся — значит, не посмеют напасть. Все правильно. Все так, как должно быть... Ухмыльнувшись, девушка вскинула голову. Негромкий, но звучный голос наполнил полную сизых отблесков тьму. — Все мы скорбим по Королю-Фениксу. Рана, оставленная его безвременной кончиной, слишком свежа. Это точно. Все тело до сих пор еще иногда побаливает, но благодаря мастерству Шиндзу и дворцовых лекарей и собственному упорству — многочасовые упражнения днем, горячечный бред и мучительно сжатые от боли зубы ночью... — Азула почти полностью пришла в себя, лишь изредка накатывала слабость и ломота во всем покореженном теле. Но еще через несколько дней пройдет и это. — Но я рада сообщить вам, — продолжала девушка, — что подозреваемые в смерти моего отца сознались в своих преступлениях. Как я и предполагала, это были люди бывшего генерала Айро. Дядя умел вызывать преданность к себе — например, даже сейчас, спустя годы после его отставки, в армии оставались люди, преданные исключительно ему. Были такие люди и во дворце. Но никакая преданность не выдержит пыток... Возможно, несколько «преступников» сознались лишь для того, чтобы прекратились муки, и на самом деле они не имели ничего общего с дядей. Что ж, ей нет до того никакого дела. — Они будут казнены сегодня. Я хочу, чтобы каждый... — острый взгляд полоснул по лицам. — Каждый присутствовал на казни и возрадовался смерти врагов народа огня. И уяснил, что ждет его, если он попадет в этот список. — Вы поняли меня? — звякнула в голосе Азулы требовательная, жесткая сталь. — Да, Ваше Величество... — был глухой, словно поздний листопад, ответ. Азула довольно улыбнулась. Величество. Да. Величество... Какими послушными они стали, всего-то надо было сжечь половину дворца и родного отца да казнить парочку невиновных. Горло напряглось, удерживая нервный смешок. Почему они не могут всегда быть такими? Послушными марионетками на ниточках, полностью покорными ее воле, зачем обязательно нужно спорить и высказывать свое мнение? Это все — для дураков. Страх и абсолютное послушание — вот, что по-настоящему нравилось Азуле. И еще ей нравились по-настоящему преданные люди. И она умела их ценить. — Лао Вей. Тот выпрямился еще больше, хотя это казалось невозможным, преданно глядя на нее. Славный пес, способный перегрызть горло за того, кому он решил подарить свою преданность... Азула позволила себе легкую улыбку — маленький подарок за все отданные жизни. — Я благодарю вас за помощь в исполнении задания моего отца. Вы проявили доблесть и мужество, достойное истинного сына огненной нации. Лао Вей соединил ладони в знак пламени и низко склонил голову. Сердце у него сильно билось о ребра. — Сражаться и умереть ради Вас — честь для меня и моих воинов, Ваше Величество. — Я ценю это, — кивнула Азула. — К сожалению, тела погибших сгорели в драконьем огне, но их останки будут похоронены со всеми почестями, а их семьям будет выплачиваться пожизненная компенсация. Снова глубокий поклон и взгляд, полный искренней благодарности. — Благодарю Вас, королева, — его голос звучал искренне, так искренне, как никогда не звучит у придворных, только у честных вояк, обласканных властью. За это Азула любила армию больше дворян, как и — впрочем, девушка об этом не знала — ее дед и отец. — За свою доблесть и отвагу Вы будете щедро награждены. Помимо денег и земель... — Азула легким движением пальцев пододвинула к мужчине пергамент, делающий его собственностью богатый дом и обширные земли недалеко от столицы, а также внушительную сумму... Не настолько, правда, внушительную, чтобы обеспечить до старости: на восстановление дворца из казны ушло много денег. — ...я дарую Вам должность начальника моей личной охраны и разведки. Лао Вей не улыбнулся, но в глазах его, когда мужчина, очевидно, не находя слов, склонился в порывистом поклоне, Азула прочла достаточно: изумление, радость, благодарность и трепет, благоговение и преданность... Хорошо. Последнее — это хорошо и, по сути, только это ей и нужно, и этого она добивалась. Наверное, для него это один из самых радостных и значимых моментов в жизни... Чтобы он закрепился в его памяти лучше, еще сильнее впечатывая в его сердце готовность сражаться и умирать ради нее, Азула подарила воину еще одну сдержанную, но теплую — кажущуюся таковой, все правители до совершенства отточили этот навык — улыбку. Чтобы тут же забыть о горящих глазах напротив. — Я рада, что рядом со мной есть преданные люди... — Азула с легкой полуулыбкой склонила голову, показывая, что относит это и ко всем остальным, безмолвно наблюдающим за представлением, но в следующий миг ее голос вновь набрал силу, жесткость и властность. — Я избавила страну от врагов внутри, но главные враги остались снаружи. Предатели и дезертиры достаточно прятались по углам. Настала пора решить все раз и навсегда. Тонкие, исхудавшие пальцы — кожа обтягивала кости — на мгновение сжались в кулак, а затем схватили еще один пергамент, лежащий перед ней на столе — и тьму, полную сизых отблесков, заполнил требовательный и властный голос. «Здравствуй, аватар. Должна признать, что ты — достойный соперник. Тебе не раз удавалось ускользнуть у меня из-под носа. Это ли достойное поведение для повелителя четырех стихий и защитника мирового порядка? Ускользать и прятаться, словно слонокрыса? Довольно трусливо прятаться по углам. Я вызываю тебя и твоих сторонников на последнюю битву, которая решит все раз и навсегда. Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду на пути в Ба Синг Се, чтобы...» — ...Уничтожить вас всех... — медленно прочитал Айро. — За каждый день промедления я буду сжигать по одному городу. До скорой встречи. Хозяйка Огня Азула. В руках у него лежал тот самый пергамент — и две обугленные тряпки. Флаги отвоеванных городов. Что мешало этой безумной девчонке сжечь все на своем пути?! — полыхнула на миг ярость в груди. — Экономия ресурсов, — тут же хладнокровно ответил разум. Азула всегда была рациональна. Рациональна, жестока, безжалостна и безумна. Некоторое время в голове у него было абсолютно пусто. У Айро было много битв за плечами, он привык готовиться к ним, привык придумывать планы, заниматься бытовыми вопросами армии, он знал, как это делается... Не то, чтобы Айро очень хотел этого. Обычно люди любят то, в чем они хороши, но Айро не входил в их число: он был талантливым полководцем, это всегда давалось ему легко, но меньше всего он когда-либо в своей жизни хотел воевать. «Что ж... — он усмехнулся про себя. — Скоро я и впрямь закончу делать это. Так или иначе». Генерал встряхнул головой и перевел взгляд на Линга: они стояли возле дома, в котором жили, хлопки крыльев огненного ястреба, который доставил им послание, уже не достигали слуха, птица пропала в поднебесье — возвращалась к своей хозяйке. — Нужно сказать Аангу. — Да, и всем остальным. — Линг чуть кривовато усмехнулся без толики веселья в глазах. — Это всегда производит впечатление, согласен? Мы и так знали, что она придет в Ба Синг Се, не могла не прийти. А она знает, что мы не станем увиливать от битвы. Но такие письма всегда вгоняют в ступор на пару минут. — Моя племянница всегда была склонна к артистизму, — с призрачной ухмылкой отозвался Айро, — это в ней от деда, полагаю. Он обожал такие жесты. — Как там ее называют? Королева Драконов? Королева драмы. Среди множества качеств, за которые Айро любил Линга — преданность, надежность, принципиальность, несгибаемость, упорство, ум, умение любить так, как способны немногие... — далеко не последнее место занимало чувство юмора. Айро негромко рассмеялся, а Линг, высунувшись из комнаты, окликнул Зэна: он всегда отесывался где-то поблизости от полковника, даже когда Линг пытался его отослать. Вот и сейчас мальчик мгновенно материализовался из воздуха, глядя на Линга преданными глазами, готовый выполнить любое его поручение — хоть в огонь, хоть в воду, хоть... хоть за аватаром. Радостно отдав честь, Зэн унесся разыскивать Аанга, а Линг со слабой улыбкой повернулся к Айро. Его глаза светились мягким теплом, как всегда, когда он — даже недолго — общался с Зэном. Айро тепло улыбнулся в ответ, показывая, что ничего не нужно говорить — но Линг все-таки сказал, вновь усаживаясь с ним рядом: — Знаешь, что... Спасибо. За то, что убедил меня тогда. Этот мальчик очень много для меня значит. «И почему люди так часто остерегаются говорить, что любят кого-то, если это действительно так? — подумал Айро. — Разве любовь — не то, что приводит в движение весь этот прекрасный мир?» Он мог бы сказать это вслух, но вместо этого — лишь улыбнулся еще теплее и искреннее, чем прежде, и привычным движением развернул карту. — Поговорим о плане. Ты говорил, у тебя есть идея? — Да. Слушай...***
— Н-на! Пухлый кулачок Тоф взлетел вверх, направляя огромный кусок твердой земли прямо в голову Аангу, но в ответ с пронзительным свистом полоснули тонкие воздушные лезвия, разрезая его на куски, и в следующее мгновение Аанг взмахнул руками, подчиняя себе осколки чужого орудия — и они полетели обратно в его маленькую соперницу. — Эй! — вскрикнула Тоф, ловко уворачиваясь, — это нечестно! Маги воды делают так! Аанг звонко рассмеялся и легко оттолкнулся от земли, когда она задрожала под его ногами, вот-вот готовая взорваться грядой острых пик. Он редко взлетал в воздух, сражаясь с Тоф: хоть это и было его главное преимущество, всего-то взлететь в воздух, чтобы полностью пропасть для своей соперницы, его целью все же было научиться покорять землю так же хорошо, как она... Хоть это и было невозможно. Но иногда Аанг все-таки взлетал — ведь мог же он пользоваться своими преимуществами хоть на пару мгновений? Все равно он тут же приземлился на те самые пики, балансируя на одной из них на носочке ноги, и снова послал в Тоф ее же оружие — пики, торчащие из земли, взлетели в воздух, повинуясь его движению, и понеслись в Тоф. — Я же аватар! То есть, и маг воды тоже. На целую четверть! — Мне называть тебя Мистер Сахарная Царевна? — хохотнула девочка. Аанг заметил, как ее брови сошлись, между ними появилась небольшая складка, пальцы напряженно скрючились... Аанг восторженно вскрикнул: она просто превратила пики, летящие к ней, в песок! — Ух ты! Тоф, это потрясающе, ты молодец! — Я знаю! — рассмеялась она. — Не расслабляйся, Мистер Сахарная Царевна! Она вырвала почву у него из-под ног, легким движением ног сотворив яму прямо под ним, и на мгновение у Аанга оборвалось дыхание, когда он понял, что не стоит, а падает; первым рефлексом было — взлететь, но он уже использовал преимущество полетов сегодня, поэтому он взмахнул кулаками, покоряя землю стенок образовавшейся ямы, и та покорно скользнула ему под ноги в виде прочной пластины и доставила его обратно наверх. — Тоф, ты перепутала. Меня зовут Аанг. Не Зуко. Ему нравилось, как она смеется — звонко и заливисто, запрокидывая голову назад, и ее улыбка была по-настоящему ослепительной, он заметил это еще в самую первую их встречу... Настоящую встречу. На ринге. Маленькая девочка среди огромных покорителей земли, каждый из которых представлял гору мускулов и ярости. Маленькая девочка, с легкостью вышвырнувшая их прочь с ринга, где она была королевой. Королевой со звонким смехом и удивительно красящей ее кукольное личико улыбкой. Аангу нравилась ее улыбка, и поэтому ему очень нравилось ее забавлять. «Стиль водной магии я сегодня использовал достаточно... Настало время для стиля Тоф БейФонг!» Прищурившись, он за пару мгновений смог оценить ситуацию... Отвлекающий маневр — в голову его маленькой сопернице (Тоф вправду была на пол-головы его ниже) полетел внушительных размеров булыжник, который она, конечно, с легкостью отразила, даже не изменившись в лице... Но не заметила при этом, как мягко движутся его ноги, снова покоряя землю. Землю у нее под ногами. Тоф вскрикнула, когда земля под ней начала плавно скользить. — Ааааай! — она смешно замахала руками, не сумев сориентироваться, и Аанг воспользовался этим: ступни девочки увязли в мелком, мягком песке, который она едва ли смогла бы покорить, а в следующий момент в кандалах оказались и ее кисти. — Ай! — лицо Тоф приобрело почти забавное обиженное выражение, но затем она весело улыбнулась. — Молодец, Твинклтос! Аанг широко улыбнулся и перенес себя к ней легким порывом ветра. Тоф слегка повернула голову, чувствуя движение воздуха и таким образом пытаясь понять, где он находится. — Я тут. Прости, это чтобы было быстрее. — Ты молодец, Твинклтос, — повторила Тоф с улыбкой, — но... Она легко двинула плечами, и кандалы на ее кистях рассыпались на кусочки, а на губах появилась азартная улыбка, от которой на щеках у девочки даже обозначились ямочки. — Я могу покорить эти кандалы. — Если бы я был твоим врагом, то... сделал бы с тобой что-то плохое, еще когда ты потеряла ориентацию, когда заскользила, — возразил Аанг. Представлять Тоф — или Зуко, или Катару, или Сокку, или Суюки, или кого угодно из его друзей — в роли врага было... Неуютно. Очень неуютно. Единственный мрачный момент в тренировках — в остальном Аангу они очень нравились. Особенно с Тоф: с ней тренировки напоминали игру на изобретательность, тогда как, например, Зуко для этого был слишком серьезным, а Катара — слишком спокойной. Мальчик помог Тоф выбраться из ямы с песком, в котором она увязала. Та выбралась немного неловко, но тут же улыбнулась, словно для того, чтобы Аанг этого не заметил: — А я бы не отказалась потоптаться там еще. Песок такой приятный. — Он же тебе не нравится? — Не нравится, если он хочет сжечь мне ноги, а у меня нет возможности выбрать, где я хочу быть, на земле или на песке. А тут он был прохладный и приятный, почти как массаж. Аанг улыбнулся. Некоторое время они шли бок о бок молча, неторопливо направляясь в сторону лагеря. Тренировка с Тоф закончилась, теперь предстояла тренировка с Катарой, а потом несколько часов с Зуко, затем, уже вечером, с Пиандао, потому что днем он был занят муштрой других солдат и для Аанга мог найти время только вечером. Приближалась последняя битва... Поэтому у Аанга не было ни минуты свободной. Логично, что больше всего времени он проводил с Зуко — последний это и предлагал — но Аанг настоял на том, что ему нельзя забывать и о других стихиях, ведь они могут стать преимуществом в схватке с... Обезьяньи перья. Аанг не мог не думать об этом. Линг сразу же сказал, что именно он будет драться с драконами, но Аанг и сам знал об этом. Драконы — самое сильное, самое опасное оружие в руках Азулы, а он, Аанг, самый сильный маг в рядах ополченцев. Но... Он далеко не был уверен перед последним сражением с Озаем (и, как показали дальнейшие события, не уверен вполне обоснованно), но драконы наверняка превосходили их в разы. Духи. Аанг помнил драконов. Прекрасных, великолепных, со сверкающей на солнце чешуей, похожей на покров из драгоценных камней... Чудовищно огромных. И чудовищно сильных. Они были великолепны, красуясь перед ним и Зуко своей стремительностью и силой, но то был лишь танец... В бою же они будут не красоваться. Они будут стремиться убить... — Аанг. Мальчик вздрогнул — и тут же со стоном хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть, что идет рядом с ходячим детектором лжи?! — Да, Тоф? — он постарался, чтобы голос звучал как можно ровнее, но в то же время он даже сам чувствовал, как бьется о ребра сердце, и наверняка Тоф чувствовала это тоже. — Ты волнуешься, да? Духи, ну еще бы ему не волноваться! Волноваться — это не то слово, Аангу было до трясучки страшно! Безумно страшно! Конечно, он не отступит. Конечно, он даже не помыслит о том, чтобы сбежать. Конечно, он выйдет против драконов, и отдаст свою жизнь, если это хотя бы приблизит их к победе, Аанг был полностью готов к этому, но... Но это не отменяло того, что у него коленки подгибались от ужаса. А подгибающиеся коленки, в свою очередь, не отменяли того, что через несколько дней Аанг выйдет навстречу драконам на этих подгибающихся коленках и примет бой. — Нет, я... Вовсе нет. Я уверен в своих силах, — заговорил Аанг как можно бодрее, с веселой улыбкой, хоть Тоф и не могла ее видеть. — Я ведь аватар, верно? Я смогу справиться с драконами, поэтому... — Ты волнуешься. Аанг обреченно обмяк. Ну, конечно. Зачем он вообще пытается ей врать, если это заранее безнадежно, а? Мальчик чуть исподлобья взглянул на подругу, ожидая, что она начнет его утешать и успокаивать, говорить, что он самый сильный маг в мире, и он обязательно справится... Но вместо этого Тоф прикусила губу, нахмурилась и сделала чуть заметный, крошечный шаг к нему навстречу. — Я... На самом деле, я тоже очень волнуюсь за тебя, Аанг. — Ее голос не дрожал, но Аанг все же чувствовал в нем какой-то легкий трепет. — Драконы, они, наверное, такие огромные... И ты будешь в воздухе, я ничем не смогу помочь... Тоф нервно обхватила себя руками. — Мне очень... Очень страшно за тебя. За нас всех. «Ох, Тоф...» Аанг ошеломленно замер, даже не зная, как реагировать. Сейчас отважный Слепой Бандит казался еще ниже ростом — Аанг никогда раньше не замечал, какая же она на самом деле маленькая — черные пряди падали на кукольное лицо, скрывая его выражение, но Аангу и не нужно было видеть, чтобы знать, что она прячет. Сердце разрывалось видеть ее такой, но не от жалости — разве сильный человек не заслуживает права на слабость? — а от болезненного желания сделать все, чтобы она — и Катара, и Суюки, и Зуко, и Сокка — никогда больше такими не были. Аанг порывисто шагнул к подруге и крепко обнял, прижимая к груди. «Все будет хорошо», — почти сорвалось с его губ, но он понял, что это было бы ложью. — Тоф, я... Я не могу сказать, что все будет хорошо, — искренне начал Аанг. — Я не знаю, будет ли, и мне так же страшно, как и тебе, это правда. Но... — Мальчик облизнул сухие губы. — Я обещаю, я сделаю все возможное. Все, что будет в моих силах, и больше, если понадобится! Чтобы ты больше никогда не боялась. Хорошо? Маленькие руки по-детски обхватили его плечи и спину, в грудь ткнулась холодная от волнения мордашка... Аанг растроганно улыбнулся, легонько касаясь густых волос. — Хорошо... — Тоф тихонько шмыгнула носом. Аангу хотелось стереть слезинки с ее лица, но он знал, что Тоф не захотела бы, чтобы он или кто-либо еще видел ее плачущей. Поэтому он только прижал ее к себе сильнее, позволяя спрятать у себя на груди все, что ей хотелось спрятать... Пока в бок ему не прилетел крепко сжатый кулак. — Не вздумай умирать, понятно, Твинклтос?! Иначе я заберусь в мир духов и вытащу оттуда твою воздушную задницу! И ты будешь у меня приседать, пока у тебя ноги не отвалятся, понял?! Аанг звонко и искренне рассмеялся и отстранился от Тоф, шутливо вскинув вверх беззащитно раскрытые ладони. Его темные, почти черные глаза весело блестели. — Понял-понял. Это намного страшнее, чем сгореть в драконьем огне. Честно! Хрипло смеясь, Тоф ударила его еще пару раз, видимо, для острастки, и, показав жестом «я слежу за тобой» (Аанг снова изобразил, что просто умирает от ужаса) неторопливо ушла по своим делам. Хорошо ей, — невольно вздохнул Аанг, провожая подругу глазами, — потренировалась со мной и весь день свободна, а я... Он уже и забыл, когда беззаботно играл в салочки с кем-нибудь, или что-то вроде того. Не пытаясь при этом забыть о том, что его народ выжгли под корень. Или о том, что ему предстоит схватка с одним из самых могущественных магов огня на свете. Или... Аанг встряхнул головой и снова отправился на тренировочное поле — туда вскоре должен был прийти Зуко. Не время сейчас ностальгировать. Он сможет отдохнуть и поиграть, если захочет, когда все это закончится, а пока... Пока его тревожил один вопрос. Почему драконы подчиняются Азуле? Что она такого сделала, что они ей повинуются? Заключила сделку? Приручила их? Но на приручение нужно много времени. Сделка? Но что такого может предложить Азула, что драконы пошли с ней, рискуя умереть? Да, риск, наверное, не очень велик для таких сильных существ, но он есть, ведь это война... Аанг шел на тренировку к Зуко, хмурясь и кусая губы. Нужно понять. Если поймет — сможет что-то с этим сделать, Аанг верил, что сможет. Драконы не могли так просто взять и решить «а не сжечь ли нам несколько сотен людишек». Что-то должно было случиться, чтобы они позволили Азуле руководить собой. Но что?***
Кто бы мог подумать, что когда-нибудь над Ба Синг Се послышится свист драконьих крыльев? Азула стояла на стене покоренного ею города, заложив руки за спину, наблюдая за тем, как вьются в небе стремительные, мощные рептилии. Покорные ее воле. Ей доставляла наслаждение мысль о том, что в любой момент она может натянуть поводок — и драконы покорно спустятся к ней и склонят головы, готовые служить своей повелительнице точно так же, как люди, что тренируются у подножия стен. Азула скользила по своей армии оценивающим взглядом. Синхронные, жесткие движения, одновременные возгласы во время ударов, срывающиеся с сотен губ, полное повиновение приказам — идеальные механизмы, созданные для того, чтобы привести ее к окончательной победе. Азула легко улыбнулась. Сегодня у нее было прекрасное настроение, поэтому она решила немного побаловать верного Лао Вея — тот теперь всегда следовал за ней и сейчас стоял у нее за плечом. — Ба Синг Се переводится как «неуязвимый город»... — Азула легко ухмыльнулась. — Полагаю, его стоит переименовать. — Вы совершенно правы, Ваше Величество. Ветер легко тронул прядки, спадающие у лица... Азула глубоко вздохнула свежий весенний воздух. Совсем скоро небо затянет густыми облаками гари, но пока оно чисто и невинно. Стоит этим насладиться. Но чьи-то торопливые шаги нарушили идиллию. — Ваше Величество! Азула едва повернула голову к посыльному, который упал перед ней на колени. Легкий кивок: говори. — Наши шпионы узнали, что в сторону Ба Синг Се движется вражеская армия, Ваше Величество! Что прикажете делать? Кроваво-красные губы скривила ухмылка. — Я буду плохой хозяйкой, если не встречу их, как подобает.***
Сегодня в лагере полковника Линга было непривычно тихо. Обычно вечерний воздух наполняли звуки: кто-то смеялся, кто-то пел, кто-то переругивался за игрой в кости, кто-то ругался просто так или рассказывал истории, и все — в полный голос. Сегодня никто не говорил громко. Осознание того, что будет завтра, всего через какой-то жалкий десяток часов, гнуло к земле, отнимая голос. Всего одна ночь. Одна ночь, как это, по сути, немного, а потом... Никто не знал, как сражаться с драконами. Сама армия страны огня уже внушала опасения: дисциплинированная, идеально вымуштрованная, с хорошей техникой, обмундированием и вооружением, но с ней можно было справиться: это были всего лишь люди. Но что делать с огромными чудовищами, изрыгающими потоки пламени откуда-то с небес?.. — А вы нам не верили, — вдруг хихикнул Аанг, отрываясь от работы. Он сидел у костра вместе с друзьями, неторопливо мастеря себе новый воздушный планер, материалы для которого купил себе на рынке, когда ходил выбирать подарок для Катары. Дерево послушно ложилось под руками так, как нужно было молодому воздушному кочевнику; древко было уже готово, Аанг начал первое крыло. Поймав на себе недоуменные взгляды, он весело улыбнулся: — Нам с Зуко. Когда мы показывали Танец Драконов. — Ну, знаешь, это правда звучало немного безумно, — нервно хихикнул Сокка. — Ну, типа, привет, мы танцуем как давно погибшие магические существа. — А Аппа тебя не смущает? Тоже древнее магическое существо, между прочим, как и драконы. — Аппа — это... Аппа. Кстати, он до сих пор не извинился за то, что всего запачкал меня соплями! Аппа, как тебе не стыдно! — Когда Сокка нервничал, он всегда начинал дурачиться и глупо шутить. — Какое впечатление я произвел на своего лучшего друга весь в соплях?! Хорошо, что тебя там не было, Суюки, — он обнял девушку и поцеловал ее в висок, — я бы не вынес такого позора. — Поверь, я бы влюбилась в тебя по уши. Лицо Сокки немедленно приобрело очень глупое и очень довольное выражение. Он обнял Суюки крепче, зарываясь лицом в ее волосы, немного пахнущие цветами и травами, немного — костром и дымом... Он любил этот запах, потому что он принадлежал Суюки. А Аанга, похоже, покусала Тоф. Потому что он хихикнул, разрушая всю романтику: — То есть, то, что ты тыкал в меня копьем, тебя вообще не смущает? — Я ведь уже сто раз за это извинился! — Ни одного, — невозмутимо отрезал Аанг, и все весело рассмеялись. — Вообще вам, ребята, не кажется, что мы немного больные? Ну, в смысле... Катара, прежде чем познакомиться со мной, разбила мой айсберг, а мне в нем было так тепло и уютно, и никакие вредные принцы за мной не бегали... Катара, рассмеявшись, молитвенно сложила ладошки и поклонилась Аангу, словно императору. — Ах, простите меня, Ваше Аватарство! — Сокка потыкал в меня копьем, а потом его обсопливил Аппа... Зуко так вообще... — Давай мы не будем говорить об этом в миллиардный раз? — кислым голосом попросило мрачное существо со шрамом. — Ладно, с Зуко все понятно. Суюки хотела скормить нас унаги... Суюки смущенно хихикнула, прикрывая лицо ладошками, а Сокка патетично провозгласил: — Если бы это порадовало тебя, то я бы сам прыгнул прямо в пасть унаги! — А с Тоф знакомство началось с поединка. Ребята, мне кажется, или мы немного больные на голову? — Брось! — весело улыбнулась Тоф. — Главное, что все это завершилось прекрасной дружбой, правильно? Я ничуть не жалею, что сбежала с тобой от родителей, Твинклтос! — с лучезарной улыбкой она ударила его кулаком в ребра так, что бедный Аанг охнул и сложился пополам, закрывая рот рукой. — Обезьяньи перья, Тоф! После твоего кулака любви никакие драконы не страшны! — Вот видишь, это я тебя готовлю. Ты еще помнишь, что я обещала надрать твою воздушную задницу, если ты проиграешь? Ребята продолжали болтать и поддразнивать друг друга, забывая за смехом и шутками, за теплым блеском глаз и улыбок, что им предстоит уже через какой-то десяток часов. Как же это, по сути, мало — всего десять часов... Зуко молчал и смотрел в огонь. Он в принципе не слишком умел шутить и веселиться в компании, но обычно он с улыбкой наблюдал за друзьями, иногда смеясь над их шутками, а сейчас... Сейчас ему было не до того. На сердце словно лежал тяжелый камень, руки непроизвольно бессильно стискивались в кулаки... Парень тяжело вздохнул и осторожно поднялся, тихо, чтобы никого не потревожить. Лучше ему побыть одному, не надо портить друзьям настроение, им и так тяжело, как бы они ни пытались забыть об этом. Беззвучными шагами принц пошел прочь от костра — и не заметил, как по его удаляющейся спине скользит удивленный, чуть настороженный взгляд темных глаз. — Я пойду соберу еще немного хвороста, ребята, — непринужденно улыбнулся Аанг и легко перемахнул через костер, чтобы последовать за другом. Ноги Зуко сами несли его, пока он не набрел на скопище крупных камней, еще теплых от солнца. Сев на один из них, опальный принц уставился мрачным взглядом в пространство. Это ощущение возникло в его душе уже довольно давно, но теперь, перед тем, как они возможно погибнут, оно стало особо ясным, особо острым. И снова и снова Зуко задавал себе один и тот же вопрос... Будет ли он достойным правителем для страны, которая пережила так много?.. Неожиданно принц услышал громкий хруст и резко вскинул голову, готовый атаковать — но это был всего лишь Аанг с ворохом хвороста, который он как раз положил возле ног. Мальчик лучисто улыбался. — Привет. Зуко угрюмо кивнул. — Привет. Аанг немного помедлил, словно не зная, что говорить и делать, покачался с ноги на пятку... Пару секунд он надеялся, что Зуко сам начнет разговор, но когда это Зуко сам начинал разговор? Вздохнув, мальчик сел напротив принца, скрестив ноги. — Эй... может, расскажешь все-таки, а? Я ведь вижу, что тебя что-то гнетет. — Так заметно, да? — Ну, на самом деле, не очень... Но мы с Катарой тревожимся за тебя. Что случилось, Зуко? На юного аватара взглянул потемневший янтарь чужих глаз, а потом, нахмурившись, Зуко вновь отвернулся. — Извини, но... я не уверен, что ты поймешь меня. — Я могу хотя бы попытаться, — тут же отозвался никогда не унывающий Аанг. Похоже, от его дружеской помощи и поддержки не отвертеться. «И, похоже, у меня нет выбора», — мрачно усмехнулся про себя маг огня. — Когда я отправился в изгнание... Я постоянно говорил, что хочу вернуть себе честь и право на трон. Пальцы Зуко сильнее сжались, комкая ткань одежды на колене. Больно было даже вспоминать. Годы изгнания, болезненная одержимость. Все просто: поймать аватара — и вернуться домой. Неважно, сколько времени это займет и насколько трудно это будет, самое важное — поймать аватара и вернуться домой, домой, где золотистый солнечный свет, пышный, душистый сад, пруд с уткочерепахами, где мама... Нет, мамы там уже нет. Но там будет отец и дядя, и Азула — противная и вредная, раздражающая его до скрипа зубов, но тогда еще вовсе не ненавидимая. И все будет как прежде. Все будет легко и хорошо, как всегда было в детстве. — Я не думал, каково это будет... Зуко сглотнул. Слова давались тяжело, он словно выталкивал их из горла. Они слишком долго лежали внутри. Принц ни с кем не говорил об этом. Друзей он не хотел беспокоить и боялся, что они не поймут; Аанг... Аанг, может быть, и поймет, все же он аватар, а это, наверное, не так уж далеко от принца, по крайней мере, на его плечах тоже лежит огромная ответственность, но Аангу хватало своих бед и забот, чтобы вешать на него чужие, и Зуко молчал. Катара... Он долго думал, чтобы сказать ей, но... Зуко знал, что его добрая, чуткая волшебница воды (однажды он назвал ее просто волшебницей, и Катара так мило смутилась, что Зуко остаток дня ходил с лицом влюбленного барана) обязательно найдет для него теплые слова ободрения и поддержки, но... Но если это ее оттолкнет? Зуко хотел жениться на Катаре. Точнее, у него никогда не было четкой и ясной мысли «я этого хочу», он не планировал, как сделает ей предложение — просто, думая о будущем, для Зуко было естественно представлять ее рядом, как свою возлюбленную, а значит, и жену. Он не хотел расставаться с девушкой — никогда. Но в то же время он понимал, насколько это должно быть тяжело: будучи простолюдинкой (Катара, наверное, оскорбилась, если бы Зуко ляпнул так вслух), сделаться Леди Огня, тем более, что в их стране жены членов правящей семьи обычно тоже чем-то занимались, а не просто сидели дома и растили детей: например, бабушка Зуко, Хозяйка Огня Айла, правила страной наравне с Азулоном и даже принимала участие непосредственно в войне, а мать Зуко и его тетя Вей-Вей, покойная жена дяди Айро, активно занимались благотворительностью. Да и сама Катара... Что-то Зуко подсказывало, что она не станет сидеть без дела, есть фрукты, гулять по саду и кормить черепаховых уток. Скорее, начнет помогать сиротам и вдовам — жертвам войны — или устанавливать дипломатические контакты с другими странами, или... Зуко вовсе не был против. Но он боялся оттолкнуть ее, напугать, боялся, что, услышав об его страхах, она испугается сама и не захочет быть с ним... Нет. Зуко слишком боялся потерять ее, и продолжал бояться, сколько бы ни уговаривал самого себя, что Катара — отважная и преданная, она не оставила своих друзей, несмотря ни на что, а значит, и его не оставит... «Но это были опасности войны, явные опасности, и когда-нибудь все это должно закончиться... Смертью или победой, но закончится, — говорил себе Зуко, раздумывая, стоит ли открыться Катаре. — А ты, получается, хочешь прийти и сказать ей «дорогая Катара, я не могу обещать, что жизнь со мной будет счастливой и безопасной, наоборот, она будет полна неудач, всеобщей ненависти и опасностей, а все из-за того, что я — слабак, не готовый править страной»?» Мысль об этом причиняла почти физическую боль. Поэтому Зуко молчал, молчал, и это молчание тяжелым камнем давило ему на сердце, придавливало к земле. Он думал, что ему полегчает, если он расскажет кому-то, но сейчас... Видимо, слова так застоялись внутри, что их силой приходилось выталкивать наружу. Голос немного сбивался, пока принц говорил, звучал хрипловато и низко. — И про трон я тоже не думал. Мне казалось, что если я поймаю тебя... — Аанг едва уловимо усмехнулся, и Зуко ответил кривой усмешкой. — То все будет как прежде... Ну, знаешь... Мы — отец, Азула, я, дядя — мы снова станем семьей. Я вспоминал наше прошлое, но я не думал о троне. Потом... Лицо опального принца исказилось короткой мукой. Дядя. Дядя в зеленых оковах кристаллов, глядящий на него с разочарованием. Даже боли не было в его глазах, растерянности, удивления — только глухое разочарование, холод и темнота, а потом он опустил глаза, как будто вовсе не хотел его видеть. И Катара... Тогда чувства к ней были далеко не такими сильными, как сейчас, но теперь Зуко больно было вспоминать это. Ее взгляд, полный сочувствия, сияющий и нежный — никто на свете на него так не смотрел! Ее ладонь, нежно касающаяся щеки, кончик большого пальца, забытый на нижней губе... Что-то в груди жарко волновалось теперь, когда Зуко вспоминал об этом, хоть тогда он этого и не чувствовал. В тот миг в катакомбах было так тихо. Благословенная тишина. И тонкая, нежная ладошка на его щеке, и огромные синие глаза... А потом они сражались так яростно, как никогда прежде, и, кажется, она кричала, что он предал ее, предал ее доверие... Предал всех. Как же отвратительно он поступил тогда. А потом все сделалось еще хуже. Дом, который он не ощущал своим домом, тягостная бессонница, тягостные мысли и бессильная злость на все на свете, а больше всего на себя самого. И дядя за решеткой... Это тоже было до боли в груди тошно вспоминать. Зуко никогда прежде не видел его таким. В каких-то тряпках вместо нормальной одежды, со спутанными неопрятными волосами, угрюмого и мрачного, погруженного в себя. И повернувшегося к нему спиной. Он вел себя так, будто не слышал его голоса, что бы Зуко ни кричал ему в остервенении, выплескивая накопившуюся злобу и отчаяние, словно Зуко был пустым местом... Словно племянника для него вовсе не существовало. Отвратительное чувство — чувствовать себя пустым местом для того, кто всегда был к тебе добр и ласков. Зуко злился на него, Зуко кричал, надеясь докричаться — и в то же время болезненно осознавал, что заслужил это. — Потом я оказался дома... — продолжал принц, отчаянно комкая ткань собственной одежды и упорно не поднимая головы. — И я сделал выбор, мой дядя сказал мне, что я — будущий правитель. Даже тогда он верил в меня. Всегда верил, даже после всего... Перед кометой Созина он повторил мне это, но... Зубы юноши впились в его губу а между бровями залегла глубокая морщина. Если бы у последующих — последних — слов было живое воплощение, то оно бы разодрало ему горло изнутри в кровь. Мускулы Зуко на мгновение непроизвольно напряглись, словно он сталкивал со своего сердца каменные плиты. — Если мы победим... Я... — Давай же, еще усилие! Как же тяжело говорить... Сколько он думал об этом, а говорить оказалось так тяжко... — Я не уверен, что сейчас стране Огня нужен такой правитель, как я. — Почему? — просто и искренне спросил Аанг, слегка подняв брови в недоумении. — Что с тобой не так? Зуко ответил легко и быстро: он много раз думал об этом и все аргументы знал наизусть. — Меня не готовили к этому. Я думаю, мой отец поставил на мне крест уже давно, но тогда я не думал об этом... Я решил, что пора действовать самому, пытаться что-то узнать... и меня изгнали. А во время изгнания я думал о других вещах, а не о политике, или о том, какие люди будут мне преданы, или как распутывать интриги... — горько усмехнувшись, Зуко взглянул на своего друга. — Я не боюсь ответственности. Я боюсь за страну. Когда я думаю, что нас ждет после того как мы победим... Точнее, когда Страна Огня проиграет. Как мне изменить взгляды народа, которых они придерживались более ста лет, как мне восстанавливать страну после того, что с ней сделала война... Я буду это делать, буду стараться. Но я неопытен, и ошибки неизбежны. А каждая ошибка может стать роковой. Сейчас ей нужен другой правитель... Более мудрый и дальновидный... Тот, кто не сделает таких ошибок, как я. Кто знает всю изнанку королевского двора. За кем пойдут люди. Аанг слушал очень внимательно. Слова Зуко звучали разумно... Зуко был прекрасным человеком, удивительно храбрым, благородным, надежным, честным, порядочным, Зуко был одним из самых лучших его друзей, и Аанг любил его всем сердцем, но представить его на троне?.. Наверное, для этого нужно много знаний, а Аанг что-то не замечал в Зуко глубоких познаний в экономике и управлении. И еще нужно умение вести за собой людей, а Зуко всегда был очень тихим и молчаливым парнем, он меньше всех в команде говорил и никогда не проявлял желания «вести за собой». Получается, Зуко прав? Но в то же время... Во взгляде Аанга промелькнуло искреннее изумление, даже брови взлетели вверх на секунду. Зуко был, наверное, самым гордым человеком из всех, кого только знал юный аватар. И он так легко отрекается от своей гордости, от своих амбиций — только лишь ради того, чтобы его людям было хорошо? Аанг невольно улыбнулся, и его сердце наполнилось гордостью за него. А еще нужно было вспомнить такого человека, какого описал Зуко. Вариант был только один... Хоть Аанг и совсем не знал его с такой стороны, но Зуко-то наверняка знал лучше. — Ты про своего дядю? — Дядя... — Глаза Зуко потеплели на несколько мгновений. — Да. Он был бы идеальным вариантом. Он и есть наследник. Если бы не смерть дедушки и его странное решение... — нахмурившись, Зуко прикусил губу. Он видел, как страшно был разозлен Лорд Огня Азулон, когда Озай предложил свою кандидатуру в качестве наследного принца. Огонь заполонил весь зал, жестокий и яростный. И все то, что случилось потом... Нет, Азулон не мог передать трон отцу по своей воле. Поймав вопросительный взгляд Аанга, Зуко махнул рукой. — Это очень длинная и запутанная история. Дядя старший сын Лорда Азулона, и трон должен достаться ему. И я бы отказался от него, но... — Единственная бровь принца вновь болезненно изломалась. — Он хотел уйти на покой. Он говорил, что хочет уехать в Ба Синг Се и содержать чайную... Вдали от всего этого. И... если я приду к нему и скажу об этом... Я лишу его покоя, который он так хотел, но главное — он разочаруется во мне. Как истинный маг воздуха, Аанг попытался найти другой вариант решения. Немного поразмыслив, он вновь поднял голову: — Слушай, но ведь необязательно просить его стать Лордом Огня, правильно? Зуко недоуменно поднял бровь, прося объяснений. — Можно ведь, чтобы он был твоим советником. Верно? Тогда ты сможешь посоветоваться с ним, воспользоваться его мудростью, опытом... А править будешь ты. А генерал Айро сможет отдыхать, сколько ему захочется, ведь ты не будешь нуждаться в нем каждую секунду. Зуко тяжело вздохнул и подпер голову рукой, глядя на Аанга, как на маленького ребенка. Аанг тут же немного стушевался, почувствовав, что сказал глупость. — Прости, но на фоне тебя я разбираюсь в политике лучше своего деда, отца и дяди вместе взятых. Ух ты, Зуко шутит! Завтра Азула придет к ним с белым флагом и букетом розовых роз в руках, не иначе. И попросит прощения у Мэй и Тай Ли. И подружится с Тоф, раз уж они обе аристократки. И будет заплетать косички Катаре. А еще отобьет Сокку у Суюки, и они будут жить вместе долго и счастливо... Брррр, даже представлять страшно. — Во-первых, советник — это не дал мудрый совет и все, весь день свободен, это такая же работа, как и быть Лордом Огня. Во-вторых... — Зуко вновь нахмурился. — Я не хочу быть как Куэй. — В смысле? Зуко тяжело вздохнул. — Люди быстро поймут, кто по-настоящему принимает решения, и я стану просто подставной куклой на троне, марионеткой, а дядя будет дергать за ниточки. Он не станет желать мне зла, я знаю, но... Это унизительно! Я согласен быть принцем и помогать ему, учиться, чтобы потом стать достойным правителем. Тогда все будет честно. Но вторым Куэем я быть не желаю. Аанг понимающе кивнул. Несколько секунд он раздумывал, пытаясь понять, что из всего этого больше всего волнует Зуко — все, что он только что рассказал, заслуживало волнения, но... — Значит, это тебя больше всего волнует, да? Что твой дядя будет разочарован в тебе, правильно? Зуко подавленно кивнул. — Ох, Зуко... — Аанг взъерошил себе волосы и даже рассмеялся от облегчения: он-то думал, что все будет намного тяжелее! Зуко бросил на него возмущенный взгляд, мол, эй, я тут предаюсь душевным терзаниям, ты не мог бы куда-нибудь подальше засунуть свой оптимизм? Но Аанг ответил ему широкой улыбкой и порывисто схватил за плечи. — Зуко, послушай меня внимательно! Если я хоть что-нибудь знаю о твоем дяде, то я тебе совершенно точно могу сказать: он не разочаруется. Наоборот, он будет горд за тебя! Правда! — Чем тут гордиться? — даже растерялся Зуко. — Тем, что я трус и слабак? — Да какой ты... — Аанг рассерженно хлопнул себя по лбу. — Ты не трус, Зуко, ты дурак! — И щелкнул по тому же месту огненного принца, чтобы мозги встали на место. — Пойми, ты... — голос мальчика сделался мягче и серьезнее, смешливые искры в глазах погасли, сменившись выражением теплоты и сочувствия. — Ты поступаешь очень благородно. Отказываешься от своей гордости и амбиций ради того, чтобы твоей стране, твоим людям было хорошо! Зуко, именно так и должен поступать настоящий правитель! Парень поднял на Аанга растерянный взгляд. Через секунду его лицо немного просветлело, и юноша порывисто подался вперед, впиваясь в Аанга заблестевшим взглядом. — Ты правда так думаешь? — Правда. Это очень благородно, Зуко. И очень... — Какое слово лучше всего подойдет? — Очень зрело. Не каждый взрослый человек так сможет, а тебе всего восемнадцать... Зуко смущенно взъерошил себе волосы. — Я никогда не думал об этом с такой точки зрения, — признался он искренне. — Ты думаешь, и дядя так решит? — Он ведь умный человек, правильно? Если я понял, то он тем более поймет. Зуко немного смущенно, но искренне и тепло улыбнулся. Кажется, на сердце у него немного полегчало — не то, чтобы до конца, но все же... Может, все и правда будет так, как Аанг предсказывает, только... Зуко никогда не отличался оптимизмом. «Я не узнаю, пока не поговорю с ним по-настоящему», — твердо сказал себе принц, откидывая в сторону вновь накатывающие дурные мысли, иначе он снова погрузился бы в тягостные раздумья. А пока — нужно поблагодарить Аанга. Мало ему забот еще его, Зуко, выслушивать. Но Аанг не требовал благодарности. Легко улыбаясь, он непринужденно закинул руки за голову, словно был самым беззаботным ребенком на свете, а поймав на себе взгляд Зуко — улыбнулся еще шире. — Знаешь, я тебе немного завидую, — и улыбка совершенно не сочеталась с тем, что он говорил, — у тебя есть помощники. У меня есть вы — ты и все остальные ребята — но вы не сможете помочь мне в мире духов, со своими аватарскими обязанностями я должен справляться сам — я сам и только я. В мире ведь нет скамейки для запасных аватаров. Зуко мгновенно остро устыдился: вот кретин, жаловаться Аангу, которому в разы тяжелее! Но Аанг, заметив, как вздрогнул и поменялся в лице его друг, тут же поспешно замахал руками: — Эй, эй-эй, я тебя не обвиняю, ладно? Мы с тобой тут не меряемся, кому тяжелее, просто... — Я понимаю, — поспешно кивнул Зуко. — Я... — он немного смешался, не зная, какие слова подобрать, но вскоре серьезно посмотрел на аватара и мягко улыбнулся. — Я верю, что в мире еще не скоро появится такой хороший аватар, как ты, Аанг. Мальчик вспыхнул до корней волос и расцвел такой широкой и искренней улыбкой, что даже вокруг словно бы просветлело, и Зуко просто не мог не улыбнуться в ответ. — Ну еще бы! — Аанг подмигнул, дурашливо бахвалясь. — Недаром же я столько времени гонял тебя по всему миру! О, духи. Почему это постоянно происходит? Им настолько нравится его дразнить? — Зато ты хотя бы посмотрел мир, — продолжал, смеясь, юный аватар, уже подхватив с земли вязанку хвороста и бодро направляясь к лагерю. — Какое место тебе больше понравилось? Нет, погоди, дай я угадаю. Нам нужно место, которое настолько тебя поразило, что ты его не разрушил... Остров Киоши? Нет. Западный Храм Воздуха? — Это была Азула! — возмутился Зуко. — Да, но сначала там побывал Спарки-Спарки-Бу-Мэн, а его послал ты, поэтому нет. Мммм, Южный Полюс? Нет, ты разрушил им стену... Монастырь в Царстве Земли, где нас нашла Джун? Опять мимо... Храм аватара Року? Вдвойне мимо... — Это опять был не я, а Року! — Да, но он ведь твой дедушка, так что косвенно ты. Зуко сердито рыкнул и скрестил руки на груди. — Если уж так рассуждать, то Року — твое предыдущее воплощение, поэтому храм разрушил ты сам! Лицо Аанга приобрело крайне задумчивое выражение, а Зуко победно ухмыльнулся. Подловил! Но затем мурашки пробежали у него по спине от того, как медленно расплывался в улыбке аватар. — Погоди-ка... То есть... Я... Твой дедушка?! — радостно завопил Аанг так, что слышали, наверное, даже в Ба Синг Се. Зуко со стоном впечатал ладонь в лоб. Похоже, в ближайшие пару часов обещают быть очень веселыми. Для Аанга и всех остальных, по крайней мере. Духи, кто его только тянул за язык... Зуко не привык откладывать важные дела на потом, ему проще было сделать все сразу и не мучить себя раздумьями о будущем. К тому же, до последней битвы оставалось совсем немного времени, и... Возможно, когда она завершится, все и вовсе станет неважным. Он должен сделать все сейчас. Поэтому вскоре, когда они с Аангом дошли до лагеря, Зуко оборвал поток веселых шуток и подколок аватара. — Аанг, извини, я... Мальчик поспешно закивал, расплывшись в понимающей улыбке. — Удачи! — он на секунду сцепил ладони в подбадривающем жесте. — Все будет хорошо, честно! Зуко призрачно улыбнулся и только кивнул вместо ответа, а затем направился между рядами палаток к знакомому шатру. Поскольку битва предстояла совсем скоро, армия Линга заняла необходимое расположение в лесу возле Ба Синг Се. Теперь по нему раскинулся лагерь — палатки, костры, медпункт, лагерная кухня... Шатры командиров... Зуко лихорадочно облизнул губы, глядя на знакомый силуэт в густой вечерней темноте. Наступала весна, поэтому темнело позже и медленней, но сейчас рассмотреть что-то во мраке без огня уже было невозможно. Несколько секунд парень неподвижно стоял перед входом в шатер, не решаясь войти. Обычно тут маячила пара стражников, но сегодня дядя, видимо, отпустил их, чтобы они могли провести время с друзьями перед сражением, которое могло стать последним для них всех. Вряд ли Азула собственной персоной придет убивать дядю, а если на это решится кто-то еще, то... Зуко хмыкнул. Что ж, он бы не отказался на это посмотреть. В какой-то момент его обуяло предательское малодушие. Может быть, не стоит?.. Завтра они могут умереть, так зачем омрачать последние часы вместе? Может, ему просто зайти, выпить с ним чаю, пожелать спокойной ночи... И все? А с престолом они разберутся потом, если будет с чем разбираться? Но парень тут же жестоко укорил себя за минутную слабость: «Трус! Какой из тебя правитель даже через триста лет, если ты на один-единственный разговор решиться на можешь?!» И он решительно откинул полог и шагнул внутрь. Здесь было достаточно просторно, как всегда в шатрах командиров. Теплым янтарным светом горели несколько светильников, освещая стол, заваленный картами, и дядю — он просматривал одну из них, хмурясь и привычно баюкая в ладони небольшую глиняную пиалу. Пока солдаты отдыхали, их генерал в очередной раз пробегал глазами план сражения и карты Ба Синг Се, думая над завтрашней битвой и пытаясь найти недочеты в их атаке, или в обороне врагов. Но, услышав шаги, он тут же поднял голову — глаза обведены кругами — и тепло улыбнулся. — Здравствуй, племянник. Очень рад тебя видеть. Присаживайся. Зуко уселся напротив него. «Три, два, один...» — Чаю? — Да, спасибо, дядя. Айро правда готовил очень вкусный, и он правда успокаивал. Почему бы и нет? Привычные, размеренные движения рук, доведенные до автоматизма настолько, что дядя, наверное, с закрытыми глазами мог бы сделать все без единой ошибки. Зуко наблюдал за неспешными и плавными движениями, чувствуя, как медленно отпускает судорожное напряжение внутри. Поймал легкую улыбку уголками губ... — Все в порядке, племянник? — Айро наклонил чайник над чашкой, и внутрь мягко плеснула горячая вода. — Готово. — Я... на самом деле я хотел с тобой поговорить. — Чашка со стуком опустилась на стол. — Дядя... Ты думал о том, что будет после войны? Со страной огня? Подняв голову, юноша взглянул старику в глаза — и увидел, как его брови едва заметно сходятся к переносице. — Да... Конечно, думал. К сожалению, когда заканчивается война, проблемы заканчиваться даже не думают. Около десяти семей будут недовольны окончанием войны, потому что именно она помогла им добиться сказочного богатства — как минимум, Минг, Чжао, Жуан... Потребность в их услугах резко упадет, следовательно, упадут доходы и их значимость. Они будут очень недовольны этим и будут стремиться вернуть утраченное. К тому же, есть немало стариков, которые искренне ненавидят всех, кто живет не под красно-черным флагом, они будут недовольны, как ни иронично это звучит, по велению их сердец. Но простые люди будут рады окончанию войны... В большинстве своем. — Айро слегка кашлянул. Зуко быстро отметил про себя сказанные дядей имена: это может пригодится, если они все выживут завтра. Но сейчас это не имело значения. — Я тоже думал об этом. И думал, какой лидер нужен стране... Поэтому... — Выдохнув, Зуко поднял голову и взглянул на Айро. — Я хочу отказаться от трона в твою пользу, дядя. — Видя, что старик хочет что-то сказать, юноша вскинул ладонь. — Подожди! Я еще не закончил. Я знаю, что ты хотел, чтобы это был я, знаю, что ты хотел уйти на покой, и прости меня! Но... Неопытный правитель ничем не лучше для страны, чем правитель-тиран! А я не хочу совершить ошибки, которые приведут к краху! Ты — истинный наследник престола, и ты должен стать Лордом Огня, потому что ты лучше и мудрее меня. И я хочу учиться у тебя мудрости, чтобы потом стать достойным правителем! — Зуко порывисто соединил руки в жест пламени и поклонился. — Я прошу тебя взять то, что принадлежит тебе по праву, и... — Голос Зуко чуть дрогнул. — Прости, что я разочаровал тебя. Несколько секунд Айро смотрел на племянника растерянным взглядом. Разочаровал? Кто вложил в голову его мальчику такую глупость? Хотя... Он знал, кто. Озай. «Даже после смерти ты влияешь на него, дорогой мой брат... — В ласковом обращении — ни грамма ласки. — Но тебе никогда не удалось бы сломить его. Для этого у Зуко слишком сильная воля и храброе сердце. Он всегда был лучше тебя, Озай, во всем. Может быть, это и вызывало в тебе такую злость?» — Племянник... — растроганно, безгранично мягко начал Айро, легко дотрагиваясь до чужого плеча. Его глаза буквально светились от нежности. — Мой дорогой мальчик, посмотри на меня, пожалуйста. Потемневший, решительный взгляд человека, готового к худшему, в ответ. У Айро болезненно дрогнуло сердце. — Ты никогда не разочаруешь меня! — Айро порывисто схватил племянника за плечо, и глаза его вспыхнули почти болезненно. — Ты слышишь меня, Зуко? Я — не Озай. Тебе никогда не придется добиваться моего расположения, как с ним. Никогда. Я всегда буду твоим дядей, и я всегда буду рядом... Пока буду тебе нужен. Запомни это, племянник. Зуко вскинул на него растерянный взгляд. — Правда?.. — Сердце болезненно сжалось, словно на ласковые слова отозвался тринадцатилетний мальчик в теле крепкого, отважного, сильного юноши, мальчик, который стоял на коленях перед отцом, обливаясь слезами, и одновременно знал и не мог поверить в то, что сейчас произойдет. — Но ты хотел спокойной старости, и я думал... Айро тяжело вздохнул. — Племянник... Теперь я должен просить у тебя прощения. Я... — Пальцы генерала сцепились в замок, пытаясь унять волнение. — Перед Кометой Созина я был уверен, что умру. — Что?! — Зуко подавился воздухом, даже поврежденный глаз в шоке распахнулся намного шире, чем обычно. — Нападать на Ба Синг Се с небольшим отрядом пусть даже сильных, но малочисленных магов было безумием. Я надеялся взять город ценой собственной жизни, но не думал, что проиграю и при этом останусь в живых. Несмотря на привычно спокойную, ровную интонацию, Зуко чувствовал, что дяде больно говорить об этом. Он проводил с Айро много времени на протяжении последних четырех лет и привык различать его эмоции, если только тот не закрывался окончательно, стремясь их скрыть — тогда, наверное, только Тоф смогла бы его расколоть, но сейчас Айро не закрывался настолько глухо. Сердце отзывалось болью на его слова. Дядя правда готовился к смерти?.. Даже представить такое страшно... А ведь они оба по-прежнему могут умереть уже завтра. И Катара тоже. Катара... — В таком случае только ты мог бы стать Лордом Огня, и я хотел... Хотел, чтобы в твоей памяти остались слова поддержки и веры, — продолжал Айро. Зуко бросил на него короткий, болезненный взгляд, и в тот же момент его интонация переменилась, сделавшись мягкой и теплой. — Но ты прав, мой мальчик. Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Зуко, — Айро тепло улыбнулся, — в столь юном возрасте ты проявляешь поразительную зрелость. Ты прав, неподготовленный правитель действительно может наделать ошибок, и я горжусь тем, что ты принял такое мудрое решение. — Гордишься? — потрясенно распахнул глаза Зуко. Его сердце бешено заколотилось. Чем тут можно гордиться? Неужели Аанг оказался прав? — Именно так, мой мальчик. Горжусь не потому, что ты отдаешь трон именно мне — во мне никогда не было той тяги к власти, которая есть у твоего отца... И у моего тоже. Но потому, что прежде всего ты думаешь о том, как будет лучше для народа. И... — что-то в глазах растроганно дрогнуло. — Обо мне. Ты меньше всего на свете думаешь о себе, Зуко. Встав, Айро обошел стол. Зуко порывисто поднялся, просто чувствуя, что должен это сделать — и в следующий миг увидел, как дядя склоняется перед ним в глубоком поклоне. — Я благодарю тебя за оказанную мне честь, племянник. — Его глаза мягко светились. — Я счастлив, что ты вырос именно таким. Когда придет время, ты станешь по-настоящему великим правителем. Спасибо... — дрогнувший голос, растроганная и теплая улыбка... — Спасибо тебе, Зуко. Зуко был абсолютно растерян. В самых радужных своих предположениях насчет этого разговора он не мог подумать, что все обернется так... Наверное, он слишком плохо думает о своем дяде. Неужели он правда гордится им за то, из-за чего Зуко жестоко корил себя все это время? И благодарит его за то, из-за чего, как думал Зуко, будет проклинать?.. Принц был абсолютно растерян и совершенно не знал, что сказать — только улыбался и смотрел на Айро с огромной благодарностью. Она словно волной исходила от него, из его мягко сияющих глаз и улыбки. Несколько секунд Айро тепло смотрел на племянника, словно любуясь, а затем дружески мягко хлопнул его по плечу: мол, приходи в себя, я не требую от тебя трогательных речей о том, как ты счастлив — я все вижу сам. Зуко вздрогнул и расплылся в еще более благодарной улыбке. — Пойдем-ка, племянник. Думаю, на сегодня с меня карт достаточно. Айро хотелось подышать свежим воздухом. Наступала весна, и воздух делался мягче и свежее, словно постепенно наполняясь предвкушением. Совсем скоро расцветут цветы и покроются упругой и свежей листвой деревья — уже сейчас показались на ветвях первые нежные зеленые почки и ростки, — солнце напоит воздух теплом и золотым светом, и все на свете сделается лучше и светлей. И на душе у Айро тоже светлело от этих теплых мыслей... Отдающих почему-то ноющей болью. Весна прекрасна. Нежность первых побегов, упругая, радостная зелень свежей листвы, разливающиеся ручьи, ковер из цветов, солнце, пылающее все ярче и горячее... Весна прекрасна — но для них ли они станет сверкать в этом году? Увидит ли Айро еще раз, как цветет вишня в королевском саду, услышит ли, как поют ожившие ручейки?.. Он был уже не молод. В шестьдесят лет особенно жадно упиваешься ароматом цветущей вишни и журчанием весенних ручьев, потому что знаешь — большую часть своих весен ты уже встретил и проводил, и потому особенно радуешься оставшимся. Тихие шаги шуршали по тропинке лагеря, ведя к знакомому костру. Зуко чуть ускорился, когда Катара, заметив его, улыбнулась и помахала рукой. Айро не обиделся, напротив, теплая улыбка тронула его губы и зажгла огоньки в глазах. Мальчик влюблен, а когда влюблен так пылко и искренне, как Зуко — будешь счастлив, даже накануне, возможно, последней битвы. Айро обернулся, заслышав негромкий перезвон струн от одного из костров. Музыка? Хоть кому-то в этот вечер хочется играть... Старик улыбнулся и шагнул к костру, к мужской фигуре, нежно, как ребенка, баюкающей на коленях сямисэн. Кажется, он уже видел этого солдата раньше... Или нет? Всех и не упомнишь. — Генерал Айро? — мужчина хотел было вскочить и отдать честь, но старик махнул рукой: сиди-сиди, — и даже сам присел рядом. — Ты умеешь играть? — Немного... — солдат слабо улыбнулся и вздохнул. — Дома я был музыкантом. Вы меня не помните? Я запевала во время переходов. А, вот, откуда он его знает! Айро тепло улыбнулся в ответ. — Конечно, помню. Хорошо поешь, с тобой марши веселее идут... А «Время моей любви» знаешь? — Кто ж ее не знает. Айро слабо улыбнулся. И правда, глупый вопрос: знает ли музыкант самую популярную песню во всех четырех странах. И в Стране Земли, и в Стране Огня, и даже на полюсах, как рассказывали генералу, и в Храмах Воздуха в один голос твердили, что изначально песню придумали у них, северяне и южане, кажется, и вовсе приписывают авторство аватару Куруку. — Сыграешь? — Конечно... Нежно зазвучала знакомая мелодия, запели струны под проворными пальцами... «Зима, лето, весна и осень...» Линг тоже решил немного отдохнуть, понимая, что завтра ему потребуются все силы, и теперь сидел возле костра, что-то мастеря из дерева. Под боком у него примостился Зэн, то и дело порываясь сунуть нос в творческий процесс, но Линг каждый раз легонько стукал его по лбу и сосредоточенно продолжал. Приглядевшись, можно было понять, что мастерит он игрушку, маленького комодоносорога, какие часто бывают у детей в стране огня — и мастерит явно для Зэна. Глаза у мальчишки счастливо горели, и он лип к своему покровителю, как плющ к старому, надежному дубу. Хакода в окружении своих людей. Негромко переговариваются, но не смеются, как обычно. Если прислушаться, слышны слова: «дом», «жена», «сын»... Сколько южане уже не были дома, сколько не видели родных льдов и снегов? И увидят ли впредь? Хакода сидит неподвижно, огонь резко очерчивает строгий профиль, блестят бусины в густых волосах. Изредка тонкие губы трогает улыбка, а холодная синева теплеет — это значит, что он вспоминает детей... «...Зима, лето, весна и осень...» Аанг. В задумчивости сидит у самого огня, осторожно держа на коленях готовый воздушный планер. Легкие, тонкие пальцы осторожно и трепетно поглаживают деревянные «суставы» и яркую ткань крыльев. Задумчиво покусывает губы, зарывается пальцами в отросшие почти до плеч волосы... Сегодня он обреет их, чтобы, если завтра он умрет, встретить Безликого как маг воздуха. Возле него — притихшая, молчаливая Тоф перебирает камушки — одинокое дитя с грубыми руками и нежным сердцем. Аанг вдруг порывисто оборачивается к ней и крепко-крепко обнимает за плечи, прижимает к себе — и маленькая фигурка мага земли уже не кажется такой одинокой. «...Хороши для любви...» Сокка. Крепко обнимает свою воительницу Киоши, стискивает в объятиях, как самое дорогое. Жадно накрывает поцелуем чувственные, пухлые губы, путается пальцами в густых волосах. Что-то шепчет на ухо — пылко, искренне... Его глаза ярко блестят. Не слышно, что именно он говорит, но живое лицо быстро меняет выражения: любовь, отчаяние, желание защитить, снова любовь и отчаяние, безумное нежелание отпускать, расставаться хоть на мгновение. Прижимает возлюбленную к себе сильнее, проводит рукой по спине, и Суюки прячет лицо у него на груди. Губы шепчут что-то, и даже не по их движению, а по сиянию ее болезненно блестящих глаз ясно: это «Я тебя люблю». «Я тебя люблю», повторенное сотни и сотни раз. «...Хороши для любви...» Зуко, сжимающий тонкие руки Катары у порога ее палатки. — Мне пора... — прошептала она чуть слышно, исступленно цепляясь за его кисти. Язык говорил «пора», но пальцы, казалось, под страхом смертной казни не заставить разжаться. — Да... — тихо отозвался Зуко и, тоже противореча своим словам, крепко притиснул девушку к груди, с жадностью зарываясь лицом в густые волосы. Они пахли дождем и орехами. Они всегда пахли именно так, ее мягкие, густые, душистые волосы... Зуко зарылся в них пальцами, не в силах противиться желанию, затем пальцы жадно и нежно скользнули вниз по гладкой, гибкой спине... Катара приглушенно всхлипнула — и Зуко чуть отстранился в легком испуге. Она плачет? Нет, не плакала. Стояла в его объятиях, тоненькая, словно струнка, и смотрела огромными, синими, как море, глазами, и бесконечно нежно касалась мягкой ладошкой его щеки. — Спокойной ночи, Зуко?.. «Не хочу ее отпускать, — вдруг пронзительно пронеслось в его голове. — Не хочу. Никогда». Кончик ее большого пальца мягко скользнул по его нижней губе — и Зуко чуть приоткрыл рот, обжигая ее тонкую руку жарким дыханием. Раскрыл глаза — и Катара вздрогнула под потемневшим, пылающим взглядом. — Катара... — прошептал Зуко куда более низким, чем обычно, голосом... И в следующий момент пылко и жадно прижался к ее губам своими. Девушка негромко ахнула сквозь поцелуй, но не отшатнулась, даже не помыслила об этом — напротив, мгновенно прильнула к нему всем телом. Стремительные руки, словно лианы, обвили его горячую шею, тонкие пальцы с жадностью нырнули в густые, всегда растрепанные волосы, и мягкий рот раскрылся навстречу его настойчивым и жадным прикосновением. Духи... Где-то в самой глубине горла родился и умер глухой и низкий стон. Зуко на мгновение приоткрыл глаза, когда отстранялся, чтобы глотнуть хмельного воздуха ранней весны, и увидел ее затуманенный, влажный взгляд, почувствовал, как отчаянно сжимаются на плечах ее тонкие пальцы... «Я ее не отпущу». И, обхватив ладонью подбородок девушки, принц снова с жадностью прижался к ее губам. Зуко безумно нравилось целоваться с Катарой. Она всегда была такой — отзывчивой, нежной, открытой, порывистой... Она всегда мягко приоткрывала губы ему навстречу, позволяя ласкать свой рот, сколько ему захочется, всегда вот так, как сейчас, скользила по его плечам и шее прохладными мягкими ладошками, и все внутри у Зуко сладко обрывалось и падало куда-то в пропасть. Он всегда так реагировал на нее, но сегодня все было даже острее, чем обычно. Была ли тому виной предстоящая битва, сладкий весенний воздух, эта глупая песня, что звучала в нем... Зуко не знал. Зуко знал только, что сходит с ума по этой девушке. Что у него дрожь по телу просто от того, как она нежно поглаживает его волосы и зарывается в густые, жесткие пряди, наводя у него на голове еще больший беспорядок. Что когда она прижимается к нему, гибкая, нежная, хрупкая — сейчас Катара вправду казалась ему очень хрупкой, хотя была всего на полголовы ниже, — и он может почувствовать... Черт побери, он может почувствовать ее тело сквозь ткань одежды, ее упругий, нежный живот, ее чуть узковатые бедра, ее грудь, мягкую, нежную грудь... В такие моменты Зуко просто лишается рассудка. Не помня себя, он снова с жадностью припал губами к ее губам, прихватывая и покусывая нежные, мягкие губы. Вслепую шагнул — и Катара податливо шагнула назад, словно в танце. Кто из них кого увлек за собой, кто вел — или они оба потерялись во тьме, влажности и жаре? Зуко не знал, и это было неважно. Важнее — что у него за спиной с мягким шелестом опустился полог палатки, а когда он отстранился и с трудом разомкнул веки — прямо в глаза ему смотрели болезненно блестящие синие глаза. — Ты... — хрипло выдохнул парень, медленно проводя ладонью по ее смуглой щеке. — Ты такая красивая... Она не улыбнулась, только обхватила обеими ладошками его большую ладонь и прижала к щеке сильнее, пылко целуя внутреннюю сторону запястья. Зуко весь вспыхнул изнутри безумным смущением: девушка — ему — руки?! — Катара! Дыхание оборвалось, когда она вскинула на него болезненно блестящие в полумраке огромные глаза. В них была такая бездна чувств, что невозможно было передать словами. Зуко не мог даже найти им всем названия, он знал только, что от всех этих чувств у него колотится сердце, горячо в груди и путаются мысли. И как клеймо горит на запястье влажный отпечаток ее горячих, мягких губ... Резкий, жаркий выдох — и Катара вновь оказалась в его жадных объятиях. — Я люблю тебя, — потрясающе легко и естественно сорвалось с его губ, отразившись в глазах болезненным блеском. — Я люблю тебя, прости, что не говорил этого так долго, я правда очень сильно люблю тебя! Катара всхлипнула, но вовсе не от горя, и исступленно вцепилась в своего принца: руки обвили шею, запутались в волосах, впились в плечи, словно не зная, где, наконец, успокоиться; колени жадно стиснули его бедра — девушка даже не заметила, как Зуко оторвал ее от земли, не переставая жадно терзать поцелуями ее губы. Хриплое, частое, влажное дыхание обжигало их, когда юноша на мгновение отстранялся, чтобы вдохнуть воздуха — и тут же целовал еще и еще. Губы, подбородок, шею... Катара негромко вскрикивала под градом поцелуев, сама стыдясь собственного бесстыдства, хрипло и тяжело выдыхала, пытаясь сдержать стоны. Ласка жгла, словно Зуко стал воплощенным пламенем. Жадные губы прижались к шее... Катара хрипло вскрикнула, широко распахивая глаза. Зуко часто целовал ее здесь, но сейчас все было острее, горячее, отчаяннее! И сама девушка отчаянней прижималась к возлюбленному, сильнее комкала ткань у него на плечах, лихорадочно теребила завязки на груди, сгорая от стыда: ей хотелось скинуть уже, наконец, одежду, в которой стало слишком жарко от его поцелуев. Зуко тяжело дышал. Горячая ладонь медленно провела по ее талии, по животу — поверх шубки, но Катара почему-то почувствовала, как тело отзывается волной горячих мурашек. — Можно, я... — Можно... — жарко и хрипло выдохнула девушка, запрокидывая голову. Все внутри жарко и сладко дрогнуло, когда шубка оказалась на полу. Сквозь тонкую ткань платья горячие ладони Зуко жгли еще сильнее, и Катара вздрагивала под его руками, непроизвольно пытаясь прижаться крепче. Что-то жгло внутри, жгло болезненно сильно... Дрожа, девушка облизнула губы и вскинула на принца блестящий, нездорово напряженный взгляд. — Ты тоже... Зуко почти до крови закусил губу, чувствуя легкие, нежные касания ее рук, освобождающих его от куртки. Тело отзывалось крупной, горячей дрожью. Касания были такими нежными, такими легкими, что Зуко казалось — Катара дразнит его, хотя он знал, что это не может быть правдой: слишком ярко и открыто блестели ее глаза, слишком остро он чувствовал дрожь ее тонких пальцев... Едва оставшись без шубы, Зуко мгновенно вновь подхватил возлюбленную под бедра — Катара ахнула и вспыхнула до корней волос, задрожала, прижимаясь к нему сильнее, и кожу Зуко вздыбил мурашками чувственный всхлип, утонувший где-то в его шее. Хрипло застонав, юноша с жадностью прижался губами к ее тонкой ключице. — Катара... — вырвалось у него чуточку сдавленно. Горячие ладони стиснули талию сильнее. — Катара... Девушка всхлипывала под его губами, дышала быстро, шумно, жарко, лихорадочно цепляясь за его плечи тонкими пальцами и исступленно сжимая колени на крепких бедрах. Губы Зуко жгли ее, как огнем. Вся шея горела от его жадных поцелуев, и теперь они спускались на ключицы, обжигали все сильнее... Катара хрипло вскрикнула, когда Зуко прижался губами чуть ниже ключиц, у самой кромки голубой ткани, и вскинула на принца болезненно блестящий взгляд. Обвившись вокруг него, она отчетливо чувствовала, насколько напряженным было его мускулистое, крепкое тело, насколько горячим, и что-то древнее, женское внутри нее отчетливо подсказывало: он напряжен не только потому, что держит ее на весу. Катара тяжело выдохнула. Горячие пальцы Зуко медленно, осторожно скользили по ее талии, вверх, по ребрам, по... Девушка беззвучно вскрикнула от безумного смущения. Что он делает?! Это... Он... Зуко никогда не касался ее груди. Они часто целовались, и Катаре нравилось делать это до дрожи в коленках, но они никогда не заходили слишком далеко. Зуко целовал ее губы, лицо, шею, ключицы, гладил спину и талию, но никогда даже не пытался проникнуть под одежду: он свято чтил данное ей в Омашу обещание. А теперь?.. Принц тяжело, хрипло выдохнул. Близость Катары лишала его рассудка, ощущение упругой, мягкой груди под ладонью обжигало все внутри. Внизу живота зарождалась горячая, сладкая судорога. Зуко непроизвольно притиснул возлюбленную к себе сильнее и, тяжело и часто дыша, прислонился горячим лбом к ее лбу. Ему казалось, что он плавится изнутри. — Прости меня... — хрипло слетело с губ. — Я совсем голову потерял. Я... Если хочешь, я могу... Зуко был так близко. Так близко, что Катара ощущала на лице его горячее дыхание и, кажется, даже слышала его быстрый, жаркий пульс, чувствовала обжигающее тепло его тела... Девушка судорожно облизнула губы. Помутившийся, блуждающий взгляд коснулся лица напротив... И Катара, сама того не замечая, в восхищении чуть приоткрыла рот. Зуко был таким красивым... Тонкие, идеальные черты лица — даже шрам его не портил — чувственные губы, алеющие от поцелуев, хищные янтарные глаза, горящие, словно золото на жарком солнце, густые темные пряди, упавшие на красивый лоб. И тело... Катара лихорадочно облизнулась, непроизвольно прижимаясь к нему теснее и, словно в бреду, жадно втягивая носом дурманящий, терпкий аромат его кожи. У него было восхитительное тело. Крепкое, стройное, тренированное, с четко видимыми мышцами — каждый раз, когда Зуко волей-неволей оказывался обнаженным перед ней, Катара не могла не любоваться, заливаясь краской от стыда. Он был таким красивым! Таким... Заботливым, чутким, внимательным, серьезным... Чувственным и пылким, но никогда — грубым. Прислушивающимся к ее желаниям. Любящим. Любимым... Катара судорожно, хрипло выдохнула, чувствуя, как слабнут колени от страха и возбуждения. — Я люблю тебя, Зуко, — прошептала она дрожащим голосом. Трепещущие пальцы мягко зарылись в его волосы. Парень вздрогнул, глядя на нее ошарашенным, полным ошалелого счастья взглядом, участившееся дыхание обожгло приоткрытые, влажные губы девушки и отозвалось горячей волной мурашек по всему телу — словно от губ, которые ласкало его дыхание, и вниз... Вниз... Катаре было безумно страшно. Она не знала, как это происходит, она боялась, что будет больно, что ей не понравится, что Зуко не понравится, что что-то после этого пойдет наперекосяк и все испортится, но... Девушка порывисто прижалась к возлюбленному и долго, пылко поцеловала его в губы. Если завтра они умрут, то к черту все, что она говорила ему раньше. Она любит его. Так сильно любит его! И она хочет быть с ним. Сегодня ночью, завтра на поле битвы, и после войны, всю их долгую и прекрасную, мирную жизнь. Она хочет этого. Хочет каждое утро просыпаться с ним рядом и прижиматься к нему. Хочет вот так же, как минуту назад, обнимать его ногами и пылко целовать его горячие, ласкающие, жадные губы, хочет зарываться пальцами в его волосы, хочет любить его... Хочет заниматься с ним любовью! На миг Катару опалило жгучим стыдом, но... Но какое значение имеет стыд, если завтра они могут умереть — и если она правда безумно этого хочет, если внутри все горит от того, как сильно она этого хочет?.. Порывисто схватив ладони своего принца, Катара пылко прижалась к ним горячими, чуть подрагивающими губами. — Я люблю тебя, — повторила она громче и увереннее — и негромко ахнула от стыда и удовольствия, мягко возвращая ладони Зуко туда, куда они стремились. Этого принцу было вполне достаточно. Одним рывком он повалил возлюбленную на импровизированную кровать, почти с ожесточением терзая поцелуями ее мягкие, жаркие губы — и сходя с ума от того, как пылко она ему отвечала. Катара вздрагивала под его руками и губами, негромко всхлипывала, выгибалась навстречу, и, духи, это было самое прекрасное, что только было в его жизни! Задыхаясь, Зуко с жадностью проводил по ее телу горячими ладонями — и ощущал трепет и жар в ответ, а потом... Ох, черт, это было до безумия приятно. Сжимать ее грудь. Мягко, совсем не больно, больше всего Зуко боялся причинить ей боль, но сжимать, остро чувствуя ее мягкость и упругость под тонкой тканью, и... Зуко судорожно сглотнул, ощутив пальцами твердость соска. — Зуко! — ошеломленно, звонко вскрикнула Катара и задохнулась, когда Зуко очень осторожно надавил на чувствительное местечко. — Зу... Зуууууко... Бедного парня насквозь прошило тем, как она выстонала его имя. Духи, если она сделает так еще раз... Возбуждение, вспыхнувшее внутри, обжигало не хуже настоящего пламени. Ничего толком не соображая, Зуко с жадностью распахнул на Катаре одежду и буквально впился в нее глазами. Прошла секунда. Еще одна. Еще. Катара часто дышала, глядя на Зуко распаленным, потемневшим взглядом — и постепенно ее все больше охватывало смущение. Почему он так смотрит? Ему не нравится?.. Девушка чуть сжалась под пристальным, темным взглядом, попыталась прикрыть грудь, но Зуко неожиданно порывисто поймал ее запястья и прильнул долгим, влажным поцелуем к обнаженной шее. — Аааах... — Катара блаженно выгнулась, наслаждаясь горячими, томными импульсами во всем теле. — Ты... Почему ты так... — Ты прекрасна... Щеки молодой волшебницы воды полыхнули отчаянным румянцем. И еще больше они пылали, когда Зуко осторожно, мягко проводил по ее груди поверх белья, снова безошибочно отыскивая пальцами сосок. Катара хрипло охнула и непроизвольно толкнулась к его бедрам своими (где-то внутри она готова была сгореть заживо от стыда от такого откровенного движения... и от того, как же невыносимо зудит у нее между ног, духи!) — и у Зуко вырвался хриплый, почти болезненный вскрик. — Катара! Ты!.. В какой-то момент девушка даже успела на секундочку испугаться, что сделала ему больно, но в следующее мгновение Зуко буквально сорвал с нее белье, и на Катару обрушился шквал горячечных, отчаянных поцелуев. Еще, еще, еще! Девушка едва успевала делать короткие, частые вдохи в кратких перерывах. Потеряв голову под обжигающим градом ласки — плечи, ключицы, грудь, живот, Зуко целовал ее всю, словно сумасшедший, каждый сантиметр ее тела! — она вскрикивала и извивалась под своим принцем, просто не в силах хотя бы чуточку контролировать себя. Слишком приятно. Слишком горячо, слишком жгут его жадные губы, слишком приятно от мурашек, которые рождают его горячие пальцы, слишком, слишком, слишком... Задыхаясь, Катара, тем не менее, не могла просто лежать неподвижно, потому что... Какого черта Зуко до сих пор в этой проклятой безрукавке?! Дрожащими руками девушка сдирала с его плеч плотную ткань — и из груди вырвался хриплый вскрик почти болезненного удовольствия, когда она впервые обхватила ладонями его обнаженные плечи. — Зууууко... — возле самого его уха послышался низкий, стонущий голос, и у принца потемнело в глазах от желания. Духи, когда она так делает, он... Зуко судорожно стиснул упругие, шелковистые бедра, непроизвольно толкаясь к ним своими. Их бедра все еще разделяла одежда, но даже сквозь нее Катара чувствовала что-то упругое и твердое там, внизу. — Зуко... — прошептала она растерянно, хрипло. — Я... На секунду Зуко овладел страх... практически ужас, что сейчас Катара скажет «я передумала». И тогда он остановится. Должен остановиться. Должен встать, перевести дыхание... выгнать из головы сотни горячечных образов изгибающегося в его руках смуглого тела, прекратить сгорать от желания ласкать ее восхитительную грудь, целовать ее упругий живот, сжимать ее бедра... И просто лечь с ней рядом. Просто лечь. И все. Потому что уйти от Катары в эту ночь его не заставила бы никакая сила во Вселенной. Но вместо «я не хочу» Катара испуганно прошептала, цепляясь за его плечи: — Я... я не знаю, как... прости, если тебе не... Зуко оборвал ее пылким, долгим поцелуем... И, замирая от желания, волнения, восторга — мягко скользнул пальцами под ее шаровары. Катара хрипло застонала сквозь поцелуй, не пытаясь даже его разорвать, приподняла бедра, помогая ему снять с себя остатки одежды. С себя Зуко стащил штаны далеко не таким нежным и медленным движением, исполненным страха напугать — с себя он их содрал одним рывком. От волнения и желания его крупно трясло. Отстранившись от губ Катары — только чтобы хоть немного подышать и сосредоточиться, потому что, целуя ее мягкий, теплый, сладкий рот, Зуко словно растворялся в волнующих и чувственных ощущениях и не соображал вообще ничего — он нашел взглядом ее затуманенные, влажно блестящие глаза, и мягко провел пальцами в сокровенном месте между ее ног. В тот же момент Катара вскрикнула, содрогаясь и зажимая рот дрожащими ладонями. — Я... Я... Зуко... — едва смогла выдохнуть умоляющим, жалобным голосом. — Я... Пожалуйста, я так хочу... От смущения Катара не могла вымолвить и слова. Тем более — такого слова. Между ног было так горячо, мокро, что дрожали колени, и... И она готова была сама просить, чтобы Зуко вошел в нее, наконец. Слава духам, что безумное смущение отняло у нее речь, иначе Зуко наверняка посчитал бы ее самой распутной девушкой на свете. Но, наверное, он и так догадается по тому, как ее трясет в возбужденной дрожи, и по тому, как мокро у нее там. А Зуко медлил... Зуко медлил, потому что был самым лучшим парнем на свете, больше всего волнующимся о том, чтобы ей было хорошо. Он мягко проводил пальцами по ее лону, каждый раз заставляя Катару вздрагивать и вскрикивать от удовольствия; затем его пальцы скользнули чуть глубже... Катара громко ахнула, непроизвольно раздвигая ноги сильнее. Это было... Совсем не больно! Девушка была готова к боли, но, кажется, она была настолько мокрой и возбужденной, что это затмевало боль. Духи, как же это... Это... Катара глухо стонала в голос, бесстыдно двигая бедрами. Его пальцы скользили у нее внутри, она чувствовала их там, каждую фалангу, каждый сантиметр его кожи, и, дрожа, исступленно и пылко целовала лицо Зуко, его губы, шею, даже плечи, словно желая принести ему хотя бы немножко такого же удовольствия. — Пожалуйста... — шептала она хрипло и пьяно. — Прошу тебя, Зуко... Кажется, Зуко совсем не умел ей отказывать. Боли не было. Было безумно непривычно чувствовать что-то чужеродное там, внутри, что-то большое, горячее и упругое, но потом Зуко прижался губами к ее губам, стиснул ее в объятиях... двинулся — и Катара ахнула, почувствовав, как пронзает все тело удовольствием... И все стало хорошо. Все стало настолько всеобъемлюще, жарко, почти мучительно хорошо, что Катара не могла не раздвигать ноги сильнее и не всхлипывать, подаваясь к возлюбленному снова и снова, вжимаясь в него, целуя и жадно, пылко обнимая его... Зуко почти трясло. Кожа Катары казалась ему прохладной, и это сводило с ума: нежные ладони чуть холоднее его собственного разгоряченного тела поглаживали его плечи и спину, нежно скользили по шее. Зуко чувствовал себя обласканным котом, волны до дрожи приятных мурашек проносились по телу, и... Юноша судорожно сглотнул, непроизвольно напрягая мышцы бедер. Там, внутри нее, было так... Так жарко, влажно, безумно горячо! Тесно... Очень тесно, нежные, влажные мышцы сжимали его со всех сторон, и каждый раз, когда Катара невольно сжималась там, внутри, Зуко содрогался от новой волны возбуждения. Юноша в кровь искусал себе губы, боясь излиться слишком рано: она была такой горячей и нежной, такой податливой, она вся была в его руках, была его, его! Зуко содрогнулся, вжимая Катару в себя сильнее. Ладони жадно скользнули по гибкой, нежной спине, наслаждаясь ощущением мягкой шелковистой кожи под руками, скользнули ниже... — Ах! — изумленно вскрикнула девушка, когда руки принца обхватили ее ягодицы. — Зуко! Ее можно было бы назвать почти возмущенной такой наглостью, если бы член Зуко сейчас не двигался внутри ее тела, и это не делало немного... неуместным такое возмущение. Задохнувшись, Катара, тем не менее, даже не подумала оттолкнуть его — напротив, еще теснее притянула к себе за плечи, с жадностью впиваясь в губы долгим поцелуем, и Зуко ответил со жгучим наслаждением. Держать ее в объятиях было невыносимо хорошо. Катара была податливой, жаркой, нежной до одури, казалось, на ее коже не было ни единого изъяна, она вся была — вода и шелк... И ее ягодицы были такими же приятными на ощупь, как и ее грудь. Сам сгорая от смущения (как будто он каждый день трогает девушек за эти места!), Зуко осторожно погладил их, чувствуя гладкую, нежную кожу. — Что ты делаешь... — краснея до кончиков ушей, хрипло пробормотала Катара. В ее голосе отчетливо звучал стон. — Мммммф... Зуко... Она громко всхлипнула, когда он в очередной раз толкнулся глубже внутрь ее тела, и ахнула, когда его горячие, чуть влажные губы жадно прижались к ее груди. — Аааах!.. Катара мелко дрожала всем телом. Ощущения, как же много ощущений, это... это невозможно, она не знала, что так бывает! Его руки словно везде: гладят ребра и талию, скользят по бедрам, сжимают... сжимают ягодицы, поглаживают их, и ей так стыдно от этого, но так до дрожи приятно... И его губы жадно терзают ее ключицы и шею, оставляя на коже один за другим череду жарких, влажных поцелуев, и еще его... его... Катара, не будь такой трусихой! Его член медленно скользит внутри ее лона, и уже одно это способно свести с ума! Девушка уже отчаялась в своих попытках сдержать стоны и теперь позволяла им свободно срываться с губ. Постанывая, она крепко обнимала плечи Зуко, гладила и ласкала их, непроизвольно впиваясь пальцами каждый раз, когда он задевал — руками, губами, органом — чувствительное местечко на ее теле, которых оказалось намного больше, чем Катара когда-либо могла предположить. Ее колени исступленно сжимались на бедрах Зуко словно в попытках притиснуть его сильнее, ближе, чтобы каждой клеточкой кожи чувствовать его горячее тело — его напряженные бедра, его пресс и твердую грудь... Дрожью прошивало даже тогда, когда напряженные кончики ее грудей непроизвольно терлись об его кожу при движениях, и Катара вскрикивала, чувствуя, как бежит по телу волна обжигающих мурашек. — Тебе нравится?.. — хрипло прошептал Зуко, осыпая ее лицо градом горячих, коротких, влажных поцелуев. — Катара... Скажи... — Да... Да-а-а... Тебе просто хочется... чтобы я это сказала, ты, самовлюбленный огненный принц... Аааа! Зуко выбрал именно этот момент для того, чтобы обжечь ее темный, твердый сосок поцелуем, а затем и легким укусом. Катара содрогнулась, выгибаясь в его руках и впиваясь пальцами в плечи. Духи, духи-духи-духи, это так... Это невыносимо, она не выдержит этого! Его член такой горячий... Почему ей не было больно, разве это не сопровождается болью?.. Немного дискомфорта есть, но когда Зуко целует ее, гладит ее — об этом напрочь забываешь, и как же ей горячо, как жарко... Зуко! Его руки скользят по спине, ласкают поясницу, зарываются пальцами в спутанные волосы. Когда ее коса успела растрепаться? Это неважно... Бедра непроизвольно двигались навстречу движениям возлюбленного, и Катара хрипло вскрикивала каждый раз, когда его орган касался каких-то безумно чувствительных точек там, внутри, и исступленно прижималась к Зуко сильнее, словно за пределами его объятий бушевала вьюга, и только он один во всем мире мог ее согреть. Снова и снова влажные, жаркие поцелуи Зуко находили — настигали — ее рот, так, что губы Катары начало даже немного покалывать, кажется, они опухли, но это было неважно, Катара хотела целоваться с ним еще и еще. Она прижималась к своему принцу так сильно, как только могла, обвивалась вокруг него, льнула, осыпая его плечи и шею жаркими поцелуями — и чувствуя, как вибрируют стоны под его светлой кожей, особенно когда она легонько, до одури боясь причинить боль, сжала зубы на его кадыке. В этот момент Зуко стиснул ее в объятиях сильнее и тут же снова отыскал ее рот и завладел им на долгие, сладостные минуты. Катаре было до дрожи приятно от того, как Зуко вздрагивал от ее прикосновений, что он вскрикивал хриплым, низким голосом и даже не пытался сдержать откровенных стонов — это возбуждало ее даже сильнее. Кончиками пальцев она чувствовала крупные мурашки у него на спине, видела затуманенный, пылающий золотой взгляд, чувствовала на лице горячее дыхание... И не видела, не слышала, не чувствовала ничего, кроме него. И это было так восхитительно правильно. Не существовало ничего больше — только Зуко, его горячие руки, горячее тело, его поцелуи, его... его член внутри нее, его дыхание, его стоны, его слова — они иногда срывались с его губ, горячечные, жаркие, искренние слова, бессвязно, но безмерно искренне и пылко. Существовало только это, и сердце Катары разрывалось от того, насколько это было правильно и прекрасно.***
У Зуко очень редко бывало настолько чудесное настроение с утра. Он проснулся раньше девушки, сладко спящей в его руках, и теперь лежал, боясь шевельнуться, и любовался ее расслабленным лицом. Катара обнимала его, похожая на ребенка, сжимающего в объятиях большую игрушку. Чувствуя, как нежность плавит его изнутри, Зуко нежно провел по щеке девушки кончиками пальцев, убирая в сторону непослушный локон. Катара была такой нежной и теплой на ощупь, что Зуко был бы счастлив провести вот так, сжимая ее в объятиях, всю жизнь. Вот только... Парень тяжело вздохнул. Бережно поцеловал шелковистый висок, скользнул рукой по спине, чувствуя, как Катара прогибается под лаской. «Надеюсь, она в порядке... — скулы принца окрасило румянцем. — И у нее ничего не болит, и... Она не жалеет...» Он обязательно спросит об этом. Потом. Если будет кому и у кого спрашивать. Сердце немного ныло, когда Зуко снова целовал любимую — на этот раз чтобы разбудить. — Катара? — принц нежно погладил ее по щеке, когда девушка сонно приоткрыла ресницы. — Прости, но... Мы должны идти. Тонкая ткань шатра не укрывала их от звуков снаружи. Лагерь оживал. Армия собиралась на битву.