«Свирепая буря С деревьев срывает листву — Сегодня впервые Я вспомнил с тоской запоздалой О красках осеннего сада». Таясу Манэтаки
Аанг глубоко втянул в себя прохладный воздух свежего весеннего утра. Небо над головой было густо затянуто пеленой облаков. Солнечные лучи постепенно становились теплее, плотный туман, одеялом укрывший землю, постепенно редел, и небо казалось таким тихим, таким умиротворяющим, что вечно хотелось плыть сквозь эту серебристую влагу, холод и спокойствие… Аанг светло и ясно улыбнулся навстречу восходящему солнцу, смутно, но ярко виднеющемуся сквозь облака. Это было его любимое время суток, когда рассвет уже полностью вступил в свои силы, солнце делалось все теплее, обещая чудный денек, и все вокруг казалось таким ярким, будто наполняющимся силой и жизнью. Аппа неторопливо плыл в воздухе, нес их с Зуко вперед, к стенам великого города. Здесь, в вышине, не было слышно шума внизу, и на мгновение можно было представить, что нет никакой войны, нет и не было, и Аанг не замораживал себя в айсберге, и сейчас он мирно летит в Ба Синг Се с визитом вместе со своим другом Кузоном, и… Видит, как в небе парит, то появляясь, то исчезая в серебристой пелене, один из множества — живых, целых и невредимых — великолепных драконов. Вокруг было так спокойно и тихо, что поначалу Аанг мог только любоваться великолепным зверем, не думая о том, что вскоре ему предстоит испытать на себе его мощь. Огромная красная рептилия блаженствовала в холодном воздухе, изгибаясь всем чешуйчатым телом, под воздушными потоками чуть трепетали усы и крылья, короткие лапы были плотно прижаты к телу для большей скорости и маневренности, на алой чешуе остаются крупные холодные капли. Какой красивый… У аватара Року был такой же, его звали Фэнг. Он был так же предан Року, как Аппа предан Аангу, дракон даже умер вместе со своим хозяином, добровольно отравившись ядовитыми газами от вулкана, потому что так сильно любил его… Но в этом драконе не было любви. Вот тут восхищение сменилось настороженностью. Аанг чуть подался вперед, пристально вглядываясь в рептилию. С ней что-то было не так. Аанг чувствовал это. Что-то было не так, неправильно… не так, как должно быть. Некая… дисгармония. Да, наверное, можно сказать так — дисгармония. И движения его тела были не плавными, и резкими и порывистыми, словно он готовился… «Атаковать». В один миг Аанга буквально втолкнуло обратно в реальность. Да, дракон невозмутимо проплыл мимо в нескольких десятков метров, словно не заметив их — и Аанг, и Зуко с облегчением выдохнули и нервно переглянулись, мол, пронесло — да, небо над головой было исполнено жемчужного спокойствия, да, теплеющие солнечные лучи обещали сегодня чудный весенний денек, но все это не отменяло того, что внизу под Аппой распростерлись две армии. Аанг чуть снизился, чтобы их осмотреть. Вот армия Линга: его солдаты стройными рядами, двигаясь слаженно и уверенно — не прошли даром ежедневные тренировки и месяцы, годы совместной работы — подошли к самым стенам Ба Синг Се, огромным, несокрушимым стенам. С Аппы Аанг мог рассмотреть город за ними… Он криво усмехнулся. В Ба Синг Се нет войны. Интересно, знают ли они, что ждет их любимый город сегодня? Знают ли, что их собираются брать штурмом? Генерал Айро говорил о бунтарских настроениях, о том, что жители Ба Синг Се недовольны правлением Озая… Какая-то их часть. Многим другим, Аанг был уверен в этом, все равно, кто на троне, лишь бы в Ба Синг Се и дальше не было войны. У мальчика мурашки бежали по коже при воспоминании об этом месте. Взгляд темных глаз скользнул по великой стене, которую заполнили черно-красные человечки. Отсюда, сверху, сквозь туманную пелену, они казались такими маленькими, вовсе не страшными… Но их было много. Ряды черно-красных воинов — на стенах и под ними. — Смотри, — негромко окликнул его Зуко, — комодоносороги, это тяжелая артиллерия… ящерошади, это кавалерия… — А вон там танки. Тоф бы справилась с ними в два счета, — слабо улыбнулся Аанг. — Да, у них танки… а у нас катапульты. Вон они, видишь? И буры там, как только полковник их достал. Они с дядей проделали огромную работу. Ряды здоровенных метательных и бурильных машин поджидали своего часа, чтобы пробить стену Ба Синг Се. Выглядели они более, чем внушительно, у Аанга даже сердце екнуло. — А там дирижабли, вон, смотри, — мальчик махнул в сторону гряды из громадных черных летающих машин. — Они будут атаковать с неба, да? — Вряд ли… — Зуко почесал в затылке. — С неба будут бить драконы. Аанг поежился и мысленно пожалел тех, кому доведется это испытать. — Я постараюсь этому помешать, — сказал он серьезно, и Зуко с уважением кивнул в ответ. — Я не уверен, но, скорее всего, дирижабли будут защищать драконов. Дядя говорил, что они собираются бить по ним снизу из катапульт… — Заметив, как нахмурился Аанг, Зуко пожал плечами. — Драконы будут поливать здесь все огнем, Аанг. Нашим людям нужно защищаться. «Я понимаю, но…» Вот поэтому война и неправильна сама по себе, по своей природе. Убивай, чтобы выжить — что может быть хуже этой философии? Она низводит людей до уровня животных. И к тому же… Аанг слабо поежился. Получается, что ему не только от драконов отбиваться придется, но и от армии Линга частично? Он-то ладно, он увернется, а что будет с Аппой? Аанг машинально погладил бизона за рогом и получил в ответ довольное урчание. «Береги себя, малыш». Армия Линга, в отличие от армии Азулы, была не черно-красной, а разношерстной. Приглядевшись, Аанг смог определить, где кто: вот совместные отряды магов земли и огня, которых тренировали работать вместе и защищать друг друга, вот отряд магов воды в синих одеждах своего народа. Их возглавлял Пакку, а воинов южного племени — конечно же, Хакода. Сердце у мальчика взволнованно забилось. Была ли их армия сильнее, чем армия Азулы? Он не знал. Аанг не был воином, он был простым монахом, но… Аватар вспомнил слова Ларры. Ему пришлось стать воином. — Пора, — негромко бросил мальчик. Повинуясь поводьям в руках хозяина, Аппа плавно снизился и приземлился чуть впереди армии Линга, рядом с ним самим и Айро — они, как командиры, вышли вперед. Аанг не без изумления взглянул на Айро, которого впервые видел в доспехах — они ему, как ни странно, шли — и почтительно кивнул им обоим. Зуко успел в двух предложениях пересказать командирам увиденное на короткой разведке с воздуха, об орудиях врагов и дирижаблях, но буквально через пару секунд после того, как парень закончил свой краткий доклад — воздух сотряс мощный драконий рык. Аанг положил руку на нос Аппы прямо под пластиной — бизон, как и в День Черного Солнца, был закован в доспехи. — Спокойно, малыш… На великолепном синем драконе («Духи, какой же он громадный…») Азула плавно, как он сам минуту назад, опустилась на землю напротив них, и армия встретила свою предводительницу приветственным кличем. — Здравствуй, аватар, — хищно улыбнулась бывшая принцесса. — Дядя… Брат… Рада видеть вас всех в этот чудный денек. Не удостоенный внимания Линг негромко фыркнул. Ну да, кто он такой, чтобы удостаиваться приветствия Хозяйки Огня. — Здравствуй, Азула, — спокойно ответил Аанг. — Прежде чем все начнется… — Голос юной Хозяйки Огня громогласно разнесся над полем будущей битвы. — Я в последний раз предлагаю вам сдаться. Вы последние, кто не покорился воле Страны Огня. «Звучит как комплимент», — хмыкнул про себя Аанг. — У вас нет союзников и больше нет армии, кроме этой. «И значит, мы не имеем права проиграть», — крепче сжалась на древке планера тонкая мальчишеская рука. — И даже аватар не сможет вам помочь. — Азула смотрела в лица командующих, словно Аанг был для нее чем-то несущественным. — Вы опустите оружие и сдадите ваше командование… И, конечно же, аватара. Аанг даже едва заметно улыбнулся. «И, конечно же, аватара. Но помочь я не смогу, нет-нет». — Вы признаете власть Страны Огня и склонитесь передо мной. Или же вы умрете, отдав свои жизни зря. Линг слушал ее с непроницаемым выражением лица. Лишь на последних словах он позволил себе короткую усмешку и молча вскинул руку — и армия за его спиной ответила, как один человек, но так, что услышали, наверное, на небесах: — Умрем непокоренными! Девушка усмехнулась и лишь негромко обронила, будто сама себе: — Не сомневаюсь… — И, уже громче: — Что ж, очень жаль. В одно легкое движение, как это делал Аанг, забираясь на Аппу, она оказалась в седле на своем драконе. Тонкие руки обхватили поводья, голова чуть повернулась в сторону. — В атаку! Приказ мгновенно повторили командующие ее армии, а следом за ними — все солдаты, вся масса людей в черно-красном, взревела: — За Страну Огня! В атаку! И дальше все происходило очень быстро. Помня свой приказ, Аанг в мгновение ока оказался на Аппе и помог забраться на него Зуко. Друзья стремительно взлетели в поднебесье, а внизу… Внизу две армии понеслись навстречу друг другу, словно две лавины, два сокрушительных потока, вот-вот готовых столкнуться. — В атаку! — рявкнул Линг спустя мгновение после Азулы и яростно пришпорил ящерошадь. Они с Айро неслись в авангарде, неслись впереди всех. Айро редко участвовал в битвах, только когда ситуация была близка к безнадежной, только когда необходимо было поддержать и взбодрить солдат, но в этой битве он был обязан участвовать наравне со всеми. Он сам хотел этого. Это было захватывающее ощущение, полузабытое, безумно приятное и одновременно безумно пугающе… Когда твоя ящерошадь несется вперед с бешеной скоростью, но тебе кажется, что она двигается очень, очень медленно. Ты слышишь каждый удар ее лап о землю. Слышишь, как из-под них вылетают маленькие камешки… И чувствуешь, как твое сердце колотится о нагрудник доспехов в том же медленном — на самом деле, быстром, но сейчас время для тебя растянулось в бесконечность — ритме, ударяется снова и снова: бух! бух! бух! Руки стискивают поводья. Сосредоточенный взгляд — вперед, только вперед. И так легко, так просторно… Воздуха много, даже слишком много, прохладного, свежего — он ощущается особенно остро свежим, потому что Айро знает, что ему еще долго не придется глотнуть свежего воздуха, и он дышит, дышит полной грудью, пока еще может. В голове ясно, холодно и пусто. Взгляд жадно цепляет каждую деталь. Бух, бух, бухает сердце, тело сжимается во взведенную пружину в седле, готовую атаковать в любое мгновение. Свежо. Холодно. Просторно — нездорово просторно, кажется, будто ты летишь, и это обманчивая эйфория, которой нельзя поддаваться, но ты поддаешься каждый раз… «Впереди!» Азула выставила отряд магов огня. Вскинулись руки — и волна обжигающего жара понеслась прямо на армию Линга. Никто не вскрикнул позади, хотя волна была чудовищной, на несколько мгновений все заполнило собой пламя, огонь взметнулся до небес, раскинулся широкой полосой от горизонта до горизонта, понесся вперед, на них — но Айро тоже выступил вперед и вскинул руки, легко разрезая огонь, разгоняя пламя в разные стороны. Удар пропал вхолостую, и Дракона Запада отблагодарили восторженным воплем позади, а потом… Удар! С размаху. С разбегу. Как налететь на стену там, где ожидал встретить податливый воздух. Как упасть с большой высоты, и животом, нутром, всеми внутренностями — на земную твердь. Две армии сшиблись вместе с металлическим грохотом и криком, и в один миг стало тесно, жарко и быстро. Вернулось ощущение времени — и оно понеслось галопом, словно извиняясь за минутную задержку, жарко забарабанило сердце, жаром битвы обдало разом все тело, каждую конечность — и Айро, не теряя ни секунды, бросился атаковать.***
«Не ждите меня…» Катара до боли, почти до крови прикусила губу. Пальцы судорожно впились в толщу земли, отделяющую ее от подруги, но они не могли пробить ее. Девушка потянулась было к бурдюку: она не могла, не могла ее бросить! И она должна была. Катара тяжело и медленно выдохнула. Почему-то ей вдруг вспомнилось, как они с Тоф оказались в деревянной тюрьме. Она тогда так сильно на нее злилась! Не в самой тюрьме — раньше. Ей казалось, что Тоф отнимает у нее друзей. Конечно, зачем нужна скучная и занудная Катара, которая обстирывает, штопает одежду, лечит, заботится и готовит еду этим двум обалдуям, если есть такая веселая, храбрая, наглая, авантюрная Тоф БейФонг? Катара ужасно ревновала, сейчас она могла себе в этом признаться, но… Но ревновала она не только ребят к Тоф. Но и Тоф к ребятам. Ей всегда хотелось иметь подружку-ровесницу, чтобы заплетать ей косы, судачить о мальчиках и «женских штучках», чтобы вместе готовить, смеяться, устраивать девичники — только она и подружка, и никаких вредных мальчишек, о которых постоянно надо заботиться. Когда в их компании появилась Тоф — Катара была на седьмом небе, хоть и старалась этого не показывать, и буквально утопала в этих фантазиях. Потом выяснилось, что никому не следовало обманываться аристократическим происхождением маленькой БейФонг, и ее мечты полетели прахом. Хотя у них все-таки был своего рода девичник однажды в Ба Синг Се. Катара была так счастлива тогда… Правда, счастлива. Это был чудесный день. И Тоф была такая милая и искренняя… Девушка судорожно сглотнула — и поспешила вглубь стены. Если сегодня они проиграют, то вряд ли кто-либо вообще будет радоваться дружеским посиделкам в мире под руководством принцессы Азулы Безумной. — Катара? — Сокка обернулся на ее шаги. Его глаза взволнованно блестели. В полумраке ссадина на скуле казалась почти черной. Катара машинально, ничего не говоря, обернула воду вокруг ладони и прижала к его лицу, затягивая след от удара. Сокка с облегчением выдохнул… Но тут же нахмурился снова, почувствовав, что пальцы сестры ощутимо подрагивают, и она старательно прячет глаза. — А где Тоф? «Почему я чувствую себя такой виноватой?.. Это Тоф решила прикрыть нам отход, я ее не заставляла!» Но от чувства вины хотелось беззвучно и страшно взвыть. Девушка машинально прислушалась, пытаясь уловить звуки битвы снаружи, понять, что там происходит, но ничего не получилось. Сердце сжималось болезненно, сильно, его будто сдавливало ледяной перчаткой. — Она… она прикроет нас… — Голос надломился. — Она сказала, чтобы мы ее не ждали. Воины земли вокруг них принялись переглядываться. Послышались сочувственные вздохи, кто-то пробормотал «Храни ее духи…», «Боевая девчонка…», «А я говорил, что не надо было ее брать!» Катара криво усмехнулась. Да. Не надо. Не должны воевать дети. Дети должны играть в красивых садах, смеяться, собирать цветы для своих матерей. Дети должны взрослеть и превращаться в прекрасных людей, должны узнавать, что такое настоящая дружба и искренняя любовь. Должны целоваться под цветущими деревьями и радоваться первым снегопадам. Не должны воевать женщины. Они должны быть нежными дочерями и сестрами, матерями, бабушками… Они должны любить. Их должны любить. На их шеях должны застегивать красивые ожерелья, а не пытаться задушить цепью, как сделали с ней, Катарой. На их руках должны быть браслеты, а не кандалы, как на красивых запястьях Суюки. Они должны ухаживать за своими волосами, а не думать о том, чтоб обрезать их, как она, Катара — чтобы ни один преследователь не намотал ее косу на кулак. Женщины должны давать жизнь, а не забирать. Не должны воевать мужчины. Им — быть отцами и братьями, дедами и сыновьями, им — вспахивать землю и засевать ее, им — любить своих женщин и детей. Учить сыновей, как быть храбрыми, защищать тех, кто слабее, защищать — но не нападать. Никогда не нападать. Не должны воевать… Никто не должен воевать. Это противоестественное состояние — война. Не должно этого быть, потому что не должно быть никогда! Катара сдержалась бы, если бы Сокка и Суюки не стиснули ее в объятиях. Почувствовав вокруг плеч руки брата, а на талии — руки подруги, девушка не выдержала — прильнула к Сокке, судорожно, крепко, уткнулась лицом в грудь, стиснула пальцами одежду, с болезненной благодарностью ощущая тепло мягких рук Суюки на своей спине и волосах… Всхлипнула. Сухо, без слез, только пальцы сжались еще крепче, и болезненная гримаса исказила спрятанное на груди у брата лицо. Сокка молча сжал ее сильнее. «Я знаю, Катара. Я знаю». Тоф была невыносима порой, но как же это сейчас было неважно! Она была храброй. Она была веселой. Она никогда не отчаивалась. Она умела не предвзято относиться к людям, чего так не хватало ей, Катаре. Ей нравились яблоки, и она очень хотела помириться со своими родителями, хотела, чтобы они поняли… «Если мы выживем, я сделаю все, чтобы Тоф признали героиней войны, — судорожно прижимаясь к брату, подумала Катара. — Чтобы ее родители узнали, какой на самом деле была их дочь…» Еще один глухой, сухой всхлип. На мгновение девушка вскинула глаза на брата… На щеке парня остались крупные капли влаги от ее целебной перчатки, и от этого казалось, что он плачет. Катара не хотела, чтобы он плакал, и притянула эти капли к себе в бурдюк покорением. Сокка неискренне, вымученно улыбнулся и поцеловал ее в лоб. Голос Буми нарушил короткую тишину, прозвучав спокойно и твердо. Катара бросила на него короткий взгляд: в морщинах на старческом лице залегли тяжелые тени, и мешки (у него под глазами всегда были мешки, но Катара никогда раньше почему-то не задумывалась, откуда они там взялись) казались еще больше. — Ты — займешь место Тоф в арьергарде, — жестко отчеканил царь земли. — Приготовьтесь. Мы поднимаемся на стену. Царь подвел их к какой-то двери… Катара быстро облизнула губы. Прорываясь ко входу внутрь, она надеялась, даже верила, что на этом все испытания закончатся. Вот они прорвутся — раз! — и они уже будут на стене, но… Но да, Катара все-таки иногда бывает потрясающе наивной дурехой. — В стене тридцать ярусов, — сообщил Буми и, услышав изумленные возгласы, усмехнулся: — Да, высоко, знаю. Подниматься будем по лестницам. — Топать по лестницам тридцать ярусов?! — ахнул Сокка. — Там что, нет, я не знаю, подъемника? — Есть. Но они слишком медленные. Воспользуемся подъемником — нас убьют с гарантией. — А если по лестницам?.. — Если по лестницам… — Буми усмехнулся. — То без гарантии. Вести себя тихо. Ни звука. Внутри стены тоже есть охрана, ее используют для хранения ресурсов. Убираем стражу быстро и бесшумно. Будьте готовы. Старик обвел всех тяжелым, пристальным, словно бы испытующим взглядом. Готовы? — спрашивали зеленые глаза под кустиками бровей. Катара, хоть этого и не требовалось, кивнула в ответ. Ее лицо застыло в гримасе ожесточенного упрямства. Они должны прорваться, должны во что бы то ни стало. Ради той маленькой девочки, которая осталась позади. Повинуясь легкому движению узловатой руки Буми, дверь мягко, неслышно отъехала в сторону, и отряд один за другим стремительно скользнул внутрь, следуя за своим царем. Отряд разбился на пары, они шли друг за другом гуськом. Путь освещали светящиеся тусклым зеленоватым светом кристаллы, вмурованные в земляную почву, и в зловещем сумрачном освещении это движение вперед и вверх, безмолвное, бесшумное, стремительное казалось движением привидений, духов, но не людей из плоти и крови. У Катары даже на миг пробежали мурашки по коже: не очень-то приятно ощущать себя привидением… Нервы вибрировали струнами, натянутыми рукой неопытного игрока. Крадущиеся, легкие шаги, напряженный взгляд в зеленоватый сумрак… Сердце словно стянуто веревкой, оно вздрагивало при каждом шаге, но Катара изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Что ждет их впереди? Тридцать ярусов… Катара вспомнила паром, они ведь видели стену снизу. Чудовищно высокая, и сейчас им нужно преодолеть эту высоту… Стража! Катара не успела даже толком испугаться: пара, которая шла впереди сейчас, сработала быстро и чисто. Едва слышный свист камня в висок, изумленно распахнувшиеся глаза стражника, обычного мужчины средних лет со смуглым морщинистым лицом, а в следующее мгновение его буквально вмуровали в стену покорением… У Катары екнуло сердце. Он стал частью того, что охранял… А пара, убравшая его, уже нырнула назад, в конец отряда, давая место новой паре. Буми приказал делать так, чтобы никто не вымотался больше других и не подвел отряд, свалившись замертво. Снова шаги, шаги и шаги по ступенькам, ноги потихоньку начинают ныть. Катара криво усмехнулась — какая обыденная трудность, ноющие от ходьбы по лестнице ноги! Влажный звук камня, врезавшегося в висок. Хлынувшая по лицу стражника темная кровь. Кому-то ударом камня в лицо выбило зубы, и они — белое с красным — посыпались на землю, парень зашатался, с невнятным криком бросился на врагов, но было поздно: земля уже хватала его за плечи сзади, на миг делалась мягкой — а потом твердела вновь, уже приняв в себя его беспомощно трепыхающееся тело. — Оглушить, — велел Буми коротко. Ему повиновались. Тихо. Очень тихо. Очень тихо и очень, очень быстро. Шаги, свист, влажный звук… Катара сама не заметила, как оказалась впереди всех. Настала ее очередь. Рядом шагал Буми. Он ободряюще кивнул ей в то мгновение, когда впереди замаячила еще одна фигура в легких доспехах. Мужчина с аппетитом поглощал лапшу, у Катары даже немного подвело живот от густого, сытного аромата: она не готова была убивать человека, который, духи, просто ел свой законный завтрак! Короткая усмешка. Движение. Внутри все сделалось жестким и твердым. Не знающим о сомнениях хотя бы на несколько минут. Горячий бульон (стражник изумленно вскрикнул) превратился в водяной кнут. Стегнул по горлу, выбивая из него вскрик, ошеломляя, обвился удавкой — стражник затрепыхался, у Катары напряженно задрожали пальцы… Буми легонько топнул ногой, и его втянуло в стену. — Он вскрикнул… — прошептала Катара. Шепот вяз в густом от напряжения воздухе, тело слегка подрагивало. Царь молча кивнул, уже отходя назад. Девушка, следуя за ним и то и дело оглядываясь на стражника, судорожно сглотнула. Достаточно ли этого короткого вскрика, чтобы предупредить следующего постового? Или он, даже если услышит, решит, что ему просто померещилось? Чтобы выяснить — нужно пойти вперед… И Катара шла. Сокка с каким-то покорителем земли. Подскочил к стражнику, быстро полоснул его мечом — тот охнул и тут же, не раздумывая, даже, наверное, не до конца осознав, что происходит, и кто перед ним вырос, как черт из-под земли, смазал парню по лицу — и тут же получил рукоятью меча под дых, захлебнулся воздухом, сложился пополам — и его сразу втянуло в стену. Сокка вытер окровавленные губы и, кажется, озадаченно потрогал языком зуб во рту, проверяя, не выбило ли его окончательно. Ох, Сокка… Напряженной, с натянутыми и вибрирующими нервами, Катаре все казалось, что что-то холодит ей спину между лопатками, заставляя зябко, напряженно ежиться. Отряд успел подняться уже на третий уровень, сердце начинало биться чуть чаще: кажется, все получается, кажется, они смогут! или нет?.. Там, внизу, осталась дорогая ее сердцу девочка. Может, осознание этого и холодило Катаре спину? Или это было что-то другое? Девушка вздрогнула, прислушиваясь к звукам снаружи, за стеной. С одной стороны было тихо, там, в Ба Синг Се, всегда было слишком тихо, но с другой… Ох, черт. Вот, что так ее холодило. Катара стиснула похолодевшие пальцы, и виски тоже будто сжало ледяным обручем. Она услышала гул, гул сотен шагов, рокот танков, какой-то рев — неужели драконы?.. Да, наверняка они, наверняка… Мурашки пробежали по спине, и Катара натолкнулась на взгляд Сокки, точно такой же, как у нее. Девушка ожесточенно сжала побелевшие губы, охваченная ожесточенным желанием во что бы то ни стало добраться до вершины, во что бы то ни стало выполнить приказ, потому что ее сердце больно и сильно екнуло, подсказывая: началось.***
Айро и Линг бились плечом к плечу: Линг прорубал дорогу сталью — Айро выжигал ее жарким огнем. В один миг сделалось тесно и безумно, безумно горячо, враги лились на него бесконечным потоком, ударишь огнем в лицо одному, опрокинешь навзничь, затопчешь ящерошадью — и тут же, спустя ничтожную долю мгновения, нужно атаковать другого, и еще одного, и еще, еще, еще, и так бесконечное количество раз! Почти монотонная работа, но — никогда не ослабляй бдительности, даже не думай ослабить бдительность, ты для всех вокруг — такой же «один из многих», как и все они — для тебя, тебя тоже будут бить, бить сразу со всех сторон, бить больше других, потому что ты — генерал, командир, тебя нужно убить, тебя убить почетно… Айро схватил чью-то руку, пытающуюся вонзить короткий меч ему в ногу, и легко вывернул под нечеловеческим углом; отпихнул ящерошадью сразу нескольких человек, тесня их к лошади Линга, зажимая людей меж животными. Натолкнулся на взгляд полковника, жесткий и одновременно понимающий. Хруст, сдавленные стоны, крики… Айро ухмыльнулся. Звериные тиски. Люди, как много кругом людей: доспехи, шлемы, лица, руки, вспышки жаркого пламени… Это неважно, ему не привыкать. Погасить огонь, направить ответную вспышку — яркую, яростную, жаркую! С ящерошади удобно бить огненными плетями вниз, поражая сразу много человек, его зверь проворен, силен и быстр, он повинуется каждой его команде — вот щелкнул хвостом, будто кнутом, и отбил атаку сзади, умница, хороший мааааа!.. — Айро! — Линг рывком выдернул его из-под падающего зверя — откуда только взялись силы в худощавом теле, чтобы поднять такого слонопотама, как Айро, да еще с доспехами? — Живой! — выдохнул генерал. Ах вы, суки! Сердце разрывалось видеть бедняжку Огненного Ветра — он с болезненным воплем повалился наземь, из глубокой раны чуть выше нагрудных защитных пластин обильно сочилась густая, темная кровь, зверь хрипел и задыхался, и по нему топтались чужие ноги, много, много чужих ног… С рычанием Айро взмахнул руками — и огненная волна разошлась от него во все стороны, обходя стороной только Линга, яростная, жаркая — на несколько мгновений она накрыла всех, кто был с ним рядом, и маг мрачно улыбнулся, когда та схлынула: в живых не осталось никого. — Надо чаще убивать твоих животных, — ухмыльнулся за спиной Линг. — Я говорил, что ты циничная сволочь? Сзади! — Да твою мать! Линг успел спрыгнуть со своего скакуна в последний момент — и спрыгнул красиво, легко, словно вовсе не чувствуя веса брони, а едва оказавшись на ногах… Айро даже успел на миг испугаться (черт, атака! крутануться на месте, огненный кулак — в живот тому, кто пытался атаковать его сзади, почуять запах паленой плоти, почувствовать, как трепещут ноздри, раздуваясь, как у дикого зверя…) — Линг вдруг пропал из виду, но оказалось, что полковник лишь перекатился через голову. Свистнул меч — и какой-то мужчина рухнул перед ним на… нет, не на колени. Коленей у него больше не было, а Линг поднялся снова, с перемазанным в грязи лицом, мрачный и злой, как черт. — Добро пожаловать в мясорубку… А это правда была самая настоящая мясорубка, и оба командира нырнули в нее с разбега. Им больше не давали преимущества ящерошади — бедные животные уже прекратили дергаться и издохли, Айро видел кровавую пену на их мордах, бедные, ни в чем не повинные звери — было только месиво вокруг, месиво из плоти, стали и огня, огня, стали и плоти. Отовсюду атаковали люди, только успевай реагировать. Кулаком, раскрытой ладонью, или ее ребром точно в горло, ногой послать огненный шар — кому-то по ногам, по бедрам, в живот, в пах! Накрыть жаркой огненной волной, хлестнуть кнутом… Тесно, тесно, не применишь прием на дальнее поражение, нужно вырваться на возвышенность, но приходится ограничиваться лишь короткими ударами. Каждый из них мог снести с ног взрослого человека. Лингу в чем-то проще, легче, он-то как раз буквально создан для боев на близких дистанциях, меч так и сверкает в его руках, он орудует им стремительно, ловко, сталь свистит в воздухе… сталь окропляется кровью… — Справа! — Слева! Прикрывать друг друга, прикрывать друг друга всегда, неотступно следить, все ли в порядке с товарищем. Сердце бьется сильно, жарко, но страха нет — лишь сосредоточенная, спокойная злость. Вперед. Только вперед. Через людей, которых слишком много, через жаркие вспышки огня, способные выжечь глаза и лишить зрения, через летящие комья земли — Айро знал, что это свои, но от этого не легче, они могли случайно попасть и по нему, и от них тоже приходилось уклоняться. Айро слышал, как тихонько ругается сквозь зубы по этому поводу Линг, пригибая голову. Полковник сражался красиво — то есть, мастерски, ибо мастерство всегда прекрасно: стремительный, напоминающий атакующую королевскую кобру в своих черных доспехах, с черными глазами… Взмокший от вспышек огня, с прилипшими ко лбу прядями волос, с оскаленным ртом и застывшими чертами лица, но все равно — жутко-красивый. Айро урвал мгновение, чтобы перевести дыхание. Мышцы приятно ныли, тело гудело, но это еще не была выламывающая кости усталость — для нее пока рановато. Но сердце частило слишком сильно — не от нагрузки даже, а от этой чудовищной тесноты, от скорости всех движений и реакций, от летящей в лицо грязи и вспышек слишком горячего огня, от криков вокруг, от… Погодите. Криков?.. — Дракон! Дракон!!! Поднять щиты! — Линг! Полковник обернулся — и замер с искаженным, перекошенным лицом и широко распахнутыми глазами. Сражаясь, в этой лихорадочной сумятице и сутолоке, они совсем забыли о драконах… И теперь расширенными глазами смотрели на столб огня от неба до земли к востоку от них. Оттуда доносились истошные вопли, пронзительные, нечеловеческие, слишком громкие, не может человек так кричать. Не может — если только его не поджаривают заживо… В какое-то мгновение Айро показалось, что и его ожидает та же участь. Волна обжигающе горячего воздуха прокатилась от пламени дракона, и доспехи мгновенно раскалились — у старика вырвался хриплый крик боли, он непроизвольно схватился за нагрудник, пытаясь его остудить, покорить тепло, вытянуть его, но все было тщетно! Агни… В одно мгновение Айро швырнуло из настоящего — в прошлое. Жаркий солнечный день, мост, соединяющий две пещеры, и он стоит на нем, и дракон поливает его огнем, и он держит его на своих плечах, словно гигант из легенды, держит изо всех сил… «Духи… — Судорожный, хриплый вздох вырвался из глотки, когда жар, наконец, схлынул. В голове мутилось, перед глазами все плыло, даже тошнота накатывала, словно он пересидел в горячих источниках. Очень горячих источниках. Чертовски… драконовски горячих источниках. — Зуко… Там Зуко…» Мысли машинально вернулись к племяннику. Взгляд мазнул по благословенно прохладному, серебристо-жемчужному небу в пелене облаков, оскверненному лишь пятнами дирижаблей, которые не позволяли его людям добраться до драконов. Обычно Айро порадовался бы этому, но сейчас он был не гуманистом, искренне считающим, что нельзя убивать древних и прекрасных созданий — сейчас он был генералом. И еще очень волнующимся дядей. «Помогите им, духи…» — взмолился он.***
Пятый ярус. Буми и его отряд старались двигаться как можно тише и быстрее. Гуськом, прижимаясь к стенам и друг к другу, слаженно, как один человек, и тихо, словно десяток неслышных теней. Сейчас отряд притаился за поворотом коридора — внутренность стены состояла из бесконечных коридоров и лестниц, лестниц и коридоров, и чем выше они поднимались, тем более бесконечными они казались. Сокка стоял впереди всех и осторожно высовывался из-за угла, проверяя, нет ли впереди кого-нибудь, а если есть — то сколько, и как обезвредить. Повернувшись к своим, Сокка слегка покачал головой: пусто. Катара видела, как настороженно блестят его глаза и неровно, слишком быстро вздымается грудь. Буми кивнул и жестом приказал юноше занять свое место в цепочке. Едва-едва касаясь земли — словно они вправду сделались бесплотными привидениями — отряд прокрался к лестнице. Они шли в определенном порядке, продиктованном царем Буми: впереди он сам, сразу после него — Катара, затем маги земли, мужчины и женщины, в середине — Сокка и Суюки, и за ними снова маги земли, замыкая шествие. Очередная лестница уходила ввысь, теряясь в зеленоватом сумраке. «Это… сложно», — подумала Катара, взбираясь по крутым ступеням. Дышать было тяжело: от тесноты, от темноты вокруг, от того, сколько людей набилось в эту тесноту, от… от сумасшедшего напряжения. Девушка понимала, что ее друзьям, ее любимому сейчас намного тяжелее: Зуко сражается с драконом, на спине у которого сидит самая жестокая и отвратительная девушка на земле, а что творится сейчас под стенами Катара боялась даже думать: она помнила штурм Омашу и понимала, что такое побоище, когда вокруг одни враги, и нужно выжить и во что бы то ни стало прорваться к цели. Но и им, их отряду, поднимающемуся выше и выше внутри стены, тоже было тяжело. От напряжения — не вздохнуть. Болезненно обостренный слух ловит каждый звук снизу и сбоку. Что происходит там? Жива ли еще Тоф? Есть ли у нее хотя бы один шанс выжить? А внизу, под стенами?.. В небе над стеной? Духи, эта неизвестность сводила с ума. Катара нервничала намного больше, чем могла бы, потому что терзала себя мыслями о Зуко, о Тоф, о всех друзьях и сторонниках, которые сейчас рискуют своей жизнью, возможно, ранены, возможно, умирают, и она ничем не может помочь, она может только идти и идти… Духи! Девушке безумно захотелось хоть на миг прислониться рукой к стене и перевести дыхание, но нельзя: нужно двигаться вперед, у них есть четкая и конкретная цель, и они обязаны ее выполнить. Периодически слышался другой шум, ближе, чем шум битвы: топот, отдаленно доносились голоса, какое-то движение — видимо, стену готовились оборонять, хотя битва еще не докатилась до нее и бушевала внизу, под нею, а отряд магов земли поднимался, напротив, все выше и выше. Шестой ярус… Впереди никого не было, но Буми резко остановился, чутко прислушиваясь, даже прочистил ухо мизинцем и оттопырил его ладонью. Затем тень пробежала по его лбу. Два узловатых пальца показали вперед, затем прижались к губам. «Солдаты. Осторожно». Катара глубоко, чуточку судорожно вздохнула. Смешанные чувства: и облегчение, потому что лучше сражаться, чем вот так вязнуть в напряжении, собственных чувствах и неизвестности; и напряжение, потому что каждая схватка означала риск — ранение, смерть, или что их заметят… Последнее — хуже всего. Отряд крался вперед, словно воры в ночи. Катара видела, как напряжена спина Буми под тканью одежды; затем ее взгляд скользнул под его руку… Солдаты! Девушка неслышно скользнула вперед, уже в движении легко, грациозно взмахивая руками. Сосредоточенный взгляд прямо в цель, вода обвивает ноги и… Застывает льдом. Солдаты попытались вскрикнуть, но в голову им уже метили камни, заталкивая крик обратно в горло. Мелькнул бумеранг Сокки: сначала Катара услышала его знакомый до боли свист, затем увидела и его самого, и один из охранников обмяк бессильной тушей… И почти тут же Катара услышала придушенный вскрик, который Сокка тут же торопливо запечатал ладонью. Девушка непроизвольно обернулась к нему, испуганно протягивая руки, уже видя, что у него обожжено плечо… И тут же едва не вскрикнула сама. Больно, больно! Между лопаток, проклятье, как же больно! Слезы мгновенно навернулись на глаза, но Катара упрямо закусила губу — и покорила собственные слезы, направляя их тонким ножом в горло одному из солдат. Предупреждая новые атаки, Буми жестко взмахнул кулаками, и перед отрядом выросла земляная стена, закрывающая их, и тут же от нее стали отделяться один камень за другим, небольшие, но тяжелые и меткие. В лоб, в висок, в глаза — неприятные звуки встречи кости и камня, камня и металла — на некоторых, но не на всех из, кажется, примерно десятка солдат были шлемы. Катара вздрагивала от этих звуков и глубже закусывала губу, но не отступала, атакуя вместе со всеми. — Готовы, — негромко выдохнул Буми, — убрать их. И вперед. Пока маги земли прятали солдат огня в стену, Катара торопливо подбежала к Сокке. — Больно? — горячий шепот, чуть подрагивающие пальцы, обернутые сияющей водяной перчаткой. Девушка быстро огляделась: — Кто-нибудь еще ранен? — Да, вон тот… А ты? — Сокка взволнованно дотронулся до ее плеча. — Твоя спина… — Я не смогу залечить ее, — грустно улыбнулась Катара, — я не дотянусь. Это ничего, не бойся. Мне не больно. — Не больно… — надтреснуто усмехнулся брат. — Не больно ей… Да чтоб им всем провалиться!***
Линг не чувствовал меча в своей руке — он стал, скорее, ее продолжением. Наискось по грудине врага — кровь брызнула прямо на лицо, парень был на две головы выше худощавого, не особо высокого полковника; на губах соленый вкус — Линг машинально слизнул… и тут же с ожесточением сплюнул. Гадость! Он уже весь был перемазан в крови, пока что — только в чужой, и ничего ему так не хотелось, как вымыться. Вымыться в холодной, чистой воде, забраться в большую деревянную бадью, чтобы приятно пахло древесиной, затянуть ее мягкой тканью, чтобы ничего не занозить, и долго отмокать в ледяной воде, потому что… Потому что духи, как же здесь жарко. Мужчина урвал мгновение, чтобы стереть со лба заливающий лицо пот. Волосы от него вымокли уже насквозь, пряди липли ко лбу, лезли в глаза, загораживая обзор, и Линг то и дело резко, раздраженно, словно зверь, встряхивал головой, чтобы убрать волосы. Наискось по груди одного. Рубануть по ногам другого. Схватить его же за волосы и швырнуть оцепенелым от боли телом в третьего, ошеломляя и сбивая с ног, и тут же добить ударом в горло. Услышал: сзади какой-то шум (относящийся именно к нему шум, потому что вокруг такой грохот и гвалт из криков, стонов, ругани, топота животных, рокота боевых машин, что оглохнуть можно) и, не раздумывая, резко ударил рукоятью в солнечное сплетение и тут же болезненно, сильно — чуть выше промежности, чтобы точно повалился в грязь, захлебываясь криком и воздухом. Крутанулся на пятках, размахиваясь широкой красивой дугой, и тут же — ряд быстрых, жестких, коротких ударов, всегда точных, сильных, стремительных — не уклонишься, тварь! В грудину, в шею, в лицо, по влажной мякоти глаз, Линг с каким-то нездоровым вниманием впился в белизну глазных яблок, а затем… Ах ты ж твою душу мать, опять его кровью залило! Полковник раздраженно смахнул с лица алую влагу, но лишь больше ее размазал и сердито ругнулся вполголоса. Вымыться. Срочно. Ледяной водой. «Ага, с лепестками роз и лавандовым маслом. Драться!» Вместо глаз у убитого им солдата — кровавый влажный зев, он еще кричит в агонии, закрывая лицо руками, и на пальцах тоже остаются алые пятна… Линг поморщился — и следующего ударил еще сильнее и яростнее, вымещая бессильную злость и отвращение. В живот, прямо по нутру — кишки вывалились наружу комом змей, и Линг перешагнул через них, чтобы нанести еще один удар, короткий, точечный, мечом в щель между доспехами. Линг рисковал и знал, что рисковал, но необходимо было прикрыть Айро: эта тварь метила прямо другу в спину. Тело затрепыхалось и обмякло на клинке, как свиненок на вертеле, но когда полковник попытался потянуть клинок на себя… Твою мать! — Айро! Друг мгновенно оказался рядом, Линг, наверное, никогда не привыкнет к тому, как быстро и бесшумно умеет передвигаться этот тяжеловес. Навалился, побледнел от натуги, потянул на себя… Есть! — Спасибо. Вместо ответа — и это лучше любого «пожалуйста» — Айро взмахнул кулаком, с зажатым в нем огненным кинжалом, и ударил промеж ключиц солдата, который попытался напасть на отвлекшегося полковника сзади. Тому было некогда благодарить друга — они отблагодарят друг друга за все три сотни тысяч раз, что прикрыли друг другу спину, позже, а сейчас… Сейчас Линг сцепился с еще одним. Обычно драки в таких боях очень короткие: либо ты — либо тебя, все зависит от того, кто первым успеет нанести удар, и будет ли этот удар смертельным, но сейчас Линг наткнулся на действительно хорошего воина, он почувствовал это, едва увидев, как плавно и мягко он двигается, и какое спокойное выражение на его перемазанном грязью, как и у самого Линга, в общем-то, лице. Обычно солдатские лица искажены ужасом, болью, гневом, но этот был спокоен. И держал в руках два коротких меча. Линг ухмыльнулся, вскинув на него жесткие, как кремень, черные глаза. Потанцевать хочешь? Давай потанцуем. Но бой — это не танец двух влюбленных, бой — это крошево, месиво и чудовищный хаос. Красивого танца, дуэли как таковой не получилось, мечники просто сшиблись друг с другом, успели нанести несколько ударов вместо всего двух, успели даже скрестить клинки… Воин сделал какое-то замысловатое движение ими — Линг почувствовал, как выкручивает руки, как они почему-то перестают слушаться, черт, только бы не сломал, только бы не сломал, не слома… Нет — только опрокинули в грязь. Айро прикрыл тут же: ударил мечника в спину, и Линг пружиной оказался… Нет, не на ногах — мы люди не гордые, мы и с колен ударить можем. Прямо по коленям, чтобы тоже повалился в грязь и дал добить себя ударом в живот. Линг ухмыльнулся было с удовольствием, но вдруг заметил, какое отрешенное, спокойное выражение осталось на бледном, уже мертвом лице солдата, хоть тот и прикрывал тщетно живот, пытаясь удержать ускользающую жизнь… Некогда было философствовать. Линг мгновенно оказался на ногах — весь перемазанный во взрыхленной сотнями ног земле и крови, грязный и злой, как черт — огляделся, пытаясь оценить обстановку, но не хватило времени: прямо на него неслась обезумевшая от страха ящерошадь. «Прости, дружок», — вздохнул негромко полковник, перерубая ей ноги и добивая ударом в горло. Прости, дружок. Правда, я не хотел, не люблю я убивать животных, они ни в чем не повинны, но ты мог кого-нибудь затоптать, ранить, убить… Неожиданно полковник вздрогнул, почувствовав, как шею и затылок вздыбили ледяные мурашки — воздух вокруг, раскаленный, пропахший кровью, обожженной плотью и металлом воздух (духи, здесь вправду нечем дышать, воды, ледяной воды, свежего воздуха, чистого неба хоть на секунду!), сотряс громогласный драконий рев. Линг вздрогнул — но в следующее мгновение уже взревел во всю мощь своих командирских, натренированных легких: — Поднять щиты! Он успел увидеть, как Айро, отбросив в сторону чей-то бездыханный труп, поднимает руки, успел увидеть, как от его рук распространяется яркое пламя, огромный огненный купол, накрывающий как можно больше народу вокруг, успел даже мимолетно пожалеть, что вместе со своими Айро волей-неволей прикрывал и врагов — а в следующий миг все мысли буквально выжгло. Жарко. Невыносимо жарко. Линг никогда не любил жару, он любил зиму, благословенно холодную, тихую зиму со скрипом снега под ногами и ледяным воздухом… Жарко! Жарко, как в аду, черт возьми, даже доспехи раскалились! Крупные капли пота катились по вискам и щекам, челюсти судорожно сжимались до боли в напряженных мышцах, грудь теснил хриплый вопль — Линг не был покорителем, то, что для мага огня было бы приятным теплом (хотя эта жаровня даже для самого сильного мага огня не была бы чем-то приятным — Линг видел сквозь горячую муть, как стекленеет от боли взгляд Айро, как вздуваются жилы у него на висках) для Линга было бы уже ожогом, и теперь он изо всех сил сдерживал крик. Полковник слышал, как кричат другие люди, и очень надеялся, что среди них были и вопли их врагов тоже, но сам не мог позволить себе вскрикнуть. Командиры не должны кричать ничего, кроме приказов. Например… — Сбить дракона! Это кричал не Линг, это кричали с востока, от катапульт. Цинично, но Линг перед боем приказал катапультщикам атаковать дракона, если тот атакует другую часть поля: чтобы полить землю огнем, зверь должен был спуститься, а значит, стать уязвимым, и нужно усиливать атаки, чтобы пробить заслон из дирижаблей и добраться до чешуйчатой твари. Дракон наконец-то прекратил попытки превратить их в поджаристые отбивные, и Айро с облегчением убрал огненный купол, тяжело дыша и даже слегка покачиваясь. Линг резко обернулся, цепляя зрачками в перерывах между краткими схватками, что происходит к востоку от них. Катапульты живо подготовили к броску, быстрее, быстрее, пока дракон не взлетел снова. Прицелиться… Рассчитать силу броска… Пли! Линг напряженно замер, буквально впиваясь взглядом в летящий по воздуху камень, отчаянно надеясь, что сейчас дракон заревет от боли, рухнет на землю с пробитым и смятым боком… Но нет — камень раздробили огненным потоком из дирижабля. И второй тоже, и третий, и пятый… Линг грязно выругался… И тут ему съездили по лицу. Просто съездили по лицу, кулаком, даже без перчатки, потому что нечего отвлекаться на поле боя и пялиться на всяких там драконов. В голове слегка зазвенело, носом хлынула кровь, словно мало ему было чужой… Линг зарычал от ярости и съездил по роже в ответ еще сильнее. Не на того напал! Думал, если полковник — так и рожу начистить не смогу?! Раз удар, два удар, три… Линг ухмыльнулся, наблюдая, как чужое лицо превратилось в кровавую кашу, как парень упал, захлебываясь собственной кровью — и содрогнулся, когда в грудину ему легко, без натуги, вошел меч полковника. Разобравшись с ним, Линг снова обернулся к востоку… Слава Агни, катапультщики работают слаженно и умело. Вот только на них ползут танки… Их уверенно блокируют маги земли, спасибо Сокке, который рассказал, что танку достаточно заткнуть окошки, из которых потоками льется пламя, и дальше можно делать с ним что хочешь. Линг довольно улыбнулся — и вновь полностью сосредоточился на хаосе и жарком аду вокруг. Он не видел этого, но одну катапульту все-таки успели сломать, несмотря на усилия обороняющихся магов земли: с негромким свистом вспорол воздух металлический крюк, жадно метя прямо в орудие, впился в дерево, дернули на себя всей силой натянутых металлических цепей, выбивая механизм… Послышались взволнованные возгласы и вскрики, кто-то торопливо кинулся чинить, но не так-то просто что-то починить, когда все вокруг больше напоминает ад, чем реальный мир, а с небес снова спускается, готовясь полить землю огнем, дракон. Одно орудие армия Линга все-таки потеряла, но сам полковник этого не видел: хаос боя поглотил его с головой.***
Тоф считала себя одиночкой. Когда-то давно, наверное, еще в прошлой жизни — там было больше секретов и молчания, чем честности, больше тоски, чем веселья, больше заботы, похожей на безвоздушный шелковый кокон, чем настоящей любви — один парень, боец на ринге, предложил ей сражаться вдвоем. Мол, ты умная и маленькая, а я большой и сильный, я буду тебя прикрывать, выигрыш делим пополам. Тоф тогда сплюнула ему под ноги и с детским высокомерием отрезала: «Я дерусь только одна». Она привыкла к одиночеству, у нее никогда не было друзей, соратников, людей, которые прикрыли бы ей спину. Теперь они появились. Ее веселые, храбрые друзья. Они всегда готовы были защитить ее, и Тоф всегда была готова защитить их. Маленькой аристократки не коснулась война, она не знала почти ничего о том, что делала огненная нация с ее соотечественниками, она росла в шелковом коконе покоя и удушливой опеки, в богатой семье, в городе, который был счастливо колонизирован в самом начале войны и не знал ни боев, ни запаха паленого мяса и гари, ни черного снега. И все же теперь Тоф сражалась ради того, чтобы война закончилась. Она знала, что война — это очень страшно и очень больно. Прямо сейчас ожоги и синяки (пока еще немногочисленные) горели на ее теле, и девочке очень хотелось бы почувствовать исцеляющее, нежное прикосновение прохладных рук Катары, но Катара уже ушла. «Надеюсь, Сахарная Царевна не очень сильно распускала сопли, этого им только и не хватало». Война забрала у Катары маму… Это Тоф знала. И у Сокки тоже. Еще она знала, что из-за войны Сокка постоянно волнуется о Суюки (которая вообще-то хорошая девчонка, зря Тоф на нее раньше злилась), хоть та и сама прекрасно может себя защитить. А Катара из-за войны раньше очень забавно ругалась с мистером Горячие Пятки, и вообще они все жутко на него злились и не понимали того, что ей, Тоф — девочке, которую не затронула война — было очевидно. И еще — что Аанг… Аанг пережил такое, что Тоф предпочитала об этом не задумываться: слишком больно, слишком страшно, настолько, что хочется кричать и трясти мальчишку за плечи, спрашивая, как он умудрился остаться в своем уме. Тоф правда предпочитала об этом не думать и уж тем более не говорить с ним — не хватало еще делать другу больно. Меньше всего на свете она хотела, чтобы им всем было больно. И сейчас, решительно расставляя ноги пошире и готовясь атаковать, Тоф понимала, что защищает не свою страну, не мир во всем мире и даже не себя и не своих родителей — в первую очередь она защищает своих друзей. У нее было примерно два вдоха и выдоха, чтобы подумать обо всем этом — а потом Тоф решительно взмахнула руками, и в тех Дай Ли, кто утопал в зыбучих песках, полетели большие камни. Свист! Тяжелый, угрожающий свист в воздухе, Тоф всегда очень чутко его воспринимала. Свист, потом — грохот и влажный, хлюпающий, противный звук ломающейся кости, человеческие вскрики, хрипы, захлебывающиеся стоны — даже бравые солдаты будут кричать, когда им прямо в голову прилетит тяжеленный булыжник. Еще удар, еще, еще, камень за камнем, так быстро, как только возможно, в такт сердцу, что колотится все сильнее и сильнее с каждым мгновением. Руки двигались отточенно и твердо, Тоф не видела, но могла представить во всех подробностях, как громадные камни взлетают вверх — и вперед, к чужим головам и телам. Еще один, и еще, еще, еще, пока они не пришли в себя, быстрей же, у нее считанные секунды форы! Давай, вырубить, пусть полежат себе тихонько, пусть утонут в песках и захлебнутся там без кислорода, они заслужили! Сердце горячечно частило, дыхание делалось чаще и короче. Тоф жадно прислушивалась, лихорадочно анализируя, что происходит вокруг. Кажется, кто-то успел заслониться, или отвести удар, или раздробить летящий в голову камень… Кто-то не успел — она правда старалась атаковать так быстро, как только могла, обрушив на врагов настоящий каменный шквал — и теперь повергнут в зыбучие пески, стремительно смыкающиеся над его бесчувственным телом… У девочки сильно билось сердце. Только дважды за всю жизнь до этого она чувствовала его настолько ощутимо и ясно, как живую, упругую, мечущуюся в груди птицу: во время прилета Кометы Созина и в тот раз, когда их разбили наголову Чи Дан. И вот теперь… Сердце колотилось пойманной пташкой, отчаянно и сильно. Оно не хотело останавливаться. Больше всего на свете оно хотело жить, жить, жить! Смеяться, шутить, издеваться над Соккой, слушать, как Аанг играет на флейте, подшучивать над четой Сахарных Царевен, дышать свежим ароматом цветов… Оно хотело жить изо всех сил. Даже если за это кому-то придется умереть. Внутри словно что-то натянулось — и лопнуло с противным тоненьким звоном. Прикрываясь на всякий случай щитом (в нее уже летели пока еще незначительные удары, и у Тоф каждый раз что-то испуганно вздрагивало внутри), Тоф жестко сжала кулак, покоряя песок — и он плотнее сжался над телами ее врагов, лишая их воздуха, забирая их жизнь. Короткая, нездоровая усмешка дернула уголок тонких губ, обычно бледных, но в кровь, в мясо искусанных сейчас. «Один — ноль в пользу Слепого Бандита!» Почему-то немножко захотелось плакать. Тоф понимала, что и раньше кто-то мог… не встать после ее удара. Она это понимала. Но впервые забирала жизнь вот так, хладнокровно и осознанно, уверенной рукой забирая у врага доступ к кислороду… Чтобы он не отнял его у ее друзей. Что-то внутри, в груди, свернулось в горячий, твердый, упрямый комок. Между лопаток зудело и жгло: там, за ее спиной, остались ее друзья, и это значит, что она ни за что не позволит Дай Ли и магам огня прорваться вперед. Ухо чуть дернулось, как у настороженного зверя, и руки мгновенно взлетели вверх — тело среагировало быстрее разума, все нутро опалило адреналиновым жаром. Руки — вверх, крепко сжать кулак, короткий шажок вперед: я не боюсь! — и огромный булыжник раздробился на множество маленьких, по земле звонко, как каблуки Твинклтоса, когда он танцует, застучали мелкие обломки, отвлекая, мешая выхватить из какофонии вокруг по-настоящему важное… В маленького мага земли уже стремительно летел следующий. Черт, как быстро, почему так быстро?! Тоф стремительно нырнула вниз, уклоняясь от удара, перекувыркнулась, прикрывая голову, и послала в ответ земляную волну, но почти наугад, наверняка она не достигла цели, ей просто нужно было хоть что-то делать, ведь нельзя, нельзя давать им преимущество, нельзя, чтобы они доминировали над ней в бою, перехватывали инициативу, иначе пять-десять минут — и она… Она… Девочка нервно и быстро кусала губы, все тело охватил адреналиновый жар и дрожь. Что делать?! Она успевала только торопливо прикрываться от ударов, отбивать, дробить на куски, создавать щит или уворачиваться, успевала лишь слышать бешеный стук своего сердца в висках, но не успевала думать, не успевала атаковать — на нее наседали слишком плотно, а она… Она всего лишь маленькая девочка. «Да ничерта подобного, понятно?! Я — Слепой Бандит, Беглянка и героиня! Давай, действуй, дерись, ты, несчастная дура!» Здоровая злость — нет, даже ярость! — вскипела в крови, но в то же время ее разум оставался спокойным и ясным, как всегда во время боя, Тоф злилась, но не позволяла злости затмить свой мозг, она знала, что выигрывает в основном мозгами, а не инстинктами, как Зуко или Катара, и если мозг затуманится — она не продержится долго. Отбить удар! Камень влетел в стену справа, так, что все катакомбы разом содрогнулись, так, что Тоф сама вздрогнула. Она напряженно пыталась понять, что происходит вокруг, откуда ждать следующего удара. От напряжения ныли ноги. Плавно уйти вниз, пропуская камень над головой, и тут же — вверх, потому что ей пытаются сломать ноги… Аааа! «Мне нужно отбросить их назад!» — горячечно стучит в висках. Снова вверх на высоком земляном столбе, уходя от огненной волны — его тут же обрушивают маги земли, но Тоф приземляется почти грациозно, только едва не подворачивает себе лодыжку, и приземление отдается болью в ступнях. Волосы растрепались, щекочут лицо, заслоняют его, как будто она — пугающий дух, пряди чуть-чуть колышутся от тяжелого дыхания, голова идет кругом, ее стягивает тяжестью головной боли, сердечного стука. «Чем они ближе — тем опаснее!» Воздух опалило жаром — и Тоф мгновенно создала щит, скрестив руки в запястьях, из груди ее невольно вырвался испуганный и болезненный вопль. «Хорошо, что я слепая, мне кажется, я бы так боялась огня…» «…но не слишком далеко, иначе они смогут оттуда забросать меня камнями, а я… Черт!!!» Ее всевидящие ступни подсказали, что собираются делать эти дети свиньи и собаки: они взяли ее в полукольцо, и огонь хлынул сразу со всех сторон. Издав испуганный крик, Тоф взмахнула руками, создавая вокруг себя земляной купол, полностью закрывающий ее ото всех. Пламя тщетно облизало камень, но внутри сделалось жарко, как в печке. Тоф сидела там, съежившись, и сквозь густой жар, сквозь заливающий ее лицо пот пыталась придумать, хоть что-нибудь придумать… Жар снаружи схлынул, наступила краткая пауза: похоже, они соображали, что делать с ней теперь, и, скорее всего, если не получилось огнем — они попытаются землей… Резкое движение — Тоф вскочила на ноги, разрушая купол вокруг себя, и он сотнями обломков обрушился на ее врагов. В воздухе зазвучали вскрики, вопли и тот неприятный, хлюпающий, влажный звук кости и камня… Что-то внутри снова мерзко екнуло, но Тоф не обратила внимания — она решительно шагнула вперед и резким движением вытянула напряженные руки. Короткие, еще немножко детские пальчики скрючились, как у ведьмы, лицо исказило напряжением — с ним всегда связана магия земли, это вам не игры с водой и не лепестки роз на нежном ветерке, это грязь, это камни, это сила, это… Это маленькое, но очень мощное землетрясение, созданное ее руками, и испуганные, злобные, растерянные вопли, брань и грохот тел, падающих, как кегли в одной из тех игр, в которые они с Аангом и Соккой так ловко обводили вокруг пальца всяких проходимцев. «Есть! Получилось! — Тоф ликующе ухмыльнулась, и тут же ее снова захватил адреналин и страх. — Что теперь? — В висках горячечно стучало, отдавалось лихорадкой во всем теле… — Перейти в атаку? Безнадежно…» Это слово вонзилось ей в сердце, как один из тех острых кристаллов, что росли здесь по стенам. «…безнадежно… их слишком много, они меня просто сомнут… Ну почему, почему я не могу покорять металл на расстоянии! Здесь у всех доспехи и шлемы, я бы смяла их, как мячик, и дело с концом!» Девочка так и не успела что-нибудь придумать. Может, будь у нее хотя бы полминуты, минута… Но Дай Ли недаром были элитой Ба Синг Се. В следующее мгновение настала очередь Тоф испуганно кричать и взмахивать руками, больше инстинктивно, чем по велению разума, создавая мощный земляной щит. Черт, вот это грохот! Девочка рефлекторно отшатнулась, будто звук был упругой волной, на несколько мгновений у нее даже заложило уши. Грохот заполнил собой все вокруг, парализовал разум, заставил даже закричать, чтобы хоть как-то перекрыть, хоть как-то спастись… Тоф невольно съежилась, с болезненной отчетливостью чувствуя, как вздрагивает щит под мощными ударами и шквалом пламени. Удар, и еще удар, и еще — считать бесполезно, слишком много, и все — одновременно… Держать щит! Он вздрагивает, он норовит пойти трещинами, но она должна держать его, держать, во что бы то ни стало, обновлять и снова держать! Брр, все равно, что библиотеку в пустыне когда-то давно, только там было хотя бы тихо, и… Аааа, черт, не могу больше! Не могу! Девочка глухо и болезненно замычала сквозь зубы, чувствуя, как щит накаляется под огненной волной… Защита мгновенно обратилась в капкан, в настоящую кузнечную печь. Тоф низко опустила голову, все ее тело свело судорогой напряжения, лоб сморщился, из горла рвался тоненький, на одной ноте, пронзительный… вой? Стон? Как у зверька, которому очень больно. Черт, они еще и огонь в дело пустили, еще больше огня… Руки печет, по лицу непроизвольно текут болезненные слезы, и их тут же иссушает сухим жаром вокруг. На левой руке жгло особенно сильно — значит, там ожог… Ожог. На левой руке. Значит, маги огня слева! Ух, лучше бы ей узнать об этом как-нибудь менее болезненно… Тоф на долю секунды задержала дыхание, как перед прыжком в воду. Она знала, что нужно сделать, и это — чуть ли не единственная ее возможность, потому что уходить под землю и выныривать прямо в рядах противника слишком рискованно, ее просто проткнут мечом быстрее, чем она успеет что-нибудь сделать, но… Все-таки там, снаружи, такой шквал камней… И огня тоже… И ей нужно высунуться. Не полностью, она не зависит от зрения, как другие бойцы, но когда она атакует, то все равно откроется, хоть на долю мгновения, но под таким шквалом земли и огня мгновения довольно, чтобы… «Трусиха! — яростно рявкнула на себя БейФонг. — Жалкая трусиха, ты должна это сделать, иначе они просто сомнут тебя напором! Давай! Раз! Два… Три!» Одним рывком Тоф отделила большой, чтобы многих задело и смяло, кусок от своего щита и швырнула его влево, туда, откуда шли потоком огненные удары. В открывшуюся брешь мгновенно хлынул поток огня, и Тоф закричала, пронзительно и тоненько, по-девчачьи — казалось, плоть на костях плавится заживо. Черт, больно, больно, так больно! Холодного, чего-нибудь холодного, пожалуйста, душу продам за что-нибудь холодное! От крика в горле послышался какой-то хрип, его засаднило, и девочка бессильно повалилась на пол, вся покрытая ожогами, и откатилась куда-то в самый дальний угол своего убежища-ловушки, где до нее не мог добраться огонь. По лицу текли бессильные слезы. «Встать! Или встаешь, или умираешь прямо сейчас! Немедленно встань!» Медленно, превозмогая боль, девочка поднялась на одно колено. Упрямо стиснула зубы — вытерла локтем глаза — и резким, быстрым движением немного неуклюже от боли залатала брешь… Чтобы почти в то же мгновение пробить ее снова, и снова атаковать с решительным отчаянием обреченной. Неизвестно, насколько ее хватит, если она просто засядет здесь, под щитом — значит, нужно использовать время и силы на то, чтобы… Чтобы даже если они прорвутся — их хотя бы было поменьше, тогда ребята с ними расправятся. Тоф решительно сдвинулась с места — побежала влево, по дуге, не переставая прикрываться щитом от ударов и отстреливаться сама: большими камнями, или покоряя землю под их ногами, но не давала им прорваться ко входу, постоянно отвлекая внимания на себя. Удар, удар, удар, удар! Сердце лихорадочно частило — и столь же часто на Дай Ли сыпались удары от маленькой слепой девочки. «Нужно в первую очередь сделать что-то с огненными, если они обожгут мне ноги — мне конец… А ну стойте, вы, гадины!» Дай Ли тут же рванулись к открывшемуся входу — и Тоф мгновенно среагировала, заставив землю под их ногами пойти волнами и сбить их с ног. «Вы ни за что не прорветесь, пока я жива, понятно?!» Несмотря на жаркий лихорадочный стук сердца в ушах, несмотря на боль (кажется, в ее теле не было ни одного кусочка, который бы не болел), Тоф продолжала лихорадочно соображать, что сделать с магами огня, но все мысли выбивало из головы бесчисленными ударами, собственными атаками, тем, как вздрагивал щит, которым Тоф на бегу прикрывалась — и ничего путного упорно не шло на ум. В какой-то момент она была уже не в силах бежать, на ходу атакуя, и остановилась, тяжело дыша и пытаясь хоть немного прийти в себя. Как же много этих проклятых каменюк, как же тяжело постоянно держать щит под каменным шквалом… С глухим стоном Тоф чуть согнулась, выпячивая плечи, как два маленьких горбика — так сгибаются люди под невыносимой тяжестью. Челюсть сводило от напряжения — так крепко она стискивала зубы. Мышцы утомленно, болезненно подрагивали. Передышку… Пожалуйста, хоть минуточку передышки… У нее и так уже несколько раз сводило мускулы, и девочке приходилось изо всех сил сжимать зубы, чтобы не ослабить волю к покорению. Главное в магии земли — твоя позиция, твое упрямство, а упрямства Тоф было не занимать. Она не опустит щит. И не оставит в покое этих уродов! Девочка вытянула ладони вперед, с силой стиснула их — и земля под ногами магов огня — она была почти уверена, что это именно они, но не могла знать наверняка — обратилась в топкое болото, из которого им уже было не вырваться: земля будто сама цеплялась за сапоги, и чем больше они сопротивлялись — тем больше увязали. Тоф позволила себе тихий, удовлетворенный выдох. Вряд ли они так отважны, что будут атаковать ее до последнего, наплевав, что сами могут умереть. Они отвлекутся на попытки вырваться, а значит, не будут представлять для нее опасности. Хорошо… …крик. Истошный, пронзительный, тоненький, прерывистый и отчаянный, полный боли крик, похожий на задыхающийся собачий скулеж. Ее собственный, потому что прямо ей в грудь прилетело громадным камнем, объятым дополнительно огнем. Лицо, нужно закрыть лицо, закрыть голову, щит, щит, быстро, щит! Больно… Как же больно… Тоф задыхалась, по ее лицу ручьями текли слезы, сколько бы она ни хватала ртом раскаленный воздух — его было мало, мало… От жара вокруг, от боли, от грохота, наконец, у нее голова шла кругом, и боль затапливала сознание, лишая ее главного — рассудка. Девочке казалось, что она тонет в густом, обжигающем киселе. В лаве. Тоф успела прикрыть лицо (и теперь рукава ее одежды обратились в пепел, а руки обвивали багровые полосы), но грудь — нет, и теперь ей хотелось выть и кататься по земле от невыносимой боли. «Нельзя, — всхлипнула девочка, отчаянно стискивая зубы. Оскалившаяся, с искаженным мукой и яростной решимостью лицом, даже стоя на коленях от боли, она походила на ощерившегося зверька. — Нельзя, они убьют меня… Соберись! — Тоф в отчаянии сильно укусила себя за щеку, так, что во рту появился медный привкус крови, и резко вскочила на ноги. — Плевать, что больно, нужно…» Аааай! Нет, нет, нет, вот только этого не хватало! Земля под ногами Слепого Бандита пришла в движение. Дай Ли и раньше пробовали покорить землю под ней, даже покорить ее щит, но Тоф, почти не отдавая себе в том отчета, не позволяла им этого: все же она была не кем-нибудь, а величайшим магом земли (и вы, придурки, не смейте в этом сомневаться!), первым магом, покорившим металл, и ей хватало на это сил. Но временами не хватало сосредоточенности… Потому что чертовски трудно на чем-то сосредоточиться, когда в воздухе пахнет твоей собственной обожженной плотью, как сейчас. Тоф нелепо замахала руками, едва не теряя равновесие и отчетливо понимая: упадет — потеряет контроль окончательно — умрет… «Ну уж нет, земля — это моя территория, понятно вам, уроды?!» Вскрикнув болезненно, отчаянно и хрипло, девочка упрямо топнула ногой, возвращая себе контроль над своим элементом. Ее слегка шатало от пережитого напряжения, ноги немного подрагивали, все тело невыносимо болело — от ударов, которые Тоф уже даже и не считала, от ожогов, последний из которых, на груди, оказался таким болезненно-сильным, болели руки от напряжения и багровых полос на них, болело все, Тоф даже не знала, что в ее теле столько всего может болеть. И голова шла кругом. И хотелось тихонько лечь на землю, свернуться клубочком, и пусть бы Аанг играл на флейте, и пахло осенней листвой… Град ударов все сыпался и сыпался на нее, а ей ни за что нельзя от них уходить, хотя, кажется, жизнь готова отдать за крохотный клочок тишины и покоя. «Вот в Саду Душ тебе будет очень спокойно», — сурово оборвала себя маленькая БейФонг — и вновь решительно бросилась прямо под град, отделяя от своего щита новый кусок, зная, что это самоубийство, зная, что будет невыносимо больно, зная — и все равно отчаянно атакуя. Давай же! От щита отделился кусок и полетел вперед. С каждым разом это становилось делать все тяжелее, как отрывать куски собственного тела. Обожженного, избитого, искалеченного… Тоф тихонько, по-детски всхлипнула. «Черт…» Поймав плечом еще один камень и тихо взвыв, потому что он врезался прямо в свежий ушиб, Тоф осознала, что от боли она стала чаще пропускать удары. Девочке казалось, что она делает все как и прежде, но раз за разом она вздрагивала и вскрикивала, чувствуя осколок то в плечо, то в спину… Голову она еще берегла, понимая, что если ее вырубят или в голове помутится еще сильнее — ей конец. У нее и так почти не оставалось сил. Грудь и плечи тяжело вздымались, у Тоф уже не было сил, чтобы выпрямиться, она пригибалась к земле, оберегая обожженную грудь, стояла на полусогнутых ногах, упрямо и цепко, как загнанный зверек. Если бы не белесая пелена, затянувшая ее глаза — они бы горели зеленым волчьим огнем из-под тяжелых прядей, упавших на лицо. Она и так напоминала загнанного зверька, даже губы иногда изгибались, показывая острые клыки. Казалось, подойди к ней слишком близко, лиши способности покорять — и она бросится на тебя, вцепится зубами, и будет рвать, рвать, кусать и царапать, но ни за что не пустит ко входу в стену, который она с животным упорством загораживала собой. Неожиданно сквозь густой кровавый туман в голове ясно и отчетливо прозвучало: «Мои силы на исходе. Еще чуть-чуть — и все. Нужно успеть сделать что-то…» Тоф усмехнулась — словно тонким ножом провели кривую кровавую (ее рот разбили, она несколько раз прокусила себе щеку и язык, и теперь приходилось иногда плеваться кровью) линию по фарфоровому личику. Тоф этого не знала, но у нее было очень хорошенькое, чисто девичье фарфоровое личико с мягким контуром щек, с чистой, белой, как алебастр, кожей, но сейчас оно все было перемазано сажей, пылью, грязью и вздулось багрово-фиолетовыми синяками, и усмешка, скривившая ее разбитый, искусанный, окровавленный рот, смотрелась откровенно пугающе. «…Напоследок…» На мгновение ей захотелось отчаянным движением обратить в снаряды обломки того, что раньше было щитом (у девочки уже почти не было сил восстанавливать его, к тому же, ее атаковали — и она атаковала — слишком быстро и часто, чтобы успеть создать надежную защиту, но Тоф ни на шаг не сдвинулась со своего места, продолжая загораживать вход) и перейти в уже совсем самоубийственную атаку, но она же не какая-нибудь там Сахарная Царевна или Горячие Пятки, чтобы совершать такую глупость. Щит остался на месте. «Представь, что ты где-нибудь далеко. Где тихо, хорошо и спокойно… На том озере, где мы все купались, вот. Там еще Аанг с горок катался, а я на него ворчала, чтобы прикрыл татуировку… Интересно, как она выглядит? Его татуировка… Я никогда не ощупывала. И никогда не увижу. Представь, что ты где-нибудь далеко… Там хорошо. Там тепло и очень спокойно. Очень тихо. Никто тебя не бьет. И у тебя ничего не болит…» Тоф глубоко вдохнула, и в духоте, жаре и грязи ей померещился легкий, свежий запах озера и шелест водопадных струй. Она взяла эту блаженную прохладу, этот покой, безопасность — и обратила их в силу. Сосредоточиться. Собрать все, что осталось, все остатки. У нее хватит сил или на то, чтобы продержаться еще немного, или на два очень сильных удара. Выбор очевиден. Глубокий вздох. Собраться. Сосредоточиться. Прислушаться к своим пяткам, улавливая, где стоят ее враги… И стиснуть кулаки, ударить пятками в землю, послать по ней мощную, яростную волну, сотканную из ее боли, из ее страха за друзей, из отчаянного нежелания — снова остаться одной и желания — защитить своих друзей, из смеха Аанга, заботливых рук Катары, из шуток Сокки и тепла, исходящего от Зуко и Суюки. Пусть все это, что комом свернулось внутри нее, не позволяя ни на шаг отступить от проклятого входа, обратиться в силу, обратится в треск земли под ногами у Дай Ли, в их непроизвольные возгласы и брань… Несмотря на тяжелое, захлебывающееся, будто она пробежала много-много миль без отдыха, дыхание, Тоф позволила себе короткую, ломанную усмешку кровавыми губами. Под ногами ее врагов земля пошла глубокими трещинами, по глубокой расселине для каждого, и они проваливались туда по колено, а тех, кто отпрыгнул, ждала новая трещина. Сознание уплывало, но Тоф держалась изо всех сил, из последних сил, и «видела», куда они отступают. А затем… Сердце теперь билось не быстро и заполошно, а медленно, будто каждый удар давался усилием воли. «Давай же!» Маленькие, перепачканные землей, изувеченные, пальцы Тоф стиснулись снова — и трещины срослись, будто их и не было. Человеческая плоть и кости мягче земной породы. Тоф прикрыла глаза и, пошатнувшись, схватилась за обломок своего щита: ноги ее не держали. К горлу подкатил ком тошноты от этих… духи, от этих… звуков… но девочка была слишком измучена, чтобы обращать на это внимание. «Надеюсь, я когда-нибудь забуду этот звук. Надеюсь, у меня будет время, чтобы забыть…» Тоф шатало. Ее ухо дернулось, как у настороженного зверя. Она медленно повернула голову. Стоило бы быстрее, но не оставалось сил на скорость, не оставалось сил практически ни на что… Но, несмотря на это, Тоф прекрасно помнила, каковы Дай Ли. И знала, что часть из них догадается сделать то, что они сделали. Прицепиться к стенам. Уголок ее губ чуть дернулся вверх, как у хищного, опасного, умного зверька. Она знала, что сделает в ответ на это. В тишине, которая неожиданно густым маревом окутала катакомбы, где еще минуту назад хотелось кричать, защищая свой рассудок, от грохота и человеческих воплей, звонко и чисто прозвучал хлопок полудетских ладошек — и стены, к которым прицепились Дай Ли, рванулись друг к другу со всей той скоростью, которой уже не хватало Тоф. На этот раз она не слышала влажного, хлюпающего хруста — она бессильно привалилась к обломку щита, опустив веки, хотя для нее не существовало никакой разницы, открыты ее глаза, или нет. Так тихо… Очень тихо. Будто она погрузилась под воду, в прохладу и тишину. Или потеряла сознание. «Неужели…» Растерявшись, Тоф очень медленно, робкими, неверными движениями, выглянула из-за щита. Неужели все? Она справилась? Все вокруг… мертвы?.. …Свист. Тоф успела услышать его, но, обессиленная, избитая и обожженная, без единого живого места на теле, уже не успела отреагировать. Только чуть приподняла руку, машинально пытаясь встретить атаку лоб в лоб, как делала практически всегда — и в следующий миг ее руку до самого плеча пронзило раздирающей болью, похожей на боль от молнии, а затем… Сильный удар в затылок. И все исчезло.