«Заплатила дань Земному и затихла, Как море в летний день». Кикаку
На этот раз Аанг не успел даже закричать. Прямо на него, снизу, духи, как он оказался снизу, как эта тварь умудряется быть такой быстрой?! — несся огромный ящер, распахивая пышущую алым жаром пасть и явно собираясь прямо сейчас сделать из Аанга питательный полдник. Рефлексы взяли верх над разумом. Резкое движение — откинуть в сторону планер, понимая, что спасать надо или его, или себя, броситься в сторону самому, и… Хррррррум. Аанг почему-то очень отчетливо услышал этот звук. Громкий, отчетливый треск ломающегося под огромными клыками дерева и рвущейся ткани. Лицо мальчика исказилась болезненной гримасой: он буквально вчера его себе вырезал, черт, почему так несправедливо?! Ему так не хватало этого — планера, своей национальной одежды (сейчас опаленной сразу во многих местах и немного разодранной за время этих бешеных плясок в воздухе), и так больно видеть, как это уничтожа… Падающего без планера Аанга встряхнуло, как будто он был жучком в банке, и ноги и живот продрало обжигающей болью, как если бы по коже провели огромным куском грубой наждачной — и раскаленной добела — бумаги. Мальчик вскрикнул, машинально схватился за первое, что попалось под руку — и в следующий миг его глаза потрясенно распахнулись. Он оказался верхом на драконе. И не успел мальчишка хоть что-то подумать об этом, хоть что-нибудь решить или понять — как огромная гора мускулов и чешуи под ним яростно взревела и изогнулась всем телом, а в голове Аанга отчетливо, как если бы он вправду услышал это в рычании, прозвучало: «Я тебе не домашний скот, человек!». Первый рефлекс — в панике спрыгнуть с него от греха подальше, но в следующий момент в его голове отчетливо и настойчиво прозвучало: «Это твой единственный шанс», — и тонкие мальчишеские ладони отчаянно и упрямо вцепились в драконье тело… А в следующий момент дракон рванулся вперед с такой силой, что ноги Аанга буквально снесло с его спины. Опорой остались только руки, все остальное трепалось по ветру, как чертов флажок на День Небесных Фонариков, и Аанг кричал в голос от ужаса, адреналина и боли — но упорно не разжимал рук. Чешуя впивалась в ладони до крови, тут же прижигая ранки, а тело, напротив, пронизывали насквозь потоки ледяного воздуха. Аанг кричал, но держался, кричал, но осторожно сгибал руки, с трудом преодолевая сопротивление воздуха, и медленно полз вперед… «Обезьяньи перья, что я делаю…» Осторожно, по дюйму, аккуратно, выше и выше… Не обращай внимания на треплющий тело, как кусок тряпки, воздух, не обращай внимания на боль в ободранных руках… Аанг почувствовал на обожженной коже влагу — это текла кровь из особенно глубоких порезов. Проклятье… Мальчик упрямо стиснул зубы и пополз дальше — вверх, вперед, к драконьей голове. «Это безумие… Я знаю, что это безумие, но я должен его совершить!» Дракон метался, будто потеряв разум. Изгибался, встряхивал всем телом — это было тяжелее всего, Аанг каждый раз вцеплялся в него еще крепче, раздирая себе ладони в мясо — мотал громадной головой… «Ох, нет!» …по движению воздуха Аанг почувствовал, что совсем близко к нему находится драконий хвост. Вскрикнув, мальчик нечеловеческим усилием мышц прижался к дракону всем телом, до ломоты в мускулах. Покорить воздух сейчас было невозможно — нечем покорять, когда разодранные в мясо руки цепляются за драконью чешую, а ноги треплет, как флажок на ветру, поэтому Аангу пришлось прижаться к рептилии, раздирая об него собственную одежду и оставляя на собственном теле кровавые полосы. На ресницах проступали слезинки, текли по щекам солоноватыми дорожками. Спину обожгло раскаленным воздухом, но уберегло от хвоста — и слава духам, иначе Аанг умер бы на месте, дракон просто переломил бы ему хребет. Сжав зубы, аватар вновь упрямо пополз к своей цели — к драконьей голове. Медленно, терпеливо, преодолевая сопротивление зверя под ним, сопротивление воздуха, стараясь не слышать его рычания, не слышать бешеного рева пламени, которое Аанг уже не мог остановить (и его сердце каждый раз болезненно екало от этого), стараясь не слышать даже криков людей там, внизу… «Ты слышишь, человек, — отчетливо прозвучало в затуманенном болью мозгу. — Ты слышишь. Не притворяйся». «Я слышу, — ответил Аанг, страдальчески морщась. — Неужели ты…» Надрывный крик снизу… Аангу померещилось, или голос правда был знакомым? Нет-нет, просто показалось, невозможно узнать знакомый голос в такой сумасшедшей какафонии… «…неужели ты правда этого хочешь? Причинять страдания… ты хочешь?» Ладони мальчика скользнули по драконьей шее. Дракон молчал, но Аанг чувствовал, что он где-то здесь, совсем близко — его сознание, его разум… Мальчик судорожно облизнул абсолютно сухие — жизнь бы отдал за глоток воды! — губы. Неужели получается?.. Ползти сделалось легче: кажется, дракон замер в воздухе, перестав метаться, как оголтелый. Давай, еще немножко… Ну же… Все внутри затрепетало в сумасшедшей, отчаянной надежде. Глаза заливало потом, на груди, животе, ногах не осталось ни одного живого места (когда чешуя сдирала кожу с ушибленной хвостом области — у Аанга в горле застревал беззвучный вой), но вдруг… Нет, только не это! Черт, ну почему, почему именно сейчас, он был так близко! Аанг услышал знакомый, тяжелый свист чего-то огромного, стремительно рассекающего воздух, и... «Я идиот и неудачник», — жалобно подумал аватар. Ему не осталось ничего, кроме как разжать руки — и перевернуться в воздухе, ладонями, упрямым, горящим, черным взглядом встречая огромный камень в несколько раз больше него самого, чтобы защитить дракона. Снова громкий треск — камень разлетелся на множество осколков, Аанг машинально вскинул руки, заслоняясь от них щитом. Сердце бешено колотилось, выстукивая: не-су-мел-не-су-мел. Упустил свой шанс. И что делать теперь?.. Из сжатого жаждой и сухостью горла мальчишки вырвался короткий, хриплый вскрик, когда он понял, что теряет равновесие: он машинально, даже не отдавая себе в том отчета, использовал для полета огонь, потому что без планера он не мог летать, мог только высоко и далеко прыгать, и теперь, когда мальчик отвлекся, непривычная техника едва его не подвела. Аанг нелепо взмахнул руками, хватаясь за воздух, удерживаясь в нем, выровнял дыхание, убедился, что не падает… И почувствовал сзади горячую влагу чужого дыхания. Сначала мальчик даже дернулся, приняв его за пламя — эти минуты под бешеным драконьим огнем не скоро выветрятся из его памяти — но быстро очнулся и понял, что дракон просто медленно дышит ему в спину. Сердце заполошно заколотилось, собственное дыхание сделалось прерывистым и частым. Кусая губы, Аанг медленно обернулся… Огромные глаза смотрели прямо на него, как когда-то давно в городе Воинов Солнца. От удивления мальчик едва снова не потерял контроль над огнем, держащем его в воздухе, но смог восстановить самообладание. «Что ты делаешь… человек?» — неожиданно тихо, шипяще, прозвучал в его голове драконий голос. «А ты не понимаешь? Я уже сколько раз пытался объяснить… — Брови Аанга страдальчески изломались. — Я не хочу причинять тебе боль. Я хочу помочь». Что-то изменилось в его глазах — словно они перестали походить на озера яростного расплавленного золота. Аанг замер, внутренне трепеща всем своим существом, напряженный, как тоненькая струна: ну же, пожалуйста, поверь мне… Видишь? Я открыт, моя душа и сердце — твои, читай, смотри в мои глаза, я не лгу, я никогда тебе не лгал. Ну же?.. — Расскажи мне… — вслух прошептал Аанг. — Прошу. Расскажи мне. Я аватар, это моя работа. Я хочу тебе помочь. Ко лбу Аанга медленно-медленно и осторожно потянулся драконий ус. Аанг с готовностью и благодарностью чуть опустил голову, подставляя лоб. Несколько мгновений было восхитительно тихо, лоб холодил воздух вокруг и обжигало драконье дыхание, а затем… Затем звенящую тишину на куски разорвал взъяренный драконий рев — и Аанг с ужасом понял, что пропустил следующий камень. Огромный снаряд с силой врезался прямо в чешуйчатый бок, и дракон взвился, исходя болезненным, злобным воплем, и Аангу отчетливо мерещилось в нем — или, может, слышалось на самом деле — «Ложь!».***
Зуко падал сквозь ледяные воздушные потоки. Вокруг не было ничего, кроме рева воздуха в ушах, холода и упругих воздушных волн, трепавших его одежду. Зуко стиснул зубы и собрал все свои мускулы в единый тугой узел, в любой момент готовый наброситься на Азулу, но… Именно это мгновение дракон выбрал, чтобы рвануться вперед, и вместо его шеи, вместо черной фигуры Азулы, в которую Зуко рассчитывал вцепиться изо всех сил и что-нибудь сделать — сбросить ее с дракона вниз, задушить, что угодно! — Зуко приземлился прямиком на его спину, намного дальше, чем планировал. Аааа, твою мать! Хоть юноша и успел сгруппироваться в полете, но удар о драконью чешую буквально выбил из него воздух. Это было все равно, как падать на раскаленную солнцем черепичную крышу. Доспехи Аппы были хоть и горячими, и твердыми, и Зуко раз двадцать уже бился о них, вынужденный поспешно приземляться на бизона, и на его теле оставались синяки — но они хотя бы были гладкими, а чешуя дракона впечатала багровые ранки и полосы в тело Зуко и тут же их прижгла. Юноша невольно охнул от боли — и в то же мгновение (гигантский, обжигающе-горячий огненный шар, сорвавшейся с чужой тонкой руки, раскаливший даже воздух на своем пути, резкий вскрик, вырвавшийся из горла от адреналина) стремительно кувыркнулся назад, спасая свою жизнь, и… то ли дракон в этот момент нырнул в воздухе, то ли Зуко сам оплошал… под руками неожиданно не осталось опоры. Юноша невольно издал негромкий возглас изумления, сердце бешено заколотилось о ребра, подскочило к горлу, запульсировало там: «Я падаю с дракона!» Перед его широко распахнутыми глазами разверзлась небесная синева… Движение — и пальцы изо всех сил стиснули какой-то шип, которым было украшено туловище рептилии. Из напряженного горла Зуко вырвался вздох чудовищного облегчения. Все мышцы мгновенно напряглись, превращая тело юноши во взведенную пружину. Зуко непроизвольно прижался к дракону всем телом, отчаянно суча ногами, пытаясь найти еще хотя бы одну точку опоры: он не смог бы удержаться на одном роге долго, тем более, что дракон отнюдь не висел себе спокойно в воздухе, он двигался намного быстрее и, что важнее, резче, чем флегматик-Аппа. Сердце сходило с ума, по вискам тек горячий пот, мышцы сводило от безумного напряжения, в голове пульсировала только одна мысль — об Азуле. Драконья чешуя расцарапывала тело все больше, но Зуко не обращал на это внимания. «Сосредоточься! — Из напряженного горла Зуко послышался низкий, утробный звук. — Сосредоточься, давай, подтягивайся… Аккуратно... Аккуратно! Медленно, потихоньку… Давай же…» — Какое же ты ничтожество, Зузу! — послышался истерично-веселый, издевательский голос Азулы. «Да, да, я ничтожество, а ты у нас вся такая совершенная, понял я. Не до того мне! Черт… Держаться! Нужно держаться, я не должен упасть, ни за что не должен… Аааа, черт возьми…» Зуко немного задыхался… А может, и не немного. Давай же, черт, он должен! Хотя бы сантиметр наверх! Ладони, цепляющиеся за чешую — наверх, на спину, давай, я знаю, что больно, все равно нужно опереться, даже если жжет и кровоточит, ну! — щекотало крошечными капельками крови, горячее тело дракона обжигало ему грудь и пресс, к тому же, парень весь взмок от пота, особенно руки, и поэтому карабкаться стало еще тяжелее. Ожесточенно стиснув зубы, Зуко медленно полз. Давай… Опереться коленом… Подтянуться, ну же, у тебя же сильные руки… Ай! Юноша сорвался — и тут же попытался снова. И снова сорвался, и на животе у него остались длинные, неглубокие, но обжигающие назойливой, жгучей болью царапины, и от напряжения на миг потемнело в глазах. Ноги и руки постепенно наливались слабостью, а еще… Ааа! Зуко непроизвольно вскрикивал и вжимался в дракона всем телом: чертова тварь вовсе не собиралась ему помогать, она продолжала метаться туда-сюда. Азула наверняка не велела дракону сбросить его с себя окончательно только потому, что хотела убить его сама. Ааа, черт! Невыносимо! Почему ему всегда должно быть так тяжело, почему он должен бороться за то, что другим людям дается легко и просто?! Проклятье… Рывок рук — и рывок дракона, откативший прогресс назад. Снова рывок, на этот раз удачнее. Пальцы судорожно цепляются за чешую, уже ободраны в кровь, кровит щека, которой Зуко неудачно прижался к дракону… Больно, но он должен взобраться на чертову драконью спину, понятно?! И плевать, что там говорит Азула, главное, что сейчас она не может до него добраться, он слишком далеко, а ей нужно контролировать дракона, а значит, кроме слов, она ничем навредить не может… Ну же! Есть! Зуко издал вздох (хрип?), полный мучительного облегчения. От натуги у него ныли одновременно все мышцы в теле, все до единой. Юноша оперся на спину дракона локтями, и теперь его голова показалась над туловищем огромной рептилии. Он часто хватал губами воздух, пытаясь хоть немного восстановить дыхание, выровнять сердцебиение, прогнать плавающие перед глазами круги. Руки кровоточили, на них, поверх свежих ожогов, остались ранки, неглубокие, но болезненные — у Зуко даже слезы на глаза навернулись: от боли, от отчаяния, от усилий… А Азула ждала, пока он поднимется. Принц бросил на сестру тяжелый взгляд. «Что еще ты задумала, стерва?..» …Азула хотела, чтобы он кое-что увидел. — Неужели ты думаешь, что способен противостоять мне? — спокойно-небрежно, даже с искренним любопытством поинтересовалась она, склонив голову набок. Зуко издал короткое рычание в ответ. Он не поведется на ее провокации и не будет тратить воздух на то, чтобы с ней собачиться. — Я сожгу все, что тебе дорого, — негромко, жестко, спокойно и ясно прозвучал голос Азулы. — Прямо у тебя на глазах. А потом — умрешь ты сам!***
Бесконечный подъем вот-вот обещал закончиться. Катара тяжело и часто дышала, ей уже приходилось хвататься за стены: от напряжения подгибались ноги. Лестницы, драки и снова лестницы, солдаты огня, короткие вспышки, изматывающее напряжение… И опять лестницы. Девушка потеряла счет тому, как долго они шли вверх, вверх и вверх. Иногда наступали даже мгновения, когда от усталости и бесконечного напряжения, не ослабляющегося ни на минуту, у нее начинало мутиться в голове, и мерещилось, что стены медленно сдвигаются, а бесконечные ступени уходят из-под ног. «Воздуха… — думала Катара с усталым отчаяньем. — Хоть глоточек. Небо увидеть…» Это длилось так долго и так мучительно, что порой Катаре казалось, что всего остального мира больше не существует — только эти четыре стены, тысячи ступеней, сумрак, спертый от дыхания десятка людей воздух… Катара провела по лбу чуть ослабшей рукой и с жалобным видом обернулась к Сокке. — И почему мы не могли обрушить стену внизу?.. Сокка выглядел и чувствовал себя ничуть не лучше нее. На скуле багровел громадный кровоподтек, нижняя губа опухла и говорил он чуть-чуть невнятно. В его потемневших глазах горели лихорадочные огоньки. — Чтобы она на нас обрушилась вся? Ты совсем, что ли? — Сокка… — Катара раздраженно закатила глаза. — Я пытаюсь шутить. Чтобы тебя поддержать. И все такое. Похоже, бедняга был так измучен, что не понял. А может, голос Катары, хриплый от усталости, не передал шутливости в интонации. Однако Сокка тут же оживился и подхватил нарочито-весело, ослепив на мгновение жизнерадостной улыбкой: — Прости, не очень-то у тебя получается. Шутки — это моя стезя, забыла? Я же Сокка, великий шутник и изобретатель! Вот выйдем отсюда, и я буду шутить, не переставая! Вот, например… В чем отличие царя Буми от аватара Киоши, если они оба — могущественные маги земли и прожили кучу лет? Буми, шагавший впереди, чуть повернул голову, заинтересованный. Сокка сделал таинственный вид и торжественно провозгласил: — Ни в чем, они оба два старых пня, но Киоши симпатичная! — Ах, симпатичная, да?.. — Суюки сплюнула кровь себе под ноги (ей то ли выбили зуб, то ли она прокусила себе щеку) и угрожающе надвинулась на Сокку, явно намереваясь разобраться с таким коварным изменщиком. Сокка шутливо замахал руками, дескать, ничего такого не имел в виду, дорогая, ты самый симпатичный пенек, какой я только знаю! …дышать стало легче. Катаре даже удалось сделать глубокий вздох и захотелось улыбаться. «Все будет хорошо, — сказала она себе со всей твердостью, на какую была способна. — Обязательно. Мы справимся, мы выберемся отсюда и обрушим стену, а потом я найду Зуко, Аанга, и мы все обнимемся. И все закончится…» Все в любом случае закончится, так или иначе. Такое уж свойство есть у всех вещей — заканчиваться. Например, закончился подъем к вершине стены. Отряд Буми настолько привык и довел до автоматизма снятие солдат со своих постов, что Катара не сразу поняла, что те двое, которых только что убрали два мага земли во главе отряда — последние. Что дальше — только вершина стены. Что они справились. Буми даже не пришлось делать предостерегающего жеста, его люди сами, уловив шум сверху, сначала замедлили шаги, а потом остановились вовсе. Нервно переглянулись… «Прислониться бы к чему-нибудь… — От усталости даже радость поначалу была тусклой. — Хорошо, что мы добрались. — Ее пальцы нашарили горлышко бурдюка, огладили, привычно сжали. Водяной хлыст чуть слышно зашипел, будто ручная змея, сворачиваясь вокруг ее ладони. Усталость медленно отступала прочь, откуда-то появлялись новые силы: девушка распрямляла спину, расправляла плечи, в ее глазах, тусклых и измученных, зарождался новый, яркий, горячий блеск. Не в последнюю очередь — благодаря Сокке, который шуткой развеял немного густое напряжение, сквозившее в воздухе, и подарил бойцам минуту облегчения — очень вовремя, ведь совсем скоро им предстояло сражаться. — Теперь не будет так тихо и мрачно. Теперь будет… немного легче…» Глубокий-глубокий вздох, расширивший грудную клетку и наполнивший ее глухой и отчаянной решимостью. — Господа, — негромко начал Буми. — Мы должны обрушить стену. Солдаты, которые поджидают нас там, будут нам мешать. Поэтому нам придется убить их всех. Катара стиснула горлышко сильнее. От слов об убийстве, срывающихся с губ Буми, до сих пор колол внутри, в груди, неприятный холодок. Она не хотела убивать. Она никогда не была убийцей. Просто… Так сложилось. Просто… война. «Когда это закончится, я даже насекомых буду обходить на тропинках, чтобы не наступать, обещаю. А пока…» В ее глазах горела мрачная решимость. — …или, по крайней мере, расчистить место, где мы с моими помощниками — ребята, вы знаете, что делать — сможем покорить землю. — Царь земли ухмыльнулся азартной и хищной ухмылкой и звонко хрустнул костяшками. — Приготовьтесь. Сейчас будет жарко. Быстрые шаги по последним на сегодня ступенькам. Быстрее, быстрее, быстрее! Сердце горячечно стучит в груди, в глазах загорается немного нездоровый, горячечный азарт, спина напружинивается, как у кошки, мышцы подрагивают от напряжения, но это приятная дрожь готовности сражаться. Дыхание срывается от волнения, быстрее, быстрее, ну что же он медлит! Короткий взмах кулака Буми — и… Свет.***
Только сейчас Зуко заметил, что пока он пытался удержаться на драконе — ящер снизился. Снизился к стене вокруг Ба Синг Се, и там… «У них получилось!» — Зуко опалило радостью, даже сердце подскочило к горлу и бешено заколотилось, отдаваясь пульсацией во всем теле, а глаза, невзирая на боль, на отчаяние — полыхнули искренним ликованием. Да! Получилось, у них получилось! Отряд Буми вырвался на стену! Отсюда, сверху, нельзя было рассмотреть что-то в подробностях, но это точно были они, и они решительно выкашивали вражеских солдат… Но в следующее мгновение у Зуко будто сошлась цепочка в голове — и эта цепочка ледяным холодом сковала его сердце, все его нутро — а затем лед раскололся на миллион осколков под напором бешенства. — Ты этого не сделаешь! — во все горло заорал принц, силясь окончательно выбраться на спину дракона и наброситься на эту стерву, которая когда-то была его сестрой, но дракон изогнулся мощным телом — и попытка оказалась тщетной. Азула усмехнулась — очень красноречиво усмехнулась — и, кажется, стиснула пальцы на шее Шо. Зуко уже не видел этого, это уже не имело никакого значения, потому что все в его сознании застлало пламя. Пламя, широким и жарким потоком льющееся вниз. «Катара!» Остановить! Он должен остановить его! С воплем отчаяния Зуко изо всех сил рванулся вперед, прямо в холодное небо, в безрассудном порыве: перехватить поток невыносимого жара, закрыть любимую собой, как он делал это и раньше, все, что угодно, пусть лучше он сгорит заживо, но не она!***
Духи, как же Катара скучала по свету все это время, по чудесному, теплому, нежному дневному свету! Солнце уже перевалило за зенит и приближалось к закату, небо уже не жгло непереносимой, яркой синевой, его словно окутало мягкой сумеречной дымкой, немного сгустились облака, обещая чуть пасмурную, может, даже дождливую ночь… Катара с жадностью глотнула вечерний воздух, как сладкое вино. Духи! Как же она скучала по всему этому. Оказалось, что по небу, по воздуху, по свободе можно очень сильно соскучиться всего лишь за несколько невозможно долгих часов. Пару мгновений Катара не чувствовала, не слышала, не видела ничего, кроме теплого, свежего воздуха, постепенно наливающихся сумеречной мглой небес, облаков… Но затем по ушам хлестнул шум. Шум сверху: Катара изумленно вскинула голову и увидела ряды дирижаблей, в которые летели огромные каменные снаряды с поля боя, явно от солдат Линга. Зачем это? А, поняла: защищают драконов… Снизу, где бушевала битва, тоже доносился низкий, утробный рокот, как от моря в шторм. Катаре мгновенно и остро захотелось заглянуть туда, вниз, но она тут же резко себя одернула: отсюда, сверху, она ничего не увидит и лишь напрасно потеряет время. Нужно заняться теми, что здесь, на вершине... Здесь стояли целые ряды лучников, они обстреливали нападавших огненными стрелами. Во время подъема Катара слышала грохот огромных булыжников, падающих сверху, но теперь могла увидеть, что это не просто булыжники: они еще обмотаны какими-то тряпками… А, поняла: тряпки пропитаны маслом, их поджигают и швыряют вниз, пытаясь не подпустить армию полковника Линга к стенам. «Все равно они справятся, понятно?!» — ожесточенно и яростно полыхнуло внутри. Вдоль стены на равном расстоянии друг от друга стояли еще и металлические котлы с чем-то дымящимся внутри. Видимо, маги огня поддерживали это что-то горячим, чтобы, когда Линг и его армия начнут карабкаться на стены, этим их поливать. Если это вода — Катара хищно улыбнулась — этим ребятам не поздоровится. Если нет — тут у нее что-то екнуло в груди — не поздоровится уже ее друзьям. Все это Катара охватила взглядом быстрее, чем за одну секунду — а в следующую их заметили. Девушка мгновенно напружинилась, чуть согнула колени, пригнулась к земле, вскинула руки в боевой стойке, взгляд сделался холодным и сосредоточенным, как у юаньского лучника, верхняя губа скривилась в язвительно-«приветственной» ухмылке. Всего мгновение солдаты огня растерянно глядели на отряд царя Буми — а затем они схлестнулись. Сердце Катары горячечно стучало, отдаваясь в ребрах, в висках, в руках, сразу во всем теле. Под кожей жил напряженный жар, но усталость словно бы отступила, оставив бешеный азарт и почти веселую злость, оставив боевую ярость и готовность сражаться изо всех сил. Взлетела тонкая, смуглая рука — звонко свистнул водяной хлыст, прямо в живот первому же магу огня, который бросился ей наперерез. Жестко стиснулись тонкие пальцы — и Катара усмехнулась, видя, как вода прямо возле его плоти обращается в лед, оставляя глубокую рану — и легко уклонилась в сторону от падающего тела. Обязательно так грохотать? «Ох ты ж…» Следующим на Катару надвинулся мужчина невиданно огромного роста, такого великана Катара видела только однажды, и он пытался убить ее друзей по приказу ее парня («Ты никогда не задумывалась, что живешь довольно странной жизнью?»). Громадные ручищи тянулись к ее шее, хотя могли, наверное, без особых усилий раздавить и голову. На мгновение испуганно екнуло сердце, но затем Катара воспользовалась своим проворством против его громадности: она наступила на окованную в доспехи грудь только что отправленного ею в беспамятство солдата и подпрыгнула так высоко, как могла, оглушая второго противника сильным ударом водяной струи в висок. Огромная гора мускулов вздрогнула… Обмякла… Катара испуганно пискнула и поспешно шарахнулась в сторону: было бы так обидно и глупо, если бы эта туша ее придавила! Отшатываться пришлось быстро, и Катара не успела посмотреть — куда… Ааа! По свежим, успевшим лишь немного поджить ожогам и синякам полоснуло жарким пламенем. Задохнувшись от боли и гнева, девушка резко развернулась к обидчику, в ее глазах горело «Ты пожалеешь об этом!». Резкий и сильный пасс пальцами, тонкими, нежными ладонями, которые так нравились Зуко — и солдат, оставивший ожог на ее теле, захлебнулся водой, хлынувшей ему в рот и в нос. Катара поспешила дальше. Она решительно и быстро прорубалась сквозь толпу солдат, не жалея ни себя, ни их. Невысокая, по-девичьи изящная, она беспощадно использовала свою ловкость и скорость против их закованной в доспехи неповоротливости. Метила в горло, в живот, в лицо — за эти долгие часы подъема она досконально изучила, куда нужно бить закованного в доспехи солдата огня, чтобы убрать его мгновенно, быстро и бесшумно. Но то, что творилось здесь, только глухой назвал бы бесшумностью: у Катары вскоре заболело в висках от грохота (сверху, снизу, вокруг — везде, ни единого тихого местечка!), криков, от тесноты… Черт, да сколько можно! Ей было тесно и душно внутри стены, а здесь даже хуже! Люди, слишком много людей… Аааа! Катара яростно, изо всех сил крутанулась вокруг себя, создавая упругое, непрерывно и быстро вращающееся водяное кольцо — в такое когда-то заключил ее учитель Пакку, чтобы ограничить ее движения, а теперь Катара использовала его как щит, как способ откинуть людей от себя — и это сработало, многие солдаты полетели за стену… У Катары слабо екнуло сердце. Упасть с такой высоты… «Плевать. …нет, не плевать, мне никогда не будет плевать, но я не должна думать об этом сейчас… Ох…» Вокруг творился чудовищный грохот. И здесь, на стене, и наверху, откуда слышался яростный драконий рев — у Катары каждый раз екало сердце: «Зуко! Аанг!», и она усилием воли заставляла себя не смотреть — и свист громадных каменных снарядов, рассекающих воздух в попытках добраться до драконов, но чаще всего — разбиваемых на подлете магами огня в дирижаблях, и, самое главное, снизу — там словно рокотало сошедшее с ума море, будто Ла снова потерял свою возлюбленную и теперь в ярости требовал вернуть ее обратно. Хотелось уронить руки и голову на перила и отдышаться. Дышать глубоко и часто, отпуская напряжение, отпуская злость… Катаре, на самом деле, не была свойственна такая злость. Такая ярость. Она тяготила ее, она противоречила всему в ее натуре, но сейчас она была необходима Катаре, как воздух — иначе она не смогла бы так жестко и яростно сражаться, прорубаясь сквозь гущу врагов, бестрепетной рукой нанося смертельные удары. А если она не будет делать этого — ударят ее саму. Или, что еще хуже, ударят ее близких. Суюки в этом бою была великолепна. Катара поймала несколько мгновений, чтобы полюбоваться подругой. Она двигалась ловко и стремительно, будто дикая кошка. Словно безо всяких усилий выхватывала из рук лучников их оружие — и обращала в свое, захватывая их шеи луками, перерезая тетивой горло, или используя как маленькое копье стрелу. Сокка дрался с ней рядом, прикрывая ей спину, его меч и бумеранг сверкали в солнечных лучах… — Сокка, берегись! — во весь голос завизжала Катара. Кто-то из магов огня догадался выплеснуть дымящееся, раскаленное масло им под ноги. Катара мгновенно вскинула руки, пытаясь покорить его, но масло не повиновалось — дура, ну, конечно, это же не вода, это жир! Черт, что делать, что делать, что делать?! Сердце стучало, как сумасшедшее, и оборвалось, падая куда-то в пропасть, когда Сокка и Суюки вскочили на перила стены, вскинули руки, балансируя… Духи, здесь же так высоко… Катара судорожно сглотнула. Да сделайте же что-нибудь, вы, вы все, я не могу покорить это масло — так используйте землю, в конце концов!.. Неожиданно воздух вскипел от криков. От криков тех самых магов огня, кто придумал опрокинуть на отряд Буми котел с маслом. Потому что за их спинами, как из-под земли (а может, и правда из-под нее), появился столетний царь, взмахнул руками, топнул — и земля под ногами солдат огня сдвинулась, неумолимо увлекая их в сторону разлитой ими же раскаленной, золотящейся на солнце жидкости. А дальше уже дело техники — отряд Буми вновь перешел в наступление, добивая кричащих от боли в обваренных ногах людей. Катара добивала вместе с ними, хотя ее немного трясло от страха — за Сокку, за Суюки, за себя… За то, что могло произойти дальше. — Ребята, я придумал! — донесся до нее голос Сокки. — Хватайте котлы! Дальше договаривать уже не было необходимости. Маги земли один за другим прыгали на перила по двое, каждая пара держала котел с кипящим маслом или расплавленным свинцом, а потом… Потом были крики, отчаянные крики до небес. Катара делала то же самое — разве она могла иначе? Ей в пару достался тот самый парень, которого она лечила на одном из уровней раньше. Она лечила его — а теперь они вместе убивали… Девушка не могла на это смотреть. Обваренные лица, вопящие от невыносимой боли люди, грохот их доспехов, когда от боли они теряли сознание, или просто падали на колени, не в силах делать ничего более, а после их убивали… Катаре хотелось закрыть лицо ладонями. Это слишком. Слишком жестоко. «Я ведь не такая… Я никогда такой не была…» Чувствуя, как сводит горло мучительной судорогой, Катара на несколько секунд позволила себе отвернуться и взглянуть в небо. Начинался закат. В розовеющем небе — темные пятна дирижаблей и великолепные росчерки кисти в руках какого-то великого мастера — драконы, которых они защищали. Величественное, необыкновенное зрелище, кто бы мог подумать, что какая-то девчонка из племени воды увидит легендарных чудовищ, которых, как считалось, давно уже не существует? Кто бы мог подумать, что она будет напряженно вглядываться в одно из них, пытаясь найти глазами крошечную фигурку самого дорогого ей существа… Неожиданно у нее екнуло сердце. Огибая ряд дирижаблей (они были только над полем боя, где они были нужнее, откуда беспрестанно сыпались удары армии Линга), дракон спускался к стене. По телу пробежали липкие мурашки. Дракон мог снижаться только по двум причинам: либо он хочет приземлиться, и это значит, что Зуко мертв… Либо он хочет… — Буми! — отчаянно заверещала Катара. Царь земли вскинул голову — и среагировал мгновенно, быстрее, чем Катара успела хоть что-нибудь сообразить. Земля под ногами Катары и всех остальных его людей резко сместилась, увлекая их к предводителю отряда, к самому могущественному магу земли — под его защиту. Катара даже не думала сопротивляться, напротив, она бежала к Буми, что есть сил, почти обезумев от страха, понимая, что сейчас случится, если Буми делает то, что делает. Девушка отчаянно хватала губами воздух: последние вдохи прохладного, чистого воздуха, потому что… Катара успела увидеть, как приподнимается и опускается грудная клетка царя земли. Как его лицо сосредоточенно застывает. Как он делает глубокий вздох, будто готовясь в какой-то тяжелой работе. Успела увидеть даже, как он вскидывает руки… А потом все затопил жар и крик.***
…Поздно. Поздно… Потрясенно распахнутыми глазами, не в силах поверить, что это в самом деле происходит, Зуко смотрел, как пламя потоком льется на стену, с востока на запад, насколько хватает глаз, и стена тонет в этом невыносимом огне. В какой-то момент у юноши даже ослабли руки, будто он готов был упасть в обморок. Если бы не рефлекс, властно велевший держаться во что бы то ни стало, Зуко мог бы просто сорваться с дракона — и на этом бы, наверное, все закончилось. Нет. Это невозможно. Это невыносимо. Даже для него — невыносимо! «Катара!» Это было даже больнее, чем пытаться удержать огонь щитом самому. Кажется, Зуко кричал… Он не знал, звучит ли этот крик на самом деле, но изнутри он заполнил все. Его голову, его мысли, все его существо обратились в отчаянный, звериный вопль. «Катара!!!» Там, во всепожирающем пламени, которое уже оставляло багровые ожоги на его руках — Катара. И она не может себя защитить — что значит лед, даже в руках самой могущественной покорительницы воды, против драконьего пламени?.. Она горит… прямо сейчас она горит заживо! Его Катара, его девушка, самая прекрасная на свете, нежная, добрая, податливая, с гладкой и тонкой кожей, с влажными, мягкими губами, она горит, ей больно, она… Она… Он не мог сказать этого даже в мыслях. Это было слишком больно, человеческое сердце не способно этого вытерпеть. Но в своем болезненно обострившемся воображении Зуко мог увидеть это почти наяву. Катара выгибается в его руках от удовольствия. Катара выгибается в тисках пламени от боли. Катара беззащитно приоткрывает рот и вскрикивает его имя. Катара кричит в предсмертной агонии. Катара обмякает в его объятиях, обессиленная любовью. Катара падает на пол… Изуродованная ожогами… Мертвая… Сердце било, как барабан. Не часто, нет, сейчас его удары стали, наоборот, очень медленными. Удар за ударом. Удар. За ударом. Стук. Медленный, тяжелый, почти по-звериному бессмысленный взгляд скользит прочь от стены. Даже отсюда, с воздуха, несмотря на то, что дракон уже вновь взлетел, Зуко мог слышать вопли чужой боли… Ее боли. Ему мерещился крик Катары. Тоненький, прерывистый, отчаянный крик, заполнивший все его существо, раскаленной иглой впивающийся в разум, гвоздящий, распинающий! Стук. Выдох. Тело подрагивает. Ноги, плечи, руки, спина… Подрагивает, как в нервном тике. Как в зарождающейся истерике. Слишком больно. Стук. Азула. Усмехающаяся. С надменно поднятой головой, с самоуверенным и холодным взглядом. Довольная содеянным, довольная тем, что сделала ему больно. «Она не знала, — послышался в голове Зуко его собственный глухой, хриплый голос человека, неожиданно потерявшего смысл жизни. — Она не знала, что там Катара. Она просто сделала это, потому что она злобная тварь… И потому что увидела там вражеский отряд. Она даже не знала...» Она ничего не знала. Не знала, как Катара умеет смеяться, какая она добрая, нежная и заботливая, как она похожа на лепесток пламени в алых одеждах, как искрится снег в ее волосах, как она смотрит с такой любовью, такими огромными, доверчивыми, почти по-детски наивными глазами, что у него разрывается сердце оттого, как он любит ее. Он любит ее. Азула — никого не любит. Утопая в багровой пелене, он не слышал голоса сестры. Он только прочитал по губам, чуть-чуть изгибающимся в издевательской усмешке: — Не сделаю, Зуко?.. Я уже сделала. И с невнятным рычанием, со звериным отчаянным воплем юноша рванулся вперед, в один момент, единым нечеловеческим усилием, перебрасывая свое тело на спину дракону. Но именно в эту секунду дракон изогнулся, выгибая тело так, что Зуко, едва он выбрался на спину, подбросило высоко вверх, вырывая из горла крик. Парень сгруппировался в воздухе — и коршуном упал прямо на Азулу, глухо рыча, как зверь, с застывшим, искаженным лицом, с почерневшими глазами, полными бессмысленной ненависти, с протянутыми вперед руками, с ясным и отчетливым намерением ее задушить. Азула не ожидала такого внезапного и яростного напора, как не ожидала его в ту ночь, когда немножко урезонила одну излишне самоуверенную волшебницу воды, вздумавшую, что она может с ней, Азулой, тягаться — но все же среагировала мгновенно. На несколько долгих мгновений бывшая принцесса оказалась в прямом смысле под братом, придавленная к обжигающей драконьей чешуе тяжелым, неповоротливым («Ах ты тварь!») телом. Его руки, багровые от ожогов, яростно стиснулись на ее шее — и Азула захлебнулась сначала возмущением — «Не смей меня трогать, ты, грязная свинья!» — а затем… удушьем. Хриплый, яростно-возмущенный, невнятный, придушенный возглас. Азула сильным и быстрым движением перекатилась по спине дракона, оказываясь сверху и подминая под себя Зуко. Настала ее очередь вцепляться братцу в горло — злобно, яростно, впиваясь в плоть ногтями до кровавых лунок, терзая его, душа его! Сдохни-сдохни-сдохни, ты должен наконец-то умереть, ты еще год назад должен был умереть, но тогда тебя спасла твоя грязная чернавка — теперь ее нет, и ты сдохнешь, сдохнешь, тварь! Глаза девушки горели фанатичным, темным, яростным огнем, губы раскрылись в алчных, горячечно-быстрых вздохах, изредка верхняя губа вздергивалась, обнажая острые зубы в яростном оскале. Зуко хрипел и вырывался изо всех сил, но Азула держала крепко, очень крепко, придавливая его к спине дракона за горло, терзая его ногтями, выдавливая из него жизнь… И, одержимая яростным желанием убить-Зуко-убить-Зуко-убить, Азула допустила ошибку. Ей нельзя ослаблять контроль над драконом. Ей приходилось слетать с Шо, когда он дрался с Аппой, чтобы спасти свою жизнь, но тогда у ящера не было выбора: дерись или умри, он не мог сделать ничего, кроме этого, и Азула сразу же снова возвращалась в седло и снова натягивала мысленные поводья, подчиняя себе его разум. Но теперь… Теперь, почувствовав, что ее нет у него на шее, что ее разум слишком занят, чтобы его контролировать… «Что это?» — сквозь багровый туман удушья пронеслось в голове принца огня. В горло ему впивались пальцы Азулы, он вцепился в ее плечи, силясь не позволить ей задушить себя окончательно, он рвался из жестких тисков смертоносных «родственных объятий», и все было тщетно, но... Вдруг пальцы Азулы ослабли сами. Азула резко повернулась в сторону головы дракона. Зуко готов был поклясться, что впервые видит ее лицо… испуганным. А потом он почувствовал под собой вибрацию. Дракон рычал, но не так, как делал это обычно. Это было похоже на утробное рычание зверя в цирке, увидевшего, что хозяин выронил хлыст. На гул зарождающегося извержения вулкана. Дракон яростно и торжествующе взревел — и рванулся вверх так яростно и так быстро, словно не был огромным чудовищем весом с два-три добротных дома. Под чешуей Зуко отчетливо ощущал напряжение его мышц, казалось, зверь немного подрагивал. Брат и сестра буквально покатились по телу дракона вниз, им приходилось судорожно хвататься за что угодно, искать опору, цепляться пальцами за чешую, даже друг за друга, чтобы не упасть. Они сцепились так, будто безумно друг друга обожали… Но на самом деле они безумно хотели друг друга убить. То Зуко, то Азула оказывались сверху, и каждый улучал мгновение, чтобы ударить другого — в лицо, или заставить приложиться затылком о драконью чешую, или… Наконец-то! Дракон вышел из вертикального положения, теперь он извивался стремительно и яростно, но хотя бы горизонтально, они хотя бы не скатывались с него, как капли воды с гуся. Удача, как обычно, изменила Зуко — его сестра оказалась сверху, растрепанная, с горящими глазами… Удар! Зуко ошеломленно моргнул. Она что… Только что ударила его кулаком в челюсть? По-мужски, даже без магии, просто ударила кулаком в лицо?.. И еще удар! В челюсть — и тут же грудину (Зуко вздрогнул всем телом и стиснул зубы, дернулся, пытаясь сбросить ее с себя, но Азула была намного более цепкой: оказавшись сверху, она долго его не выпускала, цепкая, ловкая, утяжеленная доспехами), еще один — в солнечное сплетение… Зуко перехватил ее запястье и с силой вывернул, заставляя девушку тонким голосом взвыть от боли. Губы Зуко дернулись в мрачной усмешке — и он перекатился, обдирая спину о драконью чешую. Перекатываясь, он успел нанести ей смазанный удар коленом под дых, но лишь охнул, натолкнувшись на железо доспехов. Жаль. Он хотел, чтобы этой стерве было больно, очень больно… Удар! Кулаком. В лицо. Со всей силы. Верхняя губа вздернулась, обнажая зубы в яростной гримасе. Азула вздрогнула, голова ее мотнулась в сторону. С губ не сорвалось ни единого звука, только глаза… В них Зуко прочел изумление. Он никогда раньше не бил девушек. По крайней мере, не бил их так, просто, как мог бы ударить мужчину. Никогда, даже Азулу, хотя у него была такая возможность — это было ниже его достоинства, но сейчас юноша забыл о достоинстве. От рук этой твари погибла Катара. Еще удар! Девушка возмущенно и яростно вскрикнула — и с силой перекатилась снова, так, что Зуко оказался снизу, придавленный ее телом и тяжестью доспехов. Азула втиснулась в него так, что юноша вскрикнул, когда железные пластины впечатались в его тело, оставляя багровые полосы — то ли раны, то ли синяки. Металл нагрелся оттого, как много здесь было огня. Он тут же попытался скинуть ее сильным движением ног, но не получилось — Азула вцепилась в него, как хищное насекомое. Размахнулась и со всей силы впечатала кулак ему в живот, так, что юноша не смог даже вскрикнуть — изнутри выбило дыхание. И тут дракон развернулся в воздухе так стремительно, словно был живой плетью. Его тело, казалось, на пару мгновений сложилось пополам — и резко выпрямилось снова, и Азула и Зуко слетели с него, как две блохи. После удара в живот от такой встряски Зуко едва не терял сознание. Воздуха отчаянно не доставало, но он вслепую искал руками, за что бы зацепиться, за что бы… Есть! Есть — и снова нет, костяной отросток скользнул между пальцами, и Зуко на мгновение показалось, что он падает в океан концентрированного ужаса… Нет, он просто падает и, кажется, сейчас окончательно соскользнет с дракона, упустит свой шанс, потеряет сознание, разобьется... Зуко закричал от адреналина, яростно полыхнувшего в крови, и с силой оттолкнулся ногами, создавая короткую огненную вспышку, которая буквально припечатала его к телу дракона. Ладони жадно скользнули по чешуе, раздирая свежие ранки, нащупывая роговой отросток, все тело втиснулось в чешую… Зуко с облегчением выдохнул: кажется, он обрел некое подобие устойчивости (на ближайшие пару секунд). «Где Азула?..» «А вот и я, братец!» — издевательски-весело прозвучало в его голове вслед за сильным огненным ударом в бок. Зуко заорал в голос, от боли он едва не выпустил рог, за который исступленно цеплялся. Чертова мразь! Юноша попытался отмахнуться от второй огненной волны, которая уже неслась в него, но не успел: слишком короткая дистанция — и его сознание на несколько секунд затопила боль. Бок будто обварило кипятком, удары сыпались на него почти безостановочно, короткие, но яростные и сильные, и Зуко никак не мог защититься, не мог их блокировать — ему нужно было держаться, дракон все еще яростно извивался всем телом, рог то и дело норовил выскользнуть из-под пальцев, и все силы Зуко уходили только на то, чтобы удержаться и не потерять сознание от боли. «Черт! Если я ничего не сделаю, эта тварь просто поджарит меня заживо!» Рукой — не вариант, он ими в основном и цепляется… Ногой? Да, но терять хотя бы миллиметр опоры… «…давай, ты, ничтожный трус!» Резкий выдох. Он должен. Удар! Удары ногами у Зуко всегда были любимыми, и этот получился пусть и очень коротким, но мощным и сильным. Еще удар, пока она ошеломлена болью! И еще! Еще! Зуко слишком увлекся — это, в отличие от ударов ногами, было его слабое место. Он бил так яростно, мстя за нанесенную боль, что не заметил, как дракон вновь набрал скорость. Его тело изогнулось, как хлыст, дернулось… И стряхнуло с себя Зуко. Никогда он не захотел бы быть магом воздуха. За эти несколько… часов? Ему казалось, что битва идет уже который день… И за это время Зуко успел всей душой возненавидеть ощущение полета и легкости, невесомости собственного тела. Единственное, что в этом было хорошего — это странное чувство онемения, отрешенности и успокаивающая дикую боль в ожогах и приятная прохлада вечернего неба. Но ему нельзя было отдаваться этим приятным ощущениям, ему нужно было… Ус! Драконий ус, прямо в нескольких сантиметрах от него! Может, Зуко и был невезучим, но он умел использовать шансы, которые подкидывало ему мироздание, на полную катушку. Он мгновенно схватился за ус. Тот оказался горячим, гладким на ощупь — он выскальзывал из потных ладоней, Зуко приходилось цепляться изо всех сил — и он тащил Зуко за собой так, будто его тело вообще ничего не весило. Ноги трепыхались в воздухе, как будто в них не было ни костей, ни мяса. Зуко напряженно пытался поймать взглядом Азулу… Вот она! Смотрит яростно, расширенными, почерневшими глазами, лицо застыло от злобы… «Ус — это так важно?..» Возможно, Зуко стоило бы подумать об этом дольше, но вместо этого он отпустил ус — и очень вовремя, потому что его кончик тут же опалило яростным залпом от Азулы, Зуко успел выскользнуть из-под него буквально за пару мгновений до — и, подгоняя себя огнем, спикировал на Азулу. Промазал. Опять. Вместо ее доспехов в тело впечаталась драконья чешуя. Зуко вскрикнул от боли (если бы не то, что юноша был магом огня, те повреждения, что нанесла ему эта битва, уже давно заставили бы его потерять сознание) и досады — он промазал буквально чуть-чуть, всего на метр-два вправо. Сестра чуть повернула голову к нему. Уголок ярко-алых губ конвульсивно дернулся в жестокой ухмылке. — Мазила, — прошептала она хрипло, срывающимся голосом… А затем пришел огонь и боль. Зуко взвыл, из-под зажмуренных век градом покатились болезненные слезы. Его всего лихорадочно трясло, даже когда огонь закончился — Азуле пришлось оборвать пламенный поток, потому что дракон теперь метался из стороны в сторону мелкими зигзагами, и они оба могли думать только о том, как на нем удержаться. Глухо застонав, Зуко хотел было прислониться лбом к драконьей чешуе, дать себе хоть мгновение передышки… Но тут дракон изогнулся всем телом, встряхиваясь, как змея, пытающаяся сбросить кожу — и Зуко закричал, почувствовав, как выскальзывает из-под пальцев его рог. Юноша быстро оттолкнулся ногами, создав короткий огненный залп, чтобы не отлететь в сторону — он буквально припечатал себя к телу дракона и соскользнул вниз, обдирая себя до крови и невольно издавая протяжный, низкий, болезненный стон. Духи, как же больно… Пальцы лихорадочно тряслись, силясь за что-нибудь ухватиться — и, о, счастье! Зуко попался еще один роговой отросток. Тяжело дыша, он поднял голову, чуть мотнул ею, чтобы убрать с лица прилипшие пряди. Пот заливал ему глаза, сердце стучало так сильно, что отдавалось одновременно во всем теле, будто Зуко весь превратился в одну только пульсирующую мышцу. «Где…» Азула оказалась в нескольких сантиметрах от него, так близко, что Зуко мог рассмотреть ее расширенные зрачки и блеск испарины на лице. — Посмотрим, сколько ты выдержишь… — хрипло, маниакально прошептала бывшая принцесса. Она уже не смеялась, но темные глаза, кажущиеся почти провалами, горели одержимым огнем. Зуко даже не успел спросить себя, что она задумала — в спину ему врезался огненный кулак. И еще раз. И еще. В бок, под ребра, снова в спину — Азула издевалась над ним, причиняла боль, ей хотелось, чтобы он сам, не выдержав, разжал руки, и Зуко действительно утопал в боли, и пальцы слабли, и все тело… «Не выйдет, дрянь!» Зуко глухо, по-звериному, зарычал — и изо всей силы дернулся назад плечами, спиной, затылком. Он успел ощутить в волосах ее дыхание прежде, чем услышать хлюпающий звук и невнятный, тихий вскрик. Бросил взгляд назад — и с мрачным удовольствием увидел свою «совершенную» сестрицу с разбитым в кровь аристократичным носиком и ошеломленным выражением лица. Зуко хотел было ударить ее снова, пока есть шанс, но, шаря ногами в поисках опоры, вдруг влип сапогом во что-то… влажное… «Ах ты…» Зуко и Азула даже переглянулись, одновременно осененные ужасом. Зуко готов был поклясться, что в глазах Азулы читается «Что ты натворил, болван». Что делают драконы, когда им тревожат свежие, недавно оставленные одним летающим бизоном, точечные раны? Они с бешеным ревом вскидываются и легко сбрасывают с себя надоедливых людишек, рыча от боли и ярости, содрогаясь всем телом, каждым (будто из стали выточенным) мускулом. Мысли Зуко превратились в огромный лихорадочный мятущийся ком отчаянья и брани. Юноша отчаянно взмахнул руками, оттолкнулся ногами, огнем помогая себе остаться рядом с этой тварью, которую он должен был убить во что бы то ни стало (и драконом), но его руки напрасно соскользнули по чешуе, в очередной раз обращая в фарш его несчастные ладони — зацепиться все равно не получалось. Раз, другой, третий — не получалось и все, дракон извивался, нырял из стороны в сторону, метался в воздухе, как обезумевший, изрыгая чудовищный рев, от которого у Зуко совсем некстати заныло в висках. Он цеплялся за чешую, не находя отростков, так отчаянно, что на пальцах остались кровавые лунки. Еще один, особенно сильный и болезненный, удар о драконье тело — воздух выбило из легких — юноша опять отлетел назад, взмахнул руками, ногами, снова создавая огонь — опять ударился, и так еще, еще и еще раз, вскрикивая, теряя дыхание, теряя силы… «Я все равно справлюсь!» …но не теряя ожесточенного упрямства, которое, наверное, ничто в мире не могло переломить. Наконец — есть! Зуко ухватился за спасительный отросток — и вцепился в него изо всех сил, мгновенно (оказывается, и к этому можно приноровиться) отыскал опору ногами и обмяк, тяжело дыша, пытаясь немного прийти в себя. Духи… Юноше казалось, что он вот-вот потеряет сознание, а этого нельзя допускать ни в коем случае… Перед глазами у него плыли цветные круги… «Азула». Где она? Ее швыряло так же сильно, как и его самого, и теперь Зуко понятия не имел, где ее искать. «Может, она не справилась, и… Да нет, — юноша мрачно усмехнулся про себя. — Ради Агни, что за чушь я несу. Это же Азула». Судорожно сглотнув пересохшим (все богатства мира за глоток воды!) горлом, Зуко усилием воли заставил себя собраться и оглядеться… И вздрогнул всем телом, ошеломленно распахивая глаза, у него даже сердце ухнуло куда-то в живот. «Да нет, нет… Мне не могло так повезти». Измученная, похожая на марионетку, повисшую на ослабленных веревочках, Азула зацепилась буквально за соседний рог. Кажется, она тоже была на грани обморока. Брата она явно не замечала. «Дыши тише! — злобно приказал себе огненный принц. — Будешь дышать, как раненный комодоносорог — она тебя заметит, и ты все испортишь!» По мускулам ног прошло напряжение — он хотел было ударить ее ногой, как прежде, но сообразил: удар ногой слишком рискован, в любое мгновение дракон может снова прийти в ярость, и он сорвется, если не будет держаться еще и ногами. Значит, нужно что-то другое, но что… Азула повернула к нему голову. Она тяжело дышала, ее лицо покрывала испарина, пряди прилипли ко лбу и щекам, глаза горячечно пылали, скулы казались еще острее, чем раньше, и раскрытый в тяжелом дыхании рот казался раскрытой раной. Даже дорожки слез блестели на щеках… Зуко смотрел на нее меньше мгновения — стоило Азуле повернуться к нему (девушка не успела даже сфокусировать на нем взгляд, он так и остался рассеянным, почти сонным), как зрение ей застлало пламя. Зуко выдохнул его через рот. «Она не справится с этим! Она ведь этого не ожидала, она не спра…» И через какую-то жалкую секунду маг огня почувствовал сопротивление, сильное и упругое, будто это Азула вовсе не находилась только что на грани обморока. За потоком своего оранжево-золотого пламени он видел темные, лихорадочные, синие языки ее огня. «Ну, конечно, справилась». Теперь даже время сделалось его врагом, даже собственный организм. Секунды сделались тягучими, как свинец. Огонь против огня, дыхание против дыхания, выдержка против выдержки. Секунда. Сильно жжет гортань, как всегда, когда выдыхаешь через нее пламя, но сегодня еще сильнее, чем когда-либо. Жгут оставленные ее ногтями царапины. Две. Перед глазами все плывет. Три. Непереносимо хочется разжать руки. Хочется сдаться, но Зуко никогда не сдавался и не собирается. Сжать пальцы на роге сильнее. Сильнее напрячь горло, как дядя учил, почувствовать упругий, настойчивый жар в грудине. Молиться, чтобы дракон не попытался стряхнуть их именно сейчас. Этого не происходило: рептилия была огромной и невероятно сильной, но даже драконам свойственна усталость, а он не отдыхал с самого утра и выдержал сражение с Аппой. Четыре секунды. Пять. Шесть. На секунду Зуко бредово померещилось, что его пламя и Азулы — это великие учителя, алый дракон и синий, схлестнувшиеся в бесконечном поединке. Мелькнуло воспоминание где-то на самом краешке сознания: Ба Синг Се, он свалился с лихорадкой, и ему почему-то снились эти драконы… И у синего был голос Азулы, а у красного… Пламя из глотки Зуко перехлестнуло криком. Азула, как всегда, оказалась хитрее: она сумела, не прекращая изрыгать огонь, послать в него еще один слабый, но все-таки удар ногой, от которого Зуко не сумел защититься — и с криком непроизвольно разжал руки, падая куда-то вниз… вниз… вниз… «Чертова стерва!» Дракон с недовольным ревом изогнулся всем телом, и — должно же ему хоть немного везти! — пальцы Зуко буквально сами налетели на рог, правда, в опасной близости от еще одной раны, поэтому Зуко буквально вжался в дракона, всеми силами стараясь не задеть его и не спровоцировать еще один всплеск драконьей ярости. Если бы у него сейчас была хоть какая-то опора под ногами, кроме попыток зацепиться подошвами за драконий бок — ноги у Зуко наверняка бы ослабли от пережитого. Азула почти с ним справилась. Почти смогла его сбить отсюда… Бррр! Азуле, как всегда, повезло больше: когда дракон изогнулся, пытаясь стряхнуть с себя надоедливых, но таких упорных человечишек, она схватилась за рог выше него, и даже упиралась коленом в основание драконьей лапы и теперь могла немного передохнуть. Зуко судорожно, до крови закусил губу. Бросил быстрый взгляд назад, где по ветру хлестал драконий хвост. По спине его пробежал холодок: совсем близко… За схваткой, за метаниями дракона из стороны в сторону (Зуко никогда в жизни не чувствовал чего-то настолько яростного, быстрого, резкого и хлесткого) они даже не заметили, как постепенно скатились от головы дракона по всему его длинному, громадному телу — почти к самому его хвосту. Духи… Зуко стало дурно. Схватка с Азулой тянулась с самого утра, а теперь — он бросил мутный взгляд на запад — солнце уже горело прощальными алыми лучами, скоро на землю опустится ночь. На теле принца не было ни единого живого места: ладони разодраны в кровь чешуей дракона и ею же обожжены, Азула оставила ему десятки, даже, наверное, сотни ожогов по всему телу, одежда вся в обугленных дырках, руки выше кистей обвиты багровыми полосами: он пытался держать щит… Невыносимо. Зуко не знал, как его тело умудрялось справляться раньше, как его разум отгонял боль и туман беспамятства, снова и снова заставляя Зуко сражаться, но сейчас, похоже, силы его оставляли. И Азулу тоже: она ведь пережила то же самое, кроме, может быть, попыток выстоять под драконьим огнем. Голову Зуко медленно окутывало густым туманом, и в нем ему мерещился легкий запах дождя и грецких орехов, всегда исходящий от волос Катары… Легкие, нежные пальцы, касающиеся его горячих висков… Ласковый голос… Он не слышал, что конкретно она говорит, но ему было достаточно того, что она просто говорила, просто была рядом… До того сжавшийся в комок, чтобы не задеть рану дракона, в опасной близости от которой он находился, Зуко медленно обмяк. И очнулся, почувствовав, что его пальцы до самой ладони вошли во что-то горячее и мокрое. «Духи, почему я такой болван!» — успел подумать Зуко, прежде чем и его, и Азулу чудовищно сильно встряхнуло. Дракон взревел, выгибаясь всем телом, и стрелой унесся куда-то вверх, как всегда делают звери, спасаясь от боли — убегают туда, где могут ее переждать. Дракон вытянулся в струну, в сияющую сапфиром комету, и, наверное, это было даже красиво, но Зуко не видел красоты. У Зуко перед глазами все смешалось, как краски на палитре до смерти пьяного художника: синева неба, синева драконьей чешуи, белизна его брюха, багрянец его ран, черные волосы и доспехи Азулы — она летела… нет, она падала вместе с ним, отчаянно вереща и пытаясь за что-нибудь ухватиться, как и Зуко. Они падали совсем близко и то и дело бились друг от друга, но дракон швырял их так, что они даже не могли попытаться атаковать — все силы уходили только на отчаянные попытки за что-нибудь ухватиться. Мозг юноши затопил собственный крик, вопль Азулы, пронзительный, как у хищной птицы, чудовищный рев дракона, который, кажется, способен был заживо расщепить на кусочки мозг — и еще звон в ушах и собственный голос в мозгу, властно требующий: соберись, хватайся за что-нибудь, ну же, ты что, умереть хочешь — и даже не унести ее с собой?! Хвост! Зуко отчаянно схватился за него… И буквально в то же мгновение… «Аааа, что ты делаешь, тварь?!» Затылок ему обожгло горячечным дыханием сестры, а на спину обрушилась ее тяжесть: Азула вцепилась в его плечи руками, до крови впившись ногтями в плоть, обхватила ногами за пояс, но меньше всего это напоминало любовное объятие — это была звериная, отчаянная попытка выжить во что бы то ни стало, выжить ценой его жизни. Зуко попытался было что-нибудь сделать, как-то стряхнуть ее с себя, но дракон так мотал хвостом, что все, о чем Зуко мог думать — это как удержаться еще несколько мгновений. Проклятье! Принц тяжело и очень быстро дышал, хватал воздух губами, перед глазами у него все плыло. Держаться за хвост оказалось еще тяжелее, чем за рога или даже за ус: духи, как же дракон им махал! Влево, вправо, вверх, снова влево и вправо, вниз, и опять влево, да когда это закончится! Казалось, дракон обезумел от ярости и желания освободиться. Голова у Зуко раскалывалась, к горлу подкатывал ком тошноты, весь мир вокруг превратился в мешанину пятен и, несмотря на то, что вокруг царила небесная и драконья синева — багровые круги. Его тело металось вслед за драконом, Зуко то и дело в голос вскрикивал, когда его сердце проваливалось в воздушную яму, и изо всех сил стискивал мокрые ладони. «Не отпущу! Ни за что не отпущу!» Ааа! Влево — и резко вверх, это хуже всего, Зуко уже убедился… И вправо, и как же это чудовищно быстро! Пытаясь удержаться за хвост дракона, он обломал себе все (оставшиеся) ногти. Ногти же Азулы с силой впивались ему в плечи, Зуко чувствовал их даже сквозь ткань. Девушка держалась за него, как утопающий за соломинку, сильно и яростно, и то и дело мозг ему пронзало раскаленной иглой: Азула тоже пронзительно верещала от каждого движения драконьего хвоста и судорожно вцеплялась в него сильнее, сильнее, причиняя боль тяжестью своего тела и обжигая горячим металлом доспехов. «Я должен разжать руки». Эти слова прозвучали в голове Зуко с почти пугающей отчетливостью, ясно и жестко, будто его и не мотали тут, как флажок в Праздник Небесных Фонариков. «Она…» Мысли — прерывисты, обрывочны, сбиваются, трудно думать иначе, когда пытаешься удержаться на драконьем хвосте. «Может взобраться по мне. — Вправо, сильно, хлестко, до крика! — А я из-за нее подтянуться не могу. — Вниз! — Духи, какая она тяжелая… — Снова вправо, и хвост мелко дергается в руках, словно пытаясь вырваться из ладоней, и Зуко почти уже готов вцепиться в него зубами — все равно не отпущу! — Я должен…» А небо уже не жжет холодной синевой, оно наполнилось теплыми оттенками заката, почти как вчера, когда они с Катарой… Хвост мотнулся еще раз, и Зуко вцепился в него крепче, на миг будто провалившись в пропасть. Страшно. Безумно страшно. Никакой опоры, только он, Азула, иссякающие силы и небесная бесконечность. «Племянник, это почти самоубийство», — послышался в его голове усталый голос Айро. Зуко изо всех сил зажмурился. Он ведь обещал ему. Обещал, что будет себя беречь, дядя всегда так за него волнуется. Обещал, что все будет хорошо. «Прости меня, дядя». И пальцы Зуко разжались.