«По горной тропинке иду. Вдруг стало мне отчего-то легко. Фиалки в густой траве.» Мацуо Басё
Спустя пару недель Катара, Зуко и Аанг уже были в Царстве Земли. Тяжелее всего было перебраться через океан: молодым людям пришлось прятаться в отвратительно воняющем рыбой трюме, не вылезая оттуда даже ночью, ведь их могли заметить, а скудная пища, которую им удавалось своровать из корабельной кухни, совсем не утоляла голода и, будучи очень соленой, сильно разжигала жажду. Поэтому, едва сбежав из порта, куда прибыл «их» корабль, юные революционеры, не сговариваясь, решили, что им нужно как следует отмыться, чтобы смыть с себя запах рыбы, и нормально поесть. Вскоре им удалось отыскать небольшое озеро в глубине потихоньку линяющего леса. Было уже довольно холодно, но никого из путешественников это не смущало: южанке-Катаре после ледяного моря, что омывало берега южного полюса, даже самая стылая вода казалась парным молоком, Зуко бросил что-то о «дыхании дракона», которое якобы способно было его согреть, и с головой погрузился в прохладную воду, а Аанг и вовсе не вызывал никаких вопросов: Катара помнила, как сжимала теплую детскую ладошку легко одетого монаха, только что выпавшего из айсберга, и как он даже не думал покрываться зябкими мурашками или просить что-нибудь потеплее, даже когда его в очередной раз атаковал скопом сосулек Пакку на северном полюсе. Правда, сегодня магу воды не довелось восхититься закаленностью мальчугана, потому что она, охваченная каким-то незнакомым смущением, торопливо пробормотала, что искупается одна, в бухте неподалеку, и «если кто-то забыл, Зуко, то я девушка! И вообще, мне нужно потренироваться с водой!». Плавая на спине и задумчиво глядя в ясное небо сквозь золотые листья деревьев, Катара размышляла: откуда это смущение, этот странный жар в груди и на щеках? Прежде она никогда не стеснялась ни Аанга, ни Сокки, и непринужденно валялась вместе с ними на песке и плескалась в воде, неизменно побеждая во всех водных соревнованиях… «Наверное, это потому, что Сокка — мой брат, а Аанг — ребенок, — успокоила себя Катара. — Хару или кого-то вроде него я стеснялась бы точно так же, как Зуко, вот! Я стесняюсь не Зуко как Зуко, а Зуко как парня, который может привле… который может мне нра...» Рассердившись на собственные мысли, увлекшие ее еще дальше в дебри сознания, Катара встала на дно и сердито хлопнула ладонью по воде. «Не буду больше об этом думать. И я не краснею! А если краснею, то от холода! Да, точно! Тут жутко холодно!» Однако на плечах ее не было даже намека на мурашки. Злясь на себя, маг воды торопливо поплыла к берегу, быстро высушилась и решительно зашагала обратно к своим спутникам. Оба они уже вышли из воды: Аанг теперь лежал на берегу, опираясь лопатками о камни, и задумчиво перебирал пальцами ног в прибрежном песке, а Зуко разводил костер. Улыбнувшись аватару, Катара приблизилась к Зуко и, остановившись напротив него, не без иронии скрестила руки на груди: — И зачем же ты разводишь костер? Однако насмешливое — будто в защиту, только от чего?.. — выражение лица ее смягчилось, стоило Зуко растерянно поднять на нее глаза и глупо хлопнул ресницами. Он выглядел до того трогательно, что девушке даже захотелось ласково поерошить ему волосы, но вместо этого она лишь мягко улыбнулась и добавила: — У нас же нет еды. Нужно купить. — Тут недалеко есть город, — подал голос Аанг. — Я помню по картам. — О, отлично! — Катара энергично хлопнула в ладоши. — Зуко, дай мне денег, я схожу и куплю продуктов. И еще нужен котелок, карта, нормальный гребень, мой сломался, лента, чтобы прикрыть стрелу Аанга и… — Я понял, понял, понял, хватит! — принц смешно замахал руками, прерывая речь девушки, и отвязал от пояса мешочек с деньгами. — Вот, бери. Все, что есть. Катара светло и ласково улыбнулась молодому человеку и аккуратно взвесила кошелек на ладонях. Здесь были деньги, которым им удалось заработать или своровать еще в царстве огня. Зарабатывал в основном Зуко: молодой, крепкий парень мог взять на себя больше, чем юная девушка и тонкокостный подросток, а шрам он старался не показывать. Невзирая на страхи, его ни разу не признали: за время войны люди успели привыкнуть к уродствам и даже такой узнаваемый шрам, как у него, редко вызывал вопросы. Наблюдая за тем, как собирается в дорогу Катара, Зуко почувствовал странную тревогу, щекотно колющую его где-то в груди. Хрупкая худенькая девушка, одна, в незнакомый город, с полным кошельком денег… — Может, мне пойти с тобой? — осторожно спросил парень, касаясь ее локтя. — Там может быть опасно. — Нет, спасибо, Зуко, — немного краснея, Катара неловко отстранилась, вырывая из бледных пальцев принца свою руку. — Я лучше сама. Аанга нельзя оставлять одного, и потом, рынок — не подработка на ферме, тебя заметят... Взглянув в глаза молодого мага огня, Катара отчего-то смешалась, мысли в голове спутались, а щеки медленно, но верно начал заливать румянец. Смутившись, девушка быстро, почти испуганно отступила на несколько шагов назад и пробормотала: — Я пойду… Пока, Зуко, — это прозвучало едва слышным шепотом, но затем Катара добавила громко, чтобы было слышно на берегу: — Пока, Аанг! С этими словами девушка удалилась. Молодые люди проводили ее глазами и вернулись к своим занятиям: Зуко, посидев немного около огня, бросил, что пойдет поищет хвороста и орехов, чтобы перекусить, и скрылся в лесу, а Аанг остался задумчиво сидеть на берегу. С самого своего освобождения из бункера мальчик размышлял, как ему вернуть магию, ведь нельзя же сидеть сложа руки! На корабле, конечно, заниматься можно было только магией воды, ведь даже огонь был опасен — моряки могли почувствовать запах паленого из трюма, но аватару нужно было для начала освоить родную стихию, чтобы затем приступить ко всем остальным. Он не без тоски вспоминал те дни, когда мог легко взлететь, просто шагнуть, опираясь не на землю, а на воздух, когда он был настоящим «сыном ветра» и, как говорилось в одной из многочисленных песен Воздушных Монахов, «волшебные картинки на лету цветами ветра рисовать», когда он был свободен… Две недели заключения и нескончаемой боли отобрали у него эту свободу. Но он обязан, обязан был ее вернуть! Осторожно поднявшись на ноги (кости, зажившие не естественным путем, а при помощи магии, продолжали время от времени досаждать парнишке болью), Аанг оперся на посох и медленно прошелся по берегу. Каждый шаг отдавался не болью, но острым отвращением к себе самому. Сейчас молодой аватар практически ненавидел собственное тело: оно казалось ему тяжелым, некрасивым, изломанным, оно уже не было способно в любую секунду высечь огонь из кончиков пальцев, взять власть над водой или землей. Нет, со всем этим он вполне мог бы смириться, но вот с тем, что он больше не мог летать, жадно ловя губами сладкую влагу облаков и режущий холод поднебесья… Это было невыносимо. Воздух был самой его сущностью, его братом и отцом, а теперь он его лишился. Последний маг воздуха перестал им быть. «Нет! Ни за что!» — нахмурившись, отрезал Аанг и резко взмахнул руками вперед. Это должно было создать легкую воздушную волну, самый простой и естественный прием — такие есть в каждой из четырех стихий, но… Ничего. Воздух остался неподвижен. Мальчик невольно скрипнул зубами в бессильном раздражении и тут же глубоко вздохнул, беря верх над злостью. «Ничего не получается сразу», — напомнил он себе и осторожно положил посох на песок. Глубокий вдох — и на выдохе руки плавно, но быстро посылаются вперед. Никакого напряжения в суставах, напротив, некоторая расхлябанность, небрежность, легкость. Главное — легкость. Но ноющая нескончаемая боль в костях не давала расслабиться и почувствовать ее. С трудом удерживаясь от раздражения, от того, чтобы не нахмуриться и не прикусить в досадливой злобе губу, Аанг раз за разом терпеливо повторял прием. И порой ему казалось, что вот-вот, сейчас равнодушный воздух покорится ему, но — снова неудача. Наконец, раздражение захлестнуло его. С бессильным глухим рычанием мальчишка ударил кулаком по пустоте и резко сел прямо на песок, прижимая к груди колени. «Не получается… Почему?! Кох! Раньше для меня все это было так естественно! Я даже не задумывался, как и что делаю, я просто летал и покорял воздух, а теперь?..» Закрыв глаза, Аанг резко откинулся назад, ощущая, как острые песчинки впиваются в лопатки и в шрам между ними. Холодный ветер, дующий с озера, и неспешное течение светло-жемчужных облаков по высокому, ясному небу несколько успокоили его — аватар вообще крайне редко сердился долго. Глубоко вздохнув, он задумчиво взрыхлил песок пальцами. «Может, я просто не с того начал? Чему меня учили монахи самым первым делом, раньше самых простых приемов? — Аанг нахмурился, с усилием воскрешая в памяти эти далекие дни. — Медитации!». Радостно улыбнувшись, парнишка хотел было резво вскочить, почти вспорхнуть на ноги, но его тут же согнуло воспоминанием о боли, какую причиняло ему каждое движение совсем недавно, и он поднялся осторожно и неторопливо. Для медитации было нужно спокойное, желательно уединенное место, поэтому Аанг после нескольких минут раздумий осторожно взобрался на большую плоскую кочку чуть правее их импровизированного лагеря (точнее, одиноко чадящий костерок, потому что палаток у них тоже не было), сел прямо на влажную, холодную траву в позе лотоса и прикрыл глаза.***
Глубокий, медленный вдох. Тишина вокруг. Тишина и глубокое спокойствие. Лишь шелест листвы на тихом ветру да робкий плеск воды о берег. Размеренный выдох. Покой. Умиротворение. Свобода… Глубокий вдох, такой глубокий, чтобы воздух наполнил его всего: живот, грудь, горло, чтобы он был переполнен кислородом. Зачастую именно в такие моменты маленькие монахи из храмов воздуха и отправляются в свой первый полет. Аанг всегда с удовольствием помогал своему наставнику ловить под потолком погруженных в медитацию детишек, а сейчас словно вернулся на десять (не считая века, проведенного в айсберге) лет назад — и с надеждой ждет, когда перестанет ощущать под собой холодную кочку и приподнимется в воздух, прямо к пушистым облачкам, так похожим на Аппу… Ждет? «Нет! — приказал себе Аанг. — Нет! Ты не должен чего-то ждать. Ты не должен вообще что-то чувствовать. Отрешись. Стань свободен от всех чувств. Позволь им течь внутри тебя, как воде. Гореть, согревать, но не жечь, как огню. Быть прочной опорой, которую даже не замечаешь толком — как земле. Будь свободен…» И в тот момент, когда грудь мальчика начало наполнять это потрясающее, волнующее ощущение собственной прозрачности, легкости, готовности взлететь — позади вдруг послышались быстрые, какие-то раздраженные шаги Зуко. Кинув хворост куда-то в сторону костра, принц огненной нации огляделся и, не обнаружив в лагере Катару, раздосадовано фыркнул: — Где можно ходить столько времени?! Уже несколько часов прошло! Аанг плотнее смежил веки. Умиротворяющий шум воды и звук собственного дыхания теперь перекрывались размашистыми шагами молодого принца — он принялся нарезать вокруг юного монаха круги. — Что можно делать столько часов на рынке? За это время там можно было скупить половину всего! Или она столько времени гребни и ленты выбирает? Девушки... Зуко закатил глаза и остановился прямо перед Аангом, скрестив руки на груди. Его присутствие начинало… Да что там — оно неимоверно бесило юного мага воздуха! Принц огня будто поставил себе за цель вывести его из состояния, даже близкого к медитативному. Неужели он совсем не понимает, что медитация — это важно? Даже не в целях восстановления магии (об ее отсутствии Зуко и Катара стараниями Аанга до сих пор не догадывались), медитирующего человека крайне нежелательно беспокоить. Однако маг огня, невзирая на волны раздражения, исходящие от поминутно морщащегося аватара, продолжал: — А если что-то случилось? На нее могли напасть и ограбить, или арестовать, или... Кох! Говорил же, надо было идти вместе! Почему она никогда не слушается? Неужели ей никто не объяснял, что ходить в одиночку опасно? А если сейчас действительно что-то произошло, а я сижу тут и не зна... То есть, мы сидим тут и не знаем? «Не надо, я пойду одна»! Зуко не очень-то похоже, но очень, очень, очень громко передразнил девушку и снова принялся нарезать круги вокруг несчастного аватара. Юноша что-то бурчал себе под нос и пинал попадающиеся под ноги камни. С каждой секундой это раздражало Аанга все сильнее и сильнее, порой казалось, что он уже готов огреть Зуко по голове посохом (так вот, для чего он на самом деле выстругал его себе!), и только принцип «не применяй силу там, где можно обойтись словами» продолжал удерживать его на месте. Когда очередной камень, откинутый ногой Зуко, врезался Аангу в ногу, его терпение лопнуло. Мальчик открыл глаза и немного резко, хоть и с вежливейшей улыбкой на лице, сказал: — Может, ты перестанешь, наконец, ворчать и пойдешь и… — Аанг на секунду задержал дыхание, сдерживая в горле резкие слова. — Прогуляешься. Где-нибудь. «Подальше от меня.» Фыркнув, Зуко посмотрел на мальчишку с искренней детской обидой и удалился в сторону костра. От его спины так и веяло возмущением, но Аанг решил закрыть на это глаза. Мальчик с облегчением смежил веки и вновь погрузился в медитацию — принц огненной нации, наконец, замолчал и стал накручивать себя в мыслях. Над берегом озера повисла тишина. В следующий раз она была нарушена легкими, будто бы даже танцующими шагами Катары. Она возвращалась из города, нагруженная покупками, но, судя по веселой улыбке на губах, ей было не в тягость нести тяжелые сумки с продуктами. — Эй, ребята! — еще издалека весело крикнула девушка. — Я вернулась! Кто-нибудь, помогите мне, они тяжеленные! Маг воды утомленно поставила сумки на землю и смахнула со лба испарину. На ладони осталось несколько глубоких розовых отпечатков от ручек, но и эта досадная боль была ей больше приятна: наконец-то у них будет нормальный, плотный обед, а не пара рыбешек, украденная из корабельной кухни! Услышав голос подруги, ребята мгновенно отвлеклись от своих мыслей. Аанг уже собирался встать и помочь ей, но Зуко положил ему руку на плечо и покачал головой: по его мнению, мальчишке было еще рановато таскать тяжелые свертки с едой. Вместо этого он взял их сам, стараясь как можно лучше скрыть (вовсе не волнение!) недовольство, однако получалось у него откровенно плохо: у юноши были слишком честные глаза. Неудивительно, что вскоре Катара, помявшись немного, осторожно коснулась его плеча и заботливо спросила: — Зуко, что случилось? Парень резко дернул плечом, стряхивая ее пальцы. — Что случилось? Совсем ничего, если не считать того, что мы тут должны гадать, где ты пропадаешь! Взгляд мага воды сделался растерянным. — Но я же сказала, я пошла на рынок... — она машинально махнула рукой в сторону города, как бы в доказательство своих слов. — Что можно было делать на рынке так долго? Ты знаешь, что за это время тебя могли заметить и поймать?! Положив свертки с запасами на землю, юноша требовательно посмотрел на мага воды. Та пока что оставалась спокойной, но нервно поджавшаяся губа выдавала, что это давалось ей с трудом. — Но не поймали же... И вообще, чего ты на меня кричишь? — Катара сердито нахмурилась. — Я вернулась, купила продуктов, я жива и здорова, все хорошо! — Потому что я волновался за тебя! — голос Зуко, сорвавшийся на повышенный тон, прозвучал неожиданно резко и громко. Выкрикнув это, юноша вдруг осекся: на него свалилось осознание того, что он только что сказал. Окончательно растерявшись под взглядом темно-голубых глаз, маг огня поджал губы и, махнув рукой, буркнул: — Забудь. Парень быстро и нервно огляделся по сторонам, явно ища повод куда-нибудь скрыться, и в итоге сказал: — Я принесу воды, — и, подхватив с земли котелок, купленный Катарой, удалился по направлению к той самой бухте, где не так давно купалась девушка, скрываясь от нескромных взглядов за грядой камней. Он чувствовал на своих лопатках взгляд мага воды, но не знал, что Катара смотрела на него не с осуждением — с удивлением и какой-то странной нежностью. Уже приближаясь к камням, что отделяли бухту от остального берега озера, он услышал, как Аанг, приблизившись к Катаре, негромко сказал: — Что это на него нашло? Я даже подойти побоялся, прости... — Ничего, — в голосе девушки почувствовалась улыбка. — Он просто... Неважно. Давай разворачивать еду, мы наконец-то сможем нормально поужинать! Маг воды негромко рассмеялась и с мягким, немного мечтательным выражением лица принялась разворачивать купленные продукты. Аанг пожал плечами и присоединился к ней, решив, что Зуко сам разберется — тем более, что этот на редкость ершистый парень никого не желал подпускать к себе. Но сам опальный принц ничего этого уже не видел и не слышал. Он сидел на берегу бухты, неподалеку валялся котелок, а сам юноша нервно вцепился обеими руками себе в волосы, силясь разобраться в сумбуре собственных мыслей. «Ну... Да, да, я волновался о ней! И что в этом такого?» Выдохнув, юноша сильнее сжал пряди в волосах, а потом нервно взъерошил их на затылке «Волнение за человека, который тебе... друг. Да какая разница кто, она тебе жизнь спасла! Только поэтому. Но почему тогда я себя так глупо чувствую? А что бы дядя сказал?» Зуко немного зажмурился, вызывая у себя в памяти с детства знакомый образ. Вскоре он возник перед мысленным взором — задумчивый, но со странным лукавым блеском в глазах. — Видишь ли, племянник, иногда очень тяжело различить, что ты чувствуешь к человеку. Ты будто скользишь по тончайшей паутинке: слева — одно, справа — другое. Скользить по ней можно бесконечно долго, но рано или поздно придется сделать выбор, — мужчина на несколько секунд замолчал, но вскоре продолжил: — Да, ты, конечно, прав: вы подружились, более того, стали сплоченной командой, настоящими друзьями. Неудивительно, что ты волнуешься за нее. Но не кажется ли тебе, что ты слишком много думаешь именно о ней, м? — маг огня лукаво взглянул на племянника и чуть улыбнулся. — С самого начала именно ее прощения ты добивался особенно рьяно, хотя, признаем честно, куда больше плохого ты сделал Аангу. Однако аватар волнует тебя намного меньше… Может, потому, что он не является хорошенькой девушкой? — Айро негромко рассмеялся, но Зуко тут же упрямо помотал головой, вновь ощущая на своих щеках этот странный жар: — Она просто долго не хотела меня прощать! Только поэтому! Айро покладисто кивнул: — Возможно. Но вот румянец на твоем лице говорит об обратном. На мгновение Зуко застыл, безмолвно спрашивая: «Что ты имеешь ввиду?»… А потом до него дошло — и раздался возмущенный выкрик: — Она мне не нравится, дядя! — юноша тут же злобно фыркнул: — И чего я вообще с тобой разговариваю? Ты просто воображаемый собеседник. Парень пнул ближайший камень и как-то обиженно пробурчал: — Он мне просто представляется, но все равно продолжает делать свои вечные намеки. Глупый старик... «Глупый старик», однако, все еще «был здесь» — пусть Зуко и рассердился, но не «прогнал» его. Он с мягкой, озорной улыбкой склонился над племянником и вкрадчиво произнес: — Заметь, племянник, слова «нравится» я не произносил. Это сказал ты сам, — дядя весело рассмеялся, подмигнул ему напоследок — и растворился в промозглом осеннем воздухе. Зуко с раздраженным рычанием запустил камешек туда, где только что возвышалась фигура отставного генерала, а потом устало плюхнулся на землю и обхватил колени руками, рассеянно и хмуро глядя прямо перед собой. В голове упрямо продолжало звучать «она мне не нравится, не нравится, не нравится» — и почти что мальчишеский, невзирая на хрипотцу, смех. Заглушили его только отчетливо звучащие за спиной шаги. — Эм… Зуко? — послышался голос Аанга. Мальчик стоял возле одного из камней, прислонившись к нему плечом, и удивленно хлопал ресницами. Картина ему открылась и впрямь странная: угрюмый и вместе с тем ядрено краснеющий Зуко, задумчиво глядящий куда-то на озеро, и абсолютно пустой котелок, валяющийся неподалеку. — Извини, что отвлекаю, но Катара собралась готовить, нужна вода… Принц едва-едва сдержался, чтобы не наградить себя смачным ударом ладони о лоб. О воде-то он совсем забыл. Смешавшись, парень поднялся на ноги, демонстративно набрал в котелок воды у Аанга на глазах и, торопливо шагая в сторону лагеря, буркнул что-то вроде «извини, задумался, пошли уже». Вскоре в прохладном воздухе поплыли аппетитные ароматы почти готовой похлебки. Над костром поднимался легкий дымок, Катара с удовольствием помешивала в котелке какое-то вполне съедобно пахнущее варево, и Зуко уже почти успел забыть и о своем недавнем ужасном настроении, и о разговоре с призрачным дядей в бухте, и даже о пылающих несколько минут назад щеках. Воцарилось спокойствие. Как вдруг в кустах неподалеку от озера послышался шум и треск ветвей. Кто-то (если судить по тяжелой поступи, кто-то высокий и довольно внушительный) двигался там, в роще, и двигался прямиком к лагерю. Но кто бы это мог быть? Солдат народа огня, или какой-нибудь зверь? В любом случае, от непрошенного гостя, по мнению путешественников, не следовало ожидать чего-то хорошего, поэтому все трое, не глядя, поднялись со своих мест и приготовились атаковать или дать отпор. И вдруг к берегу озера с ревом и треском сломавшегося куста выбралась козлогорилла и, завидев аватара, с радостным рычанием бросилась к нему — и огромный розовый слюнявый язык развевался на ветру, подобно флагу. — Аанг, осторожно! — испуганно крикнул Зуко, не знавший, кто это. Мальчик отшатнулся, повинуясь тревожному возгласу, но взгляд его заметался по внушительной фигуре и — она показалась ему знакомой. Аватар на пару мгновений замер... А потом раскрыл объятия и радостно закричал: — Флопси! Да, это действительно была огромная домашняя козлогорилла царя Буми, и сейчас она радостно подхватила молодого аватара на лапы и принялась облизывать с ног до головы. Мальчик не сопротивлялся, привыкнув, что его постоянно лижет что-то огромное (правда обычно это был Аппа). Он только улыбался и пытался отпихнуть язык зверюги от своего лица, а заодно тянулся посмотреть ему за плечо — там возвышалась знакомая фигура. Несмотря на то, что с шеи Аанга так и не свалился до сих пор тяжелый камень, он не мог сдержать улыбки. Это был царь Буми. Правитель Омашу сменил мантию на аляпистые, грубоватые одежды, а причудливый головной убор (свидетельствующий о высоком статусе) — на нелепую шапочку с заложенным под широкую ленту цветком. Растерянно оглядываясь, старик, хихикая, проговорил: — Видимо, мы с тобой снова завернули не туда и заблудились... Но, стоило старейшему магу земли увидеть Аанга, как тот замер, глядя на него с великим удивлением и даже неверием (ведь он успел подумать, что аватар мог погибнуть во время прилета кометы), а потом — с большой радостью. — Аанг! — с неожиданной прытью оказавшись около друга детства, Буми заключил того в крепкие объятия. Мальчишка с радостью прильнул к магу земли, благодарно уткнувшись лицом ему куда-то в живот (из коренастого мальчонки с встрепанными вихрами Буми стал довольно высоким, по сравнению с Аангом, стариком, впрочем, вихры его — теперь седые — остались встрепанными) и глубоко, с каким-то непонятным для самого себя облегчением, вздохнул. Буми для него являлся олицетворением того, что жизнь в храме воздуха, его друзья, его наставник и путешествия с ним — ничего из этого не было сном, странной, сладкой грезой. В последнее время, когда магия покинула его, это ощущение преследовало мальчишку все чаще. И теперь он благодарно прижимался к магу земли, путаясь руками в складках его одежды. Каким-то краем уха мальчик слышал, как Катара шепотом объясняла все еще настороженному Зуко, что это за странное существо в шапочке, и что это за невинная козлогорилла, на которой он приехал, но не обращал внимания на этот тихий шепот. Старые друзья так и замерли друг у друга в объятиях. Повисшее над озером молчание становилось неловким. Катара уже устала растроганно улыбаться, и потому, осторожно приблизившись к двум столетним магам, робко улыбнулась Буми: — Здравствуйте... — маг воды слегка поклонилась. — Извините, что прерываю, но как вы здесь оказались? Вы тоже едете к Лингу? Отлепившись, наконец, от старого (во всех смыслах) друга, Буми поприветствовал мага воды поклоном и со странной улыбкой поведал: — Не совсем так. После неудачного захвата Ба Синг Се нам всем пришлось разделиться и путешествовать к полковнику по отдельности... Со мной послали Пакку. Мы разбили лагерь где-то в этих лесах, но вот беда: пару дней назад мы с Флопси решили найти что-то съестное и заблудились. Правда, Флопси? — улыбнувшись, старик ласково погладил зверя по боку (выше он не доставал), но козлогорилла даже не подумал отвлечься от своего крайне увлекательного занятия: обнюхивания и попыток облизать всеми силами уворачивающегося Зуко. Немного помолчав, царь Омашу обвел компанию задумчивым взглядом и чуть прищурился: — Кстати, вас было больше. Двоих нет. Один побольше, с вот таким вот хвостиком и большими ушами, и поменьше, приземистый такой... Где Аппа и Момо? Катара негромко рассмеялась и неопределенно кивнула куда-то на север. — Они путешествуют с Тоф и Соккой. Они полетели в Ба Синг Се на Аппе, а теперь едут к полковнику Лингу, как и вы все. «Надеюсь, с Аппой и Момо все в порядке... — подумал Аанг, прикусывая губу. — Сокка и Тоф не пропадут, они отлично дерутся, а вот Аппа такой беззащитный!» — Пообедай с нами, Буми, — мальчик, слабо улыбаясь, обнял друга за руку. — Катара приготовила похлебку... — Ой! — испуганно вскрикнула Катара. — Похлебка! Все трое дружно вспомнили, что оставили ее без присмотра на костре. Переглянувшись, Катара и Зуко стремительно сорвались туда, спасать то, что не успело выкипеть, и Аанг проводил их кривоватой улыбкой и взглядом, так и говорящим: «Они такие растяпы!». Покачав головой, (не?) маг воздуха слабо улыбнулся Буми и потянул его за собой: — Пошли. Только не знаю, наестся ли этим Флопси, — мальчик невольно усмехнулся, глядя на это огромное, но такое добродушное создание. Вскоре ребята вместе с царем Буми и его огромным питомцем расположились у костра. Паника по поводу похлебки оказалась напрасной: выгорело совсем чуть-чуть, и путешественники с жадностью накинулись на еду, в особенности престарелый маг земли, у которого двое суток маковой росинки во рту не было. Опустошив свою миску, Буми с удовольствием облизнулся, соединил кончики пальцев, постучал ими друг о друга и вопросительно посмотрел на юного мага воздуха. Он сидел чуть поодаль от Зуко и Катары (и поближе к нему самому) прижав колени к груди, точно от чего-то защищаясь, и рассеянно смотрел в костер. На исхудавшем лице мальчишки (и откуда только взялись эти скулы?..), однако, промелькнула слабая улыбка, когда плеча коснулась теплая ладонь мага земли, и он вопросительно взглянул на него, ожидая начала разговора. Отчего-то Буми почудилась в его непривычно тяжелом взгляде настороженность, будто Аанг предчувствовал, что разговор будет неприятный. Впрочем, так оно и было. Царь Омашу набрал в грудь воздуха и неожиданно серьезно посмотрел на мальчика. — Аанг… Расскажи, что произошло в тот день. В ту же секунду поза аватара сделалась закрытой: он обхватил колени руками и нервно поджал губы. «Сколько же раз мне придется об этом рассказывать? — подумал он с невольным ужасом. — Сколько раз придется вспоминать…» Ледяная камера и вяжущая, сковывающая и тело, и мысли, и душу боль до сих пор мерещились ему в кошмарах. Однако даже через силу мальчик понимал, что рассказывать необходимо. Ему нельзя быть эгоистом. И он вновь начал читать заученный текст, как ребенок читает урок у доски: — У Озая оказалось подкрепление. Он сделал вид, что сдался. Я поверил, и он атаковал. И победил. Потом меня заключили в тюрьму, — Аанг сжался еще сильней, — и там сломали и руки, и ноги. Мальчик заглянул во внимательные зеленые глаза Буми. Царь смотрел с сочувствием, даже с жалостью, и аватар заметил, как длинные пальцы его (было несколько непривычно видеть их без тяжелых колец) сжались в кулаки на одно лишь мгновение. — Было очень… очень больно, — еле слышно обронил Аанг, но затем, вспомнив, что рядом находятся еще и Зуко с Катарой, которым он дал зарок ничего толком не рассказывать, закончил тверже: — Потом мне удалось связаться с аватаром Року, и он помог мне выбраться оттуда. В лесу я наткнулся на ребят. Катара перехватила эстафету. — Мы с Зуко пытались его найти, — сказала она откровенно оправдывающимся тоном и взяла принца огня за руку, будто пытаясь защитить и себя, и его. — Мы были в тюрьме народа огня, даже проникли на подземные уровни, но так ничего и не нашли. Потом нам пришлось спасаться от солдат Азулы. Убегая от них, мы натолкнулись на Аанга. Он был в ужасном состоянии, но мне удалось его вылечить. Буми взглянул на бледного, исхудавшего мальчишку с вдруг потухшими и ставшими от этого почти черными глазами, и мысленно усмехнулся. «Удалось? Что-то я сомневаюсь...» — А кто указал вам путь до полковника? — рассеянно проговорил царь Омашу, все еще наблюдая за Аангом. С мальчишкой явно творилось что-то не то. Как только Катара с племянником магистра, не замечают? Или делают вид, что не замечают? Да какая разница?! Главное: вот он, Аанг, жизнерадостный, солнечный мальчик с вечной улыбкой, сидит напряженным комком с холодной теменью в глазах и смотрит в костер… «Кажется, произошло что-то гораздо более ужасное, чем он пытается показать. Но что? Не могу же я спросить его напрямую! Не при всех, по крайней мере.» Катара рассказывала что-то о письме Айро (и почему-то, смутившись, взглянула на Зуко), со смехом — о непонятной карте Сокки, но старик, откровенно говоря, слушал ее вполуха, а потом вдруг улыбнулся и с довольным видом кивнул: — Хорошо... Знаете, пока мы тут ужинали, я обнаружил одну страшную несправедливость! — царь Омашу нравоучительно воздел палец вверх и искренне взволнованно выдал: — Мы не накормили Флопси! Он же умирает с голода. Услышав свою кличку, животное отозвалось жизнерадостным фырканьем. Поднявшись с места (и смачно хрустнув поясницей, ох уж эти старые кости), маг земли обернулся к своему другу, все еще сжимающемуся в комочек у костра: — Послужишь мне провожатым? Получится очень неудобно, если я снова заблужусь, хе-хе-хе, Пакку убьет меня, если узнает. А ты, Флопси, побудь тут, эта милая пара, — Буми хихикнул и кивнул в сторону принца огня и южанки, — о тебе позаботится. Молодые люди покраснели до корней волос и уже приготовились хором завопить: «Мы не милая пара!», но не успели, потому что царь Омашу вместе со слабо улыбающимся Аангом уже скрылись в роще. Мальчик шагал рядом с Буми, опираясь на посох и изредка болезненно морщась, и этим вновь вызвал недовольство и тревогу во взгляде мага земли: прежде Аанг сорвался бы с места, предложив поиграть в салочки, а теперь шагает так, будто это ему сто лет! Наконец, отойдя от лагеря на нужное расстояние, столетние маги остановились возле куста с какими-то орехами: Аанг чтобы набрать немножко, а Буми — для того чтобы положить руку мальчишке на плечо и мягко покачать головой. — Я позвал тебя сюда не для этого. Аанг... — старик взволнованно и тяжело нахмурился. — Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь. Ладно они, но я — твой старый друг. Расскажи все как есть. Плечо мальчишки под его рукой болезненно напряглось. Буми не видел, но Аанг нахмурился и сжал губы в тонкую ниточку. Дыхание его остановилось, казалось, в горле встала перегородка, не позволяющая кислороду проникнуть в легкие. «Он догадался.» Он все-таки догадался, его добрый, милый, безумный старина Буми оказался умнее их всех и расколол его за две минуты. Последний воздушный монах не знал, радоваться ему проницательности «безумного гения», или ненавидеть себя за отвратительную актерскую игру. Тихонько выдохнув, мальчик повернулся к старейшему магу земли. Он машинально сжимал в ладонях горсть орехов и то и дело нервно проводил подушечками пальцев по своим костяшкам. Орехи постепенно нагревались в ладонях, немного обжигая кожу. — Я все сказал, — произнес Аанг с натянутой улыбкой и безмолвной мольбой в глазах. Он и сам не мог понять, о чем молит: чтобы Буми не спрашивал больше ничего, или чтобы выспросил все. Буми выбрал последнее. Он нахмурился и строго качнул головой: — Аанг, я, может быть, и кажусь маразматиком, но казаться — не то же, что являться. Я вижу, что ты недоговариваешь. Расскажи мне. Если бы в руках у мальчишки были не твердые орехи, а что-нибудь помягче, оно бы уже потекло между пальцев жижей — так крепко Аанг вдруг сжал руки. В глазах его полыхнула болезненная, полубезумная злоба. Казалось, на царя Омашу... Но на самом деле — на себя. — Рассказать что, Буми? — воздушный монах бессильно-яростно махнул рукой, рассыпая по земле только что собранные орехи и ломким, срывающимся голосом продолжил: — Зачем ты меня мучаешь? Я не хочу, не хочу вспоминать, слышишь?! Если бы магия еще кипела в его жилах, едва ли Буми удалось бы устоять на ногах. Приведенный в бешенство — пусть даже такое, бессильное, направленное на себя самого — маг воздуха был страшен. Но магии в Аанге не было, она была прочно заперта, закупорена, как вино, в самом глубоком из погребов его сознания, и потому он лишь продолжал срывающимся голосом: — Там было страшно, больно, мерзко, холодно, я хотел умереть каждую минуту — ты это хотел услышать, да? В уголках мальчишеских глаз скопилась влага. Когда Буми негромко вздохнул и мягко, но решительно привлек Аанга к себе, заставляя уткнуться лицом в грубую ткань одежды, мальчик зажмурил глаза — и из горла вырвался хрипящий всхлип, а по щекам, наконец, покатились слезы. Он зарывался лицом в пропыленные складки и всхлипывал, не в силах удержать рвущегося наружу: слез, хриплых, шумных вздохов, рыданий и… Слов. — Он… Он приковал меня к скале… Распял. И солдаты держали… Я чувствовал себя так, так беспомощно! Как м-муха под лупой. А он издевался, говорил, что, что я глупый, доверчивый, что я ни на что не гожусь и… И потом ударил… Больно было очень, я подумал, что умер, а потом, потом… Послышался особенно громкий судорожный всхлип, и цепкие руки мага воздуха сжались на спине Буми сильнее, почти разрывая достаточно прочную ткань. Казалось, силы покинули Аанга, и он больше не мог говорить, только плакал, оставляя на одежде старика влажные разводы, но царь Омашу хотел услышать все, до конца. Чтобы точно знать, что сделали с его другом. Чтобы потом отплатить. И, наконец, чтобы знать, чего можно ожидать от врага. Маг земли подцепил лицо Аанга за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Несмотря на внутренне жестко сжавшиеся зубы и кулаки, на напрягшуюся спину и колени, он взглянул на мальчика мягко и сочувственно. — Потом?.. Аанг хрипло выдохнул. Взгляд его вдруг сделался жестким, будто бы вызывающим: «хочешь — получи!». Губы дрожали, как дрожит кисть в руках новичка в искусстве каллиграфии: то ли улыбка, то ли судорога, то ли слезы, то ли страх, то ли жестокость. — Я очнулся в камере. Там было очень холодно. Там всегда было очень холодно, — дрожащим голосом выговорил мальчишка и вновь устало уткнулся лбом в чужой живот. Его голос прозвучал из-за этого гулко, точно из могилы: — Все было из металла. Я был в кандалах, болела голова, но не страшно… Я еще думал, что все будет хорошо. Что я смогу вырваться. А потом пришли стражники. Один из них меня избил. Кричал, что я ничтожество, которого Озай расто… растоптал… — из-под опущенных ресниц мага воздуха вновь катились слезы. — И больше я не выберусь… Он избил меня. Моя кровь была на полу, это так страшно… Ее потом не убрали, ничего… Там вообще никогда не убирали… Аанг на секунду с силой сжал Буми в объятиях, силясь успокоиться. — П-потом мне сломали руки. И ноги. И сказали, что мы проиграли. И… — он поднял голову и как-то странно усмехнулся. — И все. Больше ничего. Меня оставили там одного. В колодках, таких, чтобы ничего не зарастало. Только иногда приходил один и бил… Или кулаками, или словами… А я был в кляпе, ничего не мог сказать, не мог увернуться, только терпеть мог. Мне было так больно, Буми! Каждую секунду. Даже когда спал… Хотя я почти не спал, — Аанг криво улыбнулся. — Больно было. Холодно. И кошмары снились. Они приходили, — он дернул головой куда-то в сторону лагеря. — Обвиняли во всем. А потом мне приснилось, что я ем А-а-аппу… Маг воздуха почти проскулил имя своего питомца и вновь со всхлипом уткнулся в чужую одежду. Он больше не плакал, только шумно и горячо дышал, вжимаясь лбом в живот царя Омашу. Создавалось ощущение, будто мальчик пробежал расстояние от Ба Синг Се до столицы огня пешком, ни разу не останавливаясь — таким тяжелым и рваным было его дыхание. Шумно вздохнув в последний раз, Аанг поднял на Буми заплаканное лицо и хрипло произнес: — И я отключился. Буми вздрогнул: таким пустым вновь сделался его прежде звенящий чувствами голос. — Но не смог попасть в мир духов. Безликий сказал мне, что я не живой и не мертвый… — маг воздуха криво усмехнулся. — И проводил меня. И там я встретил Року… Голос мальчика вновь дрогнул. — И он сказал… Сказал, что… — Аанг закрыл глаза. — Что все эти события, они что-то внутри меня сломали. И я лишился магии. Из-под ног у Буми будто бы выбили почву. Он внутренне порадовался, что друг вновь прижимается к нему и не видит искаженного страхом и изумлением лица: это ранило бы и без того искореженного аватара еще больше. Глубоко вздохнув, царь Омашу мягко положил на узкую спину мальчика узловатую ладонь и принялся размеренно поглаживать, будто пытаясь успокоить мечущегося от страха перед неизвестным большим миром запуганного зверька. Постепенно крупная дрожь от всхлипов перешла на совсем мелкую, и Аанг, немного справившись с собой, глубоко вздохнул: — Она будто бы заблокирована. Там, внутри… Мальчик запрокинул голову и с трудом вобрал в себя холодный воздух вечерних сумерек. Над озером догорал закат, становилось холоднее, и Аанг сам не заметил, как — впервые почувствовав холод — прижался к Буми теснее и едва слышным, но звенящим шепотом выдавил из себя: — Я так себя ненавижу, Буми… — он закрыл глаза. — Я больше не маг. Не аватар. Я ни на что не способен! Он резко отстранился, почти оттолкнул царя Омашу от себя, отвернулся и махнул руками с такой силой и яростью, что — будь в нем магия — взметнулся бы небольшой ураган. Но воздух был безучастен. Аанг вновь развернулся к другу на носках и ударил кулаком по пустоте. — Мне так тяжело… — почти прошептал он. — Во всем теле тяжесть. Я больше не могу летать… И что-то внутри давит, давит постоянно. Вина… Пошатнувшись, Аанг упал наземь и обнял торчащие коленки. Взгляд темно-серых глаз устремился куда-то в сторону тихонько шелестящего прибоем озера. — Я проиграл… Я стараюсь себя убедить, что еще ничего не кончено, и все будет хорошо. Что мы выиграем. Ведь есть же этот полковник, есть этот ваш Орден… Мне ребята рассказали. Но я уже ничем не могу помочь, понимаешь? — мальчик устало посмотрел на Буми. — Ничем. Я обыкновенный мальчик тринадцати лет. Я почти ничего не умею, кроме магии. Ни сражаться, ни… убивать. Ничего. Я бесполезен. Оглушенный речью своего давнего друга, Буми стоял, не шевелясь и ничего не говоря. Царь Омашу осознавал весь ужас сказанного. Неужели это правда? Неужели этот хлипкий на вид мальчишка все это перенес... И столько времени держал это в себе? И никто не заметил? На мгновение в маге земли всколыхнулось огромное возмущение на спутников мага воздуха: как можно было не заметить такое?! Как можно было проигнорировать?! Тяжело выдохнув, чтобы справиться с чувствами, Буми опустился на колени рядом с мальчишкой. На мгновение он скривился от боли в суставах (все-таки сто двенадцать лет — это вам не фунт огненных хлопьев!), но затем мгновенно забыл о боли и снова положил на узкие плечи мага воздуха грубоватые, шершавые ладони. — Еще ничего не кончено, Аанг, — негромко произнес он, крепче сжимая цепкие пальцы. — Я знаю, бороться тяжело. Аватар ты… Или правитель, который вот уже целый век защищает свой город от солдат, которые вот-вот захватят твою страну, — Буми непривычно печально и неимоверно устало усмехнулся. — Но знаешь, Аанг… Когда ты смотришь на мир вокруг: светлый, радостный и счастливый, несмотря на все, что творится кругом, когда ты понимаешь, что это сделал ты… Тогда ты осознаешь: это того стоит. Разные глаза старика потеплели — будто вспыхнули в них ласковые светлячки. Пару секунд Аанг доверчиво смотрел в глаза, кажущиеся многим жуткими, а ему — успокаивающе-теплыми и добрыми, а потом вдруг понял, что вокруг действительно тихонько кружатся золотистые светлячки. Они вели завораживающий хоровод под диковинную музыку звезд, что мерцали высоко в синем, уже почти ночном небе, и порой проносились совсем-совсем близко к человеческим рукам и лицам: здесь, в этих местах, редко бывали люди, и светлячки не знали, что они могут нести вред и горе. Аанг завороженно затаил дыхание и с восторженным изумлением огляделся по сторонам. Все эти недели, что прошелестели легкими шагами осени с момента его освобождения, он не замечал ничего вокруг, утопая в собственной боли, а теперь — когда он легко и сладко дышал, выплакав, наконец, невыплаканное, когда на плечах его лежали ободряющие теплые руки Буми — его глаза, наконец, раскрылись. И он увидел. Увидел ярко-алый закат — точно шелковая ткань дорогого, изысканного кимоно, волнуемая легким ветром. Увидел глубокие, темные воды озера, ластящиеся к берегу. В них вспыхивали и гасли золотые блики от светлячков — будто бы от небесных фонариков. Увидел густой лес, негромко поющий свою прощальную песню перед тем, как облететь яркими обрывками прошедшего лета окончательно… И светлячков, тихо-тихо кружащихся вокруг. Должно быть, последних уже светлячков. — Что бы ни происходило в твоей жизни, в мире всегда будет что-то неизменное, — негромко промолвил Буми, обнимая его за плечи. — Это небо над головой. Это закат и рассвет, всегда разные, но всегда приходящие рано или поздно. Это земля под ногами! — царь Омашу коротко рассмеялся и топнул ногой, посылая по почве короткую дрожь. — И ради всего этого стоит не только бороться с Озаем — стоит просто улыбаться каждому новому дню. Негромко смеясь, старейший маг земли двумя большими пальцами растянул губы Аанга в улыбке, а ответом ему послужил тихий, срывающийся, будто бы голосовые связки напрочь отвыкли от этого, искренний смех. Немного смутившись такого детского жеста, маг воздуха отвел руки Буми от своего лица. Пару секунд он смотрел ему глаза, а потом с шумным, сладким вздохом — так всегда вздыхают дети, вволю наплакавшись, и даже неважно, что было причиной слез: две недели ли пыток в худшем месте на земле, или «неудовлетворительно» по литературе — прижался к нему всем телом и уткнулся лицом в живот. Слабо улыбаясь, Буми с облегчением вздохнул, ощущая, что Аанг улыбается, и мягко провел ладонью по его спине. — И они не забрали у тебя магию, — твердо промолвил он. — Она всегда будет здесь, — маг земли коснулся пальцем груди мальчишки напротив сердца, — и здесь будешь ты сам. Добрый, светлый и сильный человек. И твой свет, Аанг, твоя доброта и сила намного важнее того, аватар ты, или нет. Это никто не сможет у тебя отнять, это всегда будет в тебе. Будет гореть внутри, как… — его лицо вдруг озарила знакомая мальчишке улыбка «безумного гения». — Как светлячок! Буми вдруг громко рассмеялся и, весело полыхнув глазами, сделал резкий выпад рукой. Между его длинных пальцев затрепетал зеленовато-золотой живой огонек, но грубая с виду ладонь сжимала его неожиданно бережно и осторожно. Царь Омашу поднес его ближе к лицу Аанга и слабо улыбнулся, увидев, как мальчик восхищенно приоткрыл рот. «Как бы так сделать, чтобы он этого не забыл… Придумал!» — Подержи-ка. Небольшие мальчишеские ладони бережно приняли светлячка — он затрепетал, щекоча кожу жестковатыми крылышками — а Буми принялся ворошить собственную одежду, что-то раздраженно бормоча себе под нос. Наконец, он с воплем «Ага! Попалась!» достал из кармана небольшую, наполовину опустошенную баночку из толстого стекла, но без этикетки. Старик небрежно выплеснул прямо на песок зеленоватую жидкость (судя по характерному острому запаху, это было какое-то лекарство), и Аанг, мгновенно поняв задумку своего безумного товарища, бережно посадил в нее светлячка. Из рассказов Гиацо аватар помнил, что такие живут только в Царстве Земли и отличаются от всех остальных тем, что светятся и днем, и ночью (правда, ночью ярче) и живут значительно дольше обычных насекомых. Вроде бы таких даже разводят специально и продают в магазинах как питомцев… А у питомца должно быть имя. — Я назову его… — Аанг замер на несколько секунд, а затем с озорной, светлой полуулыбкой взглянул на Буми. — Мибу. Царь Омашу быстро понял уловку. Смущенно, но искренне и весело рассмеявшись, он с безмолвной благодарностью взъерошил парнишке волосы и протянул ему ленту с собственной шапочки, чтобы Аанг смог привязать банку к вилке на конце посоха, а затем прижал друга к своему боку и стал задумчиво следить за тихим хороводом светлячков и блеском темной воды. Помимо облегчения и радости за друга, он думал и о том, что им теперь делать с отсутствием магии и как ее восстанавливать, но Аанг об этом не знал. Он благодарно и устало привалился плечом к чужому боку. На него волнами накатывала усталость, очень хотелось вновь уткнуться лицом в грубую ткань (мокрую от его слез — какой стыд и какое облегчение!) и сладко заснуть. Отчего-то ему казалось, что сегодня он сможет нормально выспаться, не сжимаясь в позе эмбриона и не вздрагивая от кошмаров. Но мальчик боролся с дремотой, потому что не хотелось разрушать это хрупкое мгновение, когда мир вновь кажется ему прекрасным, будущее — несмотря ни на что — светлым, а он сам — способным справиться с любой преградой, вставшей на его пути. Встряхнувшись всем телом, чтобы согнать сонливость, он слегка потянул Буми за рукав: — Пойдем в лагерь? Нас, наверное, уже заждались. Действительно, уходили они, когда еще было светло, а теперь стояла ночь, Катара и Зуко наверняка волновались. Царь Омашу кивнул и зашагал следом за Аангом по направлению к мерцающему вдалеке костру, но спокойно они шли недолго: вскоре маг воздуха негромко рассмеялся, ударил друга рукой по плечу и сорвался с места на бег, безмолвно предлагая сыграть в салочки. Пару секунд маг земли потрясенно смотрел ему вслед… А затем от всей души расхохотался и сорвался на бег следом за ним. Бежать и смеяться на ходу было трудно, но Буми, не желая жульничать, не использовал магию земли, с помощью которой мог бы нагнать друга за пару мгновений. Смеясь и отталкивая друг друга, чтобы не дать выиграть, они буквально ввалились в золотистый круг света от костра, и тут же им навстречу поднялась взволнованная Катара. — Где вы были так долго? Аанг? — девушка удивленно взглянула на тяжело дышащего, смеющегося мага воздуха. — Извините, мы просто… — он покраснел и сбился, не зная, что бы такого солгать. Царь Омашу поспешил на помощь: — Мы искали еду для Флопси! А он сам ее нашел, ах ты моя пусечка, ты ведь уже сыт, да? Ну, давай папочка тебя погладит… — странно хихикая, маг земли почесал козлогориллу под огромной косматой головой, и зверь с довольным видом облизнулся своим огромным розовым языком. Зуко раздраженно фыркнул: Флопси действительно уже наелся, и его распотрошенная сумка, валяющаяся неподалеку, была тому свидетелем.