История Аанга
«Я соберу и спрячу жемчуг белый, Что рассыпает шумный водопад: В минуты грусти В этом бренном мире Заменит он потоки светлых слез!..» Аривара Нарихира
Говорят, со временем путешественники перестают различать города и везде видят одно и то же: грязные улочки, играющих на них детей, запятнанные крылья птиц-простыней, грязные стены и небо, низко нависающее над всем этим великолепием. Аанг еще не вступил в эту стадию и надеялся, что не вступит никогда. Каждый город, где он побывал, чем-то ему запоминался, будь то свисток для Аппы, встреча со старым (в обоих смыслах) другом, знакомство с Тоф или собственная гибель. И от каждого нового города в своем очередном путешествии он старался ждать чего-то хорошего, но в последнее время получалось плохо. Мальчик едва ли не шарахался от каждой тени, ожидая нападения и плена. Стремясь пересилить свои новые страхи, а может, и просто остаться в одиночестве, Аанг старался ходить по городам один. Разумеется, не праздно, а с различными поручениями. Первое время Катара не желала отпускать его от себя. «Ты слишком слаб, — говорила она, — ты слишком падок на ненужные красивые вещи и можешь спустить все наши деньги». Но после того как он несколько раз принес ей ровно то, что было заказано и ни одной покупкой больше, в девушке проснулось доверие и… Испуг. У Аанга, того Аанга, которого она знала, всегда так горели глаза, когда он шагал мимо манящих лотков и прилавков. А теперь? Куда все это делось? И восстановится ли когда-нибудь? Неудивительно, что когда прозвучала робкая просьба: «Разреши мне взять немного денег, я хочу купить себе кое-что», Катара согласилась с какой-то маниакальной радостью и, если бы не своевременное вмешательство Зуко, она отдала бы Аангу все их сбережения. И вот теперь мальчик, закутавшись по самые уши в грязный темный балахон, шагал вдоль рядов с различными тканями и швейными принадлежностями в поисках хороших кусков апельсиново-яркой, солнечно-желтой и прочной коричневой ткани. Монахи храмов воздуха всегда шили свою одежду сами, и Аанг хорошо помнил болезненный и в то же время приятный зуд в исколотых иголкой пальцах и хотел ощутить его снова. Конечно, едва ли он позволит себе надеть одеяние своего народа прилюдно, но... Это были его традиции, его обычаи, крохотные кусочки его дома, которые он мог сделать сам. К тому же, Аанг никогда не отличался умением считать деньги, и именно поэтому он только что купил довольно дорогую ярко-оранжевую ткань, рыжую, как солнце, и мягкую, как ласковые прикосновения его лучей. Впервые за долгие-долгие дни его лицо осветила широкая улыбка — будто отражение яркого апельсинового сияния мягкого хлопка в его руках. Торопливо шагая к следующему прилавку с иголками и нитками, Аанг был так увлечен своей радостью, что не сразу расслышал чьи-то тихие всхлипы, но когда расслышал… Улыбка на лице его тут же погасла, сменившись несколько загнанным выражением тревоги. Оглядевшись, Аанг вскоре понял, от кого исходят всхлипы, похожие на поскуливание лемура с перебитой лапкой. Это был сжавшийся возле какого-то прилавка мальчонка лет семи или шести, вихрастый, с пухлыми щеками, с жемчужно-белыми красивыми зубками и — раной на ноге, явно от острого, грубого камня. Рана сочилась гранатово-алой кровью, а мальчик тихо скулил, зажимая ее ладонью, и все пытался — безуспешно, конечно же— подняться с земли. Он вздрогнул и закрыл голову руками, когда Аанг осторожно опустился перед ним на корточки. В ответ на осторожное: — Эй? Тебе нужна помощь? — раздался пронзительный крик: — Не бейте больше, хватит! — Я не буду тебя бить! — почти с испугом ответил Аанг. — Я хочу помочь… — Помочь? — мальчик опасливо посмотрел на него из-под согнутого локтя. — Ты? — Я. Можно я рану посмотрю? Вытяни ногу. Это камнем тебя, да? Мальчик молча кивнул. В его глазах, зеленых, как у всех жителей царства земли, отражалась странная смесь затравленности, завороженности, надежды и зарождающейся робкой благодарности — и именно поэтому Аанг старался не обращать на него особенного внимания. Он видел, что рана была довольно глубокой, рваной, видел, что мальчик дрожит от боли и страха… И не знал, что ему делать. «Если бы у меня была магия воды… — с тоской подумал аватар, кусая губы. — Я бы попытался его вылечить, как Катара. Но что я могу — без магии?» Последний маг воздуха с болью и злобой на себя самого сжал губы и кулаки. Он хотел было попытаться успокоить мальчонку теплыми словами, но тот вдруг проговорил, даже не поднимая головы: — Это Лаки все... Ненавижу. У него огненные папу убили, а он как сбрендил после этого. И м-моя мама… Когда солдаты в городе были… Спала с одним. Аанг жгуче покраснел. Он ни разу не говорил с кем-то об этом аспекте жизни и вообще долгое время совершенно искренне думал, что детей приносят летающие зубры. Но мальчик расценил румянец и недоумение на его лице по-другому. Он вцепился в ткань чужого балахона и почти закричал: — Он хороший! Он правда хороший был! Он маму любил! Он ей ноги целовал, когда ее другие обожгли, прощения просил! Он еду нам носил, он… А Лаки… Слезы, едва-едва высохшие на щеках, закапали вновь. «Я должен что-нибудь сделать. Обязан. С магией, без магии — все равно!» Лихорадочно подрагивающие пальцы сжались на тонкой, такой красивой ярко-оранжевой ткани, безжалостно сминая ее. Какая красивая из нее была бы накидка: легкая, приятная телу, не сковывающая движений… Аанг с силой рванул ткань и быстрыми, резкими движениями наложил повязку. Тонкий хлопок, из которого можно было бы сшить не то, что монашеское одеяние, но и красивое дамское платье, тут же пропитался гранатово-алыми кляксами крови. Аанг улыбнулся на миг затихшему мальчику и протянул ему теплую раскрытую ладонь. — Я тебе верю. Пойдем, я тебя провожу до дома. На ногу не наступай, больно будет. — А если Лаки… Опять? — робко пробормотал мальчик и шатко, но все же встал на ноги. Аанг звонко, хоть и непривычно отрывисто и резко, рассмеялся и лихо стукнул посохом о землю. — А я отгоню! — Палкой?! — глаза мальчишки восторженно вспыхнули. — Палкой. Пойдем. …Спустя несколько часов Аанг направлялся обратно в лагерь — уже один, разумеется. Он прижимал к себе большую крынку парного молока, а за пазухой нес несколько спелых апельсинов с терпким, солнечным ароматом. Как юный аватар ни пытался отказаться от щедрых подарков, мать мальчишки, которому он помог, настояла. Глина под его ладонью постепенно становилась из прохладной — горячей, но Аанг этого не замечал. В его пальцах все еще жило ощущение доверчивой теплой детской ладони, а в зрачках точно отпечатался восторженный и полный благодарности взгляд влажных и теплых детских глаз. «И это тоже по-своему магия, — думал Аанг, улыбаясь навстречу закату. — Может, даже более могучая, чем магия всех четырех элементов разом.»История Айро
«Когда, подняв свой взор к высоким небесам, Я вижу этот месяц молодой, Встает передо мной изогнутая бровь Той, с кем лишь один раз Мне встретиться пришлось.» Отомо Якамоти
Глубокий вечер готов был с усталым вздохом последних закатных лучей соскользнуть в объятия ночи и позволить ей завладеть планетой окончательно. В такой вечер приятно устроиться у теплого камина в чуточку тесной, но уютной гостиной любимого дома, протянуть к ласковому огню усталые ноги и расслабленно потягивать ароматный жасминовый чай, но, увы, подобной возможности не предоставлялось Айро уже очень, очень, очень долго. Вот и сейчас он шагал по узким и кривым улочкам спального района одного из северных городов царства земли, направляясь к выходу из города. Они с Пиандао расположили свой лагерь в лесу неподалеку и уже собирались укладываться спать, как вдруг обнаружили, что у мечника закончились бинты для перевязки, которую они обычно делали перед сном. Его рана, конечно, успела почти полностью зажить за время их путешествия, но следовало еще несколько дней подержать ее забинтованной, чтобы не подвергать только-только восстановившуюся плоть новым опасностям. Айро пришлось потратить немало сил, чтобы убедить своего (порой чрезмерно) скромного друга, что в город следует отправиться именно ему. Дело в том, что Пиандао совершенно не умел «гнуть спину». В любых лохмотьях он выглядел так, будто это изысканное одеяние из тончайшего шелка с золотой вышивкой. Это могло привлечь лишнее внимание не только со стороны солдат огня, но и от простых разбойников: они могли принять мечника за изнеженного аристократа, решившего посмотреть, как живут простые люди. Конечно, их ждало бы жестокое разочарование, но все же не следовало подвергать недавно оправившегося оружейника такой опасности. К тому же, Айро был рад пройтись по мощеным улочкам, где под ноги не норовит подвернуться какой-нибудь древесный корень, камень или ядовитая змея, которых так много в царстве земли. Путешествие до аптеки прошло вполне благополучно, хоть и пришлось немного попетлять по улочкам, тактично обходя пьяные и дерущиеся компании, «дабы не мешать молодым людям в часы их досуга». Однако, стоило отставному генералу выйти из аптеки и пройти несколько шагов, как прохладную тишину прорезал прерывающийся от страха и слез женский вскрик: «На помощь!». На секунду маг огня настороженно замер, прислушиваясь, а затем, не раздумывая, сорвался на бег в нужном направлении. Путь оказался недолгим: вскоре Айро буквально налетел на молодого здоровяка, деловито вырывающего сумочку у невысокой женщины. Все, что Дракон Запада успел рассмотреть в полумраке — это светло-каштановые растрепанные волосы и полу золотисто-зеленого кимоно. Впрочем, времени разглядывать девушку (женщину? старушку?) у него все равно не было. Вначале следовало разобраться с громилой. Мускулистая спина была весьма удобно согнута в попытках отобрать у несчастной (очевидно, невысокой женщины) сумочку. Айро быстро отсчитал нужное количество позвонков и решительно шагнул вперед. Точный удар тремя пальцами в нужную точку — и грабитель негромко, хрипло взвыл, опускаясь на колени. Теперь женщину можно было разглядеть получше, но отставной генерал лишь мельком скользнул по ней взглядом, чтобы убедиться, что ей ничего не сделали, и ласково склонился к уху здоровяка. Тот вздрагивал от боли во всем перекрученном судорогой теле и явно боялся даже пошевелиться, чтобы не стало еще больнее. — Молодой человек, разве так нужно обращаться с женщинами? — мужчина укоризненно качнул головой и прищелкнул языком. Продолжая давить пальцами на позвоночник грабителя, он поднял взгляд на перепуганную, чуть дрожащую женщину. — Миледи, с вами все в порядке? Та шумно сглотнула, нервным, размашистым жестом смахнула с лица крупные слезы страха и паники и коротко кивнула. Айро удовлетворенно улыбнулся и снова обратился к грабителю. — Мне кажется, эта очаровательная дама несколько пресытилась вашим обществом, вы не находите? — светским тоном с нотками вкрадчивой угрозы поинтересовался Дракон Запада. — Почему бы вам не удалиться? С этими словами он сильно толкнул громилу в сторону выхода из проулка. Тот вылетел оттуда и засеменил по брусчатке на четвереньках, не в силах толком подняться — боль будет скручивать его мышцы еще час или два, не меньше. Маг огня удовлетворенно усмехнулся вслед неудачливому грабителю, а затем с невозмутимой, ласковой полуулыбкой обернулся к спасенной женщине, воспользовавшись, наконец, возможностью рассмотреть ее как следует. Сперва Айро подумал, что ей не больше тридцати — очень уж изящной, почти хрупкой была фигура, но стоило взглянуть на лицо, на морщинки у глаз и губ, на чрезмерно ухоженные руки, на которые явно уходило огромное количество всевозможных мазей и кремов, как становилось ясно: ей не меньше пятидесяти. Однако возраст не мешал ей быть весьма привлекательной с этими светло-зелеными миндалевидными глазами и еще молодой, изящной шеей, подчеркнутой неброской золотой цепочкой. «Что же такая почтенная дама забыла здесь? — удивленно подумал Дракон Запада, пытаясь зацепиться за какую-нибудь деталь в ее внешности или одежде и понять ответ на свой вопрос. — Путешественницей не выглядит, при ней только сумочка… Возвращалась от непутевого родственника из бедных районов? Или, возможно, с места работы?» — Добрый вечер, миледи, — непринужденно улыбнулся Айро, склоняясь перед барышней в легком поклоне. — Признаться, мне жаль, что мы с вами встретились в столь неподобающих обстоятельствах. Я хотел бы увидеть вас в благоухающем парке в светлый весенний день… Вы ему очень подходите. Этот невежливый молодой человек ничего вам не сделал? Женщина покачала головой и невольно улыбнулась витиеватому комплименту. По мелькнувшим в ее глазах искоркам Айро понял, что ей захотелось ему соответствовать, и про себя удовлетворенно кивнул: именно этого он и добивался. Спасенная по-детски шмыгнула носом, но ответила достаточно спокойным тоном: — Нет-нет, ничего… — она слабо улыбнулась и поклонилась ему в ответ. — Спасибо вам… — Лао. Меня зовут Лао. Это было одно из самых распространенных имен в царстве земли. К сожалению, успевший полюбиться магу огня псевдоним «Муши» больше не подходил: под этим именем он держал чайную в Ба Синг Се, и оно наверняка написано на всех розыскных плакатах рядом с настоящим. — А меня Юми, — теплая улыбка словно осветила лицо барышни изнутри. — Очень приятно. На губах Дракона Запада мелькнула лукавая усмешка. Он мягко перехватил руку Юми, потянувшуюся было поправить растрепанные волосы, и поднес к губам, чтобы оставить на аккуратных костяшках легкий поцелуй и чуть задержать в ладони ее пальцы, щекоча внешнюю сторону ладони теплым дыханием. — Хм-м… — лица женщины коснулся искрящийся легким озорством, но при этом какой-то обволакивающий взгляд. — Вы оправдываете свое имя, Юми: благоухающая красота. Изумление на лице ее сменилось сначала улыбкой, а затем тихим, немного смущенным смехом. Она не стала высвобождать руку из плена сильных, горячих пальцев, напротив — мягко коснулась ладонью чужой щеки, вызвав на лице Айро выражение кота, почуявшего аромат сливок, и чуть кокетливо склонила голову: — Благодарю вас. Должна заметить, вы весьма изысканно выражаетесь для обитателя подобных кварталов. Вы не местный, верно? Отставной генерал лишь уклончиво улыбнулся, но никак не стал отвечать на ее вопрос. Вместо этого он сказал: — В свою очередь отмечу, что и вам больше подошел бы Высший круг в Ба Синг Се, нежели местные домишки. Как же столь изящную бабочку занесло так далеко от ароматных цветов и яркого солнца? Мужчина непринужденно подхватил женщину под руку и вывел ее прочь из переулка. — Я учительница в детском приюте, — рассмеялась Юми, слегка запрокидывая голову назад. Айро не преминул скользнуть взглядом по изящным ключицам и вновь по-кошачьи улыбнуться. — Он находится на самой окраине… Власти совсем не выделяют денег для лучшего здания. — Не так важно, где ты живешь, — мягко заметил ее собеседник, вновь оставляя на кончиках пальцев женщины легкий поцелуй, — важнее, с кем. — Вы считаете, я хороший учитель? — Юми кокетливо поправила растрепавшиеся волосы. — Вы ведь меня едва знаете… — О, у меня хорошая интуиция, — Дракон Запада весело рассмеялся. — Вы позволите мне проводить вас? Не хотелось бы новых… Невежливых молодых людей. Стоило ему сказать эту фразу, как в мыслях промелькнуло минутное беспокойство: Пиандао ждет его с бинтами, а что, если он забудется и застрянет на несколько часов… А то и до утра? Но с другой стороны, он так давно не проводил время с женщиной, что уже начал бояться растерять навыки ловеласа (а именно такая слава волочилась за кронпринцем Айро при дворе огненной нации), а от одной ночи в гордом одиночестве мечник уж как-нибудь не развалится, ведь сам говорит, что благодарен за помощь, но вовсе в ней не нуждается, нет-нет… И взгляд Юми, ласковый и мягкий, словно бы манит и обещает что-то, от чего в груди и животе начинает горячо, приятно щекотать… «Стой, — приказал себе кронпринц. — Стоять. Просто. Проводить. Не оставаться ни на чай, ни на ужин, плавно перетекающий в завтрак. Просто проводить, провести время в приятной компании и все. Больной друг важнее приятно проведенного вечера или ночи, не находишь? То-то же.» Однако он все равно не смог удержать широкой, искренне-радостной улыбки, когда Юми мягко склонила голову в согласном жесте и ненавязчиво прижалась ближе к его плечу. …Вернувшись в лагерь, Айро напевал какую-то тихую, нежную песенку и чему-то рассеянно улыбался. На губах еще горел легкий призрак чужого поцелуя, плечи помнили прикосновение ухоженных ладоней, а где-то в одном из домов захудалого северного городишки царства земли немолодая женщина чему-то мечтательно улыбалась и вновь и вновь вспоминала теплый темно-золотой взгляд, ощущение чужого поцелуя на своих губах и это полузабытое чувство молодости, легкости и мимолетной влюбленности во всем теле.История Зуко
«Осенняя луна Сосну рисует тушью На синих небесах...» Рансэцу
Катара, немного скучая, сидела около ручья неподалеку от их лагеря. Вода в небольшом водоеме полностью повиновалась неторопливым движениям тонких рук и двигалась в каком-то неизвестном ритме. Зуко сам не заметил, как замер на несколько минут у нее за спиной: то ли не решался нарушить уединение, то ли был так заворожен мягкими движениями. Наконец, он осторожно окликнул: — Катара? — она рассеянно обернулась и вопросительно подняла бровь. — Идем, я кое-что покажу. Девушка пожала плечами и послушно зашагала следом за молодым человеком. Попетляв немного по узким извилистым тропам между зарослями бамбука, маг огня вывел ее на открытую полянку, где на заранее принесенных камнях расположился широкий лист бумаги, кисти и небольшая баночка туши. — Я помню, что ты хотела научиться каллиграфии, и поэтому... — не договорив, Зуко махнул рукой в сторону импровизированного «стола». — О-ой... — Катара в изумлении прикрыла рот ладонью. — Ты не забыл... Она с детским восхищением и радостью взглянула сначала на бумагу и тушь (все это казалось ей ужасно дорогим и статусным, хотя это было совсем не так: на дорогие вещи у них не было денег), а затем на Зуко, и щеки вдруг залил легкий румянец. По согнутым в локтях рукам, по тому, как девушка чуть подалась вперед, было заметно, что она хочет поблагодарить его объятиями — и они не заставили себя ждать: тонкие руки уже почти-привычно оплелись вокруг чужой шеи, и теплые губы мимолетно, но ласково коснулись его щеки. — Спасибо! — немного смутившись, Катара тут же отстранилась от мага огня и накрутила на палец прядь волос. — Ну... Давай учиться? Она машинально отступила чуть назад, будто боясь, что Зуко прочтет что-то в ее глазах, или услышит слишком громкий стук сердца. Опальный принц вновь почувствовал странный жар на лице после легкого прикосновения чужих губ (а он и не думал, что она так умеет выражать... радость? Благодарность?) и тряхнул волосами, будто желая отогнать странные ощущения. Странный жар на щеках, странная мысль о том, что надо купить принадлежности для каллиграфии, ведь он обещал... «Вот именно! А раз так, то я должен выполнять свои обещания, иначе им не будет никакой цены!» — с каким-то детским упрямством подумал молодой человек. Он сел на траву около камней и жестом попросил Катару сесть рядом. — Когда я ей обучался, мне говорили, что каллиграфия это не просто мастерство письма — это искусство, что-то между письмом и рисованием. Юноша невольно улыбнулся, вспоминая, кто говорил ему эти слова. Урса. Женщина лично обучала его каллиграфии: направляла руку, писала их имена и рассказывала, рассказывала что-то... А он, будучи обыкновенным мальчишкой, лениво и хмуро водил кистью по бумаге, с тоской глядя во двор. Куда больше маленькому принцу хотелось пойти поупражняться с ножом, подаренным ему Лу Теном (к неудовольствию той же Урсы: ведь он мог пораниться!) или же просто погулять в саду, но: — Это требует спокойствия и усидчивости. Но мне кажется, у тебя получится. По крайней мере, быстрее, чем у меня, — Зуко неловко улыбнулся (у него редко получалось шутить, особенно над самим собой) и взял одну из кистей. — Но нельзя сильно напрягать руку. Тогда у тебя ничего не выйдет, и ты скорее испортишь лист. «Я ужасно читаю лекции, да?» — тоскливо подумал парень, мельком взглянув на Катару. Однако она слушала его с интересом... С интересом?! Приободрившись, маг огня окунул кисть в разведенную тушь: — Смотри. Зуко глубоко вздохнул и медленно провел кисточкой по листу бумаги. Признаться, он несколько... Отвык от письменной работы. За три года ему почти не доводилось ею заниматься: такую волокиту брал на себя дядя, а дома... Как давно это было — дом! Но все же рука помнила, и если сначала движение юноши еще было нервозным и напряженным, то потом он постепенно расслабился, и пальцы уже заученно, привычно вели кисть по бумаге, оставляя чернильный след. — У тебя нет права на ошибку, — негромко добавил молодой человек. — Чернила нельзя стереть. Поэтому нужно быть сосредоточенным. Ему очень хотелось хотя бы искоса посмотреть на Катару, но уже от одной мысли об этом почему-то начало учащаться сердцебиение, и Зуко, побоявшись оплошать и наставить на листе клякс вместо изящных иероглифов (вот она будет смеяться, наверняка будет!), усилием воли заставил себя смотреть только на бумагу. Однако он все-таки заметил какое-то движение сбоку: это Катара задумчиво обхватила подбородок пальцами и склонилась ниже к камням, нечаянно и непринужденно касаясь щекой его плеча. — Хм... А ведь это похоже на магию воды! — радостно воскликнула девушка. — Сосредоточенность, плавность, спокойствие! Это главные аксиомы, им учил меня Пакку! Не выдержав, Зуко положил кисть и жадно повернулся к Катаре, сразу же сталкиваясь с радостно сияющим взглядом веселых синих глаз. — Самое сложное — это управлять водяным паром, — вновь теребя волосы, продолжала девушка с улыбкой. — Тут нужно быть особенно... сосредоточенным... Пар постоянно уходит из-под контроля, он очень близко к воздушной стихии и... «Что это с ней? — озадаченно подумал Зуко. — Не понимаю...» Девушка словно теряла мысль, когда он на нее смотрел, предложения становились немного несвязными, будто Катаре приходилось прикладывать усилия, чтобы держать в голове, что она хочет до него донести. Впрочем, вскоре она встряхнулась и энергично произнесла: — Давай я попробую! — в следующее мгновение кисть оказалась в ее руке. «Что за чушь?!» Зуко поборол желание резко помотать головой или запустить обе руки в и без того растрепанные волосы: он бы выглядел перед ней полным балбесом. Да еще опять этот жар на щеках, и что-то щекочущее, жаркое, приятное внутри него... «Хватит!» Сжимая кулаки, парень медленно кивнул и отодвинулся от греха подальше... То есть, чтобы не мешать Катаре, конечно, чтобы не мешать Катаре. Она медленно и задумчиво облизнула нижнюю губу, оставляя на ней узкий, влажно блестящий след от кончика языка (какого Коха он, Зуко, обращает внимание на такие чепуховые мелочи?!) и осторожно занесла кисть над бумагой... но тут же убрала ее, не притронувшись даже кончиком. Из ее груди вырвался напряженный вздох, пальцы сместились на древке кисточки, повернули ее так и эдак, и Катара резко покачала головой. — Нет. Я боюсь. Бумага и кисти, наверное, такие дорогие... Я только наставлю клякс. Помоги мне? Она доверчивым, полудетским движением протянула ему ладонь с неловко зажатой между непривычных и оттого неумелых пальцев тонкой кисточкой. И обычно нетерпеливый, подгоняющий и хмурящийся на малейшую заминку во время тренировок Аанга, Зуко вдруг почувствовал странную волну тепла внутри себя, похожую на ту, когда он смотрел на уткочерепах. Это было... умиление? Парень торопливо кивнул и, придвинувшись ближе к своей ученице, осторожно положил свою ладонь поверх ее пальцев и слегка сместил их на древке кисти, так, чтобы положение было правильным и удобным. — Нужно вот так. Держи кисть вертикально, а локоть опусти на сто... на камень, — юноша незаметно для себя придвинулся к ней ближе: поправил позу, коснулся ладонью спины, чтобы она села прямо, бессознательно скользнул рукой вниз, очерчивая изящный силуэт талии и... «Что я делаю?!» — Попробуем написать твое имя, — пробормотал маг огня пересохшим горлом и направил руку Катары в нужном направлении. Одна вертикальная черта, небрежный с виду мазок туши, на деле — выверенное движение по бумаге. Заметив, что девушка все еще не решается делать уверенные росчерки, Зуко чуть нахмурился и, полностью положив свою ладонь поверх прохладной руки мага воды, начертил следующий символ вместе с ней. «У нее не так уж плохо выходит… — немного рассеянно подумал опальный принц, следя за тем, как из-под их пальцев рождаются очертания символов. — Но… она будто писать боится.» Покачав головой, Зуко остановил ладонь Катары, задержав ее в своих пальцах, и поправил положение ее руки: девушка с непривычки норовила перехватить кисть так, чтобы она была немного наклонена, как при обычном письме. «Вот так…» …И он вдруг случайно коснулся ее запястья. Отведя ладонь (Катара уже вполне увлеклась процессом и не нуждалась в таком настойчивом контроле), он невольно опустил глаза вниз, на ее руки. «Такие тонкие?» Маг огня удивленно приподнял бровь. «Я как-то не замечал этого раньше…» И — даже изящные, несмотря на то, что ее ладони были немного грубоваты на ощупь. В них не было той ухоженности и даже холености, которые были присущи рукам Азулы или Мэй, но они были по-своему ласковые. Человечные, позволяющие себя коснуться — они не станут вырываться из-под пальцев так, будто это и не кисти рук вовсе, а потревоженные змеи. Катара на змею совсем не походила, и даже в пластичности ее было что-то... Может, кошачье? Зуко был не мастером красивых сравнений, особенно сейчас, когда его груди касались узкие лопатки девичьей спины, ровно поднимались и опускались изящные плечи, схваченные светло-зеленой тканью: яркий контраст со смуглой кожей, всегда прохладной, но такой мягкой и нежной. Несмотря на то, что вокруг них медленно, но верно разгорался сентябрь, магу огня вдруг стало жарче. Не то от собственного тепла, не то от близости девушки что находилась в его полуобъятиях... Изящной девушки. Красивой девушки. Девушки с тонкими руками, с изящной шеей, с непринужденными и естественными жестами, с ласковым взглядом. Девушки, которая легко поправила волосы и — специально она, что ли?! — пряди коснулись его лица, и в нос забился едва различимый аромат грецких орехов, дождя и чего-то еще, неуловимого, трепетного, живого, такого, что внутри разлилась слабость и жар, и Зуко с жадностью подался вперед, желая уловить еще немного этого аромата, еще немного пьянящего ощущения перехваченного дыхания, щекотки, жара и желания. Смутного, необъяснимого желания... чего? — Зуко? — как сквозь туман услышал юноша. — Я написала... Тебе нравится? Она обернулась, не выворачиваясь из крепких рук, и блуждающий взгляд потемневших янтарных глаз внезапно споткнулся об ее чуть приоткрытые губы. Зуко вдруг заметил, что верхняя изгибается как-то по-детски капризно и мягко, а нижняя чуть-чуть больше, и будто специально сдвинута вниз, обнажая белые зубы. Наклониться — чуть-чуть, самую малость и вот уже можно почувствовать на своем лице влажное, теплое дыхание, прикрыть глаза, окунуться в чернильную темноту, а затем — в тепло, в податливость и влажность ее поцелуя... Сам не сознавая, что делает, парень медленно склонился к ее лицу. Катара не двигалась, будто завороженная его взглядом, она даже потянулась к нему навстречу, чуть запрокинула голову... Зуко медленно опустил ресницы, будто отпуская себя самого, но в тот самый миг, когда его готова была поглотить темнота, когда он готов был коснуться ее губ и — будь что будет! — перед мысленным взором вдруг сверкнул светлый янтарь, ослепительно-белая в золотистых лучах заката кожа и точно так же податливо и нежно приоткрывшиеся губы. Только не пухлые, не капризные, а тонкие и прохладные. Мэй. «Какого Коха я делаю?!» — оглушительно громыхнуло в сознании опального принца, и он, точно обожженный, отпрянул от мага воды всем телом. В тот же момент отшатнулась и она: с беззащитно приоткрытыми губами, с испуганно блестящим взглядом и ярким-ярким румянцем на смуглых щеках. — Зуко, прости! Я... Я просто... — задохнувшись, девушка отошла от него еще дальше, будто боясь, что он сейчас накинется на нее, точно дикий зверь. — Ничего! — юноша быстро вскинул ладони вверх, останавливая дальнейший поток объяснений. Панически мечущийся взгляд коснулся одиноко лежащего на камнях листа бумаги, и опальный принц неловко улыбнулся и взъерошил себе волосы. — У тебя неплохо получается для новичка. Эм... Мне нужно идти. Чувствуя себя полнейшим идиотом, парень встал и торопливо ушел прочь, всеми силами стараясь не оглядываться на фигуру юного мага воды, которая, кажется, смотрела ему вслед. Зуко остановился лишь в глубине рощи, где она точно не смогла бы его найти. Остановился... И со всей силы впечатался затылком в дерево. — Идиот! «О чем я думал?! Я уже был готов поцеловать ее...» Зуко утомленно прикрыл глаза, но и под тьмой век ему не удалось найти покоя: там, в манящей темноте, вспыхивали картинки ласковых, хоть и немного грубоватых рук. Тонких запястий. Плавной линии плеча и шеи. Доверчиво смотрящих синих глаз. Доверчиво приоткрытых пухлых губ, которые хотелось, хотелось, хотелось поцеловать! Юноша тихо скрипнул зубами. — Неужели она правда... «...мне нравится» он так и не смог произнести. Нравится. Нравится, нравится, нравится! Это слово вновь звенело в голове, отдаваясь издевательским эхом, так, что в какой-то момент юноше захотелось зажать уши. Отсюда до сих пор живущее в руках ощущение податливости и тепла ее тела, легкий зуд на губах, так и не коснувшихся ее, беспокойная возня чего-то меж ребер. И — жгучий стыд. «О чем я сейчас думаю! Так нельзя. Я не могу, ведь у меня есть девушка!» Тонкие, немного заостренные черты лица. Светлая, почти белая кожа, которая так контрастирует с угольно-черными прядями волос. Узкие ладони, тонкие и гладкие на ощупь, но отнюдь не беззащитные, похожие на маленьких змей. В любой момент они могут выбросить из рукава острые клинки. Робкая улыбка и проницательный, пронзительный взгляд серых глаз. Мэй. Юноша почти беззвучно повторил имя вслух и вновь озлобленно — на себя, на себя озлобленно — бессильно стукнулся затылком о дерево. Со сжатых губ сорвалось болезненное шипение. «...Есть… Или уже нет?» Гневный голос девушки, саркастично цитирующий строки его письма, оставленного ей накануне вторжения. Оскорбленной его выходкой девушки. «Мало того что она думает, будто я ее бросил через письмо, так еще и запер в камере… Агни, какой же я идиот…» Те же серые глаза — в узком окошке камеры, смотрящие на него с изумлением. Возмущением. Гневом. Презрением… Взглядом, ничуть не мягче ее клинков. Зуко почти до крови закусил губу. «Она не простит меня после такого, но… Я не могу так поступить с ней!» И вновь — взгляд, подобный клинку и тот же голос, только уже не цитирующий письмо, а гневно бросающий в его воображении: «Ах, не можешь так поступить? Что ты только не делал, но хотя бы жалость ко мне у тебя осталась. Я очень тебе благодарна!» Опальный принц с горечью усмехнулся. «О да. Она будет очень рада меня видеть…» Жаркое ощущение меж ребер. Чужое жаркое дыхание на его губах… «Нет! Это просто наваждение. И если я буду меньше с ней общаться — оно пройдет. Ведь так?» «Тебе нравится, Зуко? Тебе нравится..?» Юноша помотал головой. «Так и поступлю.» Зуко поднялся на ноги, отряхнулся и, хмуро глядя прямо перед собой, направился обратно в лагерь. Он все еще повторял про себя, как молитву: «Наваждение. Она мне не нравится.» Нравится. Нравится…