Imperium ex inferno

«Пусть я не постиг Сокровенной глубины Старого пруда, Но поныне различаю Всплески в тишине.» Кагава Кагэки

Едва вернувшись в лагерь несколько дней назад, Аанг сразу же направился к полковнику Лингу: в прошлый раз они не успели с ним толком поговорить, поэтому мальчик даже не знал, где ему спать, когда есть... к тому же, ему было совестно: казалось, что поступил он крайне невежливо. Полковник принял его доброжелательно. Юному аватару показалось, что было в поведении мужчины что-то странно застенчивое, будто он не совсем понимает, как нужно правильно с ним говорить. Первая причина, сразу же пришедшая мальчишке в голову, была болезненной: «Он боится ранить меня? Считает кем-то вроде калеки?..», но он тут же откинул подобные мысли и жестко сказал себе: «Никто не считает меня калекой, ты сам себе все придумываешь, немедленно успокойся!» — и нашел вторую причину. Линг просто никогда не общался с детьми, его окружали взрослые, серьезные мужчины и (хоть их было и мало) женщины. Сразу же полегчало. Полковник Линг удивился, услышав, что Аанг не хочет спать в палатке. «Наступила осень, — сказал он, удивленно приподняв брови, — тебе не будет холодно?». Мальчик засмеялся: «Нет, я всегда спал на земле. А если все-таки замерзну, — Аанг улыбнулся, вспомнив южный и северный полюса, — то залезу на Аппу». Линг согласился (при этом недоуменно поведя плечами; аватар готов был поклясться, что полковник подумал «Эти странные воздушные кочевники...»), но сказал, что помимо Аппы он может попросить у него спальный мешок. Аанг был искренне растроган такой заботой: странно, но друзья его за все путешествие ни разу не поинтересовались, почему он спит на земле. Впрочем, мальчик и сам не заострял на этом внимание: так ему было удобно. В палатке или в мешке он чувствовал себя спеленатым младенцем, было очень душно... наверное, так ощущала себя Тоф, когда рядом не было земли. Выйдя из палатки Линга, Аанг задумчиво побрел по лагерю, вертя мысли в голове, точно какую-нибудь головоломку. Еще на реке, собираясь лететь в лагерь, мальчик решил, что должен научиться чему-нибудь полезному, чтобы помогать друзьям в случае опасности. Первым делом он, конечно же, подумал о Сокке... но затем вспомнил, что воин из племени воды владеет только острым оружием: бумеранг его был остро заточен, а про меч и говорить нечего. Этим можно было убить... а Аанг все еще не хотел переступать свои принципы. Он и так немало поступился ими за время путешествия: сколько раз ему приходилось скидывать кого-то с высоты, отшвыривать к стенам, оглушать посохом, наконец! Аангу оставалось только от всей души надеяться, что никто из них не погиб. Брать в руки настоящее оружие, приспособленное для настоящего убийства, мальчик был просто не готов. Поэтому Сокку он отбросил в сторону, мысленно перед ним извинившись. Следующей мыслью стала Тоф, но Аанг, несмотря на ее боевой характер и хорошо поставленный удар слева в ребра, ни разу не видел девочку сражающейся без магии. Равно как и Катару. Зуко... на нем Аанг остановился подольше: он видел у опального принца парные клинки (как они там называются?..) и кинжал, но это снова было оружие для убийства. Зуко казался парнишке более зрелым, чем Сокка, наверное, он даже смог бы показать Аангу удары, которыми нельзя убить... но каждый раз, когда мальчик пытался представить себя с клинком в руке — к горлу подкатывала тошнота, а от мысли, что этот клинок придется втыкать в чье-то живое, мягкое, теплое тело и вовсе слабели колени, а голова начинала отвратительно кружиться. Оставшись без возможных учителей, Аанг брел по лагерю и сам не заметил, как пришел на небольшую поляну — и изумленно замер, увидев там учителя Сокки, Пиандао, и еще одного солдата из людей Линга. Они сражались на мечах, но мечи эти были деревянными. Слышался глухой стук, ненастоящие клинки так и мелькали в воздухе. Пиандао бесконечно атаковал: казалось, не успеет в воздухе отзвучать свист его меча, как он уже нанесет следующий удар, и звуки сольются. При этом мужчина выглядел удивительно спокойным, он даже не запыхался (хотя волосы повлажнели от пота), тогда как его противник почти выбился из сил. В защиту молодого солдата стоило сказать, что на плечах Пиандао Аанг все же заметил несколько ссадин, тогда как Сокка не смог даже коснуться его во время того странного боя: то ли учебного, то ли всамделишного. Вскоре солдат, задыхаясь, упал на спину, и деревянный меч выпал из его бессильно обмякшей ладони. Пиандао подобрал его и, сложив со своим собственным, прижал к горлу своего оппонента. Символическое «ты убит», понял Аанг. После этого солдат поднялся, взял оружие и почтительно поклонился оружейнику. — Спасибо за бой, — почти хором произнесли они, и солдат ушел, а Пиандао не спеша направился к небольшой кочке, на которой оставил свою одежду. Однако одеваться он пока не спешил и только сделал пару глотков из фляги с водой. Аанг проводил его немного растерянным взглядом и в задумчивости взъерошил себе волосы на затылке. Деревянные мечи... легче, чем настоящие, неспособные убить. А вот защитить себя и, главное, друзей — вполне. А может не мечи, а... Аватар вспомнил: домик девочки с длинными аккуратными косицами, яркая луна, Зуко и Катара, сражающиеся вместе, и он сам — на пару со своим посохом... он никого не убил тогда, и с ними справились только с помощью шантажа: нож около нежного девичьего горла и насмешливый, жесткий голос... Как же он сразу не догадался! Аанг едва не подпрыгнул на месте от радости. Хотелось побежать, поделиться этим с кем-то: я придумал! Я не буду больше бесполезным! — и сдержался парнишка только из-за негромкого мужского голоса, в котором явственно чувствовалась улыбка. Пиандао произнес, не оборачиваясь: — Тебе понравился наш бой, юный аватар? Мальчик изумленно вздрогнул и ощутил, как малиновым пламенем вспыхнули щеки. Скрываться дальше было бесполезно, и он осторожно выступил из тени деревьев на поляну. — Эм... простите, что подглядывал за вами, мастер Пиандао... — мальчик склонился в поклоне, сложив руки перед животом в жесте огненной нации. — Этого больше не повторится. Мечник повернулся к нему лицом. Он действительно улыбался, и от этого жесткое, острое лицо его, выражение темных глаз, похожих на сталь космического меча Сокки, становилось намного теплее. Аанг выпрямился, возвращая мужчине улыбку, и вопросительно поднял взгляд. — Тебе не за что извиняться. Ты хочешь о чем-то меня спросить? Аанг жгуче покраснел. Ну, почему у него вечно все на лице написано?! — Да. Я пытался придумать, как мне теперь драться, без магии, — наконец, ему удалось сказать это без внутренней боли и раздражения на себя! — и подумал... может быть, посохом? — он поднял его повыше, демонстрируя оружейнику. — Он удобный, легкий. И им нельзя убить. — Это для тебя важно? — несколько удивленным тоном спросил Пиандао и, взглядом попросив разрешения, аккуратно взял посох из рук мальчишки. — Да. Я не хочу никого убивать, — нахмурился Аанг. — Я понимаю, что это глупо... наверное. Особенно на войне. Но монахи так меня учили. Любая жизнь ценна, даже очень плохих людей. Пиандао задумчиво кивнул в ответ на его слова — Аангу почудилось, что во взгляде его промелькнуло нечто вроде уважения — и сосредоточился на посохе. Он аккуратно отвязал от узкой развилки на его окончании банку с Мибу — Аанг бережно взял ее в ладони и легонько поболтал перед своим лицом, улыбаясь своему питомцу — и легко повернул посох в ладонях: сначала описал полукруг, полный круг, легонько покачал им в воздухе... Аанг не совсем понимал, что делает оружейник, и следил за ним искренне удивленным, немного восторженным взглядом, таким же, каким следил бы за шаманом или фокусником. Наконец, Пиандао еще раз повернул посох в пальцах, заставив его описать стремительный круг, и кивнул: — Очень хорошее оружие. Это большая удача. Обычно шесты приходится долго подгонять под бойца. Мечник подал аватару посох — при этом часть древка прижалась к его плечу — но, когда Аанг протянул руку, посох легко ушел вбок и дважды кольнул его в живот: повыше и пониже. Мальчик растерянно отступил, не зная, как реагировать: удары были совсем легкими, но они были. — Два простейших удара, — улыбаясь его удивлению, произнес Пиандао. — В солнечное сплетение и в пах. Лучше всего бить именно концом: если попытаться просунуть древко между ног... — он попытался так сделать, но рефлексы Аанга решили иначе: он зажал ногами посох, и Пиандао улыбнулся: — То посох могут даже выдернуть. Аанг несколько смущенно отступил немного назад, освобождая древко. Развилка на конце посоха задела его по ляжкам, и мальчик хотел было рефлекторно приподнять свое тело над землей, но вспомнил, что это невозможно. «Ну и ладно, — подумал он, нахмурившись, — это не смертельно! Я столько раз колени разбивал... заодно и пойму, почему Сокка все время жалуется на Тоф». Маленькая маг земли очень любила подбросить их неудачливого друга повыше, а потом, упав, Сокка как минимум час стенал о том, как у него все болит. Аанг не падал без помощи воздушной силы с самого мелкого возраста, да и тогда его чаще со смехом подхватывал Гиацо, и потому искренне его не понимал. — Так вы будете меня учить? — с широкой улыбкой поинтересовался аватар, все же отнимая у мечника свой посох. — Вы умеете? Я думал, вы только мечи... — мальчик смущенно потер ладонью затылок. Пиандао удивленно приподнял брови, явно недоумевая, когда это он успел согласиться стать наставником аватара, но затем легко кивнул: почему бы и нет, в конце концов, во всем мире это всегда считалось великой честью. — Не только, — немного уклончиво ответил он. — В мире очень много оружия, и я владею многими его видами, — Аанг восхищенно распахнул глаза. — Но меч — несомненный фаворит, разумеется. Аанг, как и все воздушные кочевники, сторонился всего, что могло убить, но... кроме воздушного кочевника он был еще и мальчишкой, а какой мальчишка сможет спокойно смотреть на самого настоящего мастера оружия?.. Поэтому мальчик не сводил с него восторженного взгляда. И поклонился ему со всей возможной почтительностью. — Спасибо вам, мастер Пиандао. Я буду счастлив назвать вас своим сифу, — произнес он традиционную форму приветствия нового учителя. Ни с Тоф, ни с Катарой он так не делал: стеснялся. Вдруг девчонки посчитают его слишком старомодным? Ведь такая форма была распространена целых сто лет назад. Но Пиандао — старый человек, может быть, ему будет приятно? И действительно, мечник на миг удивленно приподнял бровь, а затем склонился в ответном поклоне. — Для меня честь — учить вас, ученик Аанг, — распрямившись, он негромко заметил: — Мне хотелось бы учить тебя обстоятельно: сначала лишь теория и медитация, чтобы ты понял суть владения шестом, его философию... у каждого вида оружия есть своя философия. Но у нас практически нет времени. Поэтому большую часть времени мы посвятим практике. Будет трудно. От этой скупой фразы мальчик невольно поежился. «Ничего! — упрямо сказал он себе. — Я выдержал учебу у мастера Пакку и Зуко! Выдержу и это тоже.» — Я буду стараться, сифу Пиандао, — серьезно ответил он. Мечник слегка улыбнулся одними уголками губ. — Тогда приходи сюда через час. Начнем урок. Аанг упорхнул с поляны, словно на крыльях, счастливый оттого, что он будет учиться чему-то новому, чему-то, что сделает его грозным противником даже без магии, да еще учиться у того, кем безгранично восхищается Сокка — вот он обзавидуется! — но, спустя несколько часов, когда над лагерем Линга уже распростерла свои крылья ночь, мальчишка полз с поляны, едва живой от усталости, с ломотой во всем натруженном теле. Пиандао не давал ему спуску. Упражнения — до немеющих плеч и страшно ноющих постоянно напряженных коленей. Спарринги — в таком чудовищном темпе, что Аанг, который никак не мог привыкнуть, что теперь не может помогать себе быстро двигаться воздухом, в первые два раза упал после трех ударов. После он, конечно, приноровился: от природы быстрому и гибкому, ему удавалось даже достать мечника по ногам: Пиандао, поскольку тот был старше и грузнее проворного мальчонки, не хватало скорости. После спаррингов Аанг подолгу восстанавливал дыхание, а иногда и вовсе лежал на земле мешком, из которого безжалостно выбили пыль. Однако, несмотря на усталость и огромные нагрузки — тренировались они с утра до вечера — Аанг был доволен. Вечерняя ломота во всем теле оставляла голову блаженно пустующей, а уроки, невзирая на их тяжесть, были интересными и продуктивными. Довольно скоро Аанг заметил, что движения, которые показывает ему Пиандао, плавные, как у магов воды, но быстрые и легкие, как у магов воздуха. Когда мальчик сказал оружейнику об этом, тот кивнул: «У оружия нет национальности, Аанг. Оно совмещает в себе напор магии огня, устойчивость магии земли, легкость воздуха и плавность воды. Именно поэтому обычный человек может одержать верх даже над могущественным магом». После этого Аанг стал вспоминать, как учили его двигаться Катара и Пакку: расслабленная поза, всегда готовая перетечь в любую другую, плавность и размеренность движений, самообладание... лучше всего это удавалось демонстрировать, конечно, Катаре: под толстой шубой и сварливым характером Пакку тяжело было углядеть изящество и плавность. Аанг стал применять во время тренировок движения магии воды и вскоре заработал похвалу Пиандао: «Твой посох перестал казаться дополнением и стал твоей частью, продолжением твоей руки». Мальчик расплылся в счастливой улыбке, со смехом назвал себя «покорителем шестов» и азартно предложил спарринг: вдруг одержит верх, или хотя бы ненароком свалит с ног? — но, конечно же, проиграл в нем — и ни капли не расстроился. Все шло гладко. Аанг не особенно распространялся друзьям о том, что учится у Пиандао: они знали об этом, но подробности мальчик оставил при себе. В эти дни у него просто не оставалось сил на то, чтобы о чем-то говорить. По вечерам он сидел у костра в компании друзей, слушал истории Сокки, улыбался и смеялся, но говорил мало: язык, как и все тело, казался неповоротливым и распухшим. Впрочем, постепенно усталость начала исчезать. Тело входило в тонус, и Аанг уже не засыпал во время вечерней медитации, как это было сначала. Даже движения его вновь обрели легкость и уверенность: как ни странно, изматывающие тренировки постепенно сводили на нет последствия тяжелых травм. Об этом он и заявил Катаре, когда она, устав видеть напрочь замученного товарища по вечерам, попыталась прочесть Пиандао возмущенную лекцию, ничуть не смущаясь того, что мечник был втрое старше ее и опытнее. Девушка посмотрела на Аанга, как на сумасшедшего, но — с шумным, демонстративно-недо­вольным вздохом — смирилась и теперь только поглядывала иногда недовольно и сочувственно. Аанг ободряюще ей улыбался, без слов сигнализируя: «Я в порядке!». Он был рад, что они с Катарой помирились после той ужасной ссоры, но общались теперь мало: время Аанга забирали тренировки, а время Катары — Зуко, тоже тренировки и обязанности в лагере, которые девушка на себя взвалила с какой-то больной, как считал Сокка, охотой. Единственное, о чем Аанг жалел — это о Мибу. Банку с ним пришлось снять с посоха, и светлячок поселился в крошечной коробочке, которую мальчишка теперь всегда носил с собой. По вечерам мальчик часто подолгу смотрел на его зеленоватое сияние и мечтательно улыбался. Светлячок стал его маленьким секретом, его — и Буми. Но вскоре к нему добавился еще один повод для огорчений, более существенный. Пиандао предложил Аангу упражнение с завязанными глазами. Мальчик легкомысленно согласился: практически во всех видах магии, которые он изучал, использовалась повязка на глаза. Он со смехом сдвинул повязку со лба вниз и — застыл. Его окружала полная темнота. Повязка прикрывала уши, поэтому и звуков не было. В лесу всегда так тихо... Аанг никогда прежде не замечал этого... Тихо. Глухо. Пусто. Как тогда, в камере. В плену. И вновь острое ощущение собственной дефектности. Он не чувствовал вибраций земли, хотя Тоф научила его этому. Не чувствовал скольжения воздушных потоков по коже. Теперь воздух из связки шелковых лент, каждая из которых готова была подчиниться ему в любой момент, стал пустотой. Вода не звала его. И уж тем более он не смог бы высечь даже самой крошечной искорки. — Ты готов? — прозвучал среди пустоты голос Пиандао. Аанг хотел было кивнуть... но сорвал с лица повязку и нервно помотал головой. — Нет! Нет... простите... — мальчик прерывисто вздохнул и склонился в покаянном поклоне. — Я не могу. Простите, сифу. — Что-то случилось? — заботливо спросил мечник, опуская свой шест. — Нет... да... простите, я не могу сейчас заниматься этим... — Аанг прикусил губу, терзаемый одновременно и виной, и растерянностью, и болью. — Пожалуйста, дайте мне какое-нибудь другое задание, прошу! Про себя мальчик взмолился: «И не задавайте никаких вопросов!». Он не был готов рассказывать об этом постороннему человеку, пускай даже и глубоко уважаемому. Пиандао был его наставником, но не другом. Аанг не сдержал вздоха облегчения, когда мечник, спустя несколько мучительных секунд, кивнул и предложил ему повторить приемы, которые давались мальчику с трудом. До вечера они прозанимались как обычно. И это был первый день, когда после многочасовой тренировки (пускай и с перерывами на отдых и обед) Аанг не чувствовал себя так, будто по нему проехался танк огненного народа. Мальчик бы, пожалуй, порадовался этому, если бы не злосчастное происшествие с повязкой. Уныло бредя в сторону Аппы — Аанг всегда приходил к нему, когда ему было грустно — мальчишка размышлял, как все же изменился его мир, когда пропала магия. Это было все равно, что отнять у обычного человека руку, или глаза! Маг иначе воспринимает мир, чем человек, лишенный магии. Маг воздуха острее ощущает запахи, он чувствует каждое слабое дуновение ветра на своей коже, его слух значительно острее, чем у простого человека, ведь звук тоже передается по воздуху. Маг воды ощущает, как все кругом наполнено живительной влагой, соками и жизнью. Маг земли — кто острее, как Тоф, кто глуше — ощущает вибрации под своими ногами, чувствует, как сквозь нее пробивается новая жизнь. Поэтому и чахли те несчастные маги земли на корабле-тюрьме, вдали от своей стихии, от жизни, от надежности. Маг огня ощущает энергию солнца всей кожей, питается ею, точно так же, как водой или пищей. А у Аанга, как у аватара, было все это... и он этого не замечал. Даже лишившись магии, заметил, лишь когда оказался в темноте — слепой, глухой и абсолютно беспомощный. Он сомневался, что сейчас смог бы даже почувствовать и отскочить в сторону, если бы Тоф вздумалось вновь направить на него громадный валун с горы... Кстати о ней. — Тоф? — удивленно окликнул мальчик, увидев около Аппы знакомую коренастую фигуру. — Что ты здесь делаешь? — Привет, Твинклтос! — широко улыбнулась девочка. — Да вот... не поверишь, но я соскучилась по этому летающему клоку шерсти! Мы уже сто лет на нем не летали. — Всего пару недель, — Аанг невольно засмеялся. — А я говорил, что ты его полюбишь! — Эй, я же назвала его летающим клоком шерсти! Дети весело рассмеялись. Аанг прислонился спиной к теплому, надежному боку Аппы и заложил руки за голову, задумчиво глядя куда-то мимо деревьев, в вечереющее небо. Тоф стояла рядом с ним, тоже прислонившись к Аппе, но руки ее были скрещены на груди и «смотрела» она в землю. На несколько минут повисло молчание, пока БейФонг не пихнула Аанга в бок и не произнесла: — Говори уже! Мальчик отшатнулся, прикрывая бок ладонью. — О чем ты? — Ну, я же чувствую... — Тоф демонстративно пошевелила пальцами на ногах. — Ты чем-то расстроен. Что стряслось, давай говори. Аанг немного смущенно взъерошил себе волосы. Оказывается, он успел привыкнуть, что Тоф не чувствует его своими всевидящими пятками. Придется отвыкать и от этого, и кто знает, как надолго. — В общем... сифу Пиандао предложил мне упражнение с завязанными глазами. Но когда я надел повязку, то почувствовал себя, как... — «Слепой», хотел сказать Аанг, но прикусил язык и исправился: — Очень беспомощным. Как будто я вишу в пустоте. Я ничего не чувствовал, ни вибраций в земле, ни воздушных потоков... ничего. И я... — как любому мальчику, ему было тяжело это признавать, но: — Я испугался, — Аанг расстроенно опустил голову. — Эй, и всего-то? — Тоф вновь пихнула его кулаком в живот. — Ты боишься темноты, серьезно? — девочка рассмеялась, но это не казалось издевкой. — Не темноты. Пустоты. — Пустоты... — посерьезнев, маленькая маг земли задумчиво покачалась на пятках. — Но ведь ее нет. Пустоты. — В смысле? — Аанг удивленно поднял голову. Тоф подняла руки, будто пытаясь показать что-то, неопределенно повела ладонями — и опустила их по швам. — Ну... я не знаю, как это словами... давай я тебе лучше покажу! — она энергично ударила кулаком о ладонь, и аватару стало немного не по себе. — Завязывай глаза! Давай-давай! — Эй, я не смогу сейчас даже самый маленький камень остановить, если ты об этом, — негромко засмеялся Аанг, но повязку все-таки снова надел. Тоф он не боялся. Но с повязкой на глазах все равно стало немного неуютно, вновь безжалостно кольнула собственная ограниченность. Он не услышал шагов, уши были затянуты тканью, но странным образом почувствовал, что Тоф к нему приблизилась. Воздух у лица стал казаться каким-то напряженным — и повязки коснулась грубоватая теплая ладонь. — Точно ничего не видишь? — подозрительно спросил голос БейФонг. — Точно. Тоф схватила его за руку и потащила вперед, дальше от Аппы — кажется, на центр поляны. Там его выпустили, снова оставив висеть в пустоте. Шагов Аанг снова не услышал: должно быть, их смягчала трава. Услышал он только голос. — Ты сейчас в том же положении, что и я была, пока не встретила барсуков. Ты слепой. И тебе кажется, что вокруг ничего нет. Так? Аанг кивнул. — Но это неправда. Прислушайся. Слышишь? Обычно, когда Тоф говорила так, она имела ввиду ноги. Аанг пошевелил пальцами под кожей башмаков, но БейФонг тут же заметила это и стукнула его по лбу костяшками. — Да не так! Ушами! Мальчик покраснел и покорно вслушался в вечернюю тишь... И оказалось, что никакой тиши и в помине нет. Слышался тихий шорох лесных трав. Дыхание Аппы, глубокое, размеренное, с урчанием где-то глубоко в глотке. Тихие редкие хлопки полуобнаженных ветвей. Шаги Тоф, легкие, но уверенные. Каждый шаг словно впечатывался в земную поверхность — так ходят все маги земли. Вскоре Аанг понял, что девочка неторопливо ходит вокруг него кругами. Издалека доносились звуки лагеря: шаги, голоса, лязг оружия (кто-то еще тренировался), окрики, звон посуды... Прислушавшись сильнее, Аанг с удивлением понял, что может даже смутно различить знакомые голоса: Сокка, всегда говорящий слишком громко, хрюкающий смех Буми, гудяще-низкий голос дяди Зуко... слов мальчик разобрать не мог, но вот тембры — да. Негромко свистел ветер... — Слышишь? — через некоторое время спросила Тоф. — В темноте есть звук. Это не пустота. Аанг кивнул, завороженный музыкой окружающего его мира. — А теперь принюхайся. Юный воздушный кочевник всегда очень остро ощущал запахи, это отличало его нацию от всех остальных. Даже не владеющие магией монахи ощущали запахи тоньше, чем другие люди. Возможно, дело было в том, что храмы воздуха располагались высоко над землей, где каждый запах ощущается особенно остро в кристально-чистом воздухе. Но Аанг давно уже не был в родных храмах... Тем не менее, он был мастером воздушной магии — стрелы на его теле набивались сквозь глухие стоны и слезы мальчишки не даром. Он медленно втянул в себя прохладный, отдающий осенней сыростью воздух. Пахло лесом. Свежестью, листвой, мокрой корой и землей. От Аппы исходил запах зверя, не дикого и не домашнего: нечто среднее. Аппа слишком громаден, чтобы пахнуть простой свиной коровой, но и диким зубром назвать его нельзя. Слабо пахло пылью от Тоф — кажется, она приблизилась. От лагеря доносился запах костров и еды: сейчас как раз готовили ужин. Аанг поморщился, ощутив аромат мяса: к горлу подкатил тошнотный комок. Он заставлял себя есть мясо, находясь не в тех условиях, чтобы привередничать, но избегал его при первой же возможности, питаясь зачастую подножным кормом. После каждой тарелки мясного бульона мальчик промывал рот ледяной водой, изгоняя ощущение трупа некогда живого существа на своем языке. Еще немного пахло ночной свежестью... Это было чем-то похоже на медитацию, только не полностью. Аанг словно отделялся от своего тела и его ощущений. Он чувствовал лишь мир вокруг себя — звук, запах, движение. Он был его частью. Он рос из земли вместе с травами, шелестел над головой вместе с листьями, он плясал в костре вместе с пламенем, он... У мальчика перехватило дыхание. — Чувствуешь, да? — послышался голос Тоф. — Запахов очень много. Я их все ощущаю. Я знаю, как пахнешь ты, или Сокка, или Сахарная Царевна, или Горячие Пятки. Не знаю, с какого расстояния я вас учую, я же не ширшу. А еще есть... — девочка на пару мгновений замялась. — Движение воздуха! Духи, я учу этому мага воздуха... Аанг нервно хихикнул: ситуация и правда балансировала на грани нелепости и фарса, но в то же время казалась ему очень серьезной. Он услышал слабый свист, его лица коснулся легкий, едва ощутимый порыв воздуха... Мальчик быстро протянул руку и схватил чужое запястье. Это Тоф провела ладонью перед его лицом. — Вот, видишь? — почти торжествующе произнесла она. — Ты можешь все это почувствовать и без зрения. Я сама всегда так чувствую! Отпусти руку, — она вырвала ее. — Пустоты, на самом деле, нет нигде. Ты понял? Аанг поднял голову, предоставляя лунному свету мягко касаться его лица и повязки, перечеркнувшей его толстой темно-алой линией. То, что говорила Тоф, было так прекрасно. Пустоты — нет. Мир вокруг есть всегда, неважно, маг ты, или нет, слепой ты, или нет, глухой, или нет. Ты всегда можешь его ощутить, он всегда рядом с тобой, вокруг тебя — прекрасный, прекрасный мир, полный запахов и звуков, цветов и оттенков, движения и жизни. Жизни — одинаково прекрасной для всех, от царя Куэя до юноши по имени Хару, от Лорда Огня Озая до девочки по имени Он Джи из далекого огненного города. От мальчика по имени Аанг, простого воздушного монаха, до Тоф БейФонг, наследницы богатейшего рода. — Я понял! — вскричал мальчишка, сдергивая с себя повязку и хватая Тоф за обе руки. — Это похоже на то, чему меня учили монахи! Надо отрешиться от всего и почувствовать себя частью этой вселенной! И тогда она тебе откликнется! Ты можешь чувствовать ее самые тонкие, тончай-ши-е вибрации, запахи, голоса! А еще это доказывает, — напоминая самому себе Сокку, он тряхнул девочку за плечи, — что разделение на четыре национальности — это заблуждение, и мы одинаково чувствуем мир! Мы все — одно целое! — в восторге почти выкрикнул аватар и замер, дрожа, в ожидании реакции. На лице Тоф медленно, но верно проявлялось искреннее удивление и растерянность. Затем оно сменилось легким смущением, а потом — улыбкой. — Вообще-то я имела ввиду, что тебе не надо бояться темноты, Твинклтос... — девочка смущенно высвободила руки из его пальцев и отступила на пару шагов назад. — Но, если ты понял еще и это, то это здорово! — ...только затем, чтобы получше примериться и врезать Аангу под ребра. Он с хриплым выдохом сложился пополам сначала оттого, что из него выбили весь воздух, а затем от искреннего смеха. Отсмеявшись, юный аватар приобнял подругу за плечи и, как товарищу-мальчишке,­ взъерошил свисающую на глаза челку. Он не удивился такой реакции... и не обиделся. Тоф была рада за него, рада искренне — ну и пусть, что немного не понимала. Разве это действительно важно? — Пойдем ужинать, — улыбаясь, промолвил Аанг, — там уже, наверное, все приготовили. Дети направились к лагерю. Там их ждала удивительно уютная атмосфера. В лагере горели несколько костров, вокруг которых сгрудились ополченцы. Никто не контролировал, кто где должен сидеть, поэтому все сидели у костра с друзьями, знакомыми или товарищами по стихии. Был даже костер жителей Ба Синг Се, жителей столицы огня, костер ордена Белого Лотоса и, конечно, команды «Аватар». Поначалу Аанг думал, что Зуко отделится от них и уже приготовил пламенную речь «останься с нами, ты же наш друг!», но это не понадобилось. И не последнюю роль в этом сыграла маг воды, которая сейчас сидела, прислонившись лопатками к его груди. — Привет, ребята, — улыбнулся им аватар и присел у костра, скрестив ноги в позе лотоса. Катара немного смущенно улыбнулась в ответ и даже хотела, кажется, отстраниться от Зуко, но Аанг торопливо махнул рукой, показывая жестом: «Не нужно!». Он ничуть не ревновал. Разве ревнуют сестру? Хотя Сокка мог бы, да, но сейчас он был слишком занят Суюки: она кормила его с рук кусочками какого-то фрукта. Аанг почувствовал себя несколько лишним. Ребята устроились по парам, в обнимку, и вот-вот начнут — ужас какой! — целоваться. Может, взять еду и пойти к Аппе? Тоже будут не отлипающей друг от друга парочкой... — Эй, Твинклтос! — на его плечи вдруг легли знакомые ладони. — А почему ты меня не обнимаешь? Все — включая Аанга — воззрились на Тоф так, будто она у них на глазах трансформировалась в Тай Ли. Однако девочка невозмутимо села под бок к магу воздуха и выразительно ткнула его костяшками пальцев под ребра: это, как понял Аанг, означало «подыграй мне!». — Ведь ты меня любишь? — сладким голосом промолвила БейФонг и снова ткнула его пальцами. В широко раскрытый рот Сокки мог бы спокойно залететь его почтовый ястреб, а глаза Суюки и Зуко грозили вот-вот выпасть из орбит. Даже лицо Катары, всегда обладающей мягкой мимикой, стало похожим на лицо ее брата, когда Аанг сказал: — Конечно, люблю, Тоф! Больше жизни! — мальчик схватил ее за плечи, притянул к себе и пылко «поцеловал» — на самом деле лишь грубовато чмокнул — в губы. — Я люблю тебя так сильно, что готов обнимать тебя вечно! А еще кормить... — он покосился на Суюки и Сокку. — Папайей! «Какая гадость, это же не гигиенично! У меня пальцы грязные!» — подумал Аанг с детским отвращением и продолжил перечислять: — И гулять с тобой при луне, и томно вздыхать, и... — Ах, мои сладкие сахарные пяточки! — пропищала Тоф и повисла у него на шее... чтобы в следующую секунду оглушительно расхохотаться. Тут не выдержал и Аанг. Сквозь слезы, выступившие у него на глазах от хохота, и собственные дрыгающиеся ноги он увидел, как изумление на лицах друзей сменилось растерянностью, пониманием и — ура! — смущением. — Эй, мы вовсе не ведем себя так! — возмущенно выкрикнул Зуко. Тоф отстранилась и демонстративно вытерла обслюнявленные Аангом губы. — Конечно. Вы ведете себя намного хуже! Ребята хотели было возмутиться снова... но тут по лагерю пронесся громкий, тревожный звон небольшого колокольчика, которым обычно солдат собирали на обед и ужин. Только теперь он звенел иначе и сопровождался громким мужским голосом: — Тревога! Солдаты огня идут!