«После наших встреч Такая на сердце смута! Как мог я знать, Когда всё едва начиналось, Что есть неподдельная боль?!» Фудзивара-но Ацутада
Несмотря на то, что его желание вновь встретиться с командой аватара осуществилось значительно раньше, чем Куэй мог даже мечтать — и все байки, ходящие среди простонародья, о кончине Аанга оказались пустословием, какая радость! — бывший царь земли все еще чувствовал себя несколько отрешенным и растерянным. Он неподвижно сидел в самом дальнем углу бизоньего седла, по-детски обхватив руками мощную шею своего медведя. Его одежда — чуть приличнее и аккуратнее, но и более запыленная, чем та, в которой он расстался с друзьями чуть колыхалась на ветру, и Куэй изредка морщился, ощущая на коже зябкие мурашки, и пытался растереть себе плечи — обычно безуспешно. Боско высунул голову вбок, подставив морду потокам воздуха, и они весело трепали его большой розовый язык слева от гигантской морды. Молодой человек невольно улыбался этому, но тут же и хмурился: шерсть любимца сделалась жестче без должного ухода. А ведь еще совсем недавно у них были специальные масла, мягкие губки, ежедневные теплые ванны, ему так нравилась та комната, которую даровитый архитектор украсил розовым кварцем из бухт южной части царства земли... сейчас, спустя полгода жизни под открытым небом и сна на камнях и земле (ему постоянно приходилось выпутывать кусочки земли из длинных черных волос), Куэй вновь болезненно ощущал, как скучает по всему этому, как ему не хватает с детства привычной роскоши, да что там, хотя бы обыкновенного, такого привычного для всех людей в мире, сна на кровати под настоящим теплым одеялом на настоящей пуховой подушке! Каждую ночь, обнимая своего медведя (он заменил бывшему царю и одеяло, и подушку, и матрас), Куэй мечтал об этом, но сейчас его мысли занимало совсем другое. Он едет в Омашу, в последний оплот царства Земли, как ему того и хотелось. Вот только... что он там будет делать? Он даже представить себе не мог своих дальнейших действий. Он не умеет управлять армиями и вдохновлять людей, из него, как выяснилось, совершенно никакущий политик... Прерывисто вздохнув, бывший царь обхватил колени руками и сумрачно взглянул на проносящиеся мимо пушистые облака. Такой светлый вид — такие темные, тоскливые мысли. Из которых его вырвало прикосновение мягкой прохладной ладони. В лицо молодому человеку заглянули ласковые синие глаза. Кажется, эту милую юную крестьянку звали Катарой... в последний раз он видел ее бледной и измученной, со следами слез на щеках и покрасневшими глазами. Руки девушки тряслись, а губы все еще подрагивали, будто она готова была вот-вот расплакаться снова: почти-смерть юного аватара сильно подкосила маленькую целительницу. Сейчас ни слез, ни красноты, ни печали не было в ее облике. Она тепло улыбалась и ласково заглядывала в его глаза. — Извините... с вами все в порядке? — сердце у Куэя слегка екнуло от двойственных ощущений: ему одновременно сделалось приятно, и в то же время... неужели он не только паршивый политик и царь, но и актер, и не может скрыть своего состояния даже от пятнадцатилетней девочки? — Вы так долго путешествовали по миру, совсем один... — в ее голосе звучало сочувствие, но оно почему-то показалось Куэю насмешливым. И было отчего насмешничать: Катара куда более опытный путешественник и воин. «Во имя Киоши, это даже смешно, — хмыкнул про себя бывший царь, — ей всего пятнадцать, а я ощущаю себя рядом с ней как маленький мальчик, который впервые вышел за пределы двора.» — Расскажите, что с вами произошло? Куэй рассеянно пропустил сквозь пальцы шерсть Боско и мягко улыбнулся юному магу воды: насмешка ему наверняка просто померещилась, и теперь он искренне, хоть и безмолвно, благодарил ее за проявленную заботу. Ему этого не хватало: за полгода бывший царь встретил хорошо если с десяток дружелюбных лиц. «С чего бы начать...» — Ну... все началось с того, как мы разделились в Ба Синг Се.***
Куэй сидел в камере, дрожа от холода и обхватив руками колени, все еще обтянутые тонким и нежным шелком его монаршего одеяния, совершенно бесполезного в этом ледяном каменном мешке: шелк ласкал тело, но абсолютно не удерживал тепла. Конечно, зачем ему это, если царь должен проводить свое время в тщательно отапливаемых покоях и залах, а если он все-таки продрогнет, то в его распоряжении всегда лучшие роскошнейшие меха. Кто бы мог подумать, что он будет сидеть и дрожать в одной из худших камер своего же собственного дворца и терзать пальцами, как сейчас, пряди густых волос... Впрочем, донимал Куэя не столько холод, сколько невыносимое унижение и душевная боль. Он до сих пор помнил, хотя прошло уже несколько часов, как его вели по коридорам дворца Дай Ли — его верные, любимые солдаты, хранители его города, с которыми он всегда был добр: увеличивал жалованье по одному требованию, ввел мягкую политику отпусков и выходных. А тогда, пару часов назад, отчаянно вырывался из стальной хватки и почти со слезами кричал: «Опомнитесь! Я — ваш царь, вы присягали мне на верность! Отпустите меня немедленно! Отпустите!». Ответом были каменные лица под широкополыми шляпами, жестко сжатые губы и под конец — духи, какое унижение, какое чудовищное унижение! — каменный кляп во рту. Его правда вытащили, вталкивая Куэя в камеру. Бывшего монарха даже не стали сковывать, уверенные, что изнеженный царь не попытается бежать. И он действительно не попытался, слишком оглушенный и растерянный для каких-либо действий. Дрожа от унижения и боли, от наворачивающихся на глаза слез, мужчина присел около прохладной стены и вцепился пальцами в волосы. Корона упала с его головы и теперь лежала на грязном полу, бесполезный символ несуществующей власти. Истинная же власть всегда обличала Лонг-Фэнга, его верного советника и друга. И не то, чтобы прежде Куэй никогда не осознавал, каково значение этого человека в царстве Земли — это было чересчур очевидно. Но он всегда считал, что Лонг-Фэнг прислушивается к его советам и исполняет его королевскую волю. Этот человек, обходительный и харизматичный, всегда был так ласков с ним, так добр... с самого детства. Именно к нему Куэй всегда ощущал сыновние чувства: его отец был человеком властным и жестким, все свои силы он отдавал управлению царством Земли... так рассказывали о нем юному принцу: сам молодой человек вовсе не помнил своего славного предка, предыдущий монарх погиб, когда его отпрыску было всего четыре года. Зато он очень хорошо помнил ласковый голос и щедрые подарки Лонг-Фэнга. Именно он когда-то давно подарил Куэю Боско. Министр — тогда он был министром какой-то чепухи, эта должность лишь давала допуск во дворец и позволяла общаться с государем, и у Лонг-Фэнга получилось завоевать его уважение и доверие, а следствием этого было стремительное продвижение по карьерной лестнице — дарил ему роскошные сборники стихотворений и утонченные предметы роскоши, украшавшие его покои, он рассказывал ему красивые легенды из мира духов и в красках описывал красоты мира людей, но, стоило Куэю с жаром воскликнуть, что он желает увидеть что-то воочию, как Лонг Фэнг тут же сменял тон рассказа со светлого на жуткий: он обнимал мальчика, юношу, а позже мужчину за плечи и ласково увещевал его: «Это очень опасно, ваше величество... в этом лесу водятся страшные ядовитые змеи, а с ветвей свисают усыпанные шипами лианы. Мы же не хотим потерять нашего мудрого правителя» — и Куэй, словно загипнотизированный его мягким голосом, покорно со всем соглашался. Он любил Лонг-Фэнга как друга и старшего наставника и во всем ему доверял. Правда, со временем все больше и больше его угнетало впечатление, будто ничего из этого не взаимно. Будто Лонг-Фэнг давит на него своим гипнотизирующим голосом и взглядом, манипулирует его доверием и привязанностью. Все больше он хотел вырваться из-под его опеки — и все же так ныло, так болело сердце, когда Куэй приказал отправить его в тюрьму! Не так он хотел вырваться из-под гнета чужой власти. Не так. Но все же боль от предательства верного министра терзала его значительно сильнее, чем боль оттого, как с ним пришлось обойтись. «Кому теперь можно доверять? — в отчаянии спрашивал себя Куэй. — Все так изменилось буквально за пару дней... Лонг-Фэнг — предатель. Дай Ли — не хранители больше, не мои верные гвардейцы, а наемники: они тоже предали меня, предали свою родину, и перешли на сторону страны огня! А воины Киоши?.. Подручные принцессы Азулы! И ведь я сам, сам впустил их во дворец и дал статус почетных гостей. Сам позволил им ходить, где им захочется, еще радовался, как они восхищались архитектурой, обещал подарить им миниатюру дворца... Ничтожный глупец! — ему захотелось ударить себя по лицу, оставляя яркий розовый пятипалый след. — Это моя, все моя вина... — молодой человек с глухим стоном опустил голову, еще сильнее цепляясь пальцами за свои волосы. — Из-за меня, все из-за меня. Царство земли пало... по моей вине. Если бы я был немного внимательнее, немного умнее. Если бы я был настоящим царем...» Терзания бывшего величества прервал оглушительный грохот — и стена слева от него разлетелась на мелкие кусочки, а в образовавшемся проеме появилась невысокая коренастая фигурка с искаженным отчаянием и злобой, пугливой злобой загнанного зверька, лицом. — Он здесь! — послышался знакомый голос: это был один из друзей аватара, Сокка, появившийся следом за Тоф. — Идемте, мы уходим, надо спасаться! Армия огня вот-вот войдет в Ба Синг Се, — юноша уже схватил его за руку и бесцеремонно тащил следом за собой. — А Азула... — он замер на мгновение и зло стиснул челюсти, его глаза, ласковые, теплые, голубые глаза, сделались жесткими и темными, как блестящий подводный камень. — Азула убила Аанга. Нужно уходить! Быстрее! Они уже подбегали к балкону, где устроился, поджидая их и нетерпеливо порыкивая, бизон аватара. Возле него Куэй увидел знакомую фигурку мага воды: она обнимала мальчика, похожего на сломанную куклу, и беспорядочно гладила его окровавленную голову, касалась щек, носа, бессильно приоткрытых губ и что-то лихорадочно шептала. Куэй по-детски ахнул и зажал себе рот рукой, растерянно глядя на эту картину. Как же так... аватар, непобедимый и всемогущий — сломленная крошечная фигурка в объятиях плачущей девочки... — Быстрее! — Сокка уже оказался между рогами Аппы: злость пока еще защищала его от боли и растерянности. — Катара, давай его сюда! Куэй, чего вы ждете?! — Подождите, постойте... — растерянно пробормотал бывший царь. — Но как же мой город... я должен остаться здесь, что-нибудь сделать, я мог бы что-то придумать... — его голос звучал до жалкого робко и сбивчиво. — Что ты можешь сделать, придурок?! — маленький маг земли сильно ударила его по ребрам, ее милое кукольное личико исказила гримаса гнева. — Тебе нужно спасаться, если хочешь жить! В следующую минуту камень балкона сильно толкнул молодого человека под пятки, и он с воплем перелетел через седло Аппы, но, к счастью, приземлился удачно: на пушистый бок своего медведя. Куэй тут же прижался к нему, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Все происходило так быстро, слишком быстро, он не мог справиться с таким чудовищным потоком перемен. И даже его город, роскошный, лучший в мире город, самый чистый, самый красивый, избавленный от преступности, самый безопасный, сейчас казался темным и тревожным, словно он знал, что случилось, словно предчувствовал ужасную беду. Куэй закрыл глаза и медленно, с трудом выдохнул. Где-то внутри его щекотала надежда, что сейчас он откроет глаза и увидит над головой балдахин своей постели из нежнейшего светлого салатового шелка, и все это окажется просто дурацким сном. Но этого не произошло — открыв глаза, он вновь увидел бледных, перепуганных друзей аватара, темное предгрозовое небо и Катару, что-то пытающуюся сделать с мальчонкой, хоть как-то ему помочь, хотя Куэй уже считал это бесполезным. Но самое главное... — Царство земли пало, — прошептал царь и устало закрыл лицо рукой.***
— Думаю, вы помните, что случилось потом, — Куэй слегка улыбнулся, обводя ребят взглядом, веселым, спокойным и светлым, старающимся таким показаться, по крайней мере, — вы полетели к вождю Хакоде, а я решил путешествовать. Мне нужно было узнать, как живет мой народ на самом деле. Оказалось, за пределами Ба Синг Се простирается целый мир... — молодой человек мечтательно улыбнулся и взглянул куда-то вниз за седло: там, далеко внизу, лежало широкое лоскутное одеяло полей и лесов, где все больше и больше было красных кусочков. — Я хотел узнать его сам. Я продал свою одежду, все, кроме пары безделушек, — они были ему дороги, достались от матери, — и отправился в путь.***
Вскоре начинающий путешественник оказался в своем первом городе — как ему показалось, наполовину деревне, хоть и с широкими, чистыми, аккуратными улочками и благолепными домиками, но здесь был храм, посвященный духам, и даже несколько гостиниц. Недолго думая, Куэй снял самый дорогой номер в лучшей из них — в двухэтажном аккуратном здании со смешной вывеской в виде четырехкрылого южного пингвина с бутылкой огненного виски в одном из крыльев — и доплатил еще немного, чтобы ему разрешили жить с Боско, правда, пришлось клятвенно заверить всех, что его медведь — само послушание и аккуратность и даже умеет кушать столовыми приборами (тут Куэй немного лукавил: как он ни бился, этого у него не получилось). Владелец гостиницы смотрел на него огромными изумленными глазами — и не столько из-за медведя, сколько из-за небывалой щедрости: судя по всему, таких богатых людей (да еще и в обносках и смешной шапочке) его гостиница прежде не принимала. Куэя приняли очень вежливо, он искренне умилился: такие искренние, добрые люди! — но решил не сидеть больше в четырех стенах — хватит уже, насиделся — и прогуляться по городу. Шагая по аккуратным, чистеньким улочкам, бывший царь с детским искренним любопытством поглядывал по сторонам, задерживая взгляд на каждом проходящем мимо человеке. Такие странные одежды! Прежде Куэй видел лишь роскошные одеяния аристократов, и ему нравилось, шагая по обыкновенным городским бульварам, стараться угадать, какой профессии был тот или иной горожанин: вот прошел пухлый мужчина в переднике, перемазанный мукой — наверное, мельник. Вот прошла походкой от бедра красивая юная девушка с ярко накрашенными губами и вальяжно приобняла за плечи какого-то мужчину — наверное, школьница, встретилась со своим молодым человеком, как это трогательно. Вот дрожащий старичок, худенький и маленький, с пушистыми облаками оставшихся волос по бокам от большой лысой головы... сверкающей на солнце, когда владелец дал от него деру с криком «Медведь! В городе медведь!» — Постойте! — немного обиженно окликнул его Куэй. — Боско мухи не обидит, честное слово! Ну посмотрите, он же такой миленький! В подтверждение слов хозяина зверь встал на задние лапы и издал мощный рев, весьма изящно сложив передние... и тут врассыпную от них бросились все остальные. — Ну куда же вы?! — воскликнул им вслед Куэй. — Боско же старается! Ответом был чей-то испуганный вопль: «Сумасшедший!», и неудавшийся цирковой артист остался стоять один-одинешенек посредине опустевшей улицы. Только один мальчик в оборванной одежонке споткнулся о камень и растянулся на пыльной дороге. Взволнованный Куэй тут же поспешил на помощь. — Пожалуйста, не ешьте меня! — испуганным заикающимся голосом взмолился мальчонка, когда на него упала тень огромного зверя за спиной у странного молодого мужчины в смешных очках. — Глупенький, Боско не собирается тебя есть, правда, Боско? — засмеялся бывший царь. — Я хочу тебе помочь... — он помог пареньку подняться на ноги и заботливо отряхнул от пыли его лохмотья, но это почти не помогло: большая часть въелась еще с тех времен, когда по небу летали драконы. Куэй постарался проявить деликатность и не задерживать взгляд на чужой бедности слишком сильно, но она очень уж привлекала внимание, и молодой человек, не выдержав, с сочувствием поинтересовался: — Тебе, кажется, не хватает денег? Хочешь, я дам тебе немного? — Деньги? — у него глаза полезли на лоб. — Мне? Просто так? — Ну да, — Куэй удивленно пожал плечами, будто спрашивая: «А что здесь такого?» — Пять монет, хочешь? Вот, держи, — и он с ласковой улыбкой протянул ему золотые кругляши. Мальчик воззрился на них, сверкающих в его грязных ладошках, так, словно это были уменьшенные в тысячу раз генералы армии земли. Подозрительно покосившись на Куэя, маленький нищий — по крайней мере, бывшему царю он показался нищим — попробовал монетки на зуб... а затем набрал воздуху в грудь, как показалось Куэю, для благодарностей — и дал деру так, что только облачко пыли растаяло под ногами. Молодому человеку оставалось лишь изумленно посмотреть вслед мальчонке, а затем философски пожать плечами. — Что это с ним, Боско? — медведь тихонько зарычал, выражая такое же изумление происходящему. — Ну ладно. Может, побежал к больной матери. Надеюсь, это ему поможет, — Куэй легко улыбнулся — каких-то жалких пяти монет ему совсем не было жалко — и зашагал вперед, дальше исследовать город. Все было ему интересно. Он с любопытством совал нос в каждый лоток и лавочку на рынке — при этом вид у него был, как у юного натуралиста — пару раз даже позволил себе заглянуть в открытые окна первых этажей и с интересом изучить открывшиеся комнаты, удивляясь бедности и скромности домашней утвари: ни позолоты, ни драгоценных камней, ни даже слоновой кости, подумать только! Как они живут в такой ужасной бедности? Правда, когда он вежливо спросил об этом у хозяйки такого дома, его хлестнули по лицу полотенцем и вытолкнули из окна так, что он даже упал с бочки, и долго обиженно потирал поясницу. Решив больше не заглядывать к таким недружелюбным хозяевам, молодой человек пошел дальше — но вскоре задержался около молодой женщины, полоскающей белье в деревянной бадье. Девушка была очень хорошенькой: пышные кудри, спускающиеся до середины спины (правда, прикрытые косынкой), точеные и мягкие черты лица, приятный салатовый оттенок светлых зеленых глаз... поймав на себе заинтересованный взгляд молодого человека, она послала ему короткую лукавую усмешку и озорной взгляд из-под длинных ресниц. Сердце у Куэя взволнованно заколотилось. «Что это значит? Я ей нравлюсь? Она хочет быть моей женой и детей от меня? Но мы ведь знакомы совсем недавно, да и куда я ее приведу? Как она отреагирует на то, что я царь? А как мы назовем нашу дочь?!» — и юноша сумел только смущенно улыбнуться ей в ответ. Ему хотелось бежать от решительной девицы, сломя голову, но ступни словно приросли к земле. А девушка, покачивая округлыми бедрами, уже подошла к нему ближе, перекинув через руку мокрую простыню, и лукаво улыбнулась: — Что, нравлюсь тебе, красавчик? Тут Куэй окончательно уверился в своих опасениях и решил дать будущей жене решительный отпор — ему же всего двадцать пять! Да и Боско она не нравится, и как она отнесется к тому, что его малышу иногда страшно во время гроз, и он спит с ним в одной кровати?.. Набравшись решительности, юноша схватил «невесту» за запястье и на одном дыхании выпалил: — Извини, я не знаю, как тебя зовут. Ты очень красивая, и очень ловко обращаешься с этой... штукой... — он ткнул пальцем в стиральную доску в бадье. — И я даже согласен взять твоих детей, если они у тебя есть... — Что? — девушка попыталась высвободить руку. — Нет у меня никаких детей, ты чего! — Сочувствую, они обязательно будут, но это не отменяет того, что я сейчас скажу! — Куэй зажмурился, чтобы остаться храбрым. — Понимаешь, сейчас у меня нет дома, и я боюсь, что жизнь со мной тебе не понравится. И как ты относишься к домашним животным? Боско очень дружелюбный, но иногда капризничает. А еще я не знаю, где я буду ночевать завтра, и не смогу каждый день радовать тебя цветами, прости! И да, я не готов к детям. И как ты отнесешься к жизни в пути и помощи страждущим? Я собираюсь помогать каждому, кому встречу, сегодня я уже отдал пять золотых одному мальчику... — Целых пять?! — Что, мало, да? Я так и подумал... — уголки его губ в огорчении опустились. — По вышеизложенным причинам я пока не смогу оплатить свадьбу, но если ты меня дождешься, то через пару лет, возможно... — Псих! — девушка решительно вырвала руку и хлестнула его мокрой простыней поперек груди. — Я просто спросить хотела! — Но как же... — картинки светлого будущего рассыпались в одно ничтожное мгновение. — Я ведь уже... Но девушки уже не было рядом: она подхватила бадью с бельем и торопливо ушла, расплескивая вокруг мыльную воду. Куэй растерянно посмотрел на Боско. — Что я не так сказал? — огорченно спросил он, кладя руку на медвежий загривок. — Только ты меня и понимаешь, приятель. Медведь проурчал что-то сочувственное и лениво потопал куда-то вперед. Куэю ничего не оставалось, как последовать за ним — и путь их лежал на рынок... Вечером он вернулся в свою гостиницу с двумя огромными пакетами, битком набитыми сувенирами: вырезанные из дерева ложки, обереги, изображающие духов, фигурка аватара Киоши ростом в половину среднестатистического карлика, мягкие сапоги, вышитые какой-то неправильной позолотой, народный костюм Воинов Солнца (перья Куэй уже вставил себе в волосы, правда от них ужасно чесалась голова) и красивая жилетка — продавец сказал, что это уникальный товар, и больше такой не найдешь нигде, и юная жертва шарлатанов, радуясь, что ему так повезло, выложил за нее все, что попросили. Дружелюбно кивнув управителю гостиницы, бывший царь хотел было подняться в свой номер, как вдруг его остановили. — Мистер Ли, скажите, откуда у вас столько денег? — вежливо поинтересовался управляющий. Мягкий тон странно контрастировал с угрюмой позой и внимательным, холодным взглядом, не предвещающим ничего хорошего — Куэй понял бы это, если бы чуть получше разбирался в людях, но это было не так, поэтому юноша совершенно искренне засмущался и принялся нервно вытирать очки изящным носовым платочком. — О! Я... эм... я много работал... да... в мебельном магазине... и вот теперь я путешествую... — С медведем, — управитель саркастично поднял бровь. — Ну да. С медведем, — он улыбнулся и потрепал Боско по загривку: наконец-то кто-то оценил его любимца! То, как люди бросались от животного прочь, обижало Куэя даже больше, чем привязавшаяся к нему за этот день кличка «чокнутый». Поэтому юноша с надеждой приподнял брови: — Он ведь вам нравится? Мы можем показать несколько чудесных трюков, например... — Откуда у продавца в мебельном магазине медведь? — резко перебил его собеседник. — Эээ... — Куэй явно не продумывал свою легенду настолько. Честно говоря, он вообще ее не продумывал и пытался изобрести что-нибудь на ходу, и к такому вопросу был несколько не подготовлен: ведь это же Боско! Разве не очевидно, что он был рядом с ним всегда? — Я... — Может, он призван для того, чтобы запугивать ваших жертв?! — голос управителя неожиданно возвысился, сделавшись злым и, как показалось бывшему государю, грозным. — Каких жертв?! — его голос звенел возмущением, но оно не помешало юноше отступить на несколько шагов в испуге. — У меня нет никаких жертв! — Ну да, как же! Тогда откуда у тебя эти деньги? Ты — разбойник, который запугивает людей своим медведем и отнимает у них золото! — управляющий гневно ткнул в него пальцем и возвысил голос еще больше: — Стража! Взять его! От дверей к нему решительно шагнули двое мужчин в форме царства земли и схватили неудачливого «разбойника» за локти с двух сторон. — Пойдем-ка с нами, парень, покуда цел, — ласково попросил его один. — А то и медведя твоего отберем... — Боско не продается! — возмутился юноша, пытаясь вырваться. — Не смейте так со мной обращаться! Я обыкновенный законопослушный гражданин! Да отпустите же вы меня! — он рванулся еще раз, но какой там! Стражники только рассмеялись и покрепче перехватили вырывающуюся тушку. — Вы не имеете права! Ничего не доказано! Я... ...он был решительно вышвырнут за порог гостиницы. Следом последовали пакеты с сувенирами, упавшие прямо на его выставленную вверх филейную часть тела, тут же лопнувшие и рассыпавшие содержимое по дороге. Дверь за спиной царя захлопнулась прежде, чем он успел что-нибудь сообразить. В бессильном справедливом гневе Куэй стукнул кулаком по земле и принялся собирать сувениры: они, в конце концов, ему понравились. По-детски прижимая к себе разваливающийся пакет, юноша встал и обернулся к своему любимцу. — Они тебя не тронули, малыш? — он потрепал его под подбородком. — Ну, ну, не обижайся, — медведь действительно сидел с обиженным выражением морды и потирал лапой нос, как делает кошка во время умывания: он всегда делал так после несправедливых оскорблений... правда Куэй мог бы поклясться, что его еще никто и никогда не вышвыривал прочь из комнаты. Вздохнув, молодой человек крепко обнял животное и успокаивающе почесал ему за ушком. — Не расстраивайся, малыш. Это просто глупые и жестокие люди. Они ничего не понимают. Правда? — Боско грустно вздохнул, обдав его весьма неприятным ароматом из своей пасти, и с видом, исполненным тоски и печали, покосолапил прочь из этого негостеприимного места. Улыбнувшись — любимец приходил в себя — Куэй последовал вслед за ним. Как ни странно, темные улочки, полные шорохов и неясных и оттого пугающих звуков, совсем не напугали бывшего правители: он не знал, какие опасности могут таить в себе узкие неосвещенные переулки, и потому шагал по ним легко и уверенно, с любопытством поглядывая по сторонам. Его только терзало чувство растерянности: где ему теперь ночевать? — но страха не было. Даже когда за спиной деликатно покашляли. Молодой человек обернулся с вежливой полуулыбкой и увидел перед собой пару крепких мужчин с ножами. У одного из них на щеке красовался короткий, но глубокий шрам, а у второго один глаз был основательно подбит. — Здравствуйте, молодые люди, — улыбка царя сделалась шире и приветливей, ведь нужно же быть ласковым к людям, даже если у самого настроение не очень-то, — чем я могу вам помочь? — У тебя есть деньги... — один из мужчин ухмыльнулся и небрежно провел ножом по ладони. — А у нас нет. Это несправедливо, тебе не кажется? «Ох, бедные! — искренне пожалел их Куэй, пробегая взглядом по довольно странной одежде: костюм явно был собран из кусков других костюмов, вещи совершенно между собой не сочетались, а на штанах у них обоих красовались большие дырки. — Они увидели, как я дал деньги тому бедному мальчику, и весь день стеснялись попросить для себя!» — Конечно-конечно! — он поспешно выхватил кошелек, всем своим видом источая искреннее желание помочь. — Сколько вам нужно? Разбойники изумленно переглянулись. — Ээ... ты серьезно собираешься вот так просто взять и... отдать нам деньги? — хлопая ресницами, выдал один. — Конечно. Вы же попросили, — Куэй лучезарно улыбнулся, но во взгляде его сквозила жалость: «Бедняги, не могут поверить в человеческую доброту, жизнь наверняка так их потрепала...». Разбойники переглянулись снова с все нарастающим недоумением. — Можно одну монетку? — осторожно поинтересовался один. Совсем растрогавшись, Куэй с ласковой улыбкой протянул ему требуемое. Разбойник посмотрел монетку на свет, попробовал на зуб... — Странно, вроде бы настоящее, — пробормотал своему товарищу. — Серьезно? — тот воззрился на Куэя, как комодоносорог на новые ворота и, торопливо шагнув к напарнику, зашептал ему на ухо: — Слушай, пойдем-ка мы от него, а? Вдруг какой-нибудь чокнутый... или монеты отравленные... или это вообще какой-нибудь дух! — Да, пойдем-ка... спасибо! — разбойник широко улыбнулся бывшему государю и склонился перед ним в неуклюжем поклоне. — Нам хватит! Вы скажите своим, там, ну, — он ткнул пальцем куда-то вверх, — что мы хорошие и не жадные! Вот! До свидания! И они поспешно ретировались прочь, изредка оборачиваясь, чтобы наградить застывшего в недоумении Куэя испуганным взглядом. Бывший царь вновь, в который уже раз за день, переглянулся с Боско, но на этот раз без растерянности или недоумения, а с умилением и теплотой во взгляде и улыбке. — Такие скромные молодые люди, правда? — растроганно проговорил он. — Такие честные, впервые за день таких встречаю... — вздохнув, он сладко потянулся: от непривычной ходьбы весь день необоримо клонило в сон, а пакеты с сувенирами уже начали оттягивать руки, хотя поначалу казались совсем легкими. Зевнув, Куэй потрепал любимца по загривку. — Ну, пойдем, малыш. Нам нужно найти место для ночлега. Может, нас примут в другой гостинице, или зайдем к какой-нибудь доброй женщине? В книжках они всегда бывают... И странная парочка вновь бодро зашагала по улицам города.***
Рассказ Куэя прервал истерический хохот. Команда аватар сдерживалась сколько могла, но происшествие с девушкой и разбойниками — Куэй так искренне их жалел! — стало последней каплей. Аанг хохотал от души, дрыгая ногами и изредка повизгивая, хрюкал в кулак (в перерывах между приступами громового хохота) Буми, жалобно держалась за живот Тоф, смеялись в голос, обнявшись, Суюки и Сокка — и только Зуко с Катарой не разделяли всеобщего веселья. По лицу Зуко явственно можно было прочитать одну только мысль: «Как он умудрился выжить?», а Катара, кажется, искренне жалела недотепу-монарха. — Прекратите смеяться! — наконец, возмутилась Катара. — Это все просто ужасно! — Да ладно тебе, Сахарная Царевна! — рассмеялась Тоф, ударяя ее в ребра. — Это же смешно! — О, да! — девушка фыркнула, встряхивая волосами. — Верить людям, которые тебя обманывают — это просто ужас как смешно. — По-моему, ты относишься ко всему слишком серьезно, — Тоф скрестила руки на груди. — Тебе надо пересмотреть приоритеты. Аанг, смеясь, перелез поближе к друзьям и легонько оттолкнул вечных спорщиц друг от дружки. — Девочки, девочки, не ссорьтесь, — он дружелюбно улыбнулся. — Просто Куэю немного не повезло. Вы мне нравитесь, — напрямую заявил маг воздуха, огорошив правителя широкой улыбкой. — Вы очень добрый и стараетесь всем помочь. Я бы тоже так делал, если бы был на вашем месте. — Спасибо, юный аватар, — польщенно улыбнулся юноша. — Я действительно старался всем помогать. Может, я и не очень хороший правитель, но я мог сделать что-то здесь и сейчас. Мальчик понимающе кивнул и чуточку печально улыбнулся. — Правда... — Куэй тихо вздохнул, опуская голову. — Я видел и что-то более... серьезное... чем нищие мальчики и разбойники.***
На самом деле, Куэй видел многое, и началось все с нищенской одежды. Со временем интерес «юного натуралиста» схлынул, и юноша стал задавать себе вопрос: почему они так выглядят? Особенно ему везло на одетых по-нищенски детей. Спустя пару месяцев путешествий он приучился различать, где настоящая бедность, а где — его привычка видеть роскошные одеяния. Чаще всего, конечно, встречалось последнее, но и первое — почти каждый день. Оборванная одежда, дырявая обувь или вовсе ее отсутствие, царапины, синяки и раны, выпирающие через кожу ребра... у молодого человека сердце разрывалось от жалости. Он неизменно подходил к таким детям и молча протягивал им деньги — вскоре те, что он выручил за свою царскую одежду, закончились, и пришлось сначала продавать сувениры, а затем зарабатывать выступлениями с Боско — или остатки собственного завтрака. Дети неизменно смотрели на него настороженно и недоверчиво, а еду или деньги брали так, словно боялись обжечься, но потом благодарили так искренне, что Куэй, растрогавшись почти до слез, готов был отдать им последнюю рубашку. Почти всегда, правда, дети убегали, едва-едва поблагодарив, словно боясь, что он откинет маску овечки, откроет лицо лосельва и отнимет у них только что так щедро подаренные несколько дней сытости и спокойствия. Куэю каждый раз делалось очень обидно и горько. И раз за разом он спрашивал себя: что довелось пережить этим детям, чтобы они сделались зверенышами в человеческой шкуре?.. Что довелось пережить им всем — хмурым мужчинам, затравленным женщинам... Бывший правитель видел их далеко не каждый день, о нет. Это были обыкновенные люди: они улыбались, чему-то радовались, о чем-то оживленно разговаривали. Но, наблюдая за ними — Куэю, всю свою жизнь ограниченному одним и тем же кругом лиц своего дворца, безумно понравилось наблюдать за людьми и пытаться придумать им жизнь и характер — путешественник часто замечал, как пробегала по лицам легкая тень, как затаивались в уголках рта и между бровей горькие морщинки, как темнели глаза, и глубже становились густые тени под ними. «Почти все из них всю свою жизнь прожили в войне, — говорил себе молодой человек, — они привыкли к ней, но она не стала от этого легче.» Одним из детей, которым помог путешественник, был мальчик по имени Изу — мальчик, которого Куэй долго не сможет забыть. На самом деле, юноше едва ли удастся забыть их всех, но Изу запал в душу особенно. Когда Куэй впервые увидел его, мальчонка — худые плечи, встрепанные каштановые волосы, веснушки и щербинка между зубов — сидел на обочине пыльной дороги и сосредоточенно вырезал что-то из дерева. Заинтересовавшись, юноша остановился, наблюдая за движениями грубоватых смуглых пальцев и гадая, что это может быть. Почувствовав на себе его взгляд, Изу нехотя поднял голову и буркнул: — Чего уставился? Куэй уже привык к такому обращению. Он спокойно и тепло улыбнулся и присел рядом с юным ремесленником. — Просто интересно. Что это? — Бизон, — все также нехотя ответил мальчонка. — Который у магов воздуха был. Тебе-то что? — Да ничего, — Куэй пожал плечами. — Только у тебя рожки неправильные. Мальчик вскинул на него глаза — очень красивого мохового зеленого цвета — и воззрился с искренним изумлением. Куэй невольно расплылся в широкой улыбке: приятно, когда кого-то изумляют твои знания, тем более, что его увлечение древними культурами всегда за глаза называли бесполезным. — Откуда вы можете знать? — все еще настороженно, но уже с нотками любопытства спросил мальчишка. — Я читал, — улыбнувшись, Куэй аккуратно коснулся деревянной головы. — Они изгибаются вот так, видишь? А у тебя слишком прямые, как у лосельва. Кивнув, Изу вновь принялся сосредоточенно ковырять неподатливое дерево чуть затупившимся маленьким ножом. Куэй, наблюдая за его работой, успел подумать, что мальчик вовсе забыл об его присутствии, однако тот вскоре поднял голову и продемонстрировал ему измененную фигурку. — Так правильно? — прозвучало с надеждой. — Да, — юноша искренне улыбнулся. — Ты молодец. Будешь великим ремесленником, — за это время он несколько приучился общаться с детьми и теперь мог похвастаться, что знает, как вести с ними разговор. Это, конечно, не то, что могло бы пригодиться политику — ему бы лучше учиться искусству намеков и тонких манипуляций — но ничто так не радовало его, как вспыхивающие на детских лицах искренние улыбки — вот как сейчас. — Спасибо! — Изу вдруг деловито потер ладони. — А вы, значит, много читаете, да? — он показал пальцем на уже пару раз сломанные и склеенные очки Куэя. — У вас очки вон, значит, вы ученый. Юноша засмеялся от умиления и с умным видом поправил свой «признак учености». — Да, я много читаю, а что? — он с улыбкой склонил голову набок. — А вы можете мне написать что-нибудь? — мальчик быстро облизнул губы. — Пожалуйста. Мне для мамы, — наткнувшись на непонимающий взгляд Куэя, он принялся торопливо объяснять: — Она очень сильно болеет. От этого слепнет. А она очень любила читать. Я ей читаю вслух, но мы все книги, что у нас дома, уже выучили. Я вот продаю фигурки, меня папа научил вырезать, и хочу на них книги купить. А они дорогие. Пожалуйста, напишите что-нибудь, все что угодно, что вы помните, — мальчик вцепился в его одежду пальцами. — Хотя бы сказку! Или пару стихов! Можно?.. Разве Куэй мог ему отказать? Спустя пару часов он вошел в крошечный домишко, сущую хижину, оставив за дверью Боско — Изу уже успел и расспросить его о животном, и даже с ним подружиться. А теперь он радостно крикнул на весь дом: — Мама! Я дома! Я привел Куэя, — они представились друг другу по дороге. — Он тебе стихов напишет, много-много! Слышишь? Из глубин полутемного дома, держась за стены, вышла полноватая женщина с бледным и изможденным лицом. Глаза ее, долженствующие быть зелеными или черными, затянуло серебристой пленкой. Куэй невольно вздрогнул от отвращения, но сдержался и упрямо закусил губы: нельзя показывать ей, что ему противно, наоборот, этого нужно стыдиться! Она ведь не виновата в своей болезни. Не обращая внимания на ворочающуюся внутри тошноту, Куэй вежливо поклонился ей — хотя она не могла видеть и представился: — Здравствуйте. Меня зовут Куэй, я познакомился с вашим сыном, когда он вырезал из дерева фигурку. — И вам здравствуйте, — ее голос звучал мягко и слабо, а поклон дался с явным трудом, но она его сделала. — Вы правда мне что-нибудь напишите? Вы поэт? — удивительное дело: слепая, изможденная, бедствующая, возможно — голодающая, она думала о поэзии, и в ее голосе звучало восхищение... У Куэя перехватило дыхание, и оттого он ответил глухо: — Нет, я просто помню много стихов. — Вот! — донесся звонкий голос Изу, и он появился в комнате с пергаментом, чернильницей и пером в руках. — Я принес. Вы напишите? — вновь, в пятый или десятый раз, уточнил мальчик, и Куэй как мог тепло ему улыбнулся. Светильника в доме не было, а зажигать свечу мама Изу застенчиво отказалась, сказав, что там осталось на пару ночей, не больше. Куэй поспешно согласился, ощущая, как ноет и стонет внутри болезненная жалость, и устроился с пергаментом около окна. Было немного непривычно писать такими дешевыми принадлежностями, но Куэй решил не обращать на это внимания. Он помнил очень много стихов: о любви и природе, о войне и истории, помнил древние легенды и современные ироничные эпиграммы... он писал, не останавливаясь, то ли два, то ли три часа, исписал мелкими иероглифами почти все имеющиеся в доме листы, а Изу, глядя у него из-за плеча, шепотом читал вслух, щурясь от слишком мелких знаков, а его мать слушала, прикрыв глаза, и слезы беззвучно текли по ее лицу, и Куэю самому от этого хотелось плакать... Позже эти чудесные люди предложили ему поесть, но Куэй, еще раз обведя взглядом нищенскую обстановку хижины, решительно отказался, сказав, что сыт, хотя у него с утра маковой росинки во рту не было. Но отнять что-то у этих людей не позволяла совесть. Он даже отказался спать у них в хижине (мать Изу собиралась отдать ему свою кровать) и заснул, как и прежде, прижавшись к мохнатому боку Боско и задумчиво поглаживая пальцами его морду перед сном. Каждый раз, когда он видел таких людей, такое бедствие, внутри все вздрагивало и ныло, как ноет старая рана или переполненный гноем, но еще не сорвавшийся нарыв. Становилось больно оттого, что он, он допустил это. Он — правитель, он — царь, он в ответе за всю свою страну — и вот теперь он видит, насколько хорошо он за них отвечал. Насколько хорошо отвечал Лонг-Фэнг. «Если бы я понял, что он за человек, раньше, если бы сам правил царством земли, — с горечью думал Куэй, ворочаясь около хижины и пытаясь провалиться в сон, сбежать от этих тягостных мыслей, — может, идиллия и чистота была бы не только в Ба Синг Се. Все эти крестьяне, все простые люди нуждаются в заботе намного больше, чем жители столицы. Почему Лонг-Фэнг не понимал это? — но затем на него накатывала бессильная злость: — Какое право я имею его обвинять? Я сам ничего не сделал! Ничтожество!» Стоит ли удивляться, что заснул бывший монарх в крайне расстроенных чувствах? Поутру в него все-таки запихнули пару сваренных вкрутую яиц — Куэй не смог скрыть голодного бурчания в желудке — а когда он засобирался дальше в путешествие, Изу и его мама застенчиво попросили его об услуге. Куэй с готовностью кивнул, думая, что сделает для этих людей все, что они только ни попросят. А просьба их оказалась до смешного простой и нежной: написать под диктовку письмо и отнести в находящийся неподалеку город, «ведь вы же собираетесь в ту сторону, правда?», если он встретит их отца и мужа. Мать Изу долго и сбивчиво объясняла, как он выглядит, и Куэй практически ничего не понял из спутанных объяснений, но решил, что найдет казарму солдат земли и начнет спрашивать каждого, не его ли это мальчик Изу и полуслепая жена. Он и сам не мог себе объяснить, почему готов потратить несколько часов (или дней, или даже недель) ради полузнакомых людей — но желание было искренним и горячим, оно распирало грудь и поселяло в ногах небывалую легкость. До того города Куэй дошел за несколько часов быстрого хода... И попал в руины. — Что здесь произошло? — взволнованно и неожиданно требовательно спросил бывший монарх, схватив за руку первого попавшегося прохожего в военной униформе. — Напали? — Да, огненные, — он явно спешил, уже вырывал руку, испуганный и сосредоточенный, со связкой бинтов под мышкой. — Потерь нет почти, но раненных выше крыши. — Вы в госпиталь идете? — Куэй поспешно зашагал с ним рядом, пытаясь примерить шаг к широкой и быстрой поступи солдата. — Я могу вам помочь? — слова сорвались с губ прежде, чем Куэй успел подумать, что он ни разу не держал в руках ни бинта, ни хирургических принадлежностей, все его детские повреждения обрабатывал опытный лекарь, а сам он мог хорошенько обработать разве что неглубокую царапину или синяк. Однако солдат ни о чем этом не знал. Он окинул его — бледного, уже заранее напуганного, но решительного — коротким взглядом и махнул рукой — пошли. Куэй думал, что уже достаточно навидался за несколько месяцев своего путешествия. Едва войдя в госпиталь захудалого городишка в царстве земли, он понял, насколько сильно ошибался. От соленого металлического запаха крови у него на мгновение подкосились ноги. Юноша схватился за стену и пошатнулся, но преодолел тошноту и упрямо шагнул вперед, вслед за торопящимся солдатом. Тот ловко лавировал между остальными медсестрами, целителями, тогда как Куэй постоянно на них натыкался, так и не привыкнув к толпе, но все же каким-то невероятным образом сумел не потерять солдата из виду. Тот вскоре привел его в небольшую — кажущуюся такой, поскольку она была переполнена раненными, стонущими, мечущимися, хрипящими что-то невнятное и отчаянное, больное — комнату и подвел к невысокой худощавой женщине с темными короткими волосами. — Еще один? — она бросила на Куэя короткий взгляд. — Что умеешь делать? — Ничего, — честно признался юноша, пытаясь оградить себя от тошнотворных запахов болезни, ран и смерти кругом хотя бы одной ладонью. — Но я хочу помочь, — в его глазах за стеклами смешных очков сверкнуло упрямство. Женщина устало вздохнула и вручила ему небольшой бочонок, наполненный водой. — Поить будешь. Каждому по два глотка, больше не давай, иначе на всех не хватит. И не вздумай расплескать! — она грозно нахмурила тонкие брови. — Ну, пошел! Обычно его возмущало непочтительное обращение с собой — даже спустя несколько месяцев, и то возмущало — но сейчас им обоим было не до этого, и Куэй это чувствовал. Преодолевая слабость в коленях и тошноту, юноша принялся выполнять поручение. Старик с короткими полностью седыми волосами, в которых запуталась жирная сажа, с огромной дырой в животе — Куэй не был врачом, но душой чувствовал, что он не доживет до следующего рассвета, и потому позволил ему выпить столько воды, сколько он пожелал — последние несколько пьянящих прохладных глотков. Сильный молодой мужчина с упрямым подбородком в колючей щетине, он метался по пропотевшей постели и хрипло, но тихо стонал, упрямо стискивая зубы и даже сейчас не желая выдавать своей боли. Совсем еще юноша, должно быть, новобранец — форма так ладно на нем сидела... Сидела бы, если бы не оторванная нога и ошметки штанины на обрубке. Молодая женщина с пухлым, но красивым лицом. Когда Куэй склонился над ней, она схватила его за воротник и прохрипела, обдавая запахом крови и мяса: «Где мой сын? Скажите, где мой сын? Я защищала его, он должен быть жив, где он?!» — и в ее глазах сверкнула такая ярость, что Куэй почувствовал себя тем, кто угрожал жизни этого мальчика, младенца, а может быть, юноши. Ему с трудом удалось вырвать одежду из неожиданно сильной хватки этой женщины и пойти дальше. Лица сменяли одно другое: мужчины, женщины, старики... были даже несколько детей. Некоторые рыдали взахлеб, а один мальчик лежал молча, бледный, с огромными глазами, которые ничего не выражали, лишь слепо, молча смотрели в потолок. Куэй попытался напоить и его тоже, но вода потекла по губам. Дрожащими пальцами юноша нашарил ниточку пульса на его шее — и понял. Пошатываясь, он медленно отошел прочь от ряда ужасных коек. На подгибающихся ногах дошел до той женщины, что вручила ему бочонок, отдал его ей — воды там больше не осталось — и бессильно привалился лопатками к стене. Мысль, что все эти люди — его подданные, слепо верующие в него, как в правителя, не давала ему покоя, жгла изнутри и сердце, и голову... и глаза... Захлебнувшись воздухом, Куэй закрыл лицо руками и сполз по стене вниз, сжался в комочек, словно пытаясь закрыться от всего этого: стонов и просьб о помощи, запаха крови и смерти, тихой ругани целителей и всеобщей сутолоки, всеобщей боли и горя. Все это — его вина. Все это — он не смог предотвратить. Это было странно, позже Куэй и вовсе не мог поверить, но мысль, что он может — нет, должен! — исправить все это, хоть как-то этому помочь, пришла к нему именно в то мгновение, во время этих болезненных сухих слез и давящего со всех сторон желания спрятаться от всего, открыть глаза — и вновь увидеть над собой нежный, шелковый салатовый балдахин. Но это было именно так. Сухие всхлипы вскоре прекратились, и Куэй, стыдясь своей слабости — будто мало ему сотни других! — встал и вновь пошел к той целительнице, просить следующий бочонок живительной влаги для раненных. На следующий день он снова был в пути, но теперь у него была цель: твердое намерение найти друзей аватара. Письмо Изу и его матери сумело найти своего адресата: это был тот самый мужчина с упрямым подбородком.***
Теперь уже никто не смеялся. Все глядели на Куэя серьезно и сочувственно, Катара даже сжимала его ладонь в своей и успокаивающе поглаживала костяшки подушечкой большого пальца. Куэй перевел дыхание — его вновь сперло, как и всегда, когда он вспоминал тот ужасный госпиталь — и негромко, но твердо произнес: — Поэтому я искал вас, ребята. Я хочу помочь вам справиться с Озаем... — юноша прикусил губу. — Я знаю, что был плохим царем. Очень плохим. Я ни в чем особенно ни разбираюсь: ни в людях, ни в политике. Знаю только основные термины, да и те уже наполовину забыл. Но... — в его голосе зазвучала надежда. — Но я люблю свой народ и хочу ему процветания. И готов сделать все, чтобы помочь свергнуть Озая, а потом — если у нас это получится — восстановить себя в глазах своих людей и сделать так, чтобы моя страна процветала. Теперь я понимаю, что хорошо жилось только тем, кто попал в Ба Синг Се, — он с горечью улыбнулся, — и я очень хочу это исправить. Несколько секунд ребята молчали. А затем рядом с Куэем оказался юный аватар. Он крепко сжал его руку и заглянул в глаза — и бывшему правителю отчего-то сделалось жутко, когда он посмотрел в почти черные зрачки мальчишки. — Я вас понимаю, ваше величество, — негромко произнес Аанг. — Я... у меня было что-то похожее. — он слабо улыбнулся и смущенно потрепал волосы у себя на затылке. — И я думаю, что у вас получится. Если ты чего-то хочешь, то всегда получится! — улыбка сделалась шире и веселее. — Так говорили монахи... ну, точнее, они говорили более красиво, но я не помню точно, извините, — мальчик смущенно хихикнул. От слов юного мага воздуха Куэя наполнил теплый, приятный трепет. Он искренне улыбнулся мальчонке, буквально кожей, всем телом ощущая, как падает с его души огромных размеров камень неуверенности и тоски, а если не падает, то хотя бы становится легче. — Конечно, все у вас получится! Вы же этот, ну, царь, — Сокка показал руками нечто неопределенное. — У вас это в крови. — Я надеюсь, — невольно засмеялся Куэй. — А если что, то я вам помогу, — Буми подмигнул своему, на самом деле, непосредственному начальнику. — Да и есть у меня на примете один спец по политике, если вы характерами сойдетесь... — он задумчиво запустил пальцы в и так всклоченные седые волосы. — Вы поможете?! — глаза Куэя распахнулись в восторге. — Спасибо! А что этот спец — с тяжелым характером? — он взволнованно нахмурился: с суровыми людьми ему никогда не удавалось сойтись, он болезненно воспринимал грубость и резкость. — Да нет, просто... — Буми издал фирменное хихиканье и как-то странно ухмыльнулся. — Увидите, в общем. Куэй кивнул, слегка забеспокоившись от такой рекомендации, но затем отбросил минутное волнение и обвел друзей взглядом, полным тревожной надежды. — Так вы... считаете, что все получится? — он робко приподнял уголки губ. — Правда? Ответом ему были теплые улыбки, даже Тоф, так резко осадившая его когда-то, кивнула и ободряюще хлопнула его по плечу, но тут же смутилась, густо покраснела и попыталась отряхнуть его плечо, видимо, вспомнив, что хлопнула она не кого-то там, а целого царя земли, пускай и бывшего. И только Зуко, как и всегда, не разделял всеобщего душевного подъема. Он так и остался сидеть в углу седла, скрестив руки на груди и задумчиво хмурясь. На лице его, если постараться, можно было прочесть вдобавок оттенок какой-то растерянности. На мага огня только поглядывали искоса да пожимали плечами: все привыкли, что он обычно в плохом настроении и предоставили его своим мыслям. Дело в том, что юноша вдруг — с удивлением и растерянностью — понял, что не так уж сильно отличается от Куэя. Озай никогда не заводил с Зуко разговоров о политике, а когда еще совсем маленький принц огня пытался узнать что-то самостоятельно, отец даже раздражался, не считая, очевидно, что из Зуко вырастет толковый, по его мнению, государь. Несмотря на то, что юноша официально значился прямым наследником трона, его не слишком-то посвящали в государственные дела. Юный маг огня был на советах всего два раза: первый обернулся для него изгнанием, а после второго он решил для себя, что не хочет и не может быть последователем своего отца. Долгие годы отдавая предпочтение магии и оружию вместо политики и экономики, он был не готов к правлению точно так же, как и Куэй, хоть и по иным причинам. А значит... «Стану ли я хорошим правителем? — все больше мрачнея, подумал Зуко. — Я не смогу оправдать ожидания дяди...» Катара тем временем, отстранившись от выгорившегося царя земли, снова прижалась к теплой груди принца и, чуть нахмурившись, внимательно заглянула в его лицо. — Зуко? — послышался осторожный голос, и смуглые пальцы легко пробежались по его ключице. — Ты какой-то задумчивый. Что-то случилось? — в ее взгляде сквозила искренняя тревога и трепетная, чуточку робкая нежность и тепло. — М? — словно очнувшись, юноша чуть растерянно взглянул на юного мага воды и машинально сомкнул руки вокруг ее талии. — Нет, — он торопливо покачал головой и негромко вздохнул: — Ничего...