«Скажу ли, как сильно я... Но нет, дыханье займется! У горы Дыханья спроси: Там растёт чернобыльник горючий, Словно сердце моё он сгорает!» Фудзивара Санэката
У Мэй всегда были очень красивые руки. Даже в детстве, когда у ее сверстниц ладошки были пухлыми и нежно-розовыми, она могла похвастаться длинными, изящными пальцами и идеально-светлой кожей. Мать всегда говорила ей, что если в ней есть что-то красивое — то это руки и роскошные шелковистые волосы, льющиеся по спине мягкой черной волной. Потом она, конечно, добавляла, что руки уж слишком худые, а волосы в сочетании с остальной внешностью Мэй делают ее похожей на девицу в вечном трауре, но это было лучше, чем ничего. И если волосы ее за время тюремного заключения потеряли лоск и ухоженность, то руки остались прежними. Она старалась следить хотя бы за ними. Изящные кисти, длинные, тонкие пальцы, хрупкие, словно фарфоровые запястья... исполосанные вспухшими розовыми следами от ее отросших ногтей. Боль доносилась до девушки как сквозь вату, и Мэй пыталась царапать сильнее, чтобы хоть что-то, хоть что-нибудь почувствовать. Ей казалось, что она сидит на дымящихся осколках собственной жизни. Метательница кинжалов почти не осознавала этого, но, на самом деле, вся ее жизнь была завязана на одном огненном принце. Точнее, на связанных с ним мечтах. Еще в далеком детстве, когда его лицо не украшала багровая отметина, и он иногда со смущением дарил ей ее любимые яблоки и водил гулять в сад, сжимая ее маленькую ладошку, она мечтала о том, как они будут вместе всю жизнь. Как будут гулять по набережной около их небольшого, уютного дома, и как им совершенно не будет нужен кто-то другой. Может быть, иногда будут приезжать его родители (возможно, ей, Мэй, удастся с ними подружиться), и она будет пить чай на веранде с принцессой Урсой, пока их мужчины тренируются, и слушать смешные истории о детстве своего возлюбленного... позже ее мечты стали чуть более реалистичными. Она изучала политику, экономику, этикет и танцы, желая сделать из себя идеальную принцессу, супругу младшего принца, достойную его партию. Родители одобряли такое рвение, но ей было все равно. Ей хотелось заслужить одобрение Зуко. Увидеть, как светлеют от нежности его глаза, почувствовать на плечах или талии мягкие, но надежные и крепкие объятия, ощутить на губах долгий поцелуй... ей так хотелось, чтобы он любил ее. Говорил ей приятные слова, был с ней нежен. С ней никто раньше не бывал ни нежным, ни страстным, ни заботливым — никаким. И все эти желания, смутные, горячие, искренние, были завязаны на красивом мальчике с пышным хвостом. На хмуром юноше с уродливой отметиной — она готова была полюбить и ее тоже, если бы он хоть раз позволил бы к ней притронуться! — и сомном тяжелых мыслей в растрепанной голове. А теперь эти грезы просто прекратили существовать. Сильнее, провести ногтями сильнее, вот-вот выступит кровь... Что ей делать теперь? Ну, что? Чем жить дальше? Родители наверняка откажут ей от дома: еще бы, очернила репутацию семьи, потеряла расположение обоих царских отпрысков. Друзей у нее нет, Азула была ревнива и не позволяла своим подругам общаться с кем-то еще, да Мэй и не хотела, думая, что главным ее другом, главным человеком в ее жизни, будет Зуко. Дядя... да, он один остался, если он жив. Он примет ее, но что дальше? Чем ей жить? Ради чего ей жить? Все рухнуло. Все, о чем она когда-либо мечтала. Развеялось по ветру, затихло вместе со звуком убегающих шагов, растаяло со всплеском каштановых кудрей, было раздавлено тесно сплетенными руками: бледной мужской и смуглой женской. Больно... А кто-то внутри насмешливо скрещивает руки на груди. «Планы она строит. О смысле жизни думает. Сначала подумай о том, доживешь ли ты до рассвета! С Азулы станется тебя казнить с особой жестокостью за повторное предательство.» Азула... Это имя отозвалось в груди тихой, ноющей болью. Азула, жестокая принцесса огня, вызывающая одновременно и ужас, и отвращение — и невольное восхищение своим умом, красотой, своей властностью. Тай Ли всегда боялась ее, а Мэй... Додумать эту мысль девушка не успела. — Я удивлена... — тихий скрип открытой двери. На порога стояла Азула: скрещенные на груди руки и, кажется, искреннее удивление в охристых глазах. Держалась она несколько напряженно, кажется, была ранена. — Почему ты все еще здесь? — алые губы тронула издевательская улыбка. — Зуко и его новая подружка не захотели брать тебя с собой? Мэй дернулась, словно от удара. Ткань широких рукавов привычно прикрыла исцарапанные запястья — и руки сжались в кулаки. — Я не зверушка, чтобы брать меня, Азула, — голос ее звучал тихо и скрипуче, сорванно, словно не вырвавшийся наружу крик и недавние слезы раздирали горло изнутри. — Я сама не пошла. — Да? — чуть нахмуренные в попытке скрыть ранение и физическую боль брови удивленно дернулись. — Почему? Мэй слегка повела плечами. — Разве не за этим ты подослала ко мне эту свинопаску? — спросила она с почти нескрываемой горечью. Руки вновь оказались в рукавах, стиснули запястья... уже расцветшие на коже синяки отозвались слабой ноющей болью. — Чтобы я узнала, что, пока я сидела здесь и сохла по твоему братцу, он уже нашел себе подружку и живет припеваючи. Поздравляю, у тебя получилось, — она тихонько фыркнула, бросив на Азулу короткий взгляд из-под челки. — Как всегда. Слегка скривившись от взгляда почти черных глаз, Азула раздраженно царапнула ногтями рукав своей одежды, но быстро справилась с собой. — Знаешь... а ты зря этого не сделала, — улыбка, возникшая на губах бывшей принцессы, выглядела искренне довольной. — С его подружкой произошло несчастье, — наигранный вздох — и тут же ухмылка. — Ты могла бы пойти с ним, и, если бы постаралась как следует, он бы обратил на тебя внимание. Мэй словно ударили обухом по голове. Взгляд заволокло густым туманом. Постаралась. Обратил внимание. Не полюбил даже, нет. Просто обратил внимание, просто посмотрел. Бросил чертову кость оголодавшей собаке! И так — всю жизнь! Постарайся, и тогда принцесса будет играть с тобой! Постарайся, и его высочество, возможно, с тобой прогуляется! Старайся, угождай, работай над собой, проявляй чертовы эмоции, которые всем нужнее преданности (кто его два года ждал?! Эта дикарка ждала?!), и тогда, может быть, на тебя обратят внимание — и будь счастлива этому, чего у тебя лицо вечно недовольное?! Унизительно... светлые духи, как же это все унизительно... — Хватит! — ее голос, обычно тихий и бесцветный, прозвенел неожиданно громко, и девушка метнулась к Азуле, стремительная, по-прежнему ловкая, опасная... был бы у нее кинжал — Азуле пришлось бы уворачиваться от смертоносного клинка, но кинжала не было, и принцесса лишь отшатнулась после удара обеими руками в грудь и тут же сама встала в боевую стойку, готовая ударить сама. — Хватит что?! — в темно-янтарных глазах блеснул озлобленный, полубезумный огонек. — Что тебе нужно?! Что вам всем от меня нужно?! — тонкие руки метались, сверкая в воздухе болезненной белизной кожи, словно заменяя ножи. — Старайся, угождай, прогибайся, проявляй женскую мудрость! Тебе угождай, Зуко, ма... — Мэй захлебнулась воздухом, понимая, что чуть было не сболтнула лишнего. Запрет «не выносить грязные чашки к гостям» был все еще слишком сильным. Выдохнув, она выпрямилась и скрестила руки на груди, все еще мелко дрожа всем телом. От сквозняка, здесь ужасные сквозняки, именно от этого. Она старалась так думать. — Тебе плохо, Мэй? — голос принцессы сочился насмешкой... и злостью. Что-что, а это в Азуле всегда было искренним. — Плохо, да? Хочешь, чтобы я тебя пожалела? Ха! — в янтарном пламени зрачков и звенящем голосе промелькнуло что-то болезненное. — Ничего бы этого не было, если бы ты и Тай Ли не предали меня! Если бы! Эти слова были словно размашистая огненная пощечина. Словно Азула овладела высшей ступенью в магии огня, и теперь может покорять его, даже не шевелясь. Если бы! Если бы она тогда сделала правильный выбор. Если бы не подумала, что, с теми его взглядами, или с другими, Зуко остается ее Зуко. Если бы не думала, что он ее любит... если бы... Что было бы тогда? Сейчас она была бы с Азулой. Правая рука Лорда Огня... конечно, не супруга принца, но ее родители, наверное, гордились бы ею и, наконец, хотя бы немного ослабили строгий ошейник, давно и прочно впившийся в ее шею. Она жила бы не здесь, в этой сырой, тесной камере, а в своем доме, спала бы на мягкой кровати, и перед сном слушала бы любимые мелодии, а не крики из камеры пыток... она была бы вольна делать все, что захочет: прогулки, чтение любимых книг, тренировки, уход за собой, если ей того захочется — самые обыденные вещи, которых она лишена так долго. И, может быть, они с Азулой и Тай Ли сделались бы не просто компаньонками, но и истинными подругами. Может быть... Мэй сделала глубокий вздох, звучащий откровенно измученно. Теперь ее будут терзать еще и эти мысли... отлично, просто замечательно. — Что тебе нужно, Азула? — спросила она с бесконечной усталостью в голосе. Принцесса сложила руки на груди и вернула на губы холодную, ядовитую усмешку. — Зуко не нашел бы выход отсюда, если бы ему не подсказали. Это сделала ты, я знаю. Я пришла сюда сказать, что тебя переводят в карцер. Охрана! Уведите ее. Мэй вздрогнула и сдержалась, чтобы не издать болезненного стона. Карцер... только этого ей и не хватало! Узкая комната три шага на два, где можно только стоять, и начисто лишенная отопления... похоже, ее терзания о собственном будущем могут получить скорую и весьма радикальную развязку. Однако сопротивляться принцессе было бы бессмысленно, и потому, когда подошли подозванные Азулой стражники, Мэй покорно пошла вслед за ними. Тонкая фигурка замерла в проеме, очерченная холодным светом снаружи... встретились уставшие серые и блестящие из темноты камеры звериные янтарные глаза. — Возможно, — едва различимо прошептала Мэй, казалось бы, вовсе не к месту... но Азула ее поняла.***
Шест — это продолжение твоей руки. Медленно присесть, одновременно наклоняя корпус вперед. Держать плечи идеально развернутыми, посох прижат к вытянутой руке. Дыхание ровное и размеренное, спокойное. Грудь мерно вздымается и опускается вместе с плечами, наливающимися приятным ощущением возвращающейся силы в мышцах. Он тренировался каждый день помногу часов подряд, стараясь встать пораньше, чтобы закончить тренировку побыстрее и провести остаток дня с друзьями. Больше он не отлынивал, понимая, что прежде всего это нужно ему самому, чтобы не чувствовать себя бесполезной обузой для своих друзей, и чтобы прогнать эту пакостную слабость, застывшую в его мышцах после бункера. Раньше ему казалось, что она останется там навсегда. Он ошибся — и был этому рад. Жизнь в Омашу, спокойная и безмятежная, определенно пошла ему на пользу. Спокойствие, ежедневные медитации и упражнения, сытная еда и много-много общения с друзьями. Жизнь определенно начала налаживаться, вот только будущее по-прежнему кажется смутным и тревожным. Это как плыть на корабле по морю в ясную и тихую погоду, когда любое, даже самое дальнее плаванье кажется приятным и спокойным. Вот только с горизонта надвигаются громоздкие, тяжелые тучи, и как бы ты ни хотел не обращать на них внимание — они с каждой секундой становятся все ближе и ближе. Стремительно крутануть посох в руках, так, чтобы он очертил размытую коричневую дугу, и сделать выпад — такой, каким он был бы, если бы он мог покорять воздух. Упражнения тоже по-своему медитативны. Выполняя их, нужно отключиться от окружающей действительности. Ни о чем не думать, лишь чувствовать движение собственных мышц. Не думать, что Зуко и Катара подвергают себя опасности из-за него. Не думать, что они могут пострадать. Не думать, что из-за него его друзья вообще ежедневно, ежечасно подвергают себя опасности — а ведь абсолютно все они могли бы остаться дома и не знать никакой войны! Сокку и Катару на Южном Полюсе она почти не затронула, Тоф жила с родителями в безопасном и удивительно тихом городе, Суюки находилась на политически нейтральном острове, а о Зуко и говорить-то нечего. А теперь они все с ним, делают то, чего совсем не должны делать — но делают. Ради него, Аанга. Как он мог думать, что они не любят и не принимают его?.. Он иногда бывает таким потрясающим балбесом, что впору просить Тоф чем-нибудь себя треснуть. Легкий — не такой легкий, каким мог бы быть, но все же — кувырок через голову и резкое движение: таким, если ты покоритель воздуха, можно снести с ног с два-три десятка солдат в тяжелых доспехах, но пока воздух отзывается на его движения лишь лихим острым свистом. Ничего. Это временно. Все будет хорошо. О ком он думает так? О себе и своих способностях? О Катаре и Зуко, пропавших неизвестно где в одном из опаснейших мест на земле?.. Сохраняй спокойствие, аватар. Осознав, что начинает потихоньку выдыхаться после нескольких часов беспрерывной тренировки, Аанг смахнул с лица испарину и лениво подошел к окну, подышать холодным воздухом. Становилось все холоднее, скоро, наверное, Омашу украсит блестящий, веселый снег, сладкий и яркий, как сахар, дарящий ощущение праздника, Аанг счастливо улыбался, думая об этом, но тут же обеспокоенно тер затылок: как бы его друзья не простудились. Сам он холода не боялся, а вот все остальные... особенно те двое, что сейчас — ему хотелось на это надеяться — находятся в воздухе. Стоило Аангу об этом подумать, ... — Аппа! — он закричал это так, что эхо пронеслось по коридорам через приоткрытую дверь — а затем она с громовым стуком распахнулась, и юный маг воздуха бросился в гостиную к своим друзьям, радостно стуча по полу босыми пятками. Снова хлопнула дверь, но теперь уже другая, и Аанг застыл на пороге, задыхаясь от радости, со счастливой улыбкой от уха до уха. — Ребята! Они возвращаются! Пошли встречать, скорее! В следующий момент по коридорам пронеслось небольшое стадо комодоносорогов: вся команда аватар, не сговариваясь, ринулась во двор, навстречу друзьям. Айро, игравший в пай шо одновременно и с Тоф (она играла), и с Соккой (он давал советы и выполнял роль очень активной группы поддержки) с неожиданной прытью и радостным волнением на лице последовал вслед за ними, каким-то фантастическим образом умудряясь не отставать. Они высыпали во двор и принялись радостно махать руками: мы здесь, приземляйся скорее, мы волновались, привет! Первая иголка тревоги вонзилась Аангу в шею в тот момент, когда он понял, что Аппа замучен до полусмерти и явно летел весь путь от страны огня, ни разу не останавливаясь и постоянно подгоняемый чьей-то жестокой рукой. Бизон буквально рухнул во двор, породив небольшое землетрясение, и из-за кромки седла высунулся измученный, мертвенно-бледный, кажется, даже немного похудевший Зуко. На лицах ребят еще играли улыбки, но в глазах уже застыла тревога. — Зуко? — осторожно окликнул принца огня Аанг, выступая немного вперед. — Все в порядке? Вторая иголка кольнула его, когда он понял, что в воздухе до сих пор не взвился вихрь каштановых волос, и Катара не кинулась расцеловывать друзей после разлуки. Улыбка пропала даже с губ друзей, не говоря уже об их глазах. — Где Катара? — очень тихо спросил аватар. Опальный принц огня поднял на аватара мутный, потухший взгляд. Кажется, юноша очень давно не спал. Под глазами его залегли фиолетовые тени, лицо казалось измученным и потемневшим. — Она... она здесь. Аанг... когда мы уходили, то столкнулись с Азулой, и... — Нет! — Сокка, до этого застывший в напряжении, метнулся к седлу и заглянул внутрь, а потом с гневным вскриком ринулся на Зуко: вцепился ему в воротник, тряхнул его, что есть силы, и злобно выкрикнул: — Что ты сделал с моей сестрой?! — размах! И в челюсть Зуко врезался крепкий кулак. Зуко даже не попытался отстраниться. — Что ты сделал с моей сестрой?!! — Сокка! — Зуко резко оттолкнул юношу от себя и с тихим шипением сквозь зубы притронулся пальцами к месту удара. — Я... — Ты должен был следить за ней! И защитить, если что то случится! Наверняка она полезла спасать тебя, и поэтому пострадала! А ты на это не способен! Слабак! Придурок! Это ты виноват!***
«Это я виноват. Это моя вина. Это из-за меня она пострадала. Я не должен был брать ее с собой. Это я виноват.» Одна и та же мысль повторялась в его голове бесконечным болезненным рефреном, и даже тяжелое дыхание и быстрый бег дальше, вниз по течению, не мог помешать ей терзать его разум. Он вспомнил, что Катара умела лечить водой. И, может быть... если она окажется близко от воды, если он опустит ее туда... тогда что-то произойдет? Может, она очнется?.. Всем магам огня после тяжелых ожогов необходимо больше находиться на солнце: та же стихия, что ранила, может и вылечить. И, может быть, с Катарой это тоже сработает?.. Агни, только бы сработало... от мысли, что он вполне может сделать только хуже, опустив ее, раненную, в ледяную воду, перехватывало дыхание, и на глаза вновь наворачивались слезы. Остановившись около линии берега, Зуко буквально рухнул на колени и осторожно вытянул руки. Катара лежала на них покорно и неподвижно. Обычно мягкая и нежная на ощупь, сейчас она казалась жесткой. Словно уже коченела... Нет! Дрожащими руками он медленно опустил в воду хрупкое тело. Сначала ничего не происходило. Кусая губы и мелко дрожа, он ждал. Пальцы сами по себе остервенело мяли ткань ее одежды на спине. Зуко давно забыл все молитвы Агни, каким его учила мама, но теперь готов был хоть целые сутки, неделю, год, если понадобится, простоять на коленях в храме. Лишь бы сейчас хоть что-нибудь произошло. Лишь бы она очнулась... Сначала он подумал, что легкое, нежное, голубоватое свечение вокруг Катары — это обман зрения, порожденный лунным светом и отчаянной надеждой. Но потом из его рта вырвался радостный крик. Вода светилась! Светилась, как те целительные перчатки, что обволакивали руки Катары во время исцеления, только на этот раз света было намного больше. Из-за него даже немного просвечивала одежда, и Зуко с внезапным смущением отвел глаза. Он не так хотел бы впервые увидеть ее обнаженной. Свечение постепенно нарастало, скапливаясь вокруг ног. Сердце Зуко продолжало бешено колотиться. Давай же. Давай, очнись! Вода залечила тебя, пожалуйста, открой глаза, скажи хоть что-нибудь, пожалуйста, пожалуйста! Вместо слов — лишь невнятный вздох и чуть дрогнувшие ресницы. Она жива! Позже он подумает, что, наверное, ему не стоило так сразу выдергивать ее из воды и что есть сил бежать к Аппе, но тогда ему было все равно. Она жива! Ей смогут помочь, нужно только доставить ее в Омашу! Вскоре бизон оказался в воздухе. Зуко все еще крепко держал Катару в объятиях, боясь, что она, мокрая после «лечения», замерзнет в воздухе, и беспощадно погонял несчастное животное.***
Зуко резко отпихнул от себя разозленного воина племени воды. Тот на секунду замер, будто раздумывая, не врезать ли ему еще раз, а затем полез в седло к Катаре. Зуко остался на земле, пошатывающийся после долгого полета без сна и отдыха, и негромко проговорил: — Она жива... но она в себя не пришла, и.... — И мы сами разберемся! — рыкнул Сокка, глянув на парня такими глазами, которых он никогда прежде у него не видел: злобными и жесткими. Зуко хотел было помочь ему перенести девушку с седла, но юноша грубо оттолкнул его руки. — Не подходи! Все, что надо было, ты уже сделал. — Сокка, хватит уже! — тонкая, но сильная рука мага воздуха поймала юношу за плечо. — Зуко ни в чем не виноват. — Что?! Может, ты не расслышал, Аанг? Твой обожаемый Зуко угробил мою сестру! — Сокка тряхнул было бесчувственное тело Катары, находящееся у него в руках, но тут же торопливо погладил ее по волосам и крепко прижал к груди. — Он доставил ее сюда, к нам, так быстро, как смог. Хватит кричать на него, — жестко проговорил аватар. И прежде чем Сокка успел что-то ответить — такое же резкое и злобное, как и прежде — к ним шагнул Айро. — Аанг прав. Зуко ни в чем не виноват, — но, говоря это, он смотрел не на Сокку, а на своего племянника. Айро хорошо знал его и уже видел, что даже когда (ему хотелось верить, что именно когда, а не если) Катара выздоровеет, юноша будет грызть себя чувством вины до бесконечности. — Вы только теряете время, молодые люди. Я послал Тоф за Пакку и Буми, он приведет лекарей. Слуги уже должны подготовить покои для Катары. Идемте... — взгляд его делался встревоженным и мягким. — Надеюсь, с девочкой все будет в порядке. Стремительным шагом, ни на кого не обращая внимания, подошел Пакку. Спустя мгновение в буквальном смысле из-под земли вылез Буми и Тоф, и они все взволнованно окружили Катару, отделяя от нее Зуко и Аанга. Опальный принц поднял на мага воздуха усталый взгляд, в котором читалась благодарность, а затем негромко проговорил: — Мы достали карту, — лицо Аанга озарила радостная улыбка. — Если Азула не забрала ее, то она должна быть спрятана у Катары. Он говорил это аватару, но сам смотрел, как Пакку решительно выхватил у Сокки из рук бесчувственное тело маленькой покорительницы воды и в окружении лекарей в одежде магов земли унес ее прочь. Это он виноват. Это все из-за него.***
Вскоре Катару принесли в лучшие покои, которые смог предоставить для нее Буми: просторную и светлую комнату в самых нежных оттенках зеленого. Около большого окна с бледно-желтыми шелковыми занавесками в растительном зеленом орнаменте стояла огромная кровать, застеленная приятным и глазу, и прикосновению бельем. Маленькая, тоненькая фигурка мага воды на ней смотрелась неестественно и странно, словно дикий зверек с окровавленными лапами, которого зачем-то положили на подстилку для королевского любимца. Целительницы уже успели снять с девушки ее пропыленную, грязную одежду и сменить нижнее белье. Теперь девочка — для Айро она была именно девочкой, хрупкой и трогательной — лежала перед Пакку и Айро как есть: с ужасными кривыми лентами ожогов от пальцев на ногах и до середины бедра, с безвольно обмякшими на сияющих простынях худенькими руками... Айро беззвучно сглотнул. Ему не раз доводилось видеть юношей, изуродованных боями. Но девочку, милую, жизнерадостную, заботливую, нежную, влюбленную в его племянника и безмерно любимую им самим... Хватит. Чувствами здесь делу не поможешь. Собравшись, престарелый маг огня решительно открыл красную баночку с мазью, принесенную из его покоев. Это была самая сильнодействующая мазь, специально для ожогов от молнии, из запасов его матери — умелой травницы и целительницы. — Похоже, это было не прямое попадание, — негромко проговорил Айро, бережно втирая мазь в одну из багровых лент. Кожа Катары была мягкой и нежной на ощупь, но в местах ожогов казалась грубой, словно... обугленной. — Молнию словно... пропустили через что-то. — Через воду, — отозвался Пакку, дотрагиваясь до лба девочки. Он быстро и деловито ощупывал ее тонкими, сухощавыми руками: пощупал пульс на шее и запястье, проверил, нет ли жара, долго слушал ритм слабого, неровного дыхания... — Катара оказалась в воде. Озеро, ручей, река... и Азула... Айро беззвучно скрипнул зубами, глаза его, скрытые за ресницами, потемнели. Азула. Похоже, его ненаглядной племяннице оч-чень понравилось швыряться молниями. Сначала в него самого, затем — во всех, кто был ему дорог. Превосходное развлечение, девочка, превосходное. Если бы его пальцы не касались сейчас кожи Катары — непременно сжались бы в кулак. Если ожоги были у него самого, Айро использовал необходимый минимум лекарств, зная, что довольно быстро придет в себя, но сейчас убил на Катару почти половину немаленькой баночки с мазью — и это только на одни ноги. Впрочем, ожоги сами по себе были отнюдь не маленькими. Закончив втирать мазь, старик осторожно поднял глаза на своего друга. Тот неожиданно бережно и аккуратно для человека с его репутацией и характером смачивал губы Катары целительным снадобьем, которое должно было восстановить ее силы. На лбу девушки уже лежала влажная повязка: у нее была очень высокая температура, бедняжка буквально горела заживо. — Пакку... Маг воды поднял на него угрюмый, обеспокоенный взгляд. — Ей нужно исцеление магией воды. Если лечить ее только снадобьями — она умрет, — слово было холодным и острым, как клинок по руке, как кривая лента ожога на коже маленькой девочки. Пакку, услышав это, как-то странно скривился и хмуро кивнул. — Я знаю. Но раньше мы не сталкивались с подобными увечьями... — он замер, словно в растерянности, но тут же резко встряхнулся: — Поэтому мне нужны еще целители! А всех посторонних... — учитель магии воды взглянул на Сокку, который время от времени заглядывал в помещение, чем жутко раздражал старика. — Я попрошу удалиться. Взгляд Айро сделался крайне внимательным. Обычно под таким взглядом никто не мог продержаться долго, все раскаивались в преступлениях, начиная невыполнением приказа и заканчивая подожженным хвостиком кузена. Но Пакку нарочно не смотрел ему в глаза, принявшись быстро и сноровисто поправлять повязки, компрессы, волосы и одеяло. Айро помнил, что Пакку втайне от всех занимался целением, особенно в последние годы, когда вмешательство Ордена Белого Лотоса в войну становилось все более неотвратимым... но хватит ли его мастерства, чтобы исцелить подобные раны? Конечно, Пакку можно было смело назвать гением водной магии. Но все же... «Нужно надеяться.» Тихо вздохнув, Айро ободряюще похлопал друга по плечу. — Что ж. Будем надеяться на то, что удача сегодня будет нашей подругой, — он улыбнулся и жестом подозвал Сокку. Тот моментально оказался рядом и напряженно замер, явно надеясь, что его попросят поухаживать за сестрой, но вместо этого маг огня протянул юноше свернутый в трубку древний пергамент, который целители достали из сапога Катары. — Вот, возьми. Это то, ради чего твоя сестра рисковала жизнью, — серьезно проговорил Айро. — Карта, ведущая к Храму Четырех Элементов. Надеюсь, вам с друзьями удастся ее расшифровать. А теперь иди, — старик мягко улыбнулся юному воину и ободряюще похлопал его по плечу. — Мы займемся Катарой. Обещаю, мы сделаем все, что только будет в наших силах. Теплые, полные ласкового ободрения янтарные глаза против пытливых, но полных надежды темно-голубых. Несколько секунд Сокка хмурился, нервно сжимая в пальцах хрупкий пергамент, а затем, едва различимо пробормотав «Спасибо», торопливо чмокнул Катару в щеку и практически выбежал в коридор. Обычно широкий, сейчас он казался узким, потому что в него набилась вся команда аватар, но, как ни странно, у двери Сокку поджидала только Тоф и Суюки. Они внимательно выслушали тихие слова молодого воина, но двое других членов его команды, кажется, вовсе его не услышали. Зуко неподвижно сидел на полу, сгорбившись и зарывшись обеими руками себе в волосы. Он не двигался вот уже минут десять или пятнадцать и казался бы спящим, если бы не темный, отчаянный взгляд, на который можно было натолкнуться, если подойти к нему поближе. Аанг некоторое время пытался хоть как-то приободрить друга, но вскоре понял, что это бесполезно. Теперь он отошел от своей команды чуть дальше вглубь коридора и нервно мерил его шагами от стены до стены, то и дело зарываясь себе в волосы сильно трясущимися пальцами. Его переполнял гнев, по лицу то и дело пробегали злые и в то же время отчаянные, болезненные гримасы, руки сами сжимались в кулаки. Почему, почему это постоянно происходит?! Это происходило и раньше, но тогда он меньше обращал на это внимания, потому что сам был в гуще событий вместе со своими друзьями, а теперь... мало того, что бесполезный, так еще и приносит одни неприятности! Это из-за него Катара и Зуко сунулись туда! Из-за него Катара теперь находится между жизнью и смертью! Понимая, что еще пару секунд — и он взорвется, Аанг замер, до боли закусив себе ребро ладони. Лихорадочно огляделся, как затравленный зверь, ищущий выхода — была бы магия воздуха, выпрыгнул бы в окно! — и хлопнул дверью в какую-то маленькую комнатушку, кажется, кладовую. И в следующее мгновение в стену этой комнатки врезался его крепко сжатый кулак. — Обезьяньи перья! — Аанг метнулся из одного конца комнаты в другой и обратно. — Почему?! Ну почему?! За что им это?! Они не должны были! Почему они вообще со мной встретились! — он опрокинул хрупкую конструкцию из метел и швабр и запустил какой-то метелкой в стену. — Они должны были жить в своих домах, в безопасности! А тут — здрасьте, я аватар, я вылез из айсберга, пошли воевать с Лордом Огня вместе со мной! Отличная идея, Аанг, пошли скорее, мне так нравится подвергать себя опасности каждый день! — прекратив гримасничать, изображая себя и своих друзей, Аанг безнадежно махнул рукой и на несколько мгновений устало остановился около стены, закрывая лицо рукой. Нужно было привести мысли в порядок и выйти к друзьям. Он и так порядком потрепал им нервы всеми этими событиями с магией и больше у него просто нет на это права. Ну, выпрямился, встряхнул головой, улыбнулся... — Тоф?! — ахнул Аанг, открыв глаза. Девочка стояла, прислонившись лопатками к закрытой двери и привычно сложив руки на груди. Упавшие на лицо пряди волос скрывали выражение, но она не улыбалась и говорила серьезно. — И куда это ты собрался, Легкие Ноги? — К ребятам, — Аанг постарался беззаботно улыбнуться. — Я тут... эмм... — Ты тут... эмм... — передразнила Тоф. — Городишь всякую чушь, пока там Сокка нам карту к твоему, между прочим, храму презентует? — Почему чушь? — Аанг против воли возмутился настолько, что даже поначалу не обратил внимания на слова о карте. — Вообще-то для меня это важно! Я... — дыхание вдруг оборвалось, и он договорил тихим, упавшим голосом: — Я очень боюсь за Катару. Она может умереть, понимаешь? — сердце его сжалось от этой мысли. Катара, добрая, ласковая, красивая Катара, девушка, при мысли о которой у него в груди до сих пор что-то нежно сжимается, и немеют кончики пальцев... умереть. Навсегда. И он никогда ее больше не увидит, не почувствует... Духи. Тоф, как всегда, поняла перемену в нем, почувствовала, как ослабли вдруг все мышцы в жилистом теле — и голос ее прозвучал неизмеримо мягче прежнего, хотя она и схватила Аанга за ткань одежды на груди и довольно сильно тряхнула. — Понимаю. Но в этом нет твоей вины! Хватит обвинять себя в том, что ты хороший человек, у которого есть преданные друзья! — немного сердито приказала девочка, ткнув его пальцем в грудь. — Ты не испортил нам всем жизнь, слышишь? Не испортил. Наоборот... — тонкие губы тронула смущенная полуулыбка, и даже бледные щеки, кажется, окрасились легким румянцем. — То есть... я не могу говорить за Катару и Сокку, но... Аанг, до тебя у меня не было друзей. Вообще. То есть... совсем-совсем. Понимаешь? Я с животными в саду разговаривала, — она говорила раздраженно и резко, словно стыдясь собственных слов и воспоминаний, и что-то внутри у Аанга дрогнуло, чутко отзываясь на ее открытость. Мальчик затих, жадно слушая голос подруги, и как-то непроизвольно, машинально положил руку ей на плечо, ни на миг не отрывая взгляда от бледного лица. — И кроме подпольных боев у меня не было совершенно никаких развлечений. Я целыми днями только и делала, что слонялась по саду и говорила с животными! А потом... — место раздраженной гримасы заменила слабая улыбка. — А потом ты появился... ты, и Сокка, и Катара, вы все! — И Аппа с Момо? — зачем-то тихим голосом добавил Аанг, чувствуя себя дураком. — И Аппа с Момо, — рассмеялась девочка. — И все изменилось! Теперь у меня есть друзья! И приключения... они опасные, я знаю. Очень. И вся эта заварушка с Лордом Жаренной Попкой — это все не шуточки. Но я бы ни за что не променяла это на то, что было у меня раньше. И Сокка с Катарой тоже. Понял, Твинклтос? На губах аватара появилась слабая полуулыбка. Она правда так думает? Он правда... помог ей? Изменил ее жизнь? Все эти слова, сердитые, раздраженные, резкие, но такие искренние — это правда?.. Ох, ну что он как девчонка-то... опять глаза щиплет... но это хорошие слезы. Чистые. Очищающие. — То-оф... — улыбка его сделалась шире, цепкие, теплые пальцы сжали чужие предплечья... и девочка с тихим изумленным «ой!» оказалась вдруг в неожиданно тесных объятиях. Несколько секунд Аанг молчал, и Тоф только слышала быстрый, горячий стук у него в груди и чуть прерывистое, охрипшее дыхание. Неужели плачет? Она что-то не то сказала? Но чутьем девочка понимала, что сказала все правильно и, наверное, потому и плачет... всего одна слезинка, быстрая, горячая, тут же торопливо стертая шероховатой ладонью... — Спасибо, — прошептал аватар куда-то ей в волосы. — Ты не представляешь, насколько это важно для меня. Я... если честно, я иногда думал оставить вам письмо и улететь. Ну, один, — мальчик смущенно потер ладонью затылок. — А вы — чтоб возвращались домой. Чтобы больше не подвергали себя опасности. — Э, нет, Твинклтос, — хохотнула Тоф, стараясь спрятать куда-нибудь поглубже непрошеное смущение. — Тогда я бы тебя догнала и надрала бы тебе задницу. Так и знай. Непрошеная слезинка была осушена, и теперь по комнате прозвенел тихий, но звонкий и искренний смех последнего мага воздуха. Он легко, как другу-мальчишке, взъерошил Тоф волосы и снова рассмеялся: — Тогда хорошо, что я этого не сделал. Ну... — на мгновение мальчик смущенно замер, вновь касаясь ладонью своего затылка. — Наверное, нам пора. Нужно выяснить, что там с картой, может быть, уже скоро мы сможем отправиться в храм! — в серых глазах зажглись живые, яркие искры. — Пошли, — кивнула в ответ Тоф, но тут же схватила Аанга за рубашку, чтобы вновь легонько его встряхнуть: — И запомни: если я снова почувствую, что ты мучаешь себя угрызениями совести, я тебе такую трепку задам, что ты о ней думать забудешь, понял? Катара бы все равно ринулась тебе помогать, ты же ее знаешь. Не сейчас, так потом. Да и ты бы ради нее... — девочка немного смущенно усмехнулась и тут же решительно ударила кулаком о раскрытую ладонь, явно давая понять, что карте сегодня мало не покажется. — Ну, все. Пошли к ребятам, нас уже заждались, наверное. Вскоре они снова были в заполненном народом коридоре, а затем — в небольшой, уютной гостиной, сгрудившись все вместе за круглым столом. Все выглядели подавленными и явно намного больше желали вновь оказаться в уже знакомом коридоре, по очереди приникать к щелке в двери и хотя бы краем глаза, но следить за тем, что происходит с их подругой. Сейчас все отчего-то особенно остро ощущали, насколько им стала дорога эта вечная мамочка, вспыльчивая, не умеющая признавать своей неправоты, вздорная девчонка... эта бесконечно добрая, нежная и прекрасная девушка. Насколько им ее не хватало. — Ребята, — тихим, но твердым голосом произнесла Суюки, окидывая друзей чуть укоризненным взглядом. — Хватит. Сейчас мы ничем не сможем помочь Катаре, но мне кажется, что два сильнейших мага из древнего магического ордена сумеют что-нибудь придумать. С ней все будет в порядке, — на этот раз ее голос прозвучал ободряюще. — А нам нужно заняться картой. Соберитесь! — жестко произнесла лидер воинов Киоши, коротко взмахивая кулаком. — Иначе ранение Катары может считаться напрасным. Сокка мгновенно оживился. Суюки была права, и при мысли о том, что все это может оказаться зря... — Дайте мне карту? — решительно произнес юноша. — Ты уверен, что это хорошая идея, Сокка? — иронично хмыкнула Слепой Бандит, вспоминая, как Айро минут десять шуршал картой Сокки с отметками о лагере Линга и добродушно, но несколько натянуто посмеивался. — По-моему, ты не самый лучший... как это... карточтей. — Глупости! — фыркнув, воин племени воды решительно забрал карту себе. — Мы с папой постоянно их составляли! Так, что тут у нас есть... Нахмурившись, Сокка углубился в чтение карты, однако, чем дольше он рассматривал древние рисунки, тем более озадаченным делалось его лицо. — Я что-то не помню такого места на картах... — пробормотал юноша, поднимая глаза на всех присутствующих. — А это точно не подделка? Голубые глаза смотрели на Аанга. Необычные фиолетовые глаза смотрели на Аанга. И даже матово-зеленые слепые глаза «смотрели» в сторону Аанга. И мальчик мгновенно почувствовал себя неловко под таким шквалом внимания. — Э-э, ребят? — он смущенно потер затылок. — В чем дело? На меня чихнул Аппа? — это было первое, что приходило ему в голову, когда на него так смотрели. — Ну-у, не знаю, в чем дело, Аанг, — насмешливо протянула Тоф, задумчиво прикладывая палец к подбородку и делая глубокомысленный вид. — Может быть, в том, что ты-ы... единственный из нас, кто жил сто лет назад?! Аватар хлопнул себя по лбу — духи, с этими переживаниями совсем голову потерял! — и, тараторя что-то извиняющееся, придвинул к себе карту, жадно вцепившись в нее глазами. На пожелтевшем от времени, едва ли не разваливающемся пергаменте был нарисован небольшой кусочек материка, бывший, вероятно, когда-то зеленым или желтым, но теперь потерявшим все цвета, и небольшой островок недалеко от береговой линии. Аанг попытался вспомнить, где видел такую же линию и островок рядом с высоты полета Аппы, но ничего не лезло в голову. И потом, разве мало на свете чуть вогнутых, неглубоко изрезанных береговых линий с островками неподалеку?.. Рядом с островком были нарисованы знаки, которые тут же привлекли его внимание. Аанг склонился над бумагой, едва не касаясь ее носом — знаки были полустершиеся. — Это символ аватара! — радостно провозгласил Аанг и сильно сощурился, вглядываясь в мелкие иероглифы. Они отличались от современных и даже от тех, что он видел в храме воздуха сто лет назад, но смысл уловить было легко, тем более, что он уже знал эту информацию. — Туда нужно попасть до зимнего солнцестояния, иначе... дальше не разберу, — мальчик огорченно опустил голову. — Все это мы и так знаем, — раздосадованно откликнулся Сокка, зарываясь пальцами в собственный «волчий хвост воина». — Кох... Аанг, ну подумай. Ты же воздушный кочевник. Может, вы с твоим как-там-его-учителем были там? — голубые глаза вновь загорелись надеждой. — Его зовут Гиацо, — строго поправил Аанг. Несколько секунд он сосредоточенно морщил лоб, пытаясь вспомнить, но ничего не шло на ум. Линия берега была слишком заурядной, такие берега почти везде, по всему миру. А может быть, Зуко вспомнит? Он гонялся за ним по всему свету, и причем был на корабле! Глаза мальчика загорелись было надеждой, он окинул взглядом компанию собравшихся вокруг него друзей... но не увидел знакомых растрепанных черных волос и хмурой физиономии. — Ребята... — растерянно протянул Аанг. — А где Зуко? По лицам друзей пробежало изумление. Маг огня всегда был очень тихим, неудивительно, что они не заметили его отсутствия, увлеченные собственными волнениями... но где же он? Опять убежал в какой-нибудь храм, на этот раз за лекарством? Все оказалось проще. — По-моему, он так и остался в коридоре, — задумчиво протянула Тоф, словно к чему-то прислушиваясь. — Я не слышала его шагов. — Пойду поищу его, — Суюки легко поднялась со своего места и подарила друзьям легкую, лучезарную полуулыбку. — А вы постарайтесь разобраться с картой. Сокка... — девушка послала своему возлюбленному воздушный поцелуй и пропала в дверном проеме. Пара минут легких, быстрых шагов по коридорам — и вскоре Суюки действительно увидела принца огня. Он сидел у стены в той же застывшей позе, только поднял голову и теперь смотрел в дверь, отделяющую его от Катары, недвижным и темным взглядом. Сердце девушки дрогнуло от жалости. Бедный парень, наверное, он ужасно винит себя во всем этом... нужно его встряхнуть, иначе он совсем себя изведет. Стараясь выглядеть непринужденно, Суюки присела рядом с Зуко на колени и легонько тронула его за локоть. Юноша словно бы с трудом перевел на нее безжизненный взгляд в окаймлении серых кругов усталости. — Не пускают, да? — тихо спросила воин Киоши. Зуко все так же безжизненно, заторможенно покачал головой. Пару раз дверь открывалась (парень напряженно вскидывался, желая хотя бы увидеть ее), но это всего лишь шныряли слуги, принося что-то по приказанию Пакку и дяди. Катары он не видел, лишь старческие спины, склоненные над ее кроватью. Суюки сочувственно кивнула и удобно присела с ним рядом. Казалось, для нее нет ничего уютнее, чем сидеть рядом с хмурым, углубленным в собственные переживания, не выспавшимся парнем и рассказывать: — Знаешь, я тоже часто вот так сидела, — взгляд Зуко сделался чуть удивленным. Отлично, прогресс, сдвинулись с мертвой точки. Голос Суюки зазвучал более оживленно. — Мои подруги часто попадали к лекарям. Кто простынет, кто поранится об морского ежа... кто пострадает на тренировке или попросту упадет с дерева. А я для всех была вроде старшей сестры, — девушка тихо, с нежностью рассмеялась. — Носила им книги, одежду, таскала букеты цветов на подоконник. Лекарь меня терпеть не мог — нарушаю покой больных, — она негромко, но искренне рассмеялась собственному воспоминанию. — Может, и тебе отвлечься? — смешинки растаяли в лиловой глубине зрачков. Суюки обеспокоенно, словно действительно будучи его старшей сестрой, заглянула в темные от усталости янтарные глаза. — Сделать что-нибудь для Катары. Хотя бы... ну, не знаю. Принести ей лишнее одеяло, поставить в комнате светильник, чтобы, если она очнется ночью, ей не было страшно... — Ты не понимаешь, — как ни странно, в голосе Зуко не звучало раздражение. Только хрипотца и страшная, тягостная измученность. — Это не простуда. Не морской еж. Не падение с дерева. Она может умереть... — казалось, на миг он сам испугался собственных слов. Кулаки его сжались в новом приступе выкручивающего кости отчаяния — и вновь разжались в озлобленном бессилии. Он все равно ничего не сможет сделать. И тогда, на реке, тоже не смог. Это из-за него она пострадала. Он мог ее защитить, но не успел, оказался недостаточно быстр, ловок, внимателен... Азула его обхитрила. Опять. Но теперь расплата — не уязвленная гордость, а тяжелая рана близкого человека... разве Суюки способна его понять? У нее всегда все хорошо. Она всегда улыбается. Голос улыбчивой, красивой девушки с необыкновенными фиолетовыми глазами прозвучал неожиданно жестко. — Ошибаешься, Зуко. Как раз я тебя очень хорошо понимаю, — девушка сложила руки на груди, не отрывая от него похолодевшего взгляда. — Я потеряла почти всех своих подруг. Кто-то погиб в тюрьме, кого-то убила Азула, когда добывала нашу униформу, чтобы захватить Ба Синг Се. Кто-то погиб в битве за Омашу... — она с горечью вздохнула. — Я не видела их, они были в числе армии Линга. Меня не было с ним рядом, и я ничем не могла помочь. Ты этого, конечно, не заметил, но я провожу половину своего времени в лазарете, со своими девочками. Ей до спазма в мышцах ног хотелось встать и начать нервно ходить по коридору, словно убегая от не новой, но и не зажившей боли, но она сидела неподвижно, только пальцы сжимались все сильнее и крепче. — Они тоже могут умереть. Многие уже умерли, — говорить это было больно. Ее подруги, ее названные сестры, каждую из них она знала по имени... погибла девочка, с которой она когда-то училась целоваться; тяжело ранена девушка, которая ставила ей долго не получающийся блок... Суюки встряхнула волосами, и взгляд ее снова сделался мягче, словно ожили лиловые глаза. — Но я не сижу и не смотрю в стену, а стараюсь что-нибудь сделать для них. Поэтому... — снова легкое касание теплых пальцев к чужому плечу и взгляд в глаза. — Пойдем со мной, пожалуйста. Нам очень нужна твоя помощь. А потом — подумай все-таки насчет светильника для Катары, — девушка ободряюще улыбнулась и, как-то немного по-мужски хлопнув Зуко по спине, потащила его за собой за руку. Юноша не сопротивлялся. Еще на подходе к гостиной до молодых людей донесся радостный вопль: — Смотри! — из комнаты навстречу им, как пробка из бутылки, вылетел Сокка, размахивающий какой-то другой картой. — Суюки! — юноша, демонстративно не замечая Зуко, кинулся к своей девушке и сгреб ее в объятия, порывисто целуя мигом раскрасневшееся лицо. — Мы нашли, где это место! Аанг просто гений, мы приложили ту карту к другой карте, — он принялся размахивать руками, — и нашли! Скоро у Аанга будет магия! Ура! А, и ты здесь, огненный придурок, — парень не удержался от раздраженного фырчания в сторону Зуко и демонстративно задвинул Суюки себе за спину. — Не подходи, вдруг ты еще и ее угробишь. — Отдай мне карту, — мрачно обронил опальный принц и, не дожидаясь ответа Сокки, вырвал ее из смуглых рук, вглядываясь в береговые линии и остров. — А почему его нет на современной? — Зуко сверил все еще раз и поднял на друзей растерянный взгляд. — А вот мы не скажем! Догадаешься или нет, — не удержавшись, фыркнул воин племени воды, а в следующее мгновение болезненно охнул, получив локтем в ребра от внезапно выросшего рядом Слепого Бандита. — Сокка хотел сказать, что мы сами в замешательстве, — очень вежливым тоном проинформировала Тоф. — Ты долго плавал, может, ты его видел? Зуко ненадолго задумался, вспоминая годы изгнания. Странно, но они вспоминались ему смутно и расплывчато: лишь назойливое ощущение раздражения на весь мир, чувство качки под ногами да запах металла и соли. Однако вскоре ему удалось вспомнить. — Да, мы проплывали эти места... — лица друзей озарились было надеждой, но она тут же погасла: — Но я не видел там острова. — Точно? — взволнованно и настойчиво спросил Аанг, стоящий рядом с Тоф. — Может, у тебя был какой-нибудь другой курс? Зуко, вспомни, пожалуйста, это важно! — Я не знаю, — искренне виновато проговорил юноша, слегка разводя руками. — Кроме порта в царстве земли я ничего там не видел. На секунду воцарилось молчание... а затем пол под ногами у друзей ощутимо дрогнул: это Тоф со всей силы ударила ногой по стене. — Отлично! Мы летим неизвестно куда, неизвестно зачем! — Успокойся! — Аанг перехватил ее занесенный для нового удара в стену кулак. — Успокойтесь все! Это еще ничего не значит, — мальчик лихорадочно облизнулся. — Может быть, Зуко просто его пропустил. Решил, что остров необитаемый. Или там был туман. Или... погоди-ка! — взволнованный новый догадкой, аватар выхватил карту из рук опального принца и вновь жадно вцепился глазами в строчки полустертых иероглифов. — Тут написано про зимнее солнцестояние! И Кох говорил про зимнее солнцестояние. Это что-нибудь да значит, я уверен! — мальчишка энергично взмахнул руками. Глаза его загорелись надеждой, лихорадочной надеждой, которую он не желал отпускать. Уже более спокойным тоном он проговорил: — Мы должны хотя бы попытаться, ребята. Хотя бы попробовать. — Ты прав, — решительно кивнул Сокка. — Когда вылетаем? Аангу хотелось сказать: «Завтра». А лучше — уже сегодня, но... его подруга там, в комнате в глубине коридора, измученная тяжелой ночью, с ужасными ожогами... — Когда Катара придет в себя, — тихим голосом откликнулся аватар. — Я не могу ее бросить. Сокка ничего не ответил, лишь бросил на друга благодарный взгляд, без слов говорящий, что он в нем не сомневался, но все равно безмолвно говорит «спасибо». Друзья уже собрались было направиться обратно в гостиную в надежде, что им удастся узнать что-нибудь еще о храме, но тут их окликнул человек, стоящий в другом конце коридора. Невысокий, худощавый мужчина лет пятидесяти выглядел откровенно замученным, рукава одежды были закатаны почти до локтей, повязка лекаря на лбу сбилась, и было видно покрытую испариной кожу. Устало придерживаясь за стену, он приблизился к ребятам и негромко начал: — Господа, мастер Катара...