«Белым снегом замело Хижину в горах, И тот, кто там живет, — Наверное, и он растает От грустных дум.» Мибу-но Тадаминэ
Они снова разделялись. По-своему неизбежное событие в условиях войны, переживаемое далеко не первый раз, но не делающееся от этого менее печальным. Полковник Линг вместе со своей армией и Орденом Белого Лотоса отправлялся дальше, завоевывать другие города. То, что им удалось отстоять Омашу, да еще в самом начале их пути, было великим достижением, оно внушало веру в победу и в самих себя, вот только... теперь все, включая Лорда Огня Азулу (было до сих пор непривычно произносить этот титул: в глазах Айро Азула по-прежнему оставалась принцессой) и Короля-Феникса Озая, знали, что они — не просто кучка повстанцев. В их рядах — сильнейшие маги, их армия велика, состоит из покорителей как земли, так и огня — разрушительное сочетание когда-то враждебных элементов — и они настроены серьезно. А это означало, что теперь они будут встречать жесткий отпор везде, куда бы не направились дальше, и им еще повезло, что сам Озай не заявился под стены Омашу во главе многотысячной армии. Айро не сомневался, что радостная встреча с любимым братом и не менее обожаемой племянницей не за горами: теперь, когда Омашу снова принадлежит царю Буми и является последним оплотом непокоренного царства земли, они вознамерятся уничтожить угрозу собственному царствованию. Но пока встреча любящей семьи еще не произошла, и им нужно было следовать дальше: освобождать города, захваченные огненной армией, и набирать оттуда новых повстанцев, оружие и военную технику, готовясь к главному сражению... Айро не знал, когда оно произойдет, но знал, что произойдет неизбежно, и неприятная дрожь бежала по телу от мысли, что там ему придется встретиться с братом и племянницей лицом к лицу. И дело было даже не в их силе. Дело было в том, сможет ли он, Айро, нанести последний удар — а нанести его будет необходимо. Айро не обманывал себя: если у Озая или Азулы будет шанс убить его или Зуко, они, несомненно, им воспользуются. И от этой мысли тоже делалось зябко и неприятно — потому что Зуко снова будет далеко, и рядом одни только духи знают, сколько времени, не будет благоразумного дядюшки, который сумеет прикрыть этому сорвиголове его вечно влипающую в неприятности спину. «Команда аватар» отправлялась искать Храм Четырех Стихий — место настолько древнее, что даже легенды о нем были утеряны. Линг, услышав об этом, мрачно усмехнулся: «Видимо, такие скучные вещи, как просчет продовольствия, оружия, разработка планов и прочая война им не по вкусу». Айро улыбнулся, вспоминая это: у Линга всегда было своеобразное, мрачноватое чувство юмора. Тогда он ответил другу, что дети и не должны участвовать во всем этом, и он только рад, что они еще лишние пару месяцев не узнают о таких вещах, как бесконечные наступления, отступления, атаки, обороны — обо всем том, что снова станет его бытом уже через несколько часов, когда армия полковника Линга во главе с ним самим выйдет из Омашу. Сейчас Айро, полковник Линг, Пиандао и Пакку собрались во дворе перед дворцом царя Буми, полностью готовые к отправлению. «Отставка продлилась недолго», — усмехнулся про себя Айро и задумчиво провел пальцами по гребню своего шлема. Он снова был в легких черно-красных доспехах, таких же, какие всегда использовал во время походов: не стесняющие (насколько это вообще возможно в доспехах) движений, но прикрывающие уязвимые места. Полузабытое, непривычное ощущение, которое, тем не менее, вспоминалось с пугающей скоростью. Когда-то после Ба Синг Се он надеялся, что ему больше никогда не придется стоять вот так возле комодоносорога и знать, что через пару минут он расстанется со своей семьей на очередные полгода, а то и год военных походов... «Все мы на что-то надеемся», — прозвучало в его голове голосом полковника Линга, и Айро хотел было усмехнуться этой мысли, но, услышав знакомые шаги, тут же передумал — и встретил своего племянника теплой и ободряющей полуулыбкой. Зуко на нее не ответил, оставшись серьезным, словно под гнетом тяжелых мыслей, но Айро это не смутило: Зуко редко отвечал улыбкой на улыбку, а его печальное настроение было вполне объяснимо — как бы Айро не бодрился, на душе у него все равно скребли кошки. — Похолодало, верно, племянник? — маг огня демонстративно выдохнул огоньком на ладони, словно они у него замерзли, и изобразил зябкую дрожь, чтобы тут же заботливо поинтересоваться: — Ты тепло одет? Насколько я помню, бизон Аанга летает довольно высоко. Будет очень неудобно, если твои друзья окажутся заперты в одной комнате с простуженным чихающим драконом, — Айро весело рассмеялся: когда Зуко простужался, то неизменно чихал огнем, да так, что на стенах оставались черные пятна и приходилось снимать занавески с окон, чтобы не устроить в комнате пожар. — Все в порядке, дядя... — Зуко смущенно взъерошил себе волосы. «Ну конечно, в порядке. Даже капюшон не надел», — проворчал про себя Айро. Он видел, что племяннику было явно неудобно: Зуко не привык проявлять чувства на людях, а провожающих и отбывающих было достаточное количество, но... Айро изумленно выдохнул, неожиданно оказавшись в порывистых объятиях опального принца. В стену над его плечом уперся шокированный взгляд расширившихся янтарных глаз, руки машинально легли на плечи. — Береги себя, — и тут же шок сменился искренней отеческой нежностью. Айро ласково похлопал племянника по спине и на несколько мгновений крепко, как когда-то в детстве, прижал его к себе, отдавая свое тепло и уверенность. — Все будет хорошо, — ласково и тихо, но твердо проговорил старик, крепко сжимая чужие плечи. Раньше, говоря эти слова перед походом, он присаживался перед ним на корточки, а теперь приходилось смотреть снизу, но взгляд не изменился ни на йоту, оставшись таким же теплым и безгранично любящим. — Особенно если ты тоже будешь осторожен. Просить Зуко об осторожности было делом безнадежным, и Айро об этом знал, но надежда на хотя бы незначительное повышение уровня благоразумия в крови его не оставляла. — Я всегда осторожен, — заявило это создание, неловко похлопав дядю по спине. Если бы кто-то решил создать иллюстрации различных выражений, то лицо Айро в эту секунду было бы иллюстрацией выражения «Да неужели?!». Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами: предельно серьезный против откровенно иронизирующего... и Айро сдался. — Похоже, твой старый добрый дядюшка совсем отстал от жизни, — он сокрушенно покачал головой и мечтательно вздохнул: — В мое время под осторожностью подразумевалась благоразумие, размышление наперед и ношение капюшонов, чтобы не отморозить ушки, но, видимо, молодежь подразумевает под этим привычку лезть в опасные места, никого не предупредив, с одними палашами за спиной. — Я вовсе так не делаю! — возмутился Зуко. — В тот раз со мной была Катара... — и словно тень пробежала по его бледному лицу. Айро мысленно щелкнул себя по носу, видя, что племянник вот-вот снова почувствует приступ сжигающего чувства вины. Нужно было спасать ситуацию. — Побереги себя, пожалуйста, — мягко повторил он, сжимая чужое плечо. — Если не ради меня, то ради нее. Она очень любит тебя, Зуко, — «и не обвиняет ни в чем», подсказывал мягкий голос. — Пожалуйста, будь осторожен. — Хорошо, дядя, — чуть беспомощно выдохнул юноша. Тень отступила перед слабой улыбкой, мелькнувшей на его губах. — Я постараюсь. Короткое, но крепкое объятие — привычное движение — и поводья сами легли в ладони. Помахав племяннику на прощание, Айро направил комодоносорога к выходу со двора. Выезжая, он заметил престранную картину: на мастере Пиандао, трогательно поджав ноги, висел Сокка... Пакку строго отчитывал Катару и давал ей какие-то напутствия о том, что нужно беречь поврежденные ноги, и даже плохо знающий мастера воды человек понял бы, что он просто волнуется... Зуко смотрел ему вслед, и от этого взгляда на душе делалось теплее и спокойнее... а Линг стоял чуть поодаль, сложив руки на груди и нетерпеливо постукивая пальцами по локтю. Один. Кольнуло сочувствием и тихой болью. Всегда тяжело видеть то, чего ты лишен. И пусть родственные узы связывали только двоих из здесь присутствующих — никому из всех остальных их отсутствие не помешало испытывать друг к другу теплые, искренние, родственные чувства. А Линг... Айро помнил его историю. Айро помнил ее даже слишком хорошо. Старик улыбнулся, поймав на себе взгляд друга, и весело махнул ему рукой: отправляемся! Линг запрыгнул в седло резким, чуть раздраженным движением, но Айро на миг почудилось облегчение, изменившее на секунду его лицо — а затем мужчина звонко свистнул сквозь нижнюю губу: — От долгих прощаний войны не выигрываются! Мы освобождаем город с угольными шахтами. Топливо для техники нам не помешает.***
Зэн закашлялся от угольной пыли и раздраженно вытер лицо ладонью, отчего щеки сделались еще более грязными, чем были, и тихонько пополз дальше, прячась за высокими нагромождениями пустых ящиков. В лавку привезли рыбы, и если повезет, он сможет что-нибудь украсть, нужно только быть проворным и ловким... и не чихать от пыли. Слава духам, что сейчас наступила зима, и пыль не так достает, как летом, когда от нее не продохнуть, а утренний туман кажется густым, липким и черным. Теперь всего-то снег какой-то серый, но серая снеговая статуя — тоже статуя, какой бы не была. Зэн любил зиму за то, что зимой даже он, сирота, бродяжка, может заниматься тем же, чем все остальные дети: строить снеговиков, кататься с горок, а в снежки он всегда играл лучше всяких там домашних мальчиков. Еще бы, живя на улице тебе нужно быть ловким, тихим и быстрым, как кошка, иначе несдобровать! А Зэн жил на улице уже очень давно. По крайней мере, ему так казалось, ведь два года без родителей для восьмилетнего мальчика — это очень и очень долго... чертовы огнеплюи! Это все они виноваты. Отца убили, когда брали город, мама слегла... денег не было даже на еду, какие там лекарства... иногда соседи приносили настои, но от них маме чаще становилось хуже... после похорон Зэн кричал на них и обвинял в маминой смерти, и за это его вышвырнули на улицу, обозвав неблагодарным щенком. Первая неделя голода быстро выбила из головы страх перед кражей, и вот теперь это для него привычное дело. Не украдешь — не поешь, а зимой, как бы Зэн ее не любил, голод равняется смерти, поэтому... — А ну проваливай отсюда! — резкий голос хлестнул его так же сильно, как метла по спине. — На рыбу он облизывается! Проваливай, говорю! Вот тварь! Ему что, одной рыбки жалко?! Будто Зэн весь его магазин разграбить решил... Зэн выпрямился, не обращая внимания на боль в спине, скорчил продавцу ужасную рожу и пнул нагромождение из ящиков, едва успев отпрыгнуть в сторону, чтобы его самого не завалило. Продавец ругался и даже, кажется, запустил в него камнем, но Зэн уже был далеко: легкий, как тень, он проворно взобрался вверх по забору, прыгнул, подтянулся — и оказался на крыше. Отлично! Зэн с ехидной ухмылкой помахал оттуда разгневанному мужику: получил, жирдяй?! «Рыбку он пожалел, подумаешь... да не нужна мне твоя рыба, она воняет, и вообще, ее от моря духи знают, сколько времени, везли. Я бы ее все равно кошкам отдал. Тьфу!» — Зэн собрал во рту слюну и плюнул прямо на блестящую лысину продавцу — и полез выше по покатой крыше, чтобы до него не достали камнем. Металл холодил руки, мальчик зябко вздрагивал под своей оборванной одеждой, но все равно смотрел вокруг с живым любопытством. У него с утра было странное предчувствие... будто сегодня что-то произойдет. Что-то такое витало в воздухе, тревожное, как вибрирующие струны музыкального инструмента. Но что он никак не мог понять. Вроде все было так же, как обычно... Кроме потасовки на Восточной площади. Но нет, не просто потасовки, какие вспыхивают на улицах ежедневно... это было настоящее сражение! В доспехах, со вспышками пламени и криками, и там использовали магию земли! Зэн радостно вскрикнул во весь голос: город пытаются освободить! Неважно, кто, свои ли, чужие, главное, что они пытаются изгнать отсюда огненную заразу! Быстрей, быстрей, нужно туда, помочь им, хотя бы все увидеть своими глазами! Быстрый, как молния, Зэн прыгнул на другую крышу, побежал, обжигая ноги в дырявых ботинках холодом, прыгнул на третью, четвертую, бежал все быстрее и быстрее, на приближающийся шум и победные крики, как вдруг — не допрыгнул. Под ногами оказалась пустота, еще более холодная, чем металл крыш, и паренек с воплем грохнулся наземь. «Кох! — Зэн в одно мгновение оказался на ногах и затравленно огляделся сверкающими глазами дикого кота. В самой гуще битвы! — восторженно полыхнуло в груди. Настоящее сражение, как в легендах, магия, вспышки пламени... — Почему огненный маг сражается с таким же огненным? — удивился мальчишка. — Разве они не должны...» Он не успел додумать мысль: кто-то замахнулся на него пылающим мечом, и Зэну пришлось кувырнуться прямо у него между ног, сбегая от расправы. «Чем я им опять не угодил, я же просто смотрю, даже не краду ничего!» — Аааай! — мальчишка отпрянул от пламени в чьих-то руках, чтобы тут же натолкнуться на чье-то широкое плечо, по крепости напоминающее камень, и получить кулаком по голове. — За что?! — испуганный болью, он пихнул солдата в ответ кулаками в живот, хотел было бежать, но тут же жестко запретил себе: нельзя! Нужно помочь! Вот только кому помогать?.. Все смешалось, огненные сражались с огненными, все было так непонятно, много, зло, ему казалось, что весь город превратился в громадное поле битвы, было жарко, земля то и дело сильно вздрагивала под ногами, летали камни... так было, когда город завоевывали? Зэн не помнил, в те дни мама прятала его в подвале, и он там сутками ел варенье, думая, что война — это очень даже хорошо, но теперь он видел ее по-настоящему: раскаленную, шумную, полную криков, злобы и боли, когда ты можешь умереть в любую секунду и ничегошеньки не понимаешь кроме того, что нужно помочь, нужно что-то сделать, кого-то ударить, кого-то спасти... Вот только твоим планам мешает чей-то меч, несущийся прямо в твою голову. Казалось, время замерзло, застыло в толстом серебряно-синем льду. Зэн ничего не видел, только сверкающий меч, медленно-медленно, с издевкой, направляющийся к нему. Ему показалось, что он уже чувствует холодок на своем горле, куда метил неизвестный, как вдруг... Когда-то давно мама рассказывала ему истории. Она не любила историй о прошлом: говорила, что в прошлом, как и в настоящем, была одна только война, и ничего больше. Поэтому она рассказывала о духах. И ее любимой историей была история о духе зимы, который появлялся в человеческих городах вместе с первым колючим снегом... Зэн не успел ничего понять. Только ярко сверкнул на солнце чужой меч, быстрый и легкий, будто шелковая лента, только от прикосновения этой ленты брызнула кровь — и тот, кто пытался убить его, рухнул на землю, а вместо него перед Зэном стоял высокий мужчина в черных доспехах с черными волосами, выбившимися из пучка. Седина в них блестела так же ярко, как меч в его руках, и с клинка постепенно стекала кровь. Мама рассказывала, что у духа зимы огромный сверкающий меч и глаза цвета зимней ночи. От него всегда веет холодом, и потому никто не хочет оставаться с ним рядом. Он всегда одет в черное, и волосы у него тоже черные, как тьма, верная подруга зимы. Его считают злым и жестоким, но на самом деле он грустит оттого, что никто не хочет быть с ним рядом... «Он спас меня... — потрясенно подумал Зэн, ни на миг не отрывая от мужчины восхищенного взгляда. — Он убил ради меня человека. Вот этим мечом. Он спас меня. Спас...» Он хотел было сказать ему «Спасибо!», даже кинулся к нему, схватил за рукав, но мечник тут же грубо вырвал у него руку и подхватил на локтевой сгиб. Зэн немедленно вцепился обеими руками в его одежду. Мечник был очень горячим, от него приятно пахло живым телом, потом и движением, горячим металлом и немного — кровью. И почему-то Зэну почудился запах снега, особенный запах, который чувствуешь, когда делаешь первый вдох, выходя из дома под первый в этом году снегопад. Мальчик крепко прижался к мужчине, обхватив его обеими руками за шею. Отсюда, с высоты его роста, под защитой его меча, смотреть вокруг было совсем не страшно. Одной рукой мечник крепко прижимал ребенка к себе, а другая беспрестанно двигалась: сверкал меч, быстрый настолько, что воздух кричал жалобным свистом от каждого его движения, и вокруг падали враги, беспомощные перед его мастерством. Зэн восторженно вскрикнул, когда его спаситель проткнул мечом очередного врага: — Да! Так его! Вы круто деретесь! — в хмурое лицо заглянули загоревшиеся глазенки. — А как этот прием называется? — страх ушел, и на смену ему пришло лихорадочное любопытство. — А вы обеими руками сражаться можете? А как ваш меч называется, у каждого меча должно быть имя, да? А почему... — Сиди здесь! — паренька запихнули в какой-то закуток между домами. — И не высовывайся! И пропал в толпе. Зэн в то же мгновение почувствовал себя брошенным и одиноким. По коже пополз неприятный, цепенящий и душу, и тело холодок. Он снова был один, и его снова мог убить кто угодно, ведь рядом не было этого человека... «Я должен его увидеть! «Сиди здесь», ага, сейчас, разбежался! Вокруг такое творится... — это мальчик думал, уже ловко взбираясь на крышу. — ...а я здесь сиди, ни за что!» Чтобы его не заметили и не запустили огнем или камнем, Зэн прижался всем телом к поверхности крыши и жадно взглянул вниз, ища взглядом знакомую темноволосую фигуру с мечом. Вокруг сверкал огонь и летали камни, но Зэн его нашел: стремительный, как зимний порывистый ветер, он сражался в самой гуще, уверенно нанося смертельные удары. Зэн восхищенно присвистнул: вот это да! Никогда такого не видел! Быстрый, отточенный и... смертоносный! Во! Именно так! Смертоносный... «Точно! — радостно подумал мальчишка. — Так и должен называться его меч! Вот кончится битва, и я ему скажу...» — все его тело мелко дрожало от желания кинуться к нему с этой радостной новостью прямо сейчас, но Зэн не хотел, чтобы мечник снова подвергал себя опасности из-за него. «Нужно дождаться, когда это все закончится...» — Давай! — взвизгнул мальчишка, когда мечник наносил очередной удар, и всем телом подпрыгнул от нетерпения. — Давай! Справа! Ой, уже слева! Быстрее! Аааа, его сейчас ранят! — Зэн принялся лихорадочно шарить кругом в поисках камня или чего-то еще, чем можно было бы запустить во врага. Теперь он не сомневался: те, против кого сражается его спаситель — это враги. — Ура! Ты молодец! Давай, так их! Мечник поднял голову и изумленно взглянул на паренька — а в ответ Зэн показал ему два больших пальца и улыбнулся от уха до уха. Лицо мечника сделалось еще более изумленным, но сказать он ничего не успел — нужно было продолжать сражаться. Зэн отчаянно болел за своего спасителя до самого конца битвы, и под конец был измотан почти настолько же, насколько сражающиеся внизу солдаты. Когда все затихло, мальчик осторожно спустился вниз, настороженно оглядываясь по сторонам. Как бы он не восхищался своим спасителем, но люди с оружием никогда и никому не приносили ничего хорошего. Вдруг они будут еще хуже, чем огненные солдаты несколько лет назад? Тихий и осторожный, словно мышка, Зэн крался по площади, аккуратно обходя окровавленные трупы и бесчувственные тела. От тяжелого запаха крови в воздухе начало мутить, но мальчик старался не обращать на это внимание. «Нужно узнать, что это за люди, и что им нужно», — думал он, сосредоточенно покусывая губы. Идеальным вариантом было бы найти того мечника, но он куда-то запропастился... — Извините, дяденька! — при желании Зэн умел делать чертовски милые глазки. Солдат, которого он поймал за руку, мгновенно расплылся в улыбке, глядя в его светящуюся умильную мордашку. — Извините! А что вам здесь нужно? — Зэн старался сделать голос потоньше: взрослые это любят. — Вы хотите сделать нам что-то плохое? — Нет, малыш, — тепло улыбнулся мужчина, потрепав его по голове грязной рукой. — Хорошее. Мы вас освободили. Понимаешь? Теперь у вас все будет хорошо. Вы определите градоначальника, наши ребята останутся здесь... ну, часть из них. Чтобы помочь восстановить разрушенное. Ты это, беги во-он туда, хорошо? — он показал рукой куда-то вправо. — Там полковник Линг велел котел поставить, еду раздавать будут солдатам, ну, и вашим, если кому надо. Ты вон какой тощий, наверняка жрать хочешь... Еда! Зэн забыл обо всем на свете, едва услышав заветное слово. Еду! Даром! Всем! Да их еще и освободили! Что вообще может быть лучше?! Он так и знал, так и знал, друзья этого человека не могут им сделать ничего плохого! Ура! Мальчик со всех ног бросился по улицам.***
Как это часто бывало, люди из совсем недавно отбитого города не спешили выходить из своих домов и с огромным подозрением глядели на новых солдат, пришедших на многострадальные улицы. Однако, стоило Лингу и его людям устроить раздачу еды или теплых вещей, подозрение мгновенно исчезало. Вот и сейчас бывший полковник негромко переговаривался с Пиандао и Айро и краем глаза следил, всем ли хватает припасов. Но эдакая «рутина» была разрушена невысоким, тощим, растрепанным мальчишкой, который буквально врезался в него, обнимая цепкими ручонками. — Извините! Вы меня спасли. Спасибо! — зеленые глазенки сияли. — А еще вы круто сражаетесь! — Эм... — мужчина, неловко улыбнувшись, с легким удивлением взглянул на мальца: ну надо же, нашел его. — Спасибо... В последний раз Линг общался с детьми примерно тогда, когда его младший брат Яо ходил под стол пешком, и сейчас чувствовал себя крайне неловко. — И я вашему имя придумал! Смертоносный. Круто, правда? — Да... круто, — неловко похлопав ребенка по плечу, Линг немного криво улыбнулся. — Ты получил еду? Теперь ты можешь идти к своей матери. И больше не суйся туда, где убивают. Мальчик нахмурился и выпустил его из цепких объятий. Улыбка его сделалась тусклее, хотя на полковника он все еще смотрел с явным восторгом. — У меня нет матери. А вы нас убивать не будете, так ведь? — он снова слабо улыбнулся. На мгновение взгляд полковника сделался еще мрачнее, чем это бывало обычно. Он уже привык к тому, что совсем маленькие дети остаются без родителей, практически на улице, но не в этом ли был ужас ситуации? Привыкнуть к такому. — Сожалею, — коротко ответил мужчина и машинально пробежался подрагивающими пальцами по волосам, как часто делал в минуты волнения. Он смотрел в чистые детские глаза напротив и понимал, что в голове звеняще-пусто. Ну вот что еще на это сказать? Он никогда не умел успокаивать, да и паренек не особо нуждался в утешении: улыбается... ладно. — Нет, не будем. Ваш город теперь свободен. Зэн широко улыбнулся, но этого Линг уже не увидел: он развернулся и ушел на чей-то оклик: то, что бой закончен, не означало, что его работа тоже. Между лопаток даже сквозь металл доспехов кололо внимательным детским взглядом. Мама рассказывала, что дух груб и молчалив. Он не любит людей, потому что люди сами не любят его: они прячутся от него в домах, закрывают ставни, когда он стучится к ним, и прячут лица в воротниках и шарфах. Поэтому даже если кто-то и захочет поговорить — дух едва ли захочет ему отвечать. Линг допил остатки бульона на дне миски с лапшой и поднялся со ступенек дома, на которых только что сидел. После того, как котлы полностью опустели, и все желающие были накормлены, он позволил себе насытиться самому: быстро запихнул в себя горячую лапшу, выпил большую кружку молока и теперь, вновь взбодрившись, направлялся к своим: нужно было выслушать отчеты от начальников подразделений армии и решить, нужно ли организовывать госпиталь, или сегодня обошлось малой кровью. Взгляд его привычно и цепко скользил по окрестностям, отмечая расположение домов и прикидывая, где им расположиться на ночь, но глаза, глубокие тени под ними и морщины вокруг выдавали усталость. Хроническую, накопившуюся, привычную так же, как тяжесть доспехов на плечах. «Нет, спать нельзя, — Линг встряхнул головой. — Хорош командир, спящий посреди дня. Весь авторитет растеряю... что за?!» Прямо перед его лицом повисло другое лицо: перевернутая детская мордашка. — Здрасьте! — свисающий с дерева мальчуган широко улыбнулся и помахал ему рукой, выронив несколько яблок. — А я вам яблоки принес! Линг изумленно замер, совершенно не зная, как реагировать. Яблоки. Ему. Яблоки. Вот они, у пацана в руках. Красно-зеленые, поблескивают на солнце. Наверное, из кладовки, сейчас яблоки давно уже не растут... — Ты их своровал, что ли? — нахмурился полковник. — Ты же говорил, что сирота. И тут же мысленно чертыхнулся: у него что, не может быть бабушки, дедушки, тети, дяди? Мало ли родственников! Однако пацан беззаботно пожал плечами. — Ну, своровал, и что? — и с улыбкой протянул ему яблоки. — Будете? Сладкие. — Воровать плохо, — сильнее нахмурился Линг. Яблоки манили сладким, головокружительным запахом, но мужчина сложил руки на груди и попытался вспомнить, как на него обычно смотрел учитель в школе, чтобы ему делалось стыдно. Что-то ему подсказывало, что не получается. — Если воровать не буду — буду голодать, — спокойно откликнулся мальчик. — А я жить хочу. Вздохнув, полковник помог мальчику слезть с дерева. — Ты можешь попросить еды, когда тебе захочется, вон там, — Линг указал рукой на пункт выдачи съестных запасов, и что-то приятно и непривычно кольнуло внутри, когда на лице мальчика вспыхнула уже знакомая ему радостная улыбка. Однако мужчина строго нахмурился: — Попросить, а не украсть. — Лады, — широко улыбнулся Зэн и с самым что ни на есть непринужденным видом взял Линга за руку и зашагал с ним в ногу. — А когда вы уедете, что делать? Кстати, а когда вы уедете? И куда? В столицу страны огня, да? — глаза мальчика восторженно загорелись. Линг настороженно замер. Нет, это, конечно, очень мило и все такое... объятия, яблоки, хождение за ручку... но Линг прекрасно помнил одного своего знакомого по службе, которого, кстати, считал жестоким и гнусным человеком: он использовал в качестве разведчиков и переносчиков информации детей и карликов из цирков, на них похожих. Милые, наивные, защищенные от нападений кажущийся беззащитностью, они приносили бесценную информацию. И одним из приемов было повиснуть на ком-то и втереться в доверие. Конечно, вряд ли Зэн был разведчиком... но что-то в этом мальце его все-таки нервировало, порождало неприятную дрожь где-то в животе, теплую и тревожную. Непривычную. Полузабытую. — Нет, — резко ответил Линг и вырвал руку из теплых мальчишеских пальцев. Шагая по улице, он снова чувствовал у себя между лопатками льдинку чужого взгляда и старался убедить себя, что ему не стыдно и не хочется обернуться. Дух подолгу блуждает по холмам, и полы его тяжелого плаща оставляют за собой высокие сугробы. Дух тренируется с мечом, и свист клинка порождает свист вьюги, и волчьи стаи вторят ему пронзительным воем. Дух похож на волков, недаром волки — его любимые животные, символ зимней ночи. Волки похожи на него самого: огонь притягивает их, но в то же время вселяет страх, и тяжело подойти к нему на дрожащих от страха и желания лапах. Айро, как и Лингу, особо не доводилось сидеть на месте. Он помогал другу устанавливать пункты раздачи еды и одежды, затем — мини-госпиталь (к счастью, пострадавших было совсем мало, и госпиталь обещал вскоре превратиться в дом отдыха, пока Линг не прознает об этом и не разозлится на разгильдяев), пункт приема добровольцев (их поток был не так силен, как в Омашу, но все же был), и только сейчас, впервые за почти десяток часов, присел за стол в своей палатке и погрузился в медитацию при помощи чайного набора: это всегда спасало его и помогало систематизировать мысли. У него было время на чай и короткий отдых, потом нужно будет пойти к градоначальнику и поговорить о военной технике и угле, который этот город поставлял в Ба Синг Се. В идеале результатом разговора должно было стать следующее: он снабдит их запасами топлива, отдаст технику и пообещает отправлять часть угля, поставляемого в Ба Синг Се, в Омашу (именно часть, чтобы не выдать себя пропажей поставок: чем дольше Озай не знает ничего о передвижениях и успехах врага, тем лучше), и это будет означать своеобразную перевербовку в ряды сторонников полковника Линга. Конечно, глупо будет думать, что градоначальник останется безгранично преданным: рядом с ним придется оставить надежного человека, который будет потихоньку наблюдать за ним. Кого бы выбрать... Айро задумчиво отпил чаю и взял в руки список людей Линга. Имена мелькали перед глазами, а перед внутренним взором проходили лица и краткий перечень внутренних качеств. Пожалуй, подойдет этот: тихий, неприметный человек, наблюдательный и жесткий, и, что самое главное, безгранично преданный... — Доброго дня, — полковник вошел без стука и рухнул на пол напротив Айро. ...Лингу. — Здравствуй, друг мой, — легко улыбнулся Айро. — Извини, молока у меня нет. Удовольствуешься просто чаем? — Спасибо, — мужчина слабо улыбнулся и глубоко вдохнул в себя поднимающийся над чашкой ароматный пар... а в следующее мгновение резко подался вперед и прошипел в ухо своему товарищу: — У нас шпион. Бровь Айро медленно поползла вверх. — Не сочти, что я сомневаюсь в твоей проницательности, но... кто? — удивленно поинтересовался он. Нахмурившись, Линг буквально прошипел: — Ребенок... этот мелкий пацан, который около меня весь день ошивается. Я сначала не понял, зачем я ему нужен, а потом... Ронгжон, я помню, как он это делал! Дети юркие и незаметные, они могли что-то подслушать и доложить ему. А теперь этот мальчишка... — Ох, Линг... — Айро с облегчением потер переносицу и с легкой укоризной взглянул на своего соратника. — Ты не думал, что ты ему просто понравился? — Я? — Линг даже губы скривил от удивления. — За какие заслуги? — Хотя бы за то, что спас его, — Айро с улыбкой пожал плечами, но лицо Линга не изменилось, оставшись таким же недоуменным. «О, Агни.» — Видимо, для тебя это не достижение. Весьма благородно, друг мой, но... ты обратил внимание на его одежду? Мальчик явно недоедает, ходит в одежде, которую стыдно таковой назвать. Я слышал, как он сказал тебе, что сирота. И тут появляется человек, который спасает его. Восхищает своими навыками — я знаю очень мало мечников, не уступающих тебе в мастерстве. Стоит во главе армии, которая спасла его город. Наконец, просто кормит его... если он и следит за тобой, друг мой, то исключительно восторженными глазами, — рассмеявшись, Айро сделал глоток из чашки. — Что? — на Айро воззрились растерянные темные глаза, а затем мужчина с тяжелым вздохом провел рукой по лицу. — Что ж... это меняет дело. «Пламенное ура! Не могу поверить, — в глазах Айро зажглась радость. — Он много лет никого не подпускал к себе, кроме меня. Неужели лед тро...» — В худшую сторону! Как мне от него отделаться?! Он постоянно путается рядом, мешается... его нужно куда-то деть, — категорично закончил бывший полковник. «Размечтался», — мрачно вздохнул про себя Айро. — Насколько я успел заметить, он держится поодаль и только наблюдает или задает вопросы. Не слишком обременительное общество, — сказал он вслух, слегка улыбаясь, но тут же посерьезнел: — Почему ты хочешь избавиться от него? Ты же понимаешь, это очень заденет мальчика. Ты, возможно, первый, кто был к нему добр за столь долгое время... — Я знаю, — голос бывшего полковника прозвучал раздраженно и резко, но затем с его губ сорвался тяжелый вздох, упавший на пол между ними, словно камень. — Я все это знаю. А еще я знаю, что случается потом. Я подпускаю человека к себе, привязываюсь — а затем он умирает. Как это было с Фай Лин... — произносить ее имя было тяжело, губы словно немели и отказывались слушаться. — С Яо, со всеми остальными. Ты можешь считать меня параноиком, но... я не хочу, чтобы это снова случилось. Айро молчал несколько долгих секунд. Он смотрел на Линга взглядом понимающей печали, но мужчина не видел этого, сосредоточенно пытаясь проделать глазами дырку в стене палатки, пока Айро не позволил себе легкое касание к его плечу. — Я понимаю тебя, — негромко проговорил он. — Каждый раз, когда я лишался кого-то, кого люблю, я чувствовал то же самое. Когда погибла моя мать, я каждый день со страхом смотрел на отца и думал, что он — следующая цель. Когда погиб Лу Тен... — Айро неглубоко вздохнул. — Я боялся привязываться к Зуко, потому что знал... точнее, думал тогда, что он вырастет, пойдет в армию, и, возможно, уже сам Озай пойдет на Ба Синг Се, и... — Айро слегка встряхнул головой. — Но и после смерти мамы, и после смерти Лу Тена, я понимал, что хочу проводить как можно больше времени с теми, кто мне дорог. Возможно, духи заберут их или меня уже завтра. Возможно, я погибну через два часа, но у меня будут воспоминания о времени, которое мы провели вместе: улыбки, разговоры, прогулки, сотни крошечных мелочей. И это... — легкая улыбка тронула его губы. — Согревает. «А у меня не будет ничего», — отозвалось в сознании Линга. Ни улыбок, ни разговоров, ни прогулок, ничего из всей этой так остро необходимой, оказывается, чепухи. — Что ж... — медленно выныривая из своих мыслей, отозвался он. — Возможно... возможно, ты прав. Нет, конечно, я не стану привязываться! — тут же торопливо добавил мужчина, заметив понимающую улыбку на лице собеседника. — Это просто неразумно, ну сам подумай. Мы все равно покинем этот город, и от этого не будет никакого толку... но я не стану его прогонять. Думаю, быть грубым с ним будет... несправедливо. Айро тепло улыбнулся и ободряюще похлопал друга по плечу. — Для начала уже неплохо. Ну что ж... — старик решительно поднялся на ноги. — Пойдем к градоначальнику. Подстрахуешь меня, если я окажусь с ним заочно знаком, — он слегка поморщился: былые подвиги порой дотягивались до него даже сквозь время, один раз уже пришлось отбиваться, а потом объясняться с мужчиной, у которого погиб брат во время шестисотдневной осады. — Конечно, — кивнул Линг, и они вдвоем вышли из палатки. Иногда дух думает о том, что у каждого человека обязан быть друг. В такие ночи он ходит по деревням и стучится в окна, но люди лишь крепче закрывают их и заворачиваются в плед, не желая даже слышать потустороннего голоса — и тогда дух злится и устраивает такой буран, чтобы точно до них докричаться. Переговоры оказались более, чем продуктивными. Линг не знал, что в них сыграло главную роль: страх ли от мощи его армии, благодарность ли за помощь горожанам, обаяние ли Айро — не знал и не хотел знать, главное, что все получилось, и они обеспечены неплохим запасом топлива и военной техники. Через пару дней, когда его солдаты освоятся с техникой, можно будет двигаться дальше. Они с Айро уже приближались к лагерю, как вдруг полковник услышал сделавшийся очень знакомым за этот день звонкий голос, звучащий непривычно зло и яростно: — Отдай! Это мне дали! — Еще чего! К главному подлизался, вот тебе и дают. Делиться надо! — Ай! А ну отдай, сволочь, это мое! — и звуки детской потасовки, которая, Линг знал это, потому что видел не единожды, может быть не по-детски жестокой. Не слыша собственных шагов, Линг кинулся вперед. Зэна окружили трое детей постарше, лет двенадцати-тринадцати — уличные коты, оборванные и тощие, но закаленные в драках. У одного из них в руках был заточенный камень. И сам Зэн среди них... Агни, какой же он тощий, с изумлением подумал Линг. Тощий, но смелый и злой, как бродячий щенок: защищается отчаянно, прижимая к груди большой кусок вяленого мяса, и отчего-то больно и жутко видеть лицо, которое весь день сегодня украшала улыбка, со злобным оскалом на губах и страхом в зеленом взгляде. Еще и рубаху порвали, а ее действительно стыдно одеждой назвать... Линг с изумлением почувствовал, как сама собой дернулась, легла на рукоять меча рука, но тут же остановил себя. На детей меч поднимать? Чем он тогда будет лучше солдата, убитого им сегодня? Но что же тогда делать... Линг не нашел ничего лучше, кроме как попросту схватить двух пацанов за уши и больно потянуть наверх, отрывая их от земли. — Брысь, — спокойно и даже ласково проговорил он. — Считаю до трех. Раз... Считать дальше уже не пришлось. Линг проводил «детишек» мрачным взглядом и нервно провел пальцами по вискам. Знал он таких детишек. Если Зэн останется один — уже на следующий день изобьют, а то и что-то похуже... По-прежнему ощущая назойливую неловкость, Линг присел перед мальцом на корточки. Зэн тер кулаком глаз, делая вид, что не плачет. На бледной коже уже набухали синяки, а от вида его ног у Линга все внутри покрылось колючей корочкой: еще немного, и обморожения не избежать. — Зэн... — он впервые за день назвал его по имени. — Ты в порядке? — Ничего, переживу, — заложенным голосом пробормотал мальчик и гордо вздернул подбородок, не желая пасовать перед своим полковником. — Я и с теми, кто постарше дрался, и ничего! — Ну прямо герой, — криво усмехнулся Линг. Он хотел было встать, но вдруг поймал взгляд, каким мальчонка смотрел на свою одежду, разорванную на плече. Пытается собрать пальцами, но понимает, что одежде пришел конец: или швы разойдутся окончательно, и у него будет две тряпки в руках вместо рубашки, или упадет наземь от первого же быстрого движения. Однако мальчик упрямо молчал. Герой, снова усмехнулся полковник, но уже про себя — и также молча накинул Зэну на плечи свой плащ. Пацан в нем, конечно, сразу же утонул, но зажегшиеся восторгом глаза и вспыхнувшая лучом на лице улыбка стоили неприятного, покалывающего морозца, пробежавшего по позвоночнику. — Это мне? — Зэн изумленно вскинул на него глаза. — Тебе. — Правда-правда? — глаза его, казалось, не могли сделаться еще больше, но они сделались. — Правда-правда, — тяжело было удержать улыбку, пробежавшую по губам, словно вороватая белка, на этих словах, но Линг особо и не старался. — Но он же дорогущий! Смотрите, тут подкладка шелковая! — Я видел, — хмыкнул Линг. — И не шелковая, а хлопковая. — А я думал, богатые только шелк носят... — удивленно протянул Зэн, бойко шагая рядом с полковником и стараясь примерить шаг своих коротких ног к его шагам, которые сделались значительно уже, чем обычно. — А хлопок из чего делается? Это было очень, очень непривычное чувство. Шагать рядом с ребенком, слушать вопросы, которых у Зэна, кажется, был бесконечный запас, и, ради теплых объятий Агни, смущаться оттого, что не знаешь, из чего делают чертов хлопок. Очень, очень непривычное чувство. — Я спрошу, — смущенно кашлянул Линг. — У меня вроде был портной в армии, он должен знать... — А сколько у вас людей? — оживленно спросил тот, кого он пару часов назад считал за шпиона. — А они все маги, или не маги тоже есть? А правда, что огненные маги только острое едят? А почему? А правда, что у самых сильных язык раздвоенный, как саламандра? А правда... — ...это новый прием? — с горящими глазами спросил худенький желтоглазый мальчик с высоким и пышным хвостом на голове, глядя, как тренируется Айро. — А он сложный? — Не очень, — улыбнулся генерал. — Основная сложность в контроле над дыханием, но если ты обладаешь должным уровнем подготовки, это не будет для тебя проблемой. — А я обладаю? — с надеждой спросил маленький принц. Врать — это плохо. Но еще хуже — видеть, как гаснут загоревшиеся было светлые глаза. — В будущем — обязательно будешь, — тепло улыбнулся Айро, потрепав племянника по голове. — А ты им много врагов убил? А почему тренируешься, если уже умеешь? А почему... а что... а где... В настоящем Айро, наблюдавший за ними все это время, тихо-тихо рассмеялся и взглянул вслед двум удаляющимся фигурам, облитым ласковой алой краской заката. На какое-то мгновение ему почудилось, что вокруг — не город из царства земли, а пышный, цветущий сад, окружающий королевский дворец, а маленькую фигурку венчает пышный, красивый хвост, и он размахивает двумя палками, представляя, что это палаши. — Похоже, вечернюю проверку дозорных придется делать самостоятельно, — вслух проговорил Айро с веселой улыбкой. Он ни чуточки об этом не сожалел. Но если в ком-то будет достаточно тепла, чтобы не испугаться зимнего духа, если кого-то не смутят грубость, колкость и молчаливость — тому зимний дух станет верным и преданным другом.