«Из мрака вновь На дорогу мрака вступаю В блужданьях по миру. Просияй же мне издалёка, Луна над горною кручей.» Идзуми Сикибу
С трудом, но команда всё-таки оторвалась от своих преследователей. Каждый раз, когда Аанг был вынужден подгонять Аппу, что-то внутри у него словно разрывалось и кровоточило, причиняя боль. Духи, лучше бы он один улетал от отряда Чи Дан, ему одному было больно, но не Аппе, не этому добродушному и беспомощному созданию! Он и так слишком много страдает из-за него, из-за своего хозяина, который должен, по идее, его оберегать... — Сокка, скажи, что они отстали от нас! — крикнул Аанг сквозь свист ветра, не поворачивая головы. Пока Аанг следил за дорогой, Суюки наблюдала за состоянием Аппы, пытаясь успокоить ревущего от боли бизона, Катара лечила ногу Тоф, а Сокка и Зуко следили за их преследователями. Несколько раз Зуко пришлось «отстреливаться» от своей сестры: она взлетела на уровень полёта Аппы на своём синем огне, но продержаться могла каждый раз недолго. Ах, была бы у Аанга магия воздуха, он показал бы ей, как обижать его любимца! — Почти, Аанг! — ободряюще крикнул Сокка. — Пролетим ещё немного и можем приземляться! Твой бизон — настоящий герой! — Я знаю... — тихо, так, что Сокка не услышал, прошептал Аанг. — Я знаю. Давай, малыш, еще немного... — подстёгивая Аппу, мальчик то и дело гладил его по голове между рогов, пытаясь хоть так смягчить его боль. Бизон болезненно взревел, но сделал ещё несколько взмахов ранеными лапами — и пошёл на снижение. Внизу, в одеяле густого соснового леса, виднелась небольшая прореха уютной поляны. Аппа приземлился с болезненным рычанием и бессильно распластался на земле, вывалив наружу огромный сухой, обложенный язык. «Он болен... ему плохо», — с такой болью, словно это в него попали стрелами, подумал Аанг и беспомощно обернулся к Катаре. Лицо его, с большими испуганными глазами и болезненно заострившимися чертами без слов говорило: «Пожалуйста, скажи, что ты можешь его вылечить!». Такая же бледная и взволнованная Катара ободряюще погладила его по щеке, постаравшись выдавить из себя ободряющую полуулыбку, и поспешила к лапам Аппы. Друзья окружили её со всех сторон, всем было больно смотреть на их друга (именно друга, не средство передвижения, а настоящего, искреннего друга, который столько раз спасал их и веселил!) в таком состоянии. Рваные раны, оставшиеся от стрел (Аанг с глухим стоном боли закрыл лицо рукой, проклиная себя за неаккуратность), кровоточили, шерсть вокруг них свалялась багровыми косицами... Катара содрогнулась всем телом, сдерживая слёзы жалости и ужаса, и с длинным, глубоким вдохом вытянула из бурдюка сияющую во мгле приближающейся ночи струю. Несколько секунд Аанг, не отрываясь, смотрел, как девушка пытается залечить его любимца. Прогресс шёл медленно и неохотно: Катара привыкла лечить людей, и лечение бизона продвигалось значительно медленнее, чем хотелось бы. Аангу казалось, что оно вовсе стоит на месте. Не в силах больше смотреть на это, мальчик шёпотом окликнул своих друзей: — Не мешайте ей. Сокка, Суюки, разбейте лагерь. Тоф, отгороди его, нам нужна защита. Я пойду, поищу воды, — в руках у аватара оказался походный котелок, и он ободряюще улыбнулся ребятам: блеснули в сгущающейся темноте белые зубы. — Будем готовить ужин. Зуко, проводи меня, будешь освещать дорогу. Удачи, Катара! Девушка, полностью сосредоточенная на лечении, не ответила. Аанг и Зуко пошли вглубь леса, уже привычно ища какие-нибудь водоёмы. Оба молчали, даже не смотрели один на другого, просто шли через лес, стараясь держаться поближе друг к другу. Молчаливое присутствие принца огня рядом успокаивало Аанга, хотя он и чувствовал, что Зуко далёк от умиротворения и твёрдой уверенности в том, что всё будет хорошо, но его молчаливая поддержка была лучше, чем если бы рядом была Катара или Сокка: они бы начали вытаскивать его на разговор, не понимая, что Аангу нужно просто переварить всё в себе. Так же ободряюще молчать умела разве что только Тоф, и Аанг был очень благодарен ей за это. В уже разбитый лагерь мальчик вернулся с улыбкой на губах и готовностью подбодрить своих друзей в сердце. Приближаясь к воздвигнутой Тоф стене, мальчик мимолетно взглянул на Зуко и негромко шепнул ему: «Спасибо». Юноша ответил ему взглядом искреннего недоумения: что я такого сделал? — но этого Аанг уже не увидел. Часть стены вошла в землю, открывая дверной проём, и Аанг оказался в своеобразном доме: в его центре весело горел костёр, Суюки уже раскладывала продукты на куске чистой ткани, а Катара с улыбкой радостного облегчения приближалась к Аангу. — Аппа в порядке? — с надеждой спросил мальчишка. — Да... — прозвучало, на взгляд Аанга, несколько неуверенно. — Кажется... — Кажется? — насторожился Аанг. — Ну... я не знаю! — отчаянно воскликнула Катара. — Аанг, прости, я правда не знаю, я впервые его лечу! Раны я затянула, но я боюсь, что они снова могут открыться. Сейчас Аппа спит, — девушка кивнула на виднеющийся в полумгле фигуру бизона, — и, мне кажется, он в порядке. Но я не уверена. Глядя в испуганные и печальные глаза Катары, Аанг понял, что не может настаивать на точном определении, в порядке ли его любимец. Катара сделала всё, что смогла, и сейчас очень напугана и чувствует себя виноватой за то, что не может успокоить его со стопроцентной вероятностью. И он не должен лишний раз на неё давить. Испустив тихий вздох, Аанг растянул губы в искреннюю, ободряющую полуулыбку и ласково погладил девушку по плечу. — Спасибо тебе, Катара, — прошептал негромко, — не бойся. С Аппой всё будет хорошо, — ему самому безумно хотелось в это верить. — Мы совсем близко к тому месту, что указано на карте. Если остров действительно там, — тёмные глаза мальчика просветлели, озарённые надеждой, — то уже завтра-послезавтра всё будет хорошо. Хочешь, я сделаю себе новый планер и покатаю тебя на нём? — Аанг весело рассмеялся, а из-за спины у него послышался мрачноватый голос Зуко: — Эй, там, полегче. Она всё ещё моя девушка. Смутившись, Аанг рассмеялся и убрал руку с плеча густо покрасневшей (причём было видно, что ей явно приятно) Катары и шагнул к своему бизону: хоть Аппа и спал, Аанг надеялся, что он почувствует его присутствие, и ему сразу же сделается хоть чуточку легче. Так Аанг и просидел весь вечер, скрестив под собой ноги и механически поглаживая Аппу по морде. Вскоре к нему присоединились и все остальные, окружив аватара тесным дружеским кружком. Слева он чувствовал горячий бок Тоф, справа — ласковую руку Катары, и от близости друзей, от тепла их дыхания и блеска любимых глаз в темноте даже дышалось словно бы легче. «Всё хорошо, — повторял Аанг про себя, чуточку вымученно улыбаясь, — ведь не может же быть постоянно плохо. Всё обязательно будет хорошо... верно, малыш?» Аппа не отвечал. Из его носа вырывалось хриплое, чрезмерно горячее дыхание.***
Следующий день выдался пасмурным и хмурым. Небо затянуло низкими облаками, которые словно не желали пропускать сквозь себя ни птиц, ни, тем более, огромных пушистых бизонов. Ребята вылетели позже обычного, решив дать Аппе отоспаться, и поначалу полёт шёл довольно ровно. Аанг наотрез отказался лететь быстро, и первые несколько часов Аппа летел, как обычно. Лишь изредка в его полёте появлялась пугающая неровность, которую ребята старались не замечать. Но вскоре не замечать сделалось невозможно. Аппу «шатало» в воздухе, будто пьяного по улице. Слазив к его морде, Аанг заметил, что глаза у него такие же, какие были вчера: мутные и бессмысленные, нос и дыхание очень горячие и сухие, а сердце (Аанг пощупал ему пульс способом, известным только воздушным кочевникам) бьется словно бы с перебоями. — Ему всё ещё плохо! — с отчаянием выпалил мальчик, снова вернувшись на своё законное место между рогов. Ему хотелось метнуть в сторону Катары гневный взгляд, но он видел, что она уже сжалась под гнётом чувства вины и обхватила себя руками. — Я сделала всё, что смогла, — проговорила дрожащим голосом. — Прости, Аанг, я... — Ты не виновата, — быстрее, чем Аанг успел что-то сказать, произнесла Суюки, кладя руку ей на плечо. — Не волнуйся. Это всё из-за яда, видимо, он уже попал в организм... Из груди Аанга вырвался то ли отчаянный рык, то ли стон. Это несправедливо! Аппа не может умереть! Почему Азула обязательно должна быть настолько жестокой?! Это нечестно, нечестно... «Стоять, — приказал ему кто-то холодный и жёсткий, всё чаще появляющийся в его голове, когда требовалось взять верх над эмоциями. — Криками ты сейчас ничего не сделаешь, только напугаешь ещё больше своих друзей. Успокойся, Аанг. Аватар ты, в конце концов, или нет?» — Аанг... — осторожно протянул Сокка, касаясь его плеча. — Слушай, приятель, я понимаю, тебе больно, но мы должны долететь до моря. Оно уже совсем близко, чуешь, солью пахнет? Давай твой героический бизон долетит дотуда, и мы обязательно что-нибудь придумаем. Хорошо? Аанг подавленно кивнул и снова стегнул Аппу поводьями. Бизон болезненно взревел слабым голосом и покорно полетел дальше: всё медленнее и медленнее, проваливаясь в воздушные ямы (его пассажиры каждый раз испуганно вскрикивали и хватались за седло) и вихляя по воздуху всё сильнее. — Ну же, — с отчаянием в голосе приговаривал Аанг, — давай, малыш, лети... ну же, ты сильный, ты справишься, лети! Кто сказал, что животные ничего не понимают? Аппа почти готов был упасть, но, когда зазвучала песенка, он нашёл в себе силы пролететь ещё, ещё немножко — и упасть у самого берега моря, и в то же мгновение на него накатила волна, омыв его несчастные натруженные лапы и безжизненно валяющийся на песке хвост. В одно мгновение ребята оказались на земле. Здесь было красиво: дикий пляж, омываемый солёными волнами, барашки пены, какие-то красно-розовые цветы, растущие у самой линии прибоя... но друзьям было не до того. Перепуганные насмерть, они окружили своего большого пушистого товарища. Испуганно курлыкающий Момо метался вокруг его головы: приподнимал веки, пытался раскрыть пасть, дёргал Аппу за уши... Аппа слабо вздыхал и что-то невнятно рычал, почти не открывая рта, но больше никак не шевелился. Справившись с оцепенением, которое в один миг охватило друзей, Катара снова бросилась к лапам Аппы (все остальные поспешили следом, и только Сокка вместо Аппы бросился к морю, жадно вглядываясь в горизонт), на ходу притягивая к себе воду морского прибоя, опустилась на колени перед зверем... и тут же на её плечо опустилась рука Зуко. — Ничего не выйдет, — негромко проговорил он. Аанг стиснул пальцы на посохе, употребив всю свою силу воли на то, чтобы не рявкнуть на друга, заставив его заткнуться. — Тогда что ты предлагаешь?! — вместо него яростно взвизгнула Катара. — Аппа умирает, Зуко! Умирает, неужели ты не видишь?! Эти слова отдались в Аанге нечеловеческой болью. — Нам нужно кого-нибудь найти! — мгновенно вскипел Зуко. — Мы не справимся сами! — и тут же тихо, коснувшись лица аватара виноватым взглядом... — Прости, Аанг. Аанг хотел было что-то сказать, перебарывая ноющую боль в своей груди, но тут от прибоя послышался негромкий голос Сокки. — Эй... ребята. У нас проблема. — Да неужели?! — рявкнула на него Тоф. Сокка не обратил на неё никакого внимания. Он замер, словно остолбенев, растерянно глядя вперёд, в густой туман над беспокойными морскими волнами, и показывая туда пальцем. Там было пусто. Ни смутного очертания, ни виднеющейся тени, ни, тем более, чётко видимого острова. Ничего. — Я... я не понимаю... он должен был здесь быть! — с отчаянием воскликнул Сокка, буквально впиваясь глазами в карту. — Солнцестояние скоро, почему его нет?! Он что... разрушился за столько лет?! Воин племени воды выглядел по-настоящему растерянным. Неужели всё это было зря?.. «Обезьяньи перья!» Нечестно! Несправедливо! Они проделали такой долгий путь, расстались со своими друзьями, чуть не угробили Аппу — ради равнодушного горизонта перед глазами, густого тумана и спокойных тёмно-зелёных волн?! — Нет... — медленно, словно с трудом проталкивая звуки через сжавшееся горло... — Нет! — яростным криком, ударом посохом о землю, о розово-алые цветы, глядящие на него насмешливыми глазками соцветий. Если бы он был магом воздуха — какой порыв ветра высек бы этот удар! Должно быть, его друзья не устояли бы на ногах — настолько сильна была бы его злость, а ныне она бессильна: лишь исказившееся отчаянной гримасой лицо да боль, читающаяся в каждой напряжённой черточке. Если бы он был магом воздуха... и он должен им стать! Соберись, аватар! — Тоф! — мальчик схватил девочку за запястье, стиснув пальцы до вмиг побелевших костяшек. — Тут недалеко — деревня, Сокка скажет, куда идти. Ты, Сокка, Зуко — туда, быстро! За лекарем. Суюки, Катара, — голос Аанга смягчился, но оставался таким же быстрым и командирским, — вы останьтесь здесь, с Аппой. Оттащите его от воды, он может захлебнуться. А я... — мальчик тяжело вздохнул. — Я попробую медитировать. Может, мне удастся так достучаться до Ларры. Друзья послушались его. Аанг проводил взглядом удаляющуюся делегацию до деревни и нашёл в себе силы слабо улыбнуться в ответ на жалостливый взгляд Катары, хотя в ответ на него внутри всколыхнулось бессильное раздражение: я знаю, что Аппа может умереть, я знаю, что наше положение близко к безнадёжному, я знаю-знаю-знаю, хватит мне кричать об этом своими глазищами! Глубоко вздохнув, Аанг махнул девушкам рукой и свернул за одну из скал поблизости от линии прибоя. Привычная поза лотоса, идеально-прямая спина, чуть приподнятый подбородок, глубокое и ровное дыхание... несмотря на всепоглощающее волнение за любимца и друзей (мало ли, что с ними может случиться в этой деревне!), Аанг погрузился в уже знакомое ему состояние медитации легко и быстро: сказалась давняя привычка. Он искал хоть какие-то признаки, следы того, что если не сейчас, то раньше здесь стоял Храм Четырёх Стихий, он пытался достучаться до своих предыдущих воплощений, и шагнул в этом дальше, чем когда-либо: он увидел аватаров, которые жили на земле задолго до Янгчен, но никто из них не был первым аватаром — за их спинами простиралась длинная вереница из предыдущих воплощений. Даже сквозь отрешённый покой медитации на мальчика накатывало отчаяние. Неужели всё это было напрасно? Нет, нет! Нужно медитировать дальше, ну же, осталось совсем немного... или много, неважно, главное — чтобы он всё же добился своего! Спустя несколько часов его потревожила Катара, разбудив от медитации нежным прикосновением к плечу. — Аанг... ребята нашли травника, — девушка вымученно улыбнулась, по-матерински нежно обнимая его за плечи. — Тоф хочет перенести его поближе к деревне, чтобы он смог его осмотреть. — Почему не здесь? — насторожился Аанг. — Травник очень старый, он почти не ходит и не хочет отходить от деревни так далеко. Ты пойдёшь с нами? Аанг тихонько покачал головой. Он ещё на что-то надеялся. — Тогда, может, попрощаешься с Аппой? Мальчик кивнул и вышел из-за скалы к своему бизону. Аппа лежал всё так же безжизненно, но Аанг слышал его глубокое и хриплое дыхание — и сердце вновь рванулось, закровило жалостью к своему любимцу. — Держись, малыш, — прошептал аватар, прижимаясь лбом к горячему и сухому носу бизона. Аппа слабо пошевелился в ответ и хотел было взрыкнуть, но не хватило сил. — Всё будет хорошо. Катара и Суюки позаботятся о тебе. А если повезёт, то, когда я вернусь, мы сможем снова летать наперегонки, — Аанг слабо улыбнулся и легонько потрепал по ушам летающего лемура: Момо не отходил от своего друга и даже приносил ему какие-то листья для подстилки, которых, конечно, хватило бы лемуру, но уж точно не летающему бизону. — Присматривай за ним, приятель. Момо ответил решительным урчанием. Попрощавшись с друзьями и пожелав им удачи, Аанг долго стоял на побережье, опираясь на посох, и смотрел им вслед. Тоф транспортировала Аппу передвижением земной коры под его большим телом, и взмахи её небольших кулачков издали были похожи на прощальные или приветственные. Аанг слабо улыбнулся этой мысли и вновь повернулся к морю. Нужно было продолжать медитацию. ...вот только день солнцестояния заканчивался. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в яркие, пылающие цвета: алый, оранжевый, золотой, фиолетовый — цвет подбирающейся ночи... и цвет крушения всех надежд! Если он не достучится до Ларры через десять минут — шанс будет упущен, и придется ждать ещё целых полгода! Нет, нет, нет, этого не может быть, солнце — остановись, прояви хоть капельку милосердия! Обезьяньи перья! Аангу хотелось заплакать, закричать или что-нибудь разрушить, но вместо этого он с силой ударил себя кулаком по колену, призывая к спокойствию и, крупно дрожа всем телом, упал на песок. Лихорадочный вдох, глубокий и быстрый, сжатые до боли в причудливом положении пальцы... ну же, Ларра, ты славился добрыми делами, откликнись на зов своего воплощения! Умоляю! В те тягучие секунды, когда последние багряные блики скользили по тёмным морским водам, откуда-то из самой глубины послышался тяжёлый, нарастающий гул. Глаза Аанга расширились от изумления и восторга. Он знал, слышал этот тяжёлый, но прекрасный звук, ему были знакомы эти величественные очертания, медленно выплывающие из воды... Лев-черепаха! Нет, нет, не тот лев-черепаха, что научил его покорению энергии, какой-то другой: на том был тропический лес, а на этом, скорее, сосновый, мокрый от солёной воды, и морда у него других очертаний, но всё же это был он — удивительное создание, считающееся давным-давно вымершим... Что же он за плакса такой?.. Опять навернулись на глаза горячие, счастливые слёзы, одна прочертила по щеке сияющую дорожку... Всхлипнув, Аанг стёр её рукавом и решительно шагнул в прибрежные воды, держа посох над головой. Лев-черепаха был совсем недалеко от берега, Аангу пришлось проплыть каких-то пару десятков метров. Вскоре он проворно взобрался на льва-черепаху — и глубоко вдохнул воздух, пахнущий морем и сосновым лесом. Удивительное успокоение наполнило его сердце, словно чьи-то ласковые, проворные пальцы разгладили измятую ткань и нежно прошлись по ней тёплыми ладонями, возвращая первозданную гладкость и наполняя душу покоем. Аанг сделал ещё один глубокий вдох — воздух свежестью прокатился по всему его существу, наполняя тело полузабытой свободной лёгкостью — и медленно побрёл по лесу, с любопытством оглядываясь по сторонам. Сколько здесь было растений и деревьев, которые он видел до истребления своего народа или не видел вовсе! Должно быть, они росли по всему миру, когда он ещё был совсем юным... Аанг с нежностью склонился к одному цветку, привлекшему его внимание: пышный золотой бутон был похож на ароматное солнышко. Нежно погладив его кончиками пальцев, аватар легонько дунул в бутон — и счастливо засмеялся, глядя на поднявшуюся в воздух золотистую пыльцу. Цветок источал удивительный аромат, глубокий, нежный и сладкий, но совсем не приторный. Наверное, Тоф бы такой понравился: приятно пахнет и нежный на ощупь. Может, сорвать для неё? Нет, нет, лев-черепаха может разозлиться. Встряхнувшись, Аанг поспешил дальше: не время сейчас любоваться цветами и красивыми деревьями (хотя и очень хочется!), нужно найти Ларру! — Ларра! — позвал мальчик вслух. — Где ты? Ты здесь? Или мне нужно снова медитировать... — Аанг невольно поморщился: он и так пол-дня провёл в медитации, воротит уже! — Ларра? — снова оклик с трепетной надеждой. Никто не откликнулся. Аанг неслышно вздохнул, но, тут же приободрившись, быстро зашагал дальше. Мало вызвать из морских глубин льва-черепаху — нужно ещё и найти сам Храм Четырёх Стихий! Но где же он?.. Аанг быстро оглядывался по сторонам, ища хоть какое-нибудь строение — ничего. Лес казался девственно-чистым, но вскоре мальчик натолкнулся на остатки тропинки. Когда-то она была вымощена камнем, но сейчас вся заросла бурьяном, так, что виднелись лишь смутные очертания. Ведомый надеждой и тем, что иного выбора у него, в общем-то, не было, Аанг пошёл по тропинке. Несколько минут ходьбы, негромкий постук посоха по каменным плиткам, и вот... Аанг замер, не в силах пошевелиться, огромными глазами глядя вперёд. Храм. Храм Четырёх Стихий стоял перед ним. Не очень большое строение, смутно напоминающее дома страны огня загнутыми краями крыши, но значительно менее утонченное, чем дома страны огня, которые доводились видеть Аангу. Каменные стены были увиты растениями и корнями, некоторые растения цвели, источая сладкие ароматы, словно времена года не были властны над львом-черепахой, и на нем всегда цвело пышное и весёлое лето. Сглотнув, Аанг глубоко поклонился древнему храму, прежде чем войти: ведь это был не просто храм, а самое древнее святилище на земле! Осторожными, тихими шагами, боясь потревожить дремоту древности, Аанг вошёл внутрь. Прохладные сумерки наполняли просторный зал, несмотря на окна, расположенные под самым потолком. Внутри храм казался больше и величественнее, чем снаружи, но даже над его величием было властно жестокое время: фрески, изображающие духов (Аанг с радостью узнал своих знакомых: Хэй Бая, Цветную Леди, Вен Юана, Синего Духа, и даже Кох был здесь — вот уж не думал Аанг, что когда-нибудь обрадуется виду его уродливых лапок!), истёрлись, многих тяжело было узнать, но даже в этих остатках былой красоты чувствовалась рука мастера. На полу были выбиты какие-то символы, образующие круг. Если встать точно в его центре, то на прямо напротив, слева, справа и сзади будут символы четырёх элементов, а по кругу — их причудливые совмещения. «Может, они означают какие-то необычные техники? — с любопытством подумал Аанг. — Например, магию песка, магию крови...» Но стихии недолго занимали его разум. Потому что прямо напротив Аанга стояла статуя — и хоть Аанг никогда не видел его прежде, внутри него разлилось приятное тепло: словно он ужасно долго не видел своего близкого друга, а теперь, наконец, вошёл в его дом и вновь увидел знакомую ласковую улыбку. Статуя казалась величественной и грозной, как и у всех аватаров, лицо было грозно нахмурено, а осанка заставляла вспомнить о царях и полководцах, но откуда-то Аанг знал, что это выражение совсем не было свойственно этому человеку. — Ларра... — прошептал аватар, склоняясь перед ним в глубоком поклоне. — Здравствуй, Ларра. Мне нужна твоя мудрость... В то же мгновение мальчик вздрогнул: все символы на полу вспыхнули знакомым бело-синим сиянием, вспыхнули его татуировки, вспыхнули глаза Ларры... на миг Аанг зажмурился, чувствуя, как меняется всё вокруг — словно свежий весенний ветер пронёсся по залу — а когда открыл глаза, то чуть не вскрикнул от восторга: храм был совсем новеньким! Яркой, свежей краской сияли фрески, чётко отпечатывались в плитках пола символы элементов, а вместо грозной статуи перед ним стоял молодой мужчина лет тридцати или тридцати пяти: каре-зелёные глаза, глядящие ласково и спокойно, приятные черты лица, кажущиеся Аангу сейчас верхом совершенства, простая светло-зелёная одежда, выдающая уроженца царства земли — и ласковая улыбка, сияющая на губах. — Здравствуй, Аанг, — аватар Ларра, первый аватар этого мира, вернул Аангу столь же глубокий поклон. — Я рад встретиться с тобой, мой друг. Ответом ему была широкая и радостная улыбка, которая не так-то часто украшала лицо маленького мага воздуха в последнее время. — Я тоже очень рад! — затараторил Аанг, размахивая руками и чуть не попадая своему предыдущему воплощению по носу. — Я хотел спросить... я потерял магию, она словно заперта внутри ме... — Постой, постой, постой! — негромко рассмеялся первый аватар, легко, так удивительно по-дружески, взъерошив его волосы. — Не так быстро, Аанг. Давай присядем и спокойно поговорим. Аанг, смутившись, кивнул головой и послушно сел прямо на пол в привычной позе лотоса. Ларра с каждым новым словом и движением удивлял его всё больше: лёгкий, простой и естественный, он был совсем не похож на строгих и отрешённых аватаров Року, Киоши или Курука, он был куда более... человечным, несмотря на то, что умер много веков назад. Вот и сейчас вместо того, чтобы усесться в строгую позу лотоса, он сел, просто поджав под себя одну ногу и обхватив колено ладонями. Секунду удивлённо похлопав на него глазами, Аанг тоже расслабился и сел так, как ему удобно, и только затем, встретив весёлую улыбку Ларры, сказал: — Ну так вот... я не хочу рассказывать, что со мной случилось, — мальчик невольно поёжился: даже спустя долгие недели, месяцы воспоминания терзали его, почти каждую ночь приходя в кошмарах. — Не нужно. Я знаю и, — голос аватара звучал искренним сочувствием, — мне очень жаль, Аанг. Ты удивительно храбрый мальчик, храбрее, чем кто бы то ни было. Ты справился. — Но моя энергия! — с отчаянием выпалил маг воздуха, прижимая ладонь к груди. — Она словно заперта там, внутри! Я чувствую её, я пытаюсь её высвободить: медитацией, упражнениями, чем угодно! Я даже старался сильно-сильно разозлиться или испугаться, чтобы всё получилось само собой, но у меня ничего не выходит! — Аанг зло ударил кулаком по полу. — Я хочу снова стать магом, Ларра, — лицо мальчика было искажено почти болезненной гримасой, но глаза сверкали решимостью. — Я знаю, что могу быть полезен и просто так, без магии. Но идёт война, и я должен её остановить. Если я прямо сейчас... ну ладно, в ближайшее время не открою магию — погибнет столько людей, что мир просто утонет в крови! И я подумал... — тёмные глаза заблестели надеждой. — Ты ведь тоже не сразу был аватаром. И тебя никто не учил, ты открывал всё сам! Правильно? Ларра склонил голову со сдержанным достоинством: правильно. — Может... ты научишь меня? Расскажешь, как ты открыл в себе магию? — в его голосе было столько отчаянной надежды, что, наверное, растрогался бы и камень, не то, что добросердечное прошлое воплощение. — Рассказывать мало, — серьёзно откликнулся первый аватар. — Магия — это не только средство для того, чтобы что-нибудь сделать, Аанг. Это способ общения с миром, способ его восприятия и изменения. Моих слов тебе будет недостаточно, поэтому, — он слабо улыбнулся, — тебе придётся совершить ещё одно путешествие во времени. — Мы полетим на драконе? — с любопытством поинтересовался Аанг, с готовностью поднимаясь на ноги. — Обойдёмся своими силами. Ларра улыбнулся и мягко развернул Аанга спиной к себе и лицом к храму, но вместо уже знакомых стен и многочисленных фресок мальчик увидел широкую дорогу, протоптанную сотнями ног, и изумрудные леса по бокам от неё. Вдалеке виднелись, утопая в сизом тумане, поросшие густым лесом невысокие горы. В воздухе пахло свежестью и чистотой, такой, которой Аанг не чувствовал, даже до истребления своего народа. «Ну конечно, это же далёкая древность, тут совсем нет никакой техники», — догадался мальчик. Солнце светило весело и ярко, шагать по протоптанной дороге было удивительно легко, и плыли над головой лёгкие облачка... — Красиво, верно, Аанг? — негромко проговорил Ларра, со странным выражением, которого Аанг не мог понять, оглядываясь по сторонам. — Леса и горы. Облака и чистое-чистое небо... — такая тоска послышалась в его голосе, что Аанг бросил на свое предыдущее воплощение испуганный взгляд: что с ним? Я как-то могу ему помочь?.. — Но стоило коснуться всего этого людям... Аанг ахнул и отшатнулся назад. Они с Ларрой вышли за поворот дороги — и увидели вереницу полуобнажённых, избитых, замученных людей, скованных между собой каменными и металлическими наручниками. Послышались звонкие щелчки кнута, гневная ругань: «Идите! Быстрее, бесполезная шваль, что вы застыли, шакалы! Идите!». Кто-то, вскрикнув, упал замертво после очередного удара кнутом. Аанг кинулся было вперёд, ведомый слепым желанием помочь, остановить бессмысленное насилие, но сильная рука Ларры крепко стиснула его плечо. — Не надо, Аанг, — его негромкий голос был пропитан горечью. — Все эти люди давно мертвы. Ты ничем не поможешь. Мёртвого раба вышвырнули из вереницы, и она продолжила свой тягостный путь. — Что всё это значит?! — с ужасом воскликнул Аанг. — Это... рабы? Работорговля?.. — он вспомнил, как Сокка говорил о нём: «На чёрном рынке за него дадут намного больше...». Неужели работорговля, этот воплощённый ужас, несправедливость и насилие, существуют даже в его времени?! — Существует, Аанг, — словно прочитал его мысли Ларра. — Но в моё время её было намного больше. Мы сейчас находимся в царстве земли — оттуда я родом. Оно не всегда было таким могущественным, как сейчас. Раньше оно состояло из множества крошечных государств, правители которых — сёгуны — бесконечно дрались между собой. — Как деревни Омы и Шу? — отозвался жадно слушающий его маг воздуха. — Они тоже враждовали между собой! — На самом деле, это были не деревни, а города. Первые в мире города, которые не стали враждовать, а объединились. До того они, как и все другие, дрались за территорию, за ресурсы, животных... и за людей. Для человека земли нет ничего хуже рабства, — Ларра как-то против своей воли стиснул кулак. — И сёгуны прекрасно знали об этом. Скользя по несчастным пленникам взглядом, полным жалости и сострадания, Аанг вскоре наткнулся на знакомое лицо. Исхудавшее и хмурое, с отпечатком боли и злости, с выступающими скулами и пылающим взглядом потемневших глаз, оно было совсем не похоже на лицо того человека, что шагал с Аангом рядом — открытое и спокойное, хранящее отпечаток доброты и выстраданной мудрости. Там, в веренице рабов, шагал шестнадцатилетний Ларра, ещё не знавший, что ему предстоит сделаться аватаром. — Меня угнал в плен сёгун соседнего царства, — пояснил Ларра-старший, заметив взгляд своего спутника. — Я уже смутно помню своих родителей, Аанг. Я помню, что мой отец был горшечником, — слабая улыбка тронула его губы, — а мама любила печь вкусные пироги. У меня была младшая сестра... её убили, потому что она была слабенькой и больной. А я был крепким и сильным мужчиной. Меня угнали в рабство и заставили работать в шахтах по добыче золота, меди, железа... Они уже шагали по помостам забоев, освещая дорогу пламенем, вспыхнувшим над ладонью Ларры, и светлячком Аанга. Мальчик невольно усмехнулся, подумав, сколько за сегодня увидел маленький беззащитный светлячок. Кругом слышались удары кирки о каменную породу, звон цепей и колодок, тяжёлое дыхание людей. Они почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь парой словечек, зачастую бранных — Аанг каждый раз краснел, слыша ругань, а Ларра шагал вперёд, как ни в чём ни бывало. — Здесь было ужасное освещение. Очень скудное и неверное. Многие отсекали себе пальцы, работая в темноте, почти все слепли у меня самого начались проблемы со зрением, — Ларра смущённо потёр глаза. — Но зато я научился другому. Аватары остановились перед молодым Ларрой. Он уже немного заматерел на вид: окрепли мышцы, на запястьях и щиколотках наметились борозды, обещавшие в будущем стать шрамами на всю жизнь, на спине появилось несколько глубоких шрамов от кнута, но ничего из этого не мешало ему мечтательно улыбаться чему-то и осторожно касаться ладонями камня перед собой. Аанг замер, внимательно и восхищённо глядя на движения своей прошлой жизни. Как нежно, как чутко он касался скалы! Словно боялся сделать ей больно. Длинные, костлявые — нетрудно догадаться, что здесь кормили так, чтоб не сдох раньше времени — пальцы чутко ощупывали каждую впадинку, каждый бугорок, каждую трещинку, и Аанг интуитивно ощущал, как исходят от ладоней Ларры волны магического тепла. Сердце и мальчика быстро-быстро заколотилось. Что-то тёплое, нет, даже горячее зашевелилось внутри, щекоча сердце и рёбра, отдаваясь где-то в самом низу позвоночника... «Чакра земли!» — с восторгом понял мальчишка. — У меня отняли зрение, и я учился не магии земли, нет — мироощущению через землю, — прозвучал над ухом Аанга негромкий голос старшего Ларры. — Таких, как я, ещё называли лозоходцами: те, кто мог найти жилу железа или золота и сказать, где нужно долбить. Таких было мало: магов в моё время вообще было очень мало. Вернее... дарование было у многих. Но далеко не все могли его развить. Аанг понятливо кивнул, продолжая внимательно слушать. — Я искал не только металлы, хотя за найденную жилу и давали добавку к еде. Я чувствовал землю саму по себе. Её структуру, плотность, какая она на ощупь. Я мог часами сидеть неподвижно, грея в ладонях камень и ощупывая его. Я представлял, каким можно сделать его, этот камень, для чего он пригодится. В какую часть дома его положить, или как сделать из него что-то красивое. И, знаешь... я сам не замечал, как камни начинали меня слушаться. Это происходило словно само собой. Я никогда не срывался со скал, на меня никогда не падали обломки породы, я за час или два чувствовал, когда произойдёт обвал... мне, конечно, не верили. Поначалу. Потом поняли, что я никогда не ошибаюсь, — мужчина сдержанно усмехнулся. — Меня «повысили». Я сделался не простым рабом, не просто человеком в ошейнике и с киркой. Я мог ходить по всем уровням шахты в поисках жилы, каждое утро я проводил обход, чтобы предупредить, не будет ли где обвала. Это и привело меня к... к ним. Ларра улыбнулся и показал рукой вперёд. Картинка снова изменилась: теперь Аанг видел его же, но выглядел раб несколько более ухоженно: затёртая и бедная, но почти целая одежда, не настолько тощий, как в прежней картинке, и — с биркой на груди с изображением человеческой ступни. Он шагал по забою, как ни в чём ни бывало. Аанг заметил, что ткань туники у него на груди немного оттопыривается, и с любопытством подался вперёд: что там? Проходя мимо одного из рабов, Ларра как бы случайно шевельнулся — и под ноги закованному в колодки мужчине упал кусок хлеба. Мужчина порывисто схватил его и спрятал так, что не нашёл бы самый внимательный взгляд, и Ларра почти незаметно улыбнулся ему уголком губ. — Я старался помогать им, — слабо улыбнулся Ларра-старший. — Хотел помочь всем, но получалось... получалось только единицам. Я сам не доедал. Мне давали больше еды, потому что я был ценным рабом, но её всё равно не хватало. Голодный раб думает об еде, а не о побеге, а я, к тому же, через день оставался голодным: отдавал свой ужин тем, с кем сдружился за время работы в забое, — дух первого аватара остановился рядом с мужчиной, которому его юная версия отдала кусок хлеба, и с тоской взглянул в измождённое лицо. — Дядька Иуо... он рассказывал мне перед сном о своём родном царстве возле моря. Говорил, что видел русалок... я верил, — этого не чувствовалось в голосе, но Аанг откуда-то точно знал, что Ларра говорил через комок в горле, а лицо его, скрытое от него сейчас густой тенью, искажено болью. — Я не понаслышке знал, что такое голод и болезни, и хотел хоть как-нибудь облегчить их участь. К тому же, — он горько хмыкнул, вновь повернувшись к Аангу лицом, — рабы не любят тех, кто был таким же, как они, но возвысился. Мне могли подстроить несчастный случай, а еда немного меня от этого оберегала. Я боялся за свою жизнь. Аанг изумлённо воззрился на его лицо. Неужели ему не стыдно говорить об этом, о том, что он проявлял доброту, всего лишь боясь за свою жизнь?.. Впрочем... прошло столько веков... наверное, он давно уже со всем примирился. Примирился со своими недостатками. Но тоска по людям, жившим, когда жил он, не сделалась глуше. — Я боялся. И все это... рабство... несвобода, насилие — всё это вызывало одновременно и страх, и гнев. Это было несправедливо! — сжались кулаки, полыхнули тёмные глаза, небывалой силой наполнился негромкий голос. — Люди должны быть свободны! Нет ничего уродливее, чем шрамы от колодок на руках и шее! — Ларра резким движением распахнул одежду на своей груди — и Аанг придушенно вскрикнул. Глубокая борозда перечёркивала его горло, борозда, которая никогда не зарастёт. Глаза Ларры пылали мгновением раньше, но вскоре огонь, пугающий и властный, погас, сменившись прежним мягким отблеском. — Я знал, что все, кто ещё мог думать, считали так же. Но что я мог сделать, будучи сам рабом? — Ларра слегка покачал головой. — Я хотел освободиться, — боль всколыхнулась внутри Аанга, ни на миг не отрывающего от него жадного взгляда. Он тоже безумно хотел освободиться. Там, в бункере... безумно хотел. — И в этом мне помогли мои новые друзья. Проследовав за юной версией первого аватара, его более зрелая версия и Аанг прошли по узенькому коридору, в который едва-едва смог бы протиснуться взрослый мужчина. Ларра шёл, то и дело оглядываясь назад, явно опасаясь, что кто-то его увидит. Наконец, дойдя до явно знакомого ему места, он настойчиво постучал о скалу на уровне своего виска. Никакой реакции. Постучал ещё, ещё... и скала мягко отодвинулась в сторону, открывая чёрный зёв прохода. Ларра-старший и Аанг едва успели проникнуть туда следом за молодым рабом, настолько быстро проход тут же захлопнулся — и они оказались в полной темноте. Ларра-старший ловко выхватил у Аанга посох и светлячка и замотал его тканью своей одежды. — Не смотри, — шепнул его голос в темноте. — Чувствуй и слушай. — Нет! — отчаянно пискнул Аанг, ощущая, как наваливается на него холод и тьма, как перехватывает дыхание, смыкаются на руках и ногах ледяные колодки, знакомые до малейшей ненавистной неровности. — Ларра... И он оборвал себя на полуслове. «Не трусь! Это — не бункер, и ты — не пленник! Ты — аватар Аанг, и ты свободен! Вспомни, чему учила тебя Тоф, и хватит бояться темноты, словно... лысая летающая леди!» Аанг до боли стиснул кулаки и чудовищным усилием воли, мучительным напряжением в каждой мышце, вынудил себя успокоиться. И — прислушаться. Шаги. Мягкий шорох шагов огромных когтистых лап. Запах шерсти. Горячее дыхание. Шорох хвоста, возимого по полу. Мягкий нос, ткнувшийся в ладонь... в его ладонь? Нет, ведь он здесь — только в качестве духа! В ладонь Ларры, в ладонь восемнадцатилетнего Ларры, открывающего для себя удивительный мир магии земли. Кто это? Что это за звери, они опасны? Почему Ларра без опаски сунулся в их логово, почему они ему открыли? Разгадка пришла вместе с новым звуком. Шорохом отодвигаемых в сторону камней. Кротобарсуки! Это были кротобарсуки! Они устраивали здесь своё убежище. Аанг закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Мягко движущиеся лапы, сдвигающие пласты земной коры и скалы, передвигающие так, чтобы этим огромным животным было удобно. Они создавали свой дом. Они созидали. И юный Ларра — Аанг не видел, но чувствовал это: шагами, что пульсацией разносились по земле, движениями воздуха, шорохом его одежды — созидал вместе с ними. Тепло разлилось по всему его телу. Незнакомое? Нет. Забытое, почти забытое, но такое родное. Аанг сам не понял, как встал в стойку, которой учила его Тоф — словно земля сама мягко сдвинулась под его ногой, вынуждая широко их раздвинуть и согнуть колени. Глубокий вдох... Земля вокруг: жёсткая, упрямая, мощная. Внешне она кажется глухой, неприступной твердью, в которой ничего нет, но это не так. В ней — сотни ходов и нор: дома для животных и насекомых. В ней — корни, которые дают силу растениям, и они расцветают над землёй, роскошные, пышные деревья и чарующие цветы, радуя глаз, обеспечивая теплом и лекарствами. Она живая. В ней — сама жизнь. Она — её колыбель: из неё выходят и в неё возвращаются. Перед глазами Аанга промелькнули сотни обжигающих своей красотой, подступающими слезами восторга и понимания, картин. Изумрудная трава, движущаяся на ветру — и изумруд в волосах прекрасной девушки. Высокие деревья, тянущие к небу руки-ветви, и дрова, потрескивающие в камине. Жёсткая скала, несущаяся прямо в голову врагу — и горсть земли, которую трепетно сжимает в дрожащей ладони человек, вернувшийся, наконец, на родину. Всё это — земля. Жизнь. Созидание. Сотни картин и оттенков, сотни цветов, кто сказал, что земля — это лишь скучный коричневый да мрачный чёрный?! В земле, и не только в ней, скрыто столько всего, что жизни не хватит, чтобы осмыслить, но хватит сердца, теснящего грудь бешеным стуком, чтобы понять — и всем сердцем всё это полюбить... Медленные движения вслепую. Аанг закрыл глаза и не видел ничего, но ему и не было это нужно. Он знал, что вокруг ходят барсуки. Что рядом с ним стоит юный Ларра, и они движутся абсолютно синхронно: ногой вбок... медленно перенести центр тяжести... сфокусировать посыл, волю, упрямство — не так-то легко подчинить себе землю! — и наконец... Выдох! Движение кулаком вперёд и крик радости и боли, словно у новорождённого младенца, вырвавшийся из груди Аанга. Огромная скала, стоящая перед ним и Ларрой, стремительно сдвинулась вперёд и врезалась в стену напротив, пойдя глубокими трещинами, каждую из которых Аанг чувствовал — даже на расстоянии, не открывая глаз. Он знал, что даже если откроет — то ничего не увидит. Слишком сильно колотится сердце. Слишком счастливые слёзы катятся по лицу. Он чувствует её, чувствует! Любит! И — покоряет!.. Он почувствовал пульсацию сбоку: шаги Ларры-старшего. Не услышал, нет — именно почувствовал и с широкой улыбкой обернулся к нему, глядя сияющими глазами. При свете светлячка его серые глаза казались зелёными. — Я понял, — хрипло прошептал Аанг, стирая слёзы с глаз рукавом. — Спасибо. Казалось, от улыбки, украсившей лицо Ларры, вокруг сделалось светлее. — Я рад, — просто сказал он и снова легонько приобнял Аанга за плечи. — Пойдём. Это ещё не всё. Мальчик встряхнулся всем телом от, как бы странно это ни звучало, парализующего его счастья, и поспешно зашагал с ним рядом, на ходу с любопытством заглядывая в чужое лицо. Отсюда, снизу, оно казалось суровым и жёстким: горделиво приподнятый подбородок, жёсткие черты лица, прямой профиль, сжатые губы и прямой, открытый и суровый взгляд прямо перед собой... наверное, таким видели аватара Ларру его враги. Но, когда Ларра поймал на себе взгляд мальчика, он чуть улыбнулся — и лицо его совершенно преобразилось, сделавшись мягким и удивительно ласковым, а в глазах заблестели золотистые огоньки. — Откуда там кротобарсуки? — с любопытством поинтересовался Аанг. — Разве они не мешают добытчикам золота? — Мешают, — поморщился Ларра. — Их загоняли вглубь огнём. Запугивали так, что они боялись снова появляться там, где люди, и часто умирали от голода: там, куда их загоняли, не было еды. Знаешь, Аанг, — лёгкая тень задумчивости пробежала по его лицу. — Кротобарсукам всё время страшно не везло. Их то загоняли куда поглубже, чтобы добывать металлы и драгоценные камни. То их истребляли из-за ценного меха. То опять изгоняли из мест обитания, чтобы проложить там искусственную реку или канал... но они живы. И живут до сих пор, я прав? Аанг поспешно закивал и хотел было рассказать Ларре о том, как они с Тоф спасли кротобарсуков, но постеснялся: наверняка на счету Ларры намного больше славных деяний, а это он сочтёт естественным долгом аватара. «И ты тоже должен так считать, — строго заметил себе маг воздуха. — Это твой долг, а не исключительное геройство, ты же аватар, в конце концов!» Они с Ларрой шли по пустынному забою. Откуда-то доносились крики и шаги, щелчки кнутов и панические вопли. Нарастал какой-то странный, угрожающий гул. Мурашки ползли по спине Аанга, он то и дело тревожно оглядывался по сторонам, не понимая, что происходит. Обвал? Чьё-то нападение? Бунт?.. Ослепительный дневной свет ярким росчерком лёг на лицо Ларры. — Точно так же и маги земли, — произнёс он, торжествующе улыбаясь и глядя вперёд ярко горящими глазами. — Что бы с ними ни случалось, они будут бороться и побеждать. Они упрямы, выносливы и изобретательны. Особенно, когда им нужно освободиться. Яркий, торжествующий огонь вспыхнул в глазах первого аватара, когда они с Аангом вышли на площадку перед входом в проклятое царство рабов и ошейников. Площадку заполняли рабы: многие с окровавленными кирками или костяшками кулаков, почти все — раненные, полуголые, озлобленные, ещё полыхающие огнём недавнего бунта... и счастливые. И среди них на пустой деревянной бочке стоял Ларра — с торжествующим, сияющим лицом и пламенем в тёмных глазах. Он был обнажён по пояс, но без ошейника, без колодок на руках и ногах, лишь с грубыми шрамами, оставшимися с ним на всю жизнь, и потрясающей смесью детского счастья и недетского торжества на лице. — Люди земли! — властно прогремел его голос над толпой. — Вы долго скрывались в подземельях. Вы долго копили силы! Вас долго гнули к земле и пытались поработить. Не вышло! Ни один ошейник и колодки не сделают человека земли рабом! Потому что он — вы! мы! — мы свободны! — он медленно, словно преодолевая чудовищное напряжение, поднял руки. Судорожно напряглись пальцы, скрючились, словно птичьи когти — и расслабились с лёгким взмахом. — Свободны! — с детской счастливой улыбкой воскликнул Ларра. — Свободны! — ответил ему треск всех колодок и ошейников на всех людях, что были здесь, и стук их обломков, упавших под босые ноги. — Свободны!