Поделись мечтой

       Деревья мелькают передо мной с такой бешеной скоростью, что при других обстоятельствах я бы точно разбился, не успев среагировать. А теперь выходит, что я словно ветер, безжалостно рвущийся к просвету на краю леса. Будто именно там, на залитой солнцем опушке, ответы на все вопросы и то, ради чего я до сих пор хочу и могу сражаться с титанами. Мне кажется, я никогда так не был близок к разгадке смысла своего существования. Иначе, зачем так торопиться, расходуя последние запасы газа в баллонах? Ведь знаю, что ещё пара минут безумного полёта, и мне никогда не вернуться в лагерь.        Ещё пара крутых виражей на повороте, и ненавистный лес редеет окончательно. Достаточно пары секунд, и я понимаю – смерть здесь появилась первой. Костлявая уже скрутила двоих, а остальным достались муки нестерпимой боли. Раны зияют на их телах яркими вспышками алой крови. Слепят сильнее солнца, и я с трудом направляюсь в сторону разбитого лагеря. С каждой секундой мои шаги становятся тяжелее, а заприметив неподалёку знакомую фигуру, я замираю в надежде на то, что пришёл не слишком поздно.        Петра сидит на земле, облокотившись о камень и сжимая раненное плечо. На серой поверхности холодной глыбы виднеются тёмные подтёки. Рал не видит меня, ведь её глаза закрыты, а лицо искажает судорога боли. Петра не кричит, как её собратья по несчастью, а просто ждёт неминуемой смерти стойко и смело, как и подобает бойцу.        Ещё двое живых корчатся на траве. Их раздробленные конечности кровоточат, а посему осталось совсем немного времени до прихода титанов - каких-то полчаса. Снаряжение валяется чуть дальше, словно некто специально удержал мучеников от соблазна быстрого избавления от страданий. Какой безжалостный и расчётливый шаг.        — Смотрю, вы тут отлично проводите время, Рал! — подхожу ближе к ней и ощущаю, что не в силах спокойно говорить. Меня душит приступ сарказма и колких замечаний. Я готов нести всё что угодно, лишь бы не молчать в ожидании её ответа.        Петра открывает глаза и с трудом приподнимается. Потерянный взгляд её карих глаз блуждает, кажется, девушка не в себе и просто не верит в происходящее. Она то и дело смотрит мне за плечо, словно ожидая ещё кого-то. Тут до меня доходит, что Петра решила, что я вернулся с подмогой.        — Капрал, вы же не могли так быстро добраться до стены и собрать отряд? — уточняет она и снова опускается на землю. Ослабленная большой кровопотерей она как никогда слаба телом, но никак не духом.        — Нет, но наши ребята уже в пути и, думаю, к следующему утру они вернутся с подмогой, — отвечаю без запинки и единого намёка на ложь. Никто не вернётся, ведь спасать будет некого. Это понимают все, но только мы пытаемся отрицать это своими фразами. Такими же пустыми, как баллоны с газом. Шансы на спасение равны нулю, но Петра улыбается и поправляет чёлку. Были бы у неё силы — побежала бы плести венки и украшать головы умирающих.        — Тогда вы, капрал, просто галлюцинация. Ведь тогда как объяснить ваше появление здесь? — смеётся Рал, а я сжимаю кулаки и опускаюсь возле неё.        — А теперь галлюцинация перевяжет тебе рану, — сквозь зубы отвечаю и снимаю с себя китель.        — Капрал никогда бы не пошёл на такое, — шепчет Петра и пристально наблюдает за тем, как я складным ножом распарываю рукава.        — Повернись спиной, — приказываю, аккуратно подсовывая конец самодельного бинта Петре под руку. Плечо деформировано, как при вывихе, но при внимательном осмотре я понимаю, что в сам сустав вонзился сук. Не насквозь, но он и есть причина кровотечения и боли.        — С дерева грохнулась? Говорил я тебе, смотри, куда летишь, — ворчу себе под нос, медля с извлечением. Петра тяжело дышит и с трудом поворачивается на бок. Стоит мне только дотронутся до раны, как Рал пронзительно вскрикивает. Моя рука еле заметно дрожит, а на лбу выступают капельки пота.        — Потерпи немного. Будет больно, — говорю я словно себе. Да, мне невыносимо больно всё это видеть и продолжать сохранять мнимое спокойствие. Лучше бы Петра кричала и молила о быстрой смерти. Тогда я мог бы отругать её за трусость и отчитать за нелепость просьбы. Но Рал не такая, она будет геройствовать до самого конца.        Крепко обхватив рукой торчащий из плеча сук, я рывком тяну его на себя и тут же зажимаю рану. Петра молча оседает на землю и падает лицом в траву. Успеваю её подхватить и повернуть к себе. Маска боли искажает некогда милые взгляду черты. Наклоняюсь к ней ближе, чтоб убедиться, что это всего лишь потеря сознания на фоне сильнейшего болевого шока. Она дышит. Пусть и тяжело и редко, однако жизнь не покинула её.        Радость от осознания данного факта была недолгой. Незамедлительно на горизонте появляются нечёткие силуэты титанов, направляющихся прямиком к нам. На миг мне кажется, что за моими плечами действительно целый отряд с Эрвином во главе. Настолько уверенным и непоколебимым я себя ощущаю в этот момент, что даже оборачиваюсь. Хотя, наверное, это дело привычки. Я же ни разу не противостоял целому полчищу титанов в одиночку и оттого ищу, кому можно отдать приказ и начать атаку.        Но единственный, кто может услышать, — Петра. Крепче прижимаю её к себе и устремляюсь к высоким деревьям. На последних порциях газа несусь в самую гущу, чтоб скрыться от первых незваных гостей. Здесь, среди высоких и могучих стражей, я не раз находил укрытие от цепких лап смерти. Широкие ветви и пышная зелень листвы в мгновение ока укрывают нас от кровожадных титанов, которым мала порция из двух искалеченных солдат. До конца не разделавшись с трупами, они бросаются в нашу сторону, видимо, ощущая дурманящий аромат живой плоти. И тут я понимаю, что придётся не один час просидеть на суку, под самой кроной старого дуба, прежде чем они оставят нас в покое. У одного из титанов из пасти торчит окровавленная рука, и я еле сдерживаю порыв вонзить в безумный глаз монстра лезвие. Я могу лишь молча наблюдать, крепче прижимая Петру к себе. Не успей я подоспеть вовремя, она разделила бы участь своих боевых товарищей. Тогда бы я навряд ли смог сдержать весь гнев и отчаяние. А пока меня останавливает холодный расчёт. Чем меньше я потрачу сейчас лезвий и газа, тем больше шансов дожить до утра и спасти наши жизни. Как странно, я вопреки всем фактам продолжаю верить в то, что это возможно. Лишь бы только Петра не пришла в сознание и не начала нести бессмыслицу о долге и чести. Я теперь уже не тот капрал и сам себе кажусь галлюцинацией. ***        Она словно чувствует моё замешательство и не сразу открывает глаза. Ещё бы, я впервые за несколько лет так долго и нежно кого-то прижимаю к себе. Прошло довольно-таки много времени, и солнце вот-вот коснётся горизонта, а для меня как будто и не было этих томительных часов невыносимой жары и душащей жажды. Я помню только тяжёлое дыхание Петры рядом с моим напряжённым лицом и сердцебиение в её груди, отдающее слабой вибрацией в мою ладонь. И, кажется, что я готов так просидеть вечность, подпирая спиной ствол дерева и держа Рал в своих объятьях. Пусть даже только для того, чтобы она не упала вниз, прямиком в лапы титанов. Но это уже не важно, учитывая то, что Петра пришла в себя.        — Кому расскажу — не поверят. Капрал меня тискает и даже не подаёт виду, — наконец-то её голос прорезает вечернюю тишину и вызывает во мне привычное желание съязвить.        — И не такое привидится, потеряй ты столько крови, как сегодня, — вздыхаю и осторожно отстраняю Петру от себя, — а теперь я тебя посажу на своё место, а сам отправлюсь за водой.        Рал не сопротивляется и помогает оттащить себя к стволу дерева, отталкиваясь ногами.        — Я не хочу пить, — произносит она, как только я пытаюсь сориентироваться, в какой стороне река.        — Не ври мне. Даже я не отказался бы от глотка прохладной воды, — не смотря на неё, отвечаю и прикидываю в уме, на сколько нам хватит одной фляги. Если давать ей пить каждый раз, как она очнётся, и экономить на себе, то до утра точно протянем, а там уже в лагере нас ждёт колодец и остатки провизии.        — Тогда не возвращайтесь, капрал, — голос Петры даже не дрожит. Просто окатывает меня предсмертным холодом. Тут уж я навряд ли смогу сдержать себя.        — Отставить разговоры, — огрызаюсь, оборачиваясь к ней, — кто тут капрал, ты или я? Кто отдаёт приказы? Петра смотрит на меня в замешательстве, но возражения на этом явно не заканчиваются.        — Но вы нужны солдатам, горожанам и всем тем, кто хочет сражаться с титанами за мир! — никак не угомонится Петра и зачем-то пытается подняться на ноги.        — Совсем сдурела!? — кидаюсь к ней и рывком сажаю на место. Меня трясёт, ведь я читаю в её взгляде намерение закончить всё это ещё одним безумным поступком.        — Я спрыгну, и тогда вам придётся вернуться! — кричит Петра, не сдерживая слёз и страха перед тремя титанами, поджидающими нас внизу.        — Вы должны вернуться, чтоб жить дальше и бороться за мир без постоянной угрозы! — никак не успокаивается Рал, тратя бесценные крупицы сил и разума на такую чушь…        Я подсаживаюсь к ней, продолжая крепко прижимать её за здоровое плечо к стволу дерева.        — Сделаешь хоть шаг — я сейчас же спущусь к этим тварям и вырву им позвоночники голыми руками. Пусть это даже будет последним, что я сделаю в своей жизни, — сквозь стиснутые от злости зубы говорю ей и отпускаю. Сидит, не шевелясь, и во все глаза смотрит на меня. Губы дрожат, а бледная кожа щёк мгновенно покрывается румянцем.        — Но почему? — чуть слышно спрашивает Петра и тяжело глотает воздух, которого между нами становится слишком мало. Ещё секунда — и всё, что было ранее нашей жизнью, становится чем-то похожим на одну сплошную галлюцинацию. Войны, титаны, отряды и бесконечная погоня за миром вопреки угрозе — всё просто меркнет перед одним-единственным чувством во мне. Теперь оно смысл жизни. Оно и есть сама жизнь.        — Мне не нужен мир без тебя, — шепчу я ей и закрываю глаза ладонью. Слишком непозволительно много сейчас можно прочесть по ним. Я ещё не готов к такому, а она опять всё понимает без слов и не возражает. Просто гладит меня по волосам и больше не рвётся спрыгнуть вниз.        — Капрал, вы точно галлюцинация, — вздыхает Петра, а я покорно киваю. Пусть будет, как она думает. Лишь бы сидела и ждала меня, а я уж сделаю всё, чтоб утро следующего дня мы встретили вместе.