***
Полуденный зной настигает нас неожиданно. Мы только выходим из леса, как солнце тут же замирает в зените. Воздух в одночасье превращается в сухую раскалённую массу, давящую на нас со всех сторон. Петра еле волочит ноги и тяжело дышит. Воды в фляге хватит ещё на пару тройку глотков, не больше. Впереди нас бескрайнее поле, упирающееся в горизонт. Никогда я ещё не желал так отчаянно повстречать целое полчище титанов. Мне кажется, что только эти твари в силах прекратить наши мучения. Моё тело ломит, а голова раскалывается. Мышцы ног и плеч словно превратились в глыбы камней, которые мне ни сбросить, ни раздробить. Остаётся лишь идти, переступая с ноги на ногу, и нести свою ношу. Я не знаю и не хочу думать о том, как всё это закончится. Я просто иду в никуда и мечтаю. Теперь мне открыт этот удивительный мир грёз. И все мои силы я черпаю из него. Многое мне становится понятным. Некогда глупые и бессмысленные поступки обретают новую форму. Порывы и эмоции больше не кажутся мне слабостью. В ощущениях, в чувствительности сердца и души скрыт тот самый смысл жизни. Я был словно мёртвым всё это время и только сейчас ожил. Только сейчас стал по-настоящему бороться за обретённое счастье.***
Постепенно на горизонте появляется блестящая полоса, а вскоре становится легко различить очертания реки. Над её водами зависает облако зноя, искажающее пространство. Словно мираж, картинка спасительного пейзажа вот-вот грозится исчезнуть, испариться. Я ускоряю шаг, но Петра тихо стонет, окончательно повиснув на моём плече. Тогда я без промедления беру её на руки и спешу к берегам реки. Рал уже больше часа находится в полуобморочном состоянии, а её лицо выглядит пугающе бледным с еле различимым оттенком смертельной желтизны. Мне больше не жарко. Каждый тяжёлый поверхностный вздох Петры окатывает меня холодом. Но она всё же дышит, и поэтому я чуть ли не бегу. Спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, я с разбега захожу в воду по пояс. Выпуская Петру из рук, протираю ей лицо и пытаюсь привести в чувство. - Мы дошли, слышишь? Всё теперь будет хорошо, - говорю я ей, но мой голос дрожит. Но она не отвечает, не просит утолить жажду. Я стою в замешательстве, придерживая её над водой. Есть ли смысл идти дальше? Я начинаю ненавидеть эту чёртову реку. Где-то неподалёку в кустах гниёт тело Ханджи. Тень смерти медленно подкрадывается теперь и к нам. Разве для этого я шёл столько? Мучил Петру долгой дорогой и невыносимой жарой? Я возвращаюсь на берег и опускаю Рал на песок. Мой мозг лихорадочно перебирает идеи и генерирует новые. Я понимаю, что мне нужно дальше что-то делать, иначе титаны в скором времени настигнут нас. Моя рука тянется к перочинному ножу. Крепко сжимая шершавую рукоять, я заношу лезвие над повязкой на плече Петры. Пара точных движений - и я вижу перед собой распухшую безобразную рану, красно-жёлтые пятна вокруг которой натянули кожу до потери чувствительности. Полоснув прямо по ним, я принимаюсь выдавливать гной вперемешку с кровью. Полная антисанитария и неизвестность дальнейшей реакции организма Петры душат меня слезами отчаянья. Несмотря на это, я продолжаю нажимать на свежую рану пальцами до тех пор, пока кровь окончательно не очищается от гноя. Из самой чистой части своей рубашки я наспех делаю новую повязку. Немного передохнув, мы вновь продолжаем свой путь. По моим расчётам наш временный штаб ближе, чем лес, из которого мы пришли. Поднимаю Петру на руки и перехожу реку вброд. Теперь я мечтаю только об одном – стать быстрее смерти, обхитрить время, однако реальность жестока, она бросает меня в самые суровые условия. А вдруг там впереди титаны или развалины лагеря? Что если всё впустую? Но Петра дышит, а значит смысл идти дальше всё же есть.***
Я с трудом узнаю окружающую нас местность, а полуразрушенный дом у пригорка лишь смутно напоминает тот самый временный лагерь. Часть строения обвалилась. Под камнями и досками оказалась столовая и часть комнат. Уцелевшая сторона немного перекосилась, но сохранила в нетронутом виде коридор, лестницу в подвал и даже две комнаты. Всё это, конечно, обнадёживает, но несущая центральная стена дала огромную трещину, и в любой момент всё уцелевшее от встречи с титанами могло рухнуть, как карточный домик. Спускаясь с пригорка и подходя ближе, я различаю чьи-то тихие завывания. Присмотревшись внимательней, я с ужасом замечаю у колодца громадные ноги. Беспомощность моего положения мгновенно вызывает во мне приступ паники. Но я продолжаю стоять на месте, прижимая крепче Петру. Что-то явно не сходится во всей этой истории. Если титан за домом, то где его туловище, руки, голова? Или он прилёг в ожидании лакомого кусочка, то бишь нас, беспомощных, искалеченных и не готовых бежать прочь? Лязг цепей мгновенно вносит ясность. Это тот самый подопытный Ханджи. Кажется, она дала ему имя Дейв. Осторожно опускаю Петру на траву и прислоняю её к дереву. Необходимо проверить надёжность цепей, удерживающих титана. После чего обязательно найти лекарства и еду, а ещё не помешает промыть раны чистой водой из колодца. Обходя дом с разрушенной стороны, я глазами ищу среди хлама хоть какое-нибудь оружие. Подходить к титану с пустыми руками чрезвычайно опасно и глупо. Но мне ничего не попадается, а идти придётся. Только за домом есть колодец с водой. Титан по имени Дейв, почуяв моё присутствие, тут же поворачивает голову. Железный ошейник до крови натёр ему шею, а обмотанная вокруг тела цепь сковывает движения. Его поза говорит об одном – ему удалось подняться и даже сесть. Позади него колодец и пара сваленных деревьев. Голод на протяжении нескольких дней сделал своё – титан слаб, но всё также жаждет человеческого мяса. Убить его сейчас не представляется мне возможным. Обойти и зайти сзади тоже. Обломки сарая, деревья и камни преграждают путь. Злой и снедаемый гадким чувством безысходности я возвращаюсь к Петре. День плавно перетекает в вечер, и мне ничего другого не остаётся, как перенести Рал в полуразрушенный дом. Волею случая моя спальня уцелела, и даже стёкла на окнах только треснули.***
Укладывая Петру на смятую постель, я нечаянно задеваю локтем кружку, в которой когда-то был чай. Она разбивается вдребезги, а букет цветов, стоявший в ней, заливает остатками тёмно-коричневой жидкости. Я наклоняюсь, чтоб поднять цветы. Внутри меня в этот момент словно тоже что-то разбивается, причиняя боль. Я вспоминаю то злосчастное утро. Как я мог быть таким безразличным и слепым? Петра полюбила меня с первого взгляда, а я на протяжении долгого времени втаптывал это чувство в грязь. Перевожу взгляд на букет цветов. Поблекшие и полуживые они умерли на солнце. Их сухие листья и стебли такие ломкие, что небольшое усилие, и они превращаются в пыль. Она оседает на пол, мои ботинки и смешивается с воздухом вокруг, делая его затхлым и тяжёлым. Я ненавижу пыль за то, что моя жизнь так схожа с ней. Пустая, однообразная и едкая в своём естестве, она то и дело стремится объять то, что никогда не примет её. Я с трудом сглатываю слюну, пытаясь хоть как-то разбавить режущую горло сухость. Как бы между прочим, я вспоминаю, что в шкафу у стены припасена бутылка коньяка. Мне просто необходимо собраться с мыслями и продолжить сражаться со сложившимися обстоятельствами, а для этого надо хотя бы заглушить голос разума, громогласно заявляющего, что спасения нет.***
Меня шатает из стороны в сторону, а я ведь сделал всего пару глотков. Наверное, всё дело в пустом желудке и обезвоживании. Но у меня ещё есть силы отправиться на поиски хоть какого-нибудь пропитания и лекарств. Мне нужно что-то делать, а иначе я так и просижу возле её холодеющих рук, так и умру, поймав её последний вздох. Тяжело даются поиски, особенно в кромешной темноте и полном непонимании, в какой части дома я сейчас нахожусь. Мне нужно найти комнату Ханджи или то место, где она раньше находилась. Только там могли сохраниться лечебные настои и мази. Я до сих пор помню ту вонь, что развела Ханджи на заднем дворе, когда готовила чудо-снадобья. Я скептически отношусь к их якобы лечебным эффектам, но в моём нынешнем положении выбирать не приходится. Мне просто хочется верить, что я в силах помочь Петре. Мои поиски продолжаются даже несмотря на начавшийся дождь. В той части дома, где я копаюсь в обломках мебели, нет крыши. Крупные холодные капли дождя беспрепятственно проникают мне за шиворот. Тонкие струи воды текут по лицу. Я жадно глотаю дождевую воду. В этот самый момент мои пальцы нащупывают среди груды хлама гладкую поверхность склянки. Осторожно извлекаю её и прячу в карман. Продолжая стоять над проливным дождём, пытаюсь сосредоточиться и вспомнить, с какой стороны я пришёл. Огромная жёлтая луна одаривает меня своим слабым светом, выглянув из-за туч. На миг горизонт заливает лучами ночного светила, и я вздрагиваю от увиденного. Где-то неподалёку виднеются огромные силуэты титанов… Я с трудом заставляю себя вернуться в спальню к Петре. Залпом выпив остатки коньяка, я опускаюсь на пол возле кровати и достаю найденную баночку. В ней плещется какая-то мутная жидкость, а надпись гласит: «При тяжёлых случаях». Вынув пробку, вдыхаю пары. Что-то до боли знакомое. В понимании Ханджи тяжёлый случай – это полутруп. Она редко таких лечит, просто облегчает их страдания. Попробовав совсем чуть-чуть неизвестного снадобья, я делаю вывод, что в баночке самый настоящий опий. Выругавшись вполголоса, прячу склянку обратно в карман. Петра всё также в бессознательном состоянии и едва дышит. Я до последнего верил, что могу хоть что-то сделать, но в итоге притащил её в это убогое подобие убежища. А если мои глаза не наврали, к утру сюда доберутся те самые титаны, блуждающие в потёмках в нескольких километрах от нас. Выходит, что всё напрасно. - Прости меня, Петра. Я ничтожество без своих людей, исправного снаряжения и… тебя, - хриплым голосом произношу я и дотрагиваюсь до её руки. Наверное, мой рассудок совсем помутился, ведь мне кажется, что её пальцы слабо сжимают мою ладонь. Я поднимаю взгляд на Петру и не верю своим глазам. Она пытается улыбнуться сквозь сон, словно слыша и чувствуя меня. - Пить, - тихо просит она, не открывая глаз. Я тут же кидаюсь к фляге, но там пусто. Вода закончилась ещё по дороге от речки до лагеря, а колодец сторожит титан. Странно, но именно сейчас я уверен, что смогу прикончить эту тварь. По сути, с этого пойманного титана всё и началось. Наш отряд узнал об опасности с той стороны реки, и Ханджи повела часть людей на верную гибель. Именно с этого измученного голодом и оковами титана начались страдания Петры. Её ранило в первые часы атаки, а я подоспел слишком поздно. Это я, её командир, не досмотрел за ней и Ханджи в тот вечер, когда они решились тайком отправиться на охоту за заблудившимся титаном. Только я могу прикончить эту тварь, пусть и голыми руками. - Я принесу тебе воды, ты, главное, дождись. Не забывай, ведь ты сказала мне, что пока я рядом, ты будешь жить, - обращаюсь к Петре и спешу на задний двор. Дождевая вода размягчила землю и ослабила натяжение сетей, сдерживающих конечности Дейва. Титан пытается встать, учуяв меня. Я уверенно иду в его направлении, сжимая кулаки. Моя одежда местами порвана в клочья, а незначительные раны на теле окрасили материю в бордовый цвет. Мышцы напряжены до своего максимума, а лицо застывает в маске необузданного гнева. С каждым шагом меня всё больше затягивает в водоворот ненависти. С каждой новой секундой тат последние сомнения и страхи. И вот я уже перед мечущимся из стороны в сторону титаном. Только цепи на теле и шее мешают ему сожрать меня. Он безуспешно пытается порвать их руками и зубами. Я не спеша поднимаю с земли небольшой камень и обхожу титана со спины. Ночь мне на руку, как и колодец, на который я с лёгкостью запрыгиваю. Дейв всего три метра ростом, самый любимый размер Ханджи. Да простит она меня за то, что я с диким воплем набрасываюсь на её подопытный экземпляр. Титан не успевает среагировать, и я без труда цепляюсь за его ошейник. Он пытается дотянуться до меня руками, но уже поздно. Я тут же перемещаюсь в место сочленения ошейника и цепи. Безошибочно найдя слабые звенья, сильнейшим ударом камня о заржавевшее железо разрываю их. Цепь не успевает упасть на землю, ведь я подхватываю её и набрасываю на шею взбесившегося титана. Плоть этих тварей не так крепка и порой изумляет своей хрупкостью. Моя ярость не знает границ и придаёт мне сил. Я как можно сильнее натягиваю цепь на шее титана, упираясь ногами точно в то место, которое максимально защищено толстой кожей. Дейв пытается схватить меня, но я уворачиваюсь. В какой-то момент гигант теряет равновесие, поскользнувшись на луже грязи. Тут я понимаю, что это мой шанс. Титан летит лицом вниз, а я тяну цепь что есть мочи на себя. Истошный вопль на миг оглушает меня. Сдаться сейчас значит умереть. Делаю ещё одно движение на себя, и плоть на шее титана поддаётся. Цепь с трудом, но режет кожу. Удар о землю помогает мне совершить последний мощный рывок и окончательно обезглавить титана. Его голова с выпученными глазами и огромным ртом катится по земле, дымясь. Я отпрыгиваю назад во тьму, ведь тело этих тварей без головы всё ещё активно и живёт своей жизнью. Титан пытается подняться на ноги, но лишь обессилено вновь плюхается в грязь. Я понимаю, что он меня больше не чует, ведь его голова отсечена. Этот вывод вселяет в меня надежду. Я вновь набрасываюсь на титана. Схватившись за край дымящейся шеи, тут же обжигаюсь горячим паром, но, несмотря на ожоги, мои руки принимаются рвать кожу и мышцы на загривке Дейва. Он сначала не чувствует и лишь изредка машет конечностями перед самым моим лицом, но когда я добираюсь до уязвимого места, титан начинает метаться в грязи. Ещё немного и он примется кататься и тогда мне не спастись. Крепко сжимая пальцами сухожилия, скалю от злости зубы. Мне позарез нужно что-то острое, рвущее и режущее. Одними только руками мне не справится. Вдруг меня внезапно осеняет наипротивнейшая мысль. Приступ тошноты сменяется спазмами в горле. Я долго не задумываясь, вгрызаюсь зубами в кровавое месиво. Титан бьётся в судорогах, заваливаясь на бок. Я сглатываю ещё тёплую кровь поверженного врага и рвусь вверх. Гигант больше не двигается, по инерции падая на спину. Хочется быть быстрее ветра, порывами рвущего эту безумную ночь. Хочется ещё раз увидеть Петру…