~18 лет
В восемнадцать уже не было сил что-либо скрывать и как-либо сдерживаться. Отец не мог поверить, что "его ДоДо" уже большой мальчик и что он хочет целоваться со своим альфой везде и всегда. На помощь к нему, как и всегда, приходил Сюмин: он утягивал Чена подальше, а именно к себе в дом, что через два соседних участка, придумывая каждый раз разные поводы, начиная от сломанных полок и заканчивая дегустацией новых рецептов, но моя душа подсказывала, что одними булочками и домашней работой дело не ограничивалось. Благодаря Сю, у нас было достаточно времени только для нас двоих. Чаще всего мы часами сидели в моей комнате и занимались ерундой. В тот же раз не хотелось ничего: ни фильмов, ни разговоров, ничего. Мы лежали на кровати, крепко обнимаясь, сплетая пальцы рук. Именно тогда я сказал то, что в скором перевернуло мою жизнь. - Чонин, я хочу ребёнка, - и тишина, которая звоном сердца отдавалась где-то в ушах. Ким молчал и, кажется, не подавал никаких признаков жизни. - Чонин! - я несильно ударил его по руке и сел на кровать. - Скажи хоть что-нибудь... - До, но нам ещё рано, - он уселся рядом, приобнимая меня за плечи, - откуда в твоей голове такие мысли? - Не знаю, - я устало вздохнул, пытаясь вспомнить, как давно эти мысли посетили мою голову, - я давно думал об этом и понял, что хочу ребёнка. Я чувствую, что готов... - КенСу, - Ким обхватил мое лицо своими ладонями, - ещё слишком рано. - Но я хочу... - КенСу, выслушай, - голос младшего повысился, - у тебя скоро течка, поэтому ты немного... напряжен, да и в семье Пака скоро появится ребёнок, ты просто под впечатлением многих событий. - Не правда!..***
Мы тогда поссорились из-за того, что никак не могли прийти к согласию; Чонин разозлился и ушёл, а я остался сидеть на кровати, кусая губы и нервно всхлипывая. Мы не разговаривали около трёх дней, что было просто невыносимо, кажется, эту угнетающую атмосферу чувствовали на себе все, ведь мы раньше никогда не ссорились так сильно. В конце недели Чонин зашёл ко мне в комнату, когда я собирался уже ложиться спать и, опустившись на колени, сделал предложение. Он говорил о том, что так будет правильнее, а родителям говорить не стоит, ибо они нас вдвоём прикончат. Конечно, я разрыдался и пытался успокоиться, но ни черта не выходило... В соседнем городе была небольшая церквушка, где за небольшую цену священник со всеми официальными бумагами мог обвенчать всех желающих. В среду рано утром мы сбежали, как в детстве, на велосипедах. Никаких гостей, цветов и шампанского, только старые синие джинсы и обычная футболка с не очень приличным выражением на английском (чониновская), священник и пустой прохладный зал. Его горячие руки, крепко обвивающие тонкие дрожащие пальцы и его уверенное "согласен". Этого всего было вполне достаточно. Этого вполне достаточно даже сейчас, спустя столько лет. И я ни капельки не жалею, что не было той заветной шикарной церемонии и красивых дорогущих костюмов. Вернулись мы домой уже супругами с тонкими серебряными ободками не самых дорогих колец на пальцах. Дома было тихо, а на кухонном столе лежала записка о том, что отец у Сюмина останется на ночь, потому что последнему не очень хорошо... ... Больше, чем мгновенная церемония, запомнилась первая брачная ночь. Чонин с возрастом стал более несдержанным, и от смущенного мальчишки в скором ничего и не осталось. Чертов собственник, он любил брать жёстко, но при этом не причинял боли, принося только море удовольствия. Начавшаяся так во время течка, облегчила резкий вход и грубые толчки. Позы менялись очень быстро, а наступивший оргазм, казалось, снесёт все к черту. Невероятный прилив нежности и полной удовлетворенности пришел, когда внутри завязался узел, а ладони, обхватив лицо, притянули ближе, даря нежный поцелуй.***
Они были бессильны против всех наших поступков. Конечно, ни от кого не скрылся тот факт, что спустя некоторое время я стал каждое утро проводить в ванной, содрогаясь от утренней тошноты, отец, как альфа, сразу же уловил нотки изменившегося запаха. Когда на столе лежали документы, а глаза постоянно натыкались на обручальные кольца, и в воздухе уже летала роковая фраза "беременный", они были просто бессильны. Сюмин нежно обнимал папу за плечи, стараясь утихомирить бурю эмоций. Мы с Чонином стояли рядом, соприкасаясь плечами в полном напряжении, ожидая приговора и в то же время прекрасно понимали, что их мнение вряд ли что-то изменит. Ведь все будет так, как мы того хотим. Даже пара минут напряжения не стоила того облегчения, от слов самого родного для меня человека: - Все к этому и вело. С самого нашего приезда сюда, так что уж тут поделать... Только рано ты меня дедушкой сделать надумал, - и мягкая, совсем не осуждающая улыбка, которой он в детстве так любил одаривать меня, когда вспоминал про папу. Во время первых месяцев беременности я любил поплакать над всем и сразу, поэтому не удивительно, что после таких слов я зарыдал и кинулся обнимать отца. Все было просто идеально и так правильно.