Подари мне солнечный свет

      — Улыбайсссся… — одними губами шипел Влад. — Или ты хочешь, чтобы наши друзья из машины решили, что тебя ведут силой?       — Меня и ведут силой, — в тон ему бубнил Ян, но не вырывался, отлично понимая, что тогда его хилая маскировка прогорит в пух и прах. Влад так вцепился в него, что куртка Артёма поползла по швам. Дима дотопал с ними до конца проулка, скомкано попрощался и весь какой-то уставший и злой умотал в ночь.       — Что это с ним?       — Тебе какая разница?       — Я что, спросить не могу?       — А что это он тебя так интересует?       — Ты чего, больной?       — Улыбайсссся!..       — Они нас уже не видят! Отпусти блин!       Влад только сильнее стиснул его локоть; так и волок за собой, упырина паршивая, даже шагу не сбавил. Уже на светофоре обернулся на свою жертву — дикий, сердитый, волосы тёмным ореолом закрывают лицо, из носа морозный пар. Ну и валил бы подальше, зачем было лезть спасать?       Влад протянул руку и посильнее натянул шапку, на глаза наползла.       — Смотришь на меня, аж в затылке зудит, — сплюнул он и потащил дальше.       Молчали долго. Уже когда Яна затаскивали в подъезд здоровенного новостроя, залитый иллюминацией, точно новогодняя ёлка, он таки исхитрился вырваться и даже не сковырнуться со ступеней, когда драпал. Сзади гулко хлопнула дверь. Влад выскочил следом, но в погоню не кинулся. Наоборот, размахнулся и спустил вслед за хозяином рюкзак.       Ян увернулся, подобрал, нерешительно обернулся.       — Ну и вали! Делать мне нечего за тобой гоняться по всему городу.       И сел на ступеньку, расчищенную от снега, но всё равно холодную и уже запорошенную снежком. Беглец сконфуженно замер, потоптался. Куртка курткой, но на ногах были родные штаны и сапоги, не предназначенные для ночных блужданий по заснеженному городу.       — Удираешь, нет? — лениво, но с интересом уточнил Влад.       Ян молчал. С одной стороны он сделал правильно, Влад ему ни сват, ни брат, чтобы тащиться с ним ночью куда-то там, зато Влад самовлюблённая эгоистичная сволочь и это делает прогулку с ним вдвое опаснее. С другой, ну что такого ему Влад сделал? Ударил? Обозвал? Шкуру уже два раза спас…       — Ну если нет… — он протянул руку, но со ступеньки так и не поднялся.       Ян ещё немножко потоптался и пошёл назад.       — Руку-то подай, — возмутился Влад, когда Ян прошёл мимо него в подъезд.       — Не переломишься, — огрызнулся парень. Может и подал бы, не будь у этого упыря такая довольная рожа. Уел-таки, заставил ощутить свою никчёмность, поджать хвост и вернуться. Гад.       Подъезд, похожий на приёмный зал, такой же большой и светлый, то, что сдуру сначала показалось огромной стеклянной витриной — консьержная комната и в ней мелькает непривычно улыбающееся женское лицо, обычно все подобные кочерыжки — просто потерявшие метлу ведьмы, эта же вроде искренне просияла при виде Влада. Хотя да, при виде него любая тётка в универе расцветает, как весенняя роза.       — Ты чего так быстро? — весело спросила молодая женщина, когда Влад подошёл к кабинке.       — Да я тут русалку подцепил, было уже не до бассейна.       Консьержка внимательнее присмотрелась к Яну.       — Владик, лапушка, ты же в курсе, что приводить в дом девиц лёгкого поведения немножко не поощряется? И не девиц тоже.       — Но мы же не расскажем об этом твоей начальнице? Как и о бутылочке портвейна в твоём столе, в правом нижнем ящике, Розали, душа моя.       У Яна отвалилась челюсть.       — И вообще, кто сегодня ко мне посторонние лица без моего согласия пустил?       — Это Тёма-то незнакомое лицо?       — Зато с Тёмой было незнакомое.       — С Тёмочкой плохих быть не может, — непоколебимо-уверенным тоном заявила консьержка и Ян понял, что власть Влада над людьми просто ничто перед обаянием его мелкого друга. Влад ухмыльнулся собеседнице.       — А этот на друга совсем не похож, ишь как на тебя смотрит. — Роза пожевала губами, всё ещё рассматривая Яна.       — Учимся вместе, — через силу выдавил он, опуская глаза долу и заливаясь краской.       — А, ну ладно тогда, — ничуть не поверившая консьержка протянула ключи. — Кстати, твои ключи я тоже не имею права держать на сохранении, как и прочую дребедень, которую в теории могу подкинуть домушникам.       — И об этом твоя начальница не узнает, ведь так? А то я ещё и про вино за мусоркой вспомню.       …Лифт плавно замер, полыхнула и погасла пластиковая десятка. Здесь коридор тоже был светлый и просторный. Влад подошёл к своей двери, поколдовал над замком, отпер. Дверь была возмутительно одна, деревянная, с глазком.       — А железная? Вдруг обворуют?       — Сдался мне этот саркофаг, заходи уже. Кто тут воровать будет? Знаешь сколько здесь квартира стоит? У кого есть бабки на такую будку, не станет посягать на чужие портянки, тем более наши сложились и камеры натыкали по всем этажам. — На лице Влада неожиданно мелькнула ехидная ухмылка. — Или ты это как профессиональный домушник интересуешься?       Ян зашипел, нужно же было так перед Димой засветиться, приятели они с Владом или нет, но Витя брат, а ну как заложит ему.       — Ты зайдёшь, твою мать, или мне тебя на руках заносить??? Из коридора тянет.       Не съест же Влад его, в самом деле!       Ян молча скрутил ему шиш и переступил порог.       В квартире пахло апельсинами… Сразу от прихожей. Так терпко и сладко. Всего неделя, чёртова неделя, как Ян ждал его звонков в коридоре, как гонялся по квартире, отбирая вещи сестры, как смотрел на лежащего на полу, ругался из-за пригоревшей картошки. После него даже шумной Заряны было так мало, чтобы заполнить квартиру… И вот этот хмырь стоит перед ним всё такой же наглый, самоуверенный и ему совершенно плевать, что было неделю назад.       — Будешь апельсин? — на ладони Влада привычно лежал цитрус. Нагло так, вызывающе. — На тебя даже смотреть жалко, опять принюхиваешься, сейчас облизываться начнёшь ещё. Ну, так будешь?       — Пошёл ты к чёрту!       Выбитый апельсин покатился по дорожке. Ян ругнулся и потянулся поднимать, он-то был уверен, что Влад успеет убрать ладонь, а сам Влад, точно выстрелившая пружина, выбросил вперёд руку и толкнул его на стенку. Ушибленное плечо противно засаднило.       — Да я тебя сейчас!..       Влад схватил за здоровое плечо, крутанул и приложил об стену уже позвоночником, аж в ушах зазвенело. Обиженно щёлкнул задетый рубильник, погружая квартиру в темноту. Чужие пальцы впились в волосы, резко смыкая вниз, открывая лицо. Ян слепо вскинул руки, их отбили. Узел из волос стянулся сильнее.       — Ты меня специально бесишь, что ли? — зло сплюнул слова Влад. — Я уже задолбался перед тобой на цыпочках плясать, что мне сделать, чтобы ты не кривился?       — Ч-чего? — Ян и без того боялся темноты, а от такой, живой, клокочущей злобой, вообще трясти начало. А ещё он вспомнил об их уговоре, глупом и вроде бы уже не обязательном, но как-то неудачно он в памяти всплыл…       Вместо ответа вторая ладонь легла Яну на шею. Пальцы огладили горло, поднялись к подбородку, больно, до слёз, очертили рот, заставляя приоткрыться. От пробитой о зубы губы потянуло вязким и солоноватым.       — Влад, больно.       — Ты меня достал, Лучик.       — Я не Лучик!        И в самые губы:       — Заткнись.       Губы были холодными и шершавыми с мороза, они сминали так же немилосердно, как их владелец рвал пальцами чужие волосы. Выбитый ещё ударом воздух окончательно закончился после первого же поцелуя, а Влад пил Яна, бездумно сжимал ему горло, облеплял собой, как паук заматывает в паутину. Это не было прежним дурачеством, всё было слишком по-настоящему. Ноги подкосились, Ян ссунулся на пол, зашёлся кашлем, пересохшее горло будто огнём резануло. Мог бы, ударил, убежал, убил.       А Влад, такой же задохнувшийся и невменяемый, опустился рядом с ним, подцепил пальцем подбородок, словно на крючок посадил. Яна обдало горячим рваным дыханием. В животе что-то ухнуло вниз и поднялось уже волной жара и дикой, на грани боли, истомы.       По телу жадно прошлись чужие руки, вытряхнули из куртки, сжали талию. К плечу прижался горячий взопревший лоб Влада.       — Ты, сволочь, — зло выдал он, — весело было смотреть, как я за тобой таскаюсь?       — Это ты таскался?! А кто в меня рюкзаком со ступеней запустил?       — Я просил заткнуться…       Тягучий поцелуй, уже не такой бешеный, дыхание на шее, губы на ключицах — и Яна поволокло в омут. Он сам протянул руки, обнял, прижался. Чужая рука бесстыдно забралась в ширинку. Если бы можно было собраться из мешка костей снова в человека, хотя бы отползти от угла.       — Ёпт, куда лапы…       — И у меня тоже…       Его собственную руку положили на другой пах. Ошалелый, он даже не мог отнять ладонь, чувствуя, как через плотную ткань брюк горбится… Отдёрнул. Влад бесцеремонно сгрёб слишком нервную конечность, лизнул палец, второй, забрал все в рот.       — П-п-пусти, п-п-псих… ааааа, руки убери! — почему-то шёпотом просипел Ян.       Хриплый выдох в ухо, чужие пальцы касаются его белья, забираются под резинку. Его пальцы прижимают к чужой ширинке, заставляют протиснуться под одежду. Потрогать. Изучить. Захотеть… Непривыкший, чтобы трогали там и так, от ласк он вырос не меньше, чем чужой. Влад двинул бёдрами, прижимаясь плотнее, чтобы коснуться друг друга уже не руками.       Это было как безумие, свистящий, хрипящий, дикий смерч. Он сам выгибался навстречу, касался горячей плоти своей, тыкался вместе в жаркое кольцо из их переплетённых пальцев. Влад подтянул его на себя, чтобы оказаться совсем склеенными, продолжать движения другого, чувствовать токи от всего тела — из расстегнутой рубашки, от задранной водолазки, чтобы губы не шарили слепо в темноте, а впились в другие губы. Между стеной и Владом, между реальностью и безумием, между ударами сердец. Чтобы так сносило черепицу от чужих прикосновений?! Вот зачем нужна одежда — не чтобы защищать от холода, чтобы защищать от чужих прикосновений. И его собственную тут же потянули вниз с бёдер, чтобы лишить остатков мыслей. Движения стали судорожными, ломкими, быстрыми. Друг о друга, в сцепленные пальцы, назад. Ещё. Ещё. Ещё.       Влад потёрся носом о плечо Яна, а потом подался вверх, с силой прижал хрящик уха зубами, и укус отдался сладкой ноющей истомой внизу живота. Судорога прошила Яна и он, всё ещё склеенный с Владом этой пьяной одурью, излился в кулак.       Жарко. Пусто. Он заблудился где-то в этом безумстве, а темнота довершила начатое. На границе между сознанием и явью, едва пробиваясь сквозь шум в ушах, Влад отклеил его от стены, переложил на более прохладный пол, в лопатки тут же хищно впились металлические пуговицы попавшей под спину куртки. Его ладонь опустилась на покрытый испариной лоб, изучающе прошлась ниже. Душно, тяжело дышать. Потянули через голову сдавившую тело водолазку, освободили запутавшиеся в джинсах ноги. В голове прояснилось — из-под двери тянуло сквозняком, пол был слишком жёстким и даже сквозь куртку давил в лопатки… и над ним призрак из старого кошмара — склонился и посверкивает ртутными внимательными глазами.       Ян зажмурился. А призрак куснул ухо, одобрительно муркнул на судорожный всхлип снизу. И побежала, потекла по телу рука — по соскам, вниз к пупку, опустилась в мягкие волоски, ниже к бёдрам, раздвинула. Вторая осторожно, словно не совсем уверенно, надавила сзади. Ян выгнулся, рванулся, его тут же словили, развернули и припечатали на место, уже животом вниз. А внутрь, втирая его же семя, туго вдавился палец. Он должен был заорать, ругаться, кусаться, но Влад молчал, только дышал сипло, будто ему не хватало воздуха, не хватало воздуха и Яну. От второго пальца на глаза навернулись слёзы — внутри едва хватало места для одного.       Он дёрнулся ещё раз и тогда его не больно, но непреклонно схватили за волосы, прижали головой к полу. Ян сжался, скрутился, закрыл руками голову, точно это могло спасти. А внутри горело огнём и дёргало всё сильнее. Остро… давяще… тянуще… отдавая в виски, расползаясь по всему телу вместе с жадными и бесстыдными прикосновениями Влада. Прикосновений становилось всё больше, на теле не осталось места, которого не коснулся бы Влад, и Ян полыхал уже от стыда, а к сухой боли примешалось что-то необъяснимое, несдерживаемое в памяти и чувствах — словно идёшь по пляжу и волна лизнёт босые ноги, но тут же схлынет и на коже останется только ощущение водной ласки. И он сам распластался на полу, послушно подставился под направляющие ласковые руки.       Влад обнял сзади, горячий, потный, прижался. Он был слишком большим, никакие пальцы не помогли. Надавил. Ян сжался, ладони тут же огладили ягодицы, успокаивая и расслабляя. Обняли за талию, придвинули. Поцелуй в шею. Укус в плечо. И опять давление сзади, уже требовательное, напряжённое. Увиливание не помогло, Влад словно прилип и двинулся в такт ягодицам. Надавил на плечи, заставил прогнуться в спине.       Тугие мышцы не желали принимать Влада в себя. Он двинул бёдрами, вжал головку. Ян судорожно охнул, прикусил губу, а внутрь вдавливался ствол, широкий, горячий, пульсирующий. Боль была резкой и острой: Влад не выдержал, навалился, сминая Яна под себя, вошёл, сильно, одним толчком. Наполнил собою, вжался до основания. Чуть приподнялся, но неразработанные мышцы не отпустили — Ян приподнял бёдра следом — и тут же опять вошёл, вбиваясь, казалось, ещё глубже. Толкнулся ещё раз, с силой впечатывая Яна в пол. Внутри уже не резало — там горело и широкий ствол туго, но всё же скользил, словно огонь разливал. Сильнее и сильнее, глубже и глубже, быстрее, резче. Новый толчок защемил внутри и к боли примешалось то самое, что налетало волнами, лизало открытое тело и сплывало раньше, чем его можно было уловить.       Адская смесь из боли, удовольствия, слёз, пота, крови и спермы смешались в Яне. Влад навалился уже весь, обессиленный, но всё ещё терзающий своим тёмным желанием чужое тело. Толкнулся последний раз, не собираясь доставать, да так и остался лежать на Яне, бездумно покусывая ему ухо.