Серые слёзы. Серая кровь

Самое лучшее — прямо и просто сказанное слово. У. Шекспир Йоль знала, что этот момент когда-нибудь настанет. Знала и боялась. Она не представляла, что же ей сказать, все слова звучали неправдоподобно, будто плохо продуманная ложь, глупо и наивно, как история на ночь, вроде тех, что она рассказывала Гэльти просто из баловства. Она прекрасно помнила, как сама отреагировала на заявления Ворона, а теперь вот её задача – рассказать человеку, который находится с магией не в лучших отношениях, те же бредни, которые её повергли в такое отчаяние. И это странное чувство внутри, это маленькое, вьедливое, грызущее чувство, которое все шептало и шептало: не смей, не смей, не смей снова хоть кому-то поверить, все обманут, предадут, растопчут. И страх все рос и рос, пока не превратился во что-то огромное, от чего Йоль задыхалась по ночам и плакала, но плакала беззвучно, без слез, просто лежала и тряслась. И только работа помогала забыться. Йоль избегала разговора столько, сколько могла, что-то внутри неё разрывалось и кричало, что это неправильно, гадко и по-предательски, но она отталкивала эти крики, запихивала их в самую далекую часть своего сознания и в очередной раз пыталась отодрать себя от сознания Деса. И поэтому когда Денсен широким пинком распахнул дверь в её каморку, где умещалась лишь кровать и письменный стол, стоявшие почти впритык, и застал её за записями, она, честно сказать, стушевалась. Будучи не готовой к разговору, к которому в принципе подготовиться нельзя, Йоль все откладывала и откладывала, отдавая себе отчет в том, что терпение у наемника не безграничное, и когда-нибудь оно лопнет как мыльный пузырь, а пена попадет в её глаза. – Я задолбался! – рявкнул он, прекрасно осознавая, что сейчас Йоль не станет его одергивать. – Слышишь, ты! Задолбался я ждать, пока твоя милость соизволит мне объяснить всю эту хренотень! Думаешь, ты такая умная тут, раз все знаешь? Думаешь, в твоей голове полно знаний? Если я сверну тебе нахрен шею, они тебе не помогут! Йолле вздохнула и сжала перо. Кажется, на этот раз отложить неприятный разговор не получится. – Дес, прекрати ёрничать и послушай спокойно. Я не собираюсь увиливать от разговора. – Только этим ты и занималась последнее время! Извивалась как червь в луже! Плохо, это плохо – он на взводе, а значит, новость воспримет далеко не так легко, как восприняла её сама Йолле. Она-то просто не поверила, решив, что Ворон хочет остаться в Спайне, а вот Дес… Кто знает, что он может натворить. Иногда она жалела, что оказалась тогда должна ему – пришлось взять его в помощники. Хотя его боевыми навыки и острый ум не раз её выручали, он все же оказался слишком неуправляемым, слишком легковозбудимым и страдающим ничем не объяснимыми приступами ярости, во время которых мог натворить что угодно– это, разумеется, портило все впечатление. Правда, у Йоль, как и у каждой женщины, тут же создалось ощущение, что она должна все в нем исправить, но, к счастью, она вовремя от него избавилась. – Ты прокляла меня, да? О, я и раньше знал, что с тобой что-то нечисто, еще тогда заподозрил, в темнице этой, когда ты одним словом сломала все замки на дверях, но тогда, ты же знаешь, было не до того, только бы сбежать. А уж когда ты из огня выбралась… Теперь-то все ясно – ведьма! Честно, мне плевать, каких крыс ты приносишь в жертву и чью кровь пьешь в полнолуние! Все, что меня волнует – зачем ты меня прокляла? – Ты путаешь меня с фанатиками-сектантами и вампирами. – Барзул, Йо-Йо, в чем твоя проблема? В какую Бездну ты проклинаешь других людей так, что они потом видят всякую бредятину, и башка у них трещит как от недельного похмелья?! – А в чем твоя проблема, Дес? – устало спросила Йоль, массируя виски. Хотелось добавить «Почему ты иногда совершенно внезапно будто сходишь с ума и начинаешь избивать всех подряд», но не успела – её собеседник высказался первым: – Моя? Нет у меня проблем, разве что твое проклятие! Ты должна немедленно его снять! Сейчас же, или тебе же хуже будет! Так некстати вспомнился тот момент, когда она такая же разгоряченная ворвалась к Джормундру и начала что-то там требовать. – Убьешь меня? – Нет, милая моя, я умею сделать так, что будет хуже смерти, а о ней ты будешь мечтать! Она прекрасно понимала, что это пустые угрозы. Нет, она не была чересчур самоуверенна – просто уже достаточно изучила Денсена, чтобы знать, как его обезвредить в случае чего. Да и к тому же, он не решится ей навредить... Наверное. Хотя… доводы разума редко оказывали на него сильное воздействие. – Дес, сядь и послушай. Это никакое не проклятие, ясно? Это… – слово «дар» так и лезло на язык, но ведь не так давно она сама считала свои способности одной из самых ужасных вещей на свете. Да и к тому же сразу возникал вопрос – а кто именно их так щедро одарил. – Это твой талант. Он дремал в тебе очень долго, но есть особые слова, и я их знаю. Именно их я произнесла тогда ночью. – Что? Талант? Что за чушь? Йоль потерла переносицу и поморщилась. Ну, почему именно сейчас, после допроса, после долгих и нудных споров о переправке преступников (тех, разумеется, которых не казнят) в темницу Аберона, когда она так устала, и мысли путались как клубок шерсти, с которым игралась кошка-сонливость? Ей вдруг в голову пришла мысль, что стоило бы выйти на улицу, а то разъяренный наемник просто разнесет комнату в клочки, потому что она сама пинала все, что попадалось под ноги, пока слушала эти фантастические истории, достойные пера хорошего писателя и страниц пыльной книги, но никак не реальной жизни. Это ведь всем так кажется, что невероятное происходит где-то там, очень-очень далеко, а вот с нами ни за что и никогда, а потом, когда это что-то все же случается, мы вопим во все горло, что неправда, и все ты врешь, и такого просто быть не может. Может. Все может быть на самом деле. – Идем, Дес, пройдемся, а то у меня голова гудит как растревоженный улей. Там, на свежем воздухе, и поговорим. Нельзя было сказать, что Ситхри – маленький городок, но и большим его назвать язык не поворачивался. Да и городом, если уж на то пошло. Скорее, это ощетинившийся ёж, фырчащий на каждого, кто посмел к нему приблизиться, неважно, друг это или враг. Причиной тому была близость Империи, на границе с которой это поселение и располагалось. Люди тут никогда не снимали оружия, а большая часть населения – и доспехов тоже, даже простые жители. Они подозревали всех и всякого, ходили хмурыми, ни с кем не общались и на любые вопросы отвечали крайне неохотно. Но что ни говори, а Йоль нравилось это место хотя бы потому, что днем здесь не было жарко как в вулкане, а ночью – холодно как высоко в горах. И когда они с Денсеном вышли в небольшой садик, примыкающий к старому крылу, куда их поселил добрый Совет города, то прохладный и приятный ветерок нежно коснулся их лица, и Йолле сразу же почувствовала себя намного лучше, будто тяжести прошедшего дня просто... исчезли. – Я слушаю тебя, – сказала она тоном обреченного на казнь человека. – Какого хрена именно ты? Особенная что ли? И именно в тот момент? Когда мне в голову почти пришла пара блестящих идей. Она пропустила мимо ушей его неуклюжую колкость и пожала плечами. – Я – потому что это случайность. Забреди ты в Спайн, тебя, быть может, нашли бы первым, и тогда ты стал бы решать, как использовать ключ. Тогда – потому что именно в этот момент я поняла, что ты такой же, как я. Да, я тоже этим сомнительным талантом обладаю, и в Спайн забрела именно я. Первой. Наверное, и единственной. Денсен смотрел на неё не просто пораженно, а скорее как на умалишенную. Листья тихонько шебуршали над головой, и Йоль на секунду представила, что это – деревья Спайна. – Я раньше думала, что я одна такая. Последняя. Что больше никого нет не только из моей семьи, но и из моего народа, быть может, уже не такого чистого и способного, но все же народа, понимаешь? – Нет. Не понимаю.Сними проклятие и дело с концом. Я, так и быть, тебя прощу. Йоль закрыла лицо руками и застонала. Будет очень трудно, Денсен оказался еще более упертым, чем она. И тогда ей пришлось рассказать все, о чем поведал ей ворон – о Сером народе, об их попытке спасти этот мир, который, быть может, и не стоило спасать, о бунтовщиках, не желавших теряться в веках, о способности видеть и чувствовать правду и о том, как это делает она сама. Как и ожидалось, Денсен ходил вокруг, орал и пинался. И выдавал такие словечки, из которых в приличном обществе можно повторить только запятые. Йолле сидела на скамейке, любовалась на все его действа и с ужасом думала, что она проделывала то же самое, что и он. Она ощущала его злобу, его раздражение, его неверие и удивлялась, почему его чувства вдруг стали доступны ей, почему она так легко понимает каждое колебание его души? – Это все... – Ложь? Неправда? – Йоль говорила тихо, но резко, понимая, что на сюсюкания времени не осталось, да и к тому же Дес ведь куда старше её прошлой как физически так и морально, поэтому она надеялась, что сведения он примет быстрее, чем она. То, что он когда-нибудь смирится, она не сомневалась – у него не было иного выхода, разве что убить себя. Вот только шла война, пусть пока тайная, но скоро грянет и явная, скоро будет первый бой, и разлад личности одного из её помощников мало чем может быть полезен как ей, так и делу варденов. – Вот именно! Все – ложь. Это проклятие, которое легко можно снять, ты можешь его убрать, стереть! Ты можешь! У неё появились сомнения, что морально он старше. Казалось, будто перед ней маленький ребенок, которого заставляют есть кашу вместо сладостей. – Нет. Не могу. Я действительно не могу. Не знаю, как. Я не спросила тебя, это верно, но я и не была уверена, что все правильно поняла. Теперь ты тоже будешь видеть Сны Серых, то, что случилось когда-то и с кем-то в прошлом. Ты будешь чувствовать то же, что и человек, чье прошлое ты смотришь, и именно так ты узнаешь правду. И от этого не избавиться никогда. По крайней мере, я такого способа не знаю. Дес рявкнул и стукнул какое-то молодое деревце. Сверху упала ветка. – Да мне в Бездну правда эта не нужна, ясно?! Чтоб мне потом так хреново было, будто я фриатой накачался! – Чем? Дес издал звук крайнего раздражения, но все же объяснил: – Фриата – наркота. Из грибов делается. Фрикаи Андлат называются. Иногда твоя тупость меня поражает! Йолле покачала головой и встала. Она смертельно устала, хотела лечь спать и хоть на несколько часов забыть обо всем, что тут случилось, и сейчас намерена была это исполнить, а Дес – он большой мальчик, сможет разобраться, что происходит, и кто он такой. – А меня поражает твоя слепота. То, что ты получил, открывает тебе массу возможностей для слежки и всей твоей работы, а ты ворчишь, как ребенок, у которого отобрали конфетку. Да, боль –мы за все в этой жизни платим, и чем ты сильнее, тем больнее тебе жить. Пора бы уяснить это. Прозрей, наконец! Я рассчитывала, что ты старше меня, что ты мне, а не я тебе буду помогать, а ты оказался всего лишь маленьким капризным мальчиком. Я иду спать. Тебе тоже советую, мы завтра рано утром едем в Аберон. – Ну, и отлично! В Абероне Трианна, может, она знает, как избавить меня от этой дряни, которую ты на меня налепила! – с каким-то мстительным удовольствием пробурчал наемник. Он прекрасно знал, как волшебница и Йоль друг друга недолюбливают, поэтому злобно щурился, проходя ко входу в крепость. – О, пожалуйста! – крикнула ему вслед Йолле. – Только почему ты так уверен, что она не разберет тебя по кусочкам в надежде узнать тайны твоих способностей видеть прошлое? Многие маги пытались сделать это с помощью заклинаний, но умерли от потери сил. Так отчего ты решил, что Трианна не захочет стать первооткрывателем этой магии? Спина Деса напряглась и вытянулась, но он даже не обернулся, только ускорил шаг и промчался по коридору словно вихрь. Йоль долго не могла заснуть, все размышляя над вопросом, почему она так остро чувствует все то, что и Дес. Каждая волна его гнева, отчаяния, удивления находила отблеск и в её душе. Сперва она принимала эти эмоции за свои собственные, но потом сообразила, что в конкретной ситуации ей не на что злиться, нечего бояться. И тогда она отделила их, возвела стену, прозрачную, как стекло, чтобы можно было рассмотреть все в подробностях, не касаясь, но держа рядом. И когда она сделала это, то поняла – это не она так думает, это Денсен. Она теперь знает, что именно он ощущает. После того, как Йоль активировала ключ, данный ей вороном. Ключ, который связал их души навеки. *** Три долгих, утомительных, полных арестов, облав, обвинений и дознаний недели назад… – Ситхри? Йоль потянулась на мягком стуле и прикрыла один глаз. Она только вчера вернулась из Петровии, где Хальфред лично издевался над ней, наверное, целый век, объясняя и показывая, как именно надо выслеживать шпионов, ловить и пытать. На последнем пункте Йоль затошнило от отвращения к себе и людям, и она наотрез отказалась это делать. Ловить – да, пожалуйста, хоть каждый день, но вот резать и мучить – ни за что. Она помнила, как её избивали в темнице Черной руки, и поэтому постоянно ощущала себя на месте заключенных. Хотя надо сказать, что этот способ использовался исключительно в тех случаях, когда варденские маги не могли проникнуть в разум врага, а сведения доставать все равно надо было. Хальфред вообще-то и Трианне предлагал с ними поехать, но та вежливо отказалась, заявив, что у неё много важных дел. Йоль подозревала, что это из-за неё. Отчего-то главная волшебница отчаянно ненавидела её, презрительно щурила глаза и делала всякие грязные намеки в её присутствии. Йоль и не пыталась, и поэтому, когда её соперница послала вместо себя своего протеже – подающего большие надежды парня по имени Велгерт, никто в команде не удивился. Впрочем, и не пожалел тоже – юный колдун оказался услужливым хитрюгой, желал заработать расположение всех и каждого, но при этом отлично владел своими собственными силами и ситуацию всегда оценивал верно. Для новой подопечной Хальфреда, у которой стремительно развивалась ментальная магия, будто выжигающая обычные волшебные силы, он также оказался весьма полезен – преподал ей пару уроков по преодолению барьеров разума. Но все же время, проведенное в солнечной и веселой Петровии, оказалось слишком напряженным, и вернулась Йоль измотанной и злой еще потому, что Денсен опять выкинул пару трюков прямо перед въездом в Аберон, и ей пришлось проучить его, а сил на это ушло больше чем она рассчитывала. – Да, – Насуада кивнула и изящно помахала веером. Это был скорее символический жест – Йоль всегда остужала воздух в её рабочем кабинете, когда приходила поговорить. – Хальфред доложил мне, что ты неплохо себя показала, а твоя маленькая команда оказалась весьма эффективной. – Это ты о Денсене и Синге? – Йоль отхлебнула кофе из маленькой фарфоровой чашки – предводительница варденов часто заваривала его, когда ждала вестей лично от подопечной Хальфреда. – Ну, разумеется. Мне говорили, что они сражаются как эльфы, разве что не колдуют. Как ты вообще их нашла? – Ты помнишь, как погиб Оруэн? Ну, мой первый командир. Когда мы брали одного чернорукого? – Помню его жену, которая была уверена, что он тут поваром работает, – Насуада положила руки на исписанные листы и нахмурилась. Ей всегда не нравилось, когда кто-то из её людей умирал, но она ни на секунду не задумалась бы, если надо было пожертвовать ими ради достижения высшей цели. – Мне тогда пришлось взять ситуацию в свои руки – мы были в деревне, агент сбежал, да и среди местных кто-то ему сочувствовал, потому и предупредил о нас. Жаль, Трианны не было, вот она бы покомандовала! В общем, в связи с её отсутствием командовать пришлось мне. Я, как сказал тогда один член Дю Врангр Гата, от Хальфреда нахваталась. И мы того агента поймали, а потом маг, его, кстати, Виргиль зовут, забавный такой, рыжий и толстенький, так вот, этот маг все Хальфреду и рассказал. Красочно весьма. И Хальфред заявил, что раз я так быстро «нахваталась», то пора бы мне и своих подчиненных завести, а то командирские замашки есть, а личных рабов нет. Непорядок. Насуада хмыкнула прямо в чашку с кофе, отчего напиток расплескался ей прямо на лицо. Йоль предусмотрительно похмыкала в сторону. – Просто была нехватка рабочих рук. И работающих умов. – На рабов они не похожи, если честно. Особенно Дес, он слишком наглый. Йоль промолчала о том, что Денсен, как-то прознавший о том, что ей нужна команда, напомнил о данном недавно обещании, о том, что «Йо-Йо теперь должна, помнишь, Йо-Йо, как я тебя учил выживать», промолчала, что с тем же Денсеном проблем было больше чем с последним идиотом. Зато хоть Синге оказался более-менее результативен, и то хорошо. – Ну так что ты думаешь о том, чтобы отправиться в Ситхри? – вновь повторила ранее озвученное предложение её собеседница, надеясь, видимо, что вдохновленная прежними свершениями ретивая командирша возжелает повторить успех. Йоль покачала головой. Эта затея ей очень не нравилась. Она, конечно, хотела показать себя и попытать удачу, но лучше бы с ней отправили кого-то более опытного в таких делах. Пусть и не самого Хальфреда, но хоть кого-нибудь! Однако время было такое, что все мало-мальски знающие отправились в Империю налаживать шпионские сети и связи на вражеской территории. Практически все, кто помогал варденам хоть за идею, хоть за деньги были устранены железной дланью императора. – Почему ты просто не прикажешь мне сделать это? Насуада вздохнула: – Потому что я хочу, чтобы ты сама согласилась. Неужели это такая плохая идея? Я знаю, что у тебя получится. – А если нет? Всего трое человек! Ты серьезно думаешь, что трое справятся с такой задачей? Хоть Велгерта с нами отправь! – Ты знаешь, что он в Белатоне. Час назад отбыл. Виргиль тоже где-то в Империи. Все сейчас в Империи, потому что… – Мы скоро наступаем? – Да. И гонцы любят два места для своих остановок – Петровию и Ситхри, и я хочу, чтобы они были безопасны! Да и к тому же… – предводительница варденов порылась в тумбочке и достала большой увесистый медальон из меди, на котором был изображен дракон с какой-то непонятной штукой в лапе, похожей на неумелую ляпку, а под ним находилась уродливая палка, обозначающая, если рассуждать логически, меч острием вниз. – Это печать. Моя. Означает, что вы, её держатели, выполняете мою волю, и вам нужно содействовать без пререканий. Хотя их, скорее всего, избежать не удастся. У Хальфреда тоже такая есть, но свою он тебе ни за что не отдаст. Как он тебя назвал в прошлый раз, когда ты её попросила? – Черномазой выдрой. Знаешь, ему бы словарь ругательств написать, он стал бы очень известным. Насуада снова хихикнула, но на всякий случай отвела руку с чашкой кофе подальше. Потом вздохнула, добилась от Йоль согласия и незамедлительно выпроводила ее. Дружба это, конечно, хорошо, но дела сами себя не сделают. В седле они провели ровно столько, чтобы проклясть эти самые седла и тех, кто их придумал. Ночной Кошмар мчался быстрее ветра, и кони спутников Йолле за ним не поспевали. Особенно страшная и облезлая лошадка Деса, к которой он питал странную привязанность, называя её коротко и нежно «Пупсик». Ситхри показался Йоль злым и ощетинившимся, и по сравнению с Петровией, такой деловитой, бурлящей и живой, выглядел волком-бирюком. Через Петровию пролегал основной торговый путь, и потому туда стекалось огромное количество разномастного люда, торгашей, купцов, предлагающих всевозможные товары – от дорого имперского кружева до деревянных ботинок, и рынков там было аж пять штук, и на каждом все галдели, орали, ругались, у каждой лавчонки даже самый жирный богач стремился поторговаться и сбить цену, потому что иначе – не уважаешь продавца, да как так вообще можно, хам! И везде бегали мальчишки, продающие печеные яблоки и таскавшие деньги из карманов, а девушки даже из приличных семей хвастались самыми свободными нравами и пестрыми стайками сновали туда сюда, хихикая и флиртуя, пока незадачливые кавалеры не соображали, что их банально разводят на деньги. И знать там давно уже не была движущей силой, во все углы перли купцы и торговцы, которым принадлежала половина города, а вторая была должна. Но никто против не был, потому что все всем братья и заемщики, и неизвестно еще, какие узы прочней.Попробуй,вякни тут – сразу процент повысят! Через Ситхри ничего не пролегало, не проходило и не проползало, даже самый завалящий караванчик. Зато тут жили шахтеры и крестьяне, люди простые, особо экстремистскими воззрениями не отличающиеся, думать и болтать не привыкшие и как бы в противоречие этому очень закрытые и подозрительные. И дома тут были низенькие, приземистые, а некоторые вообще наполовину уходили в землю, будто рабочим недостаточно было копаться весь день в земле, им требовалось еще и жить в ней. Когда они расположились на площади, решая, стоит ли сразу идти к Совету города или сначала поразнюхивать тут все, Йоль с удивлением отметила, что ей не холодно. Кажется, она никогда бы не устала повторять, что ненавидит Аберон, и что даже этот мрачный и подозрительный городок предпочла бы столице Сурды. Она не любила тот противный промозглый холод, сырой и заползающий под одежду, который услужливо приносили муссоны, свистящие все лето. А тут холода не было. Тепло. И это отвлекало, не давало сосредоточиться на вопросе, эта странная несостыковка. Холод. Отчего-то он зацепился за её разум и не отпускал, будто пиявка, которую посадили на синяк – нельзя отрывать, потому что полезно. Эта мысль тоже была важна. Почему, Йоль еще не знала, но продолжала искать, совершенно забросив попытки убедить своих спутников, что надо сначала порасспрашивать и вообще найти ту несчастную пару осведомителей, которую ей обещал Хальфред. Холод. Ей не холодно – это странно. А когда холодно – это нормально. Нормально? Нормально ли это, когда холодно в крепости, окруженной огнем? Холодно настолько, что стучат зубы, и ощущение такое, будто кости превратились в ледышки, а кожа давно обморожена. Так холодно, что мысль только о том, чтобы согреться, накинуть на себя шубу, нацепить шерстяные носки, кофты, залезть под одеяло и ждать, пока тело выработает необходимое тепло. А надо бежать, спасаться, а хочется только огня. Который окружает крепость. Когда холодно в огне – вот это странно. «…но будет особое чувство, которое неуместно в какой-то ситуации, неправильно, но оно укажет тебе, что рядом один из тех, у кого та же кровь в жилах». Когда холодно в огне – это неуместно. Она замерзла тогда, когда подошла к Денсену. Думала, что это от заклинания, но когда это её от заклинания знобило? Когда она дрожала как мышь после магии? Никогда. Неуместное ощущение. И слова, будто огнем высеченные, жгущие память, напоминающие, кто она и что должна сделать. Её долг, цель её жизни, то, для чего она пришла в этот мир. И она заговорила. Шепотом, почти на грани, но Денсен… Он услышал все равно, услышал то, что никогда и никто не должен был и не смог бы услышать, а он – смог, и кричал от боли, извиваясь, вопя, зажимая голову, проклятия сыпались градом, избивая её чувством вины, но слова уже не остановить, они сами текут и изливаются на бьющегося в конвульсиях человека, да так, что кровь потекла по телу, а у Йоль засаднило там, где он поранился. Она пыталась остановиться, прекратить, ибо жалось вдруг взыграла в её душе, но магия, что древнее этого миропорядка, этого понятного и простого мира, где волшебство оказалось в кандалах языка, эта магия презрела её волю и творила себя сама, и ни капли её силы заклинание не забрало, будто черпало её из воздуха, воды, земли, по которой катался орущий мужчина, даже из света далеких звезд, тусклого, холодного света. А потом Денсен вдруг замолчал, откинулся, и глаза его будто подернулись дымкой, помутнели, как у слепца, а сам он задергался, забился и захрипел. И тогда Йоль поняла – вот он, еще один из Серого Народа, тот, в чьих жилах течет кровь древней расы, тот, кто станет её стаей и прикроет беззащитную спину. А она прикроет его.