Серые слёзы. Серая кровь

Людям, с которыми работаешь вместе, нужно доверять до конца или совсем не доверять. Эрнест Хемингуэй. По ком звонит колокол Он молчал всю дорогу обратно, пока клетка со скалящимися преступниками плелась до Аберона. Молчал и злобно оглядывался на Йоль, щуря глаза, а потом опять погружался в задумчивость. Её это пугало — Дес, который не скандалит, не подкалывает и не гнет свою линию, казался чертовски непривычным. Что-то важное творилось в его мыслях, и она это ощущала так же ясно, как дышала. Она не больше задавалась вопросом, почему получает каждую его эмоцию — весь её народ исчез, и никто не мог бы утверждать, что это неправильно, что это — отклонение от нормы. И опять же никто бы не смог заявить, что так и должно быть. И это был тот момент, когда Йоль задумалась, а какой же расой, если она, разумеется, всё восстановит, станет новый Серый народ? Будет ли у него хоть мимолетное сходство со своим прародителем? Не важно, внешнее ли, по способностям и талантам или психологическое. Что если все старания бунтовщиков были напрасны, потому что этот вытащенный из пепла и пыли род окажется чем-то совсем иным, не похожим на то, за что боролись Серые из прошлого? И все же, несмотря на все свои страхи и опасения, она боялась говорить с Десом, такой у него был напряженный вид, а раздражение так и плескалось вокруг, захлестывая её с головой, и она глотала его, будто морскую волну, утопала в нем, напрасно тщась выплыть к поверхности. Он все думал и думал, решал, руки его дрожали от напряжения, а взгляды, которые он бросал в сторону своего капитана, были поистине прожигающими, и она чувствовала их спиной.  Однажды решившись, она честно попыталась с ним обсудить еще раз все, что совсем недавно сообщила, потому что знала, что когда вот так вот почти ничего не объясняют и бросают одного воина посреди поля, можно сделать неправильные выводы. Но он не желал разговоров. Не желал даже видеть её, поэтому, когда она хотела приблизиться, он тут же исчезал непонятно куда, а злоба и беспокойство фонили еще сильней, но уже со всех сторон, и она оглядывалась, поворачивала голову и заставляла Ночного Кошмара плясать на месте, но даже просто его заметить не могла. «Он не уйдет», — убеждала она себя, нервно теребя узду вороного жеребца, который после простоя в королевских конюшнях в ту пору, когда Йоль восстанавливала пошатнувшееся моральное здоровье, стал еще злей и противней. Конюхи на неё практически молились, когда она пришла и отвесила ему положенных люлей. А они, все перемотанные бинтами, за глаза называли его фурией и шептались, пока она успокаивала и увещевала рассерженного питомца. «Он не уйдет», — она косилась в сторону Денсена, вновь и вновь ловя его вымученный взгляд, скользящий по сторонам. Где-то позади ехал Син, такой же задумчивый и молчаливый, но это было его обычное состояние, так что особых беспокойств не вызывало. Его задачей было следить за клеткой, где томились и изредка подвывали заключенные, не самые опасные, просто обычные перебежчики и предатели. Агентов, связанных непосредственно с графом, она велела казнить еще в городе, ночью и тайно, от греха подальше, чтобы не случилось чего, а этих везла в подарок лично Трианне, потому что ни Насуада, ни Хальфред в ее сведениях и проделанной работе не усомнились бы. Син тоже поглядывал на неё как-то странно, и от его редких, но пристальных взглядов ей было не по себе. Счастье, что она не одна такая на свете, теперь прошло и уступило место беспокойству о том, что теперь ей и Десу с этой всей радостью делать. Она и не подозревала, что вот так вот прочно соединит их обоих, и эта странная связь была похожа на отношения Всадника и дракона, так что у Йолле даже появилась мысль поговорить с Эрагоном, но потом она быстро от неё избавилась — слишком велик был страх, что он решит исследовать её как представительницу одного из самых древних народов в мире. Хотя на этом свете вполне могли существовать еще более старые представители разумных рас — кто знает, что там за морем, откуда прибыли и люди, и эльфы, и ургалы. Когда они вернулись в Аберон, Йоль вздохнула с облегчением, но Денсен от неё снова улизнул, и тогда она по-настоящему испугалась, что он либо решит все выложить Трианне, либо просто уйдет куда подальше. Кстати, о главной волшебнице — та не очень-то обрадовалась привезенным подаркам, заявив, что они слишком мало стоят, чтобы она еще и хвалебные оды тут распевала (Йоль только пробормотала себе под нос, что если бы ведьма из Дю Врангр Гата решилась бы запеть, то у всего замка из ушей хлынула бы кровь фонтаном). Хальфред по счастью остался доволен и о методах не осведомлялся, прекрасно осознавая, что каждый имеет право на служебные секреты. Правда, дошел он до такого вывода после двадцатого отказа Йолле поподробней объяснить, как все было. Когда он остался с носом, то назвал её квашеной селедкой и отправил отдыхать, но по пути в комнату её перехватил юный Джарша, срывающимся голосом объявивший, что госпожа Насуада ждет госпожу Энн к себе. Йолле только вздохнула– предводительница варденов усердно распускала о ней самые жуткие слухи, зачастую полностью друг другу противоречащие, но сплетников это, по всей видимости, мало смущало. В душе вспыхнуло раздражение, и маленькими мурашками прошлось где-то внутри. Оно преследовало её всю поездку, однако после беседы с Хальфредом в голове будто туман укоренился и распускал свои щупальца с костяными крючочками, вгрызался в мозг, не позволяя нормально думать, размышлять, решать. Она сначала полагала, что это от усталости — объяснения с Трианной отдавались эхом в её голове, вызывая за собой легкий шлейф злости, оскорбления Хальфреда не позволяли уязвленной гордости спокойно отключиться, а теперь вот и Насуада объявилась, которой отчего-то неймется именно в тот момент, когда её поверенная устала больше всего, когда так нужен отдых и теплая постель, может, еще и бокал холодного вина перед сном, потому что проклятый туман в голове прятал все мысли, и была еще тоска, что-то нужно, что-то очень важное, что мигом решило бы проблемы раздражения, рассеянности и апатии. Но Йолле плюнула на самочувствие и отправилась к предводительнице варденов, чтобы в сотый раз пересказать, как там все было в Ситхри, что она не станет говорить, как это ей так быстро удалось раскрыть всех шпионов, потому что это неважно, несущественно, ведь раскрыла же, вот он — результат, и прочее, прочее, прочее… — Мне нужно срочно взбодриться. Сделай кофе без молока и сахара, — резко произнесла Йолле, подлетая к столу. Фарика взглянула на нее с недоумением — никто кроме хозяйки не смел ей приказывать, даже Джормундур, который в кабинет Насуады приходил по сотне раз на дню. Но предводительница варденов только слегка кивнула, как бы подтверждая запрос, и старая служанка немедленно удалилась, чтобы выполнить поручение. Пока она отсутствовала, Йоль со страдальческим выражением лица сидела в кресле и терла виски — головная боль все усиливалась, так что о какой-либо магии даже и речи быть не могло, или её просто разорвет на кусочки, поэтому они с предводительницей варденов на пару задыхались в жаре. Когда же живительный напиток наконец-таки был доставлен, а несчастная гостья сделала пару глотков, появилась возможность говорить о деле. — Вижу, тебе несладко пришлось, — сочувственно произнесла Насуада, складывая руки домиком. — Да, верно. Хотя, было проще, чем я думала. В любом случае, Хальфред все равно тебе доставит мой доклад в письменном виде, так что вряд ли ты об этом решила поболтать. Давай покороче, сама видишь, как я себя чувствую. — И слышу тоже. Ты прямо излучаешь раздражение. — Еще один повод поскорее со всем разобраться. Предводительница варденов только пожала плечами и спокойно, будто ничего и не было, продолжила: — У меня есть проблема, с которой я справиться может и в силах, но слишком у меня мало времени. Поэтому я прошу тебя. Скажу сразу, это не приказ, а именно просьба. И мое дело не имеет никакого отношения к Черной руке. Никакого? О, Йоль отлично помнила, ради чего стала работать на Насуаду и её гребаную компашку капризных детишек — именно для того, чтобы иметь возможность пользоваться её людьми, сведениями, связями для ловли черноруких приспешников Гальбаторикса. Но чего ради она станет выполнять мелкие прихоти этой самодовольной девчонки?! — Что за просьба? — только и спросила Йолле, недовольно поморщившись. Злые мысли её сильно встревожили, потому что раньше она полностью одобряла дело варденов и была готова любым способом им помочь. Просто тогда ей мало кто доверял. Ей и её способностям. — Ты ведь знаешь, что мы готовим масштабное наступление. Тысячи моих людей готовы хоть завтра выдвинуться в путь, столько же уже в дороге. Проблема в том, что не все члены Совета при короле Оррине это одобряют. Они считают, что нам необходимо выждать еще, но если мы это сделаем, то все мои вардены превратятся из воинов в торговцев и земледельцев. В крестьян! Я не могу этого допустить! А без поддержки сурдийских войск моя армия будет слишком слаба, чтобы сражаться. — Постой, а что насчет гномов? Они же наши союзники. Разве они не помогут? Король Хротгар прочно держит их в своей каменной руке. — Держит-то держит, но они могут не успеть к началу сражения. Их войско уже выдвинулось, но гномы — народ медлительный, так что особо на их скорость надеяться не приходится. Поэтому без Сурды нас просто разобьют в самом начале сражения. — Я не понимаю. Оррин же их король! Почему он просто не прикажет? Насуада только вздохнула и глотнула кофе. С каждым днем она уставала все больше и больше, и казалось, будто все сделать невозможно, что слишком это много для одного человека, а она пыталась поднять груз, который был для неё непосильной ношей, и в любой другой день Йоль непременно бы постаралась ей помочь, но сегодня только апатично подумала, что ей абсолютно плевать. — Дело здесь в том, что каждый советник представляет определенную гильдию. Сапожники, портные, лекари. И кузнецы. Вот без них нам точно не продержаться, и как назло, именно их представитель — лорд Велверин — против моей идеи. Равно как и леди Велверин, которая говорит за пекарей и поваров. Все увещевания и обещания, которыми их кормит Оррин, не работают. Возможно, хотя и не берусь утверждать, они подкуплены шпионами Гальбаторикса, возможно, просто природная глупость им мешает увидеть, что они творят, а возможно, и так и есть, скорее всего, они ждут куда большего, чем то, что предлагает им король и я вместе с ним. Твоя же задача — найти на них что-нибудь. Информацию, способную пошатнуть их репутацию честных граждан, может, то, что заставит гильдии выбрать других представителей. Я говорю туманно, но при этом и сама не представляю, что же это такое может быть. Эти люди славятся как самые самоотверженные, преданные народу и своему делу. Держу пари, им дорого обошлась такая слава, но за безупречным всегда кроется какая-то мерзость, которую ты и должна будешь отыскать. От непрерывного потока слов голова у Йоль разболелась еще сильнее, и улавливать суть становилось все труднее и труднее, до тех пор, пока она не перестала слышать голос Насуады, полностью вытесненный странным звоном. С неимоверным усилием она поднялась из кресла, сказала, что обязательно все сделает как можно скорее, и, пошатываясь, удалилась. Добрести до своей комнаты ей удалось не сразу, но даже когда она нашла дверь, то долго стояла и думала, а что, собственно, с ней нужно делать. Ситуацию спас Синге, вовремя толкнувший тяжелые дубовые створки. Когда звон прошел настолько, чтобы Йолле имела возможность воспринимать окружающие её звуки, то коротко пересказала напарнику данное Насуадой задание, и добавила, что очень странно себя чувствует, поэтому полагается на него полностью и бесповоротно. Син кивнул, заверил, что все будет выполнено как можно скорее, но ценой будет одна просьба. Йоль все эти просьбы, проблемы и задания задолбали абсолютно, так что она немедленно хотела ему нагрубить и как можно сильнее, как вдруг совершенно необъяснимым образом все те чувства и ощущения исчезли, сменившись непередаваемым счастьем. По телу растеклась приятная легкость, и казалось, что мир прекрасен, что лучше ничего вообще нет, и она, Йолле, самая лучшая, самая умная, и может вообще все на свете, и просьбу любую выполнит, только скажи. Поэтому, совершенно довольная, она немедленно пообещала ему сделать все, чего он только пожелает, а когда он ушел, еще долго кружилась по комнате, напевая простенький мотивчик, пока не свалилась без сил и не заснула мёртвым сном. Проснулась только под вечер, когда солнце уже кровавым блином пряталось за линией горизонта, а небо окрасилось во все цвета синяков — фиолетовый, голубоватый, где-то даже желтый проскальзывал. Она сладко потянулась. Спать — это правильно, это отлично. После этого и настроение лучше, и мир кажется приятней, и работать можно. Поэтому она отправилась на ристалище и решила немного помахать мечом, чтобы ноющие мышцы перестали ныть, больная голова — болеть, раздражение — раздражать. Йоль давно придумала себе пару интересных упражнений, хотя идею подал все тот же Дес. В этот раз она наложила себе на правую ногу несколько заклинаний, так что, судя по ощущениям, она была вывихнута, причем основательно и бесповоротно. Присутствовало все, что требуется — режущая боль, иллюзорные кровоподтеки. Периодически вскрикивая и проклиная свою неуемную фантазию, девушка махала кинжалами и сожалела о том, что рядом нет вечно ухмылявшегося Денсена, который был по сути идеальным спарринг-партнером. Прямо перед ней. Враг. Она уклоняется, но падает, не рассчитав, что опираться теперь может только на левую ногу. Вскрикивает. Перекатывается. Скидывает лук и «убивает» противника. — Проклятье! — рявкнула Йоль, стукая кулаком по земле. Ничего все равно бы не вышло. Он добрался бы до неё первым, если бы был реальным. Нужно попробовать еще раз. Она снова встала на изготовку, как вполне настоящий шорох прямо за спиной заставил её резко обернуться. Поэтому она снова бесславно грохнулась, выругалась, и только через секунду поняла, что это Денсен. Ну, по крайней мере, никто не разнесет весть о том, что сестренка Энн похожа на корову на льду. — Чего уставился? — проворчала Йоль, пытаясь подняться. В икре будто что-то взорвалось. — А ты чего похожа на корову на льду? Йолле шикнула, быстро отменила заклинание, но нога онемела – всего лишь побочный эффект такого долгого применения магии, однако девушку это страшно раздражало, потому что у Деса лицо было самое скорбное из всех, что она видела, и настроение ему под стать. — На кого я похожа — не важно. Ты что здесь делаешь? Тоже пришел тренироваться? И только тогда она увидела походный мешок за его плечами. Сердце упало и разбилось, и тихий звон разнесся в прохладном вечернем воздухе. — Я это… ухожу. Знаешь, это все бредятина, вот что я скажу. Серый народ, видения всякие. Бред, ясно? Я еще найду того, кто из меня всю эту мерзость вытурит. — Никто этого не сделает, — покачала головой Йоль, отчаянно прогоняя ощущение, что её снова бросают. Как ненужную вещь, отслужившую свое. Где-то на задворках сознания билась мысль, что она больше похожа на репейник — сама цепляется к людям, а когда её, что является само собой разумеющимся, безжалостно отдирают, стонет и льет слезы о несправедливости мира. — Ага, бреши побольше. Я-то заметил, что не такой уж ты и сильный маг, так что нечего тут воздух зря переводить. И еще я скажу — я тебе тут не бык-осеменитель, усекла? Мне в бездну все это воткнулось, ясно? Быть заводчиком для новой расы. Ищи себе других молодчиков, потупее, а я умываю руки. И буду надеяться, что больше мы с тобой никогда не свидимся! Йоль была в ступоре. Йоль так и подмывало заржать в голос. Останавливало только то, что Денсен её тогда просто придушит от ярости, которая сейчас, она это прекрасно чувствовала, клокотала где-то внутри него. — Ты чего это? — наёмник нахмурился и пристально уставился на свою собеседницу. — Чему это ты так радуешься, Йо-Йо? Йолле все-таки не выдержала и хихикнула. Потом ещё раз. И ещё. И снова, снова, пока не согнулась пополам, а потом и вовсе каталась по ристалищу, помирая со смеху, и слезы катились у неё из глаз, а живот надрывало, и только она делал вдох, как воздух тут же выходил обратно. Дес же совсем растерялся и просто глядел на неё, стоя рядом, будучи не в силах уразуметь, что вообще тут происходит. Когда Йоль успокоилась, то поняла, что одежда её вся в грязи, мышцы на животе болят, но зато ногу больше не сводит. — Дес, — осипшим голосом произнесла она, прилагая огромные усилия к тому, чтобы вновь не впасть в истерику. — Дес, это вот сейчас серьезно было? О, скажи, что нет, а то я не выдержу второй раз! — Да какого хрена тут творится? Гребанная ты истеричка! Ни хрена я не врубаюсь, о чем ты! Её пришлось прижать ко рту ладони, чтобы в этот раз не умереть от смеха окончательно. — Дес, ты… (хех), ты решил сбежать, потому что подумал, будто я заставлю тебя делать маленьких Серых детишек? Он смотрел на неё как на лысую курицу, которая бегает по двору и истерично квохчет. Лицо его вытянулось и приняло такой озадаченный вид, что Йоль хотелось засмеяться ещё громче, хотя куда уж ещё. — Дес, ты подумал, что я закую тебя в кандалы и изнасилую? Йоль снова грохнулась на землю, задыхаясь от хохота, занявшего все её легкие и будто заполнившего собой все её существо. Потом кое-как поднялась, но увидев лицо своего товарища, снова укатилась вниз. — Я… эм… — наемник почесал затылок, потоптался и вообще имел вид человека, совершившего крайнюю глупость, и не знавшего, что теперь с этой глупостью делать. Пожалуй, то, что случилось дальше, было единственным способом выйти из данной ситуации хоть с остатками чести. У Денсена начался припадок. Ноги его подкосились, и тело с глухим стуком грохнулось на землю, глаза закатились, пальцы скрючились, тело задергалось, и Йоль, мгновенно потерявшая весь свой веселый настрой, кинулась к нему, взвыв от отчаяния, потому что не имела ни малейшего понятия о том, как ему можно помочь… *** Денсен очнулся от того, что было холодно. Какой-то идиот или дура, видимо, забыли закрыть окно, и всю его комнату насквозь продуло. Глаза можно было и не открывать, потому что все равно вокруг было как у раба в заднице. Он спустился с кровати и прислушался. Никого. Он очень хорошо умел прислушиваться. Башка трещала как чугун, и Дес несколько раз смачно выругался, но потом, к своему сожалению, убедился, что это мало помогает. Возможно, графин с вином окажется куда более способным медиком. Наемник пошарил в темноте, пару раз наткнулся босой ногой на какую-то дрянь, снова выругался, пока не нашел искомое. Пустое искомое. Яростно взревев, он швырнул посудину об стену. Ему бы Синге найти. Кажется то, что было в видении, как-то касается его задания. Какой-то там лорд Велверин, напыщенный самовлюбленный паршивец, болтал с мальчиком разнузданного вида, договариваясь о свидании в середине ночи. Гадость какая. Но он точно слышал слова «мой острый меч», «лучшие ножны» и «наточить хорошенько». Дес сплюнул и поплелся к окну. Все тело нещадно ломило, а глаза щипали, но лежать в кроватке он не мог, потому что появлялось отвратительное чувство, что вот сейчас войдут священники Ивераль, начнут выть свои заупокойные песенки, а потом возьмут и затолкают его в гроб. Дес ненавидел лежать в кровати, когда болел. Ему всегда казалось, что он немедленно там и помрет. Поэтому он решил залезть на крышу и посидеть. Представления о медицине у него были весьма своеобразные, и посидение он почему-то ставил в один ряд с вином и матершиной, то есть считал исключительно полезными для здоровья. Поэтому и комнату такую выбрал, с которой можно было без проблем залезть куда повыше. Луна была полная, и создавалось ощущение, что это чей-то глаз назойливо пялится на него с посинелой физиономии утопленника. Дес разозлился и плюнул в него, но, разумеется, не попал. На душе процветало поганое чувство, будто скреблись не просто кошки, а бешеные котоподобные демоны, голова трещала, хотя это скорее из-за взбесившихся мыслей, сновавших туда-сюда без остановки, а, может, от действия того проклятия, которое полоумная Йо-Йо на него наложила. Дерьмово еще и от того, что, похоже, он обречен навечно видеть всю мерзостную тупость, творящуюся в жалких прогнивших душонках людишек. Хотелось выть, орать, психовать, материться — да что угодно, только бы снять это чертово проклятие. Дес снова смачно ругнулся. Его вера в ругательства как панацею от всех бед была непоколебима. Её шаги он услышал задолго до того, как она приблизилась. Он мог узнать их из тысячи, потому что так мягко и осторожно больше никто не ходил. Ну только если Син еще, но он вообще не человек, а незнамо кто, так что не считается. — Ага, — согласилась сзади Йоль. — И мне сначала только так и хотелось говорить. — Чего ты тут забыла, ведьма? — недовольно проворчал он, невольно морщась от слишком громких звуков. — Еще какое проклятие наложить хочешь? Она раздраженно фыркнула и плюхнулась рядом с ним. — По-моему, мы уже выяснили, что никаких проклятий я не накладывала. И… мне показалось, что ты хочешь выпить. Она помахала у него перед носом приличной бутылью, наполненной отборным красным вином, и нагло ухмыльнулась. Небось из королевских запасов свистнула, проклятая любимица Насуады. — Ты у меня на коленях прощения просить будешь, — довольно произнес он и глотнул драгоценной жидкости. Лично ему всегда казалось, будто он пьет чью-то кровь, таким красным и жгучим оказалось это вино. Жгучей кровь не у каждого бывает. У него — была. У Йоль тоже. Даже у Синге, который лишь казался всегда спокойным. — Ну, по-моему, ты не этого хотел, когда собирался сбегать. Она ехидно хмыкнула, и Дес ощутил идущее от неё довольство. Все эти дни он отчаянно пытался найти способ от него избавиться. Вообще от всего, что не его, но ничего не вышло. Как он был к ней прикручен накрепко, так и остался. Она отняла у него бутылку и прихлебнула сама. Жгучая кровь и еще одна жгучая кровь. Её и вина. Две жгучих крови могли запросто прожечь этот мелкий мирок. Даже одна могла. Она. Она все могла, так казалось уставшему и побитому Десу. Он тоже все смог бы, но не тогда, когда все болит и ломит, и в голове расползается липкая злоба запыхавшегося Велверина. Не сейчас. — Что теперь? Всегда так будет? — Будет, будет. Что еще ты хочешь от меня услышать? Я никогда не была магическим гением. Может, эльфы смогли бы помочь, но пока жив Гальбаторикс, они расщедрятся разве что на пинок под зад, так что нам нужно как можно скорее закончить эту войну. А там, глядишь, тебе понравится. — Понравится?! — Денсен презрительно расхохотался, задрав голову и чуть не шмякнувшись назад. — Понравится, что ты лезешь в каждую мою мыслю?! Что я будто открытая книга для тебя? Да на кой-черт мне это надо, а? На кой-черт все твои беспокойства — да мне в голову?! Мне и своих хватает, так что премного благодарствую, мне таких радостей век бы не видать. Своих навалом, ясно? Ясно?! Она пожала плечами и поежилась, и он понял, он прочувствовал, как у неё внутри все сжимается от обиды, от разочарования, от смятения. Значит, ждала чего-то от него, значит, хотела, чтобы он стал таким, как она. Чтобы не она одна уродом была, чтобы… да чтобы просто не одна. И у него внутри тоже все сжалось, скукожилось, только от злости на себя, от омерзения. Что ж он за человек-то такой, раз рядом с ним всем так гадко становится? Так некстати вдруг вспомнилась Меолитта, её лицо, перекошенное от страданий, её ночные рыдания в подушку… — Ладушки, милочка, — нарочито бодро заявил Денсен, прихлебнув для верности еще. — Если каждый приступ будет кончаться славной попойкой, то я так уж и быть, стерплю как-нибудь… Он знал, что теперь её обмануть не удастся. Ну и ладно, хоть себя попробует. *** Дес крался по ночным коридорам, тихо насвистывая незамысловатую песенку. Быть немножко пьяным, когда земля танцует под ногами, казалось ему замечательным. Тогда уже не существует тех бед, которые так настойчиво его домогались в периоды трезвости, но и беспамятство еще не стучится в свернутую трубочкой голову. Дверь, на которую он, словно баран, вот уже пять минут пялился, не открывалась. Сказав неприличное слово, Дес оповестил о себе хозяев. Точнее, хозяйку. К такой хозяйке мало кто решится прийти среди ночи, но ему, Денсену, можно всё, он же почти счастливчик. Она выглянула и, прищурив свои бесподобные синие глаза, втянула его в комнату.