Серые слёзы. Серая кровь

Война есть убийство. И сколько бы людей ни собралось вместе, чтобы совершить убийство, и как бы они себя ни называли, убийство все равно самый худший грех в мире. Л. Н. Толстой Роран Молот. Он смотрит на неё, смотрит подозрительно, прищуривая глаза и сжимая оружие. Коней они с Синге оставили. Просто пустили их в галоп, предварительно привязав на них магический маяк. Ночной Кошмар потом все равно вернется, а в пылу битвы Йоль, гордо восседающая на такой горе, станет прекрасной мишенью для лучников. — И как, ты говоришь, тебя зовут? — наконец, выдал он. Он был ей странно знаком, будто где-то они раньше встречались, но вот вспомнить она не могла. Либо ей просто показалось, либо это было очень-очень давно. В другой жизни. — Энн меня зовут. Энн. — А мне помнится, другое у тебя имя было, — возразил он, прикасаясь к молоту. Синге нахмурился и тоже схватился за меч. Ну вот еще! Не хватало, чтобы они, союзники, друг друга перерезали! Кто-то закричал отчаянно и протяжно — такими бывают только предсмертные крики. Тьма, три фигуры, по горлу, по горлу, боль, боль! Йоль всхлипнула и схватилась за шею. — Тогда договорись со своей памятью, потому что теперь мое имя — Энн, — прошипела она, подлетая к Рорану. — Долго мы еще трепаться будем? Он покачал головой и обратился к своим людям: — Мои друзья! Мои односельчане! Настал тот миг, когда в наших руках — судьба Алагейзии! Мы добрались сюда, мы преодолели множество невзгод и опасностей, чего только стоило наше плавание на Крыле Дракона! А помните, как мы пробирались сквозь Кабанье Око? И весь наш труд окажется напрасным, если сейчас вардены проиграют. Они ни за что не должны проиграть, и мы поможем им одержать славную победу! За наши дома! За наш Карвахолл! За то, чтобы потом вернуться и жить в мире! И они закричали, и в крике их была ярость, доблесть, мужество. Они шли за ним, за Рораном, а он вел их в самое пекло, в самую тьму, он был их светочем, их надеждой, и они верили ему, верили в него. Да и Йоль бы тоже поверила, окажись она на их месте, потому что такой мощи, такой души она не видела ни у кого, разве что у Насуады, но она всегда пряталась, она скрывала себя и лепила из глиняных слов подходящую форму, а Роран… А Роран был правдой, истиной, верой и надеждой, Роран не прятался, Роран — вот он, весь на виду, и то, что люди видели, их вдохновляло на безумства. Они влетали в строй солдат и рассекали его с такой лёгкостью, будто это было мягкое тесто. Они сражались так, будто это был последний бой, последний день в жизни, и что самое главное — они понимали друг друга с полуслова, словно мысли читали. Синге вертелся вокруг неё, возникая из ниоткуда и ускользая в никуда, он не позволял ни одному солдату даже на шаг к ней подойти. Они замечали только золотистый меч, что загорался перед глазами за секунду до смерти. А Йоль оцепенела. Битва нахлынула на неё, оглушила, превратила в слепую и беспомощную. Тело перестало слушаться, и в голове мелькало только одно воспоминание — тьма, трое, и порез, кровь повсюду, тьма, трое, горло, тьма… Вдох-выдох, ну же! Ты справишься! Смерть, она повсюду, смерть была раньше, она есть и сейчас, так что изменилось? Двигайся или умрешь! Двигайся! Но она не двигалась — кровь, тьма, кровь, порез, ты умрешь, умрешь, умрешь! Вдох-выдох, вдох-выдох… Нет! Сделать вдох… надо… Она завыла и осела на землю, обхватывая руками шею. Не может дышать! Слишком много смерти! Проклятый Джо Риддарх! Слишком много! Она еще не поправилась, а уже лезет куда не надо! Это все закончится… нет, не плохо — просто закончится. Она погибнет здесь. Синге не сможет постоянно сдерживать натиск! «Соберись! Соберись, мать твою!» — вопила она внутри себя, но паника все росла. Смерть, кровь, порез на горле, трое из Черной Руки… Черная Рука. Роу тоже из Черной Руки… Роу… Что она тогда наделала! Она медленно отняла ладонь от шеи и взглянула на запястье. На порезы. Помнишь, как кромсала саму себя? Ты помнишь?! Тогда ты точно так же разваливалась на куски, помнишь?! Но тогда у тебя не было ничего, а сейчас — есть все. То, ради чего никак нельзя умирать — только жить. Жить! Так что вставай! И она встала. Вдохнула омерзительный запах Пылающих Равнин. Скинула лук и натянула тетиву. Стрела с тонким вжухом, потонувшем в оглушительном лязге смерти, отправилась к жертве. Руки еще тряслись. Душа уже нет. *** Здоровенный детина глядел на двух пришельцев крайне недоброжелательно, и его усы-косички болтались на ветру, так что Денсена так и подмывало подпрыгнуть и дернуть. Вот только чтобы допрыгнуть с земли до палубы, надо было рождаться эльфом. — Кто такие, шейд вас дери? — рявкнул он так, что стой Дес рядом, пожалуй, и оглох бы. — Два идиота, которые пялятся на тебя с земли! — гаркнул он в ответ. — Сам не видишь что ли? Слепой? От варденов мы. От Насуады, предводительницы, лично приперлись. С заданьицем. Так что спускай нам веревку или другую какую фигню, потому что меня заколебало торчать в обозрении имперских собак! Моряк недовольно поворчал, но сообразил, что у двух, пусть и вооруженных людей нет ни малейшего шанса причинить вред целому кораблю, напичканному вояками. — Будете дурить, мы вам крылышки-то и пообкромсаем! — пригрозил он, скидывая лесенку. Когда Дес взобрался-таки на палубу, бухтя, как старый дед, то даже присвистнул от неожиданности: вдоль бортов стояли огромные баллисты, а подле них уже валялись дротики, которые матросы обмазывали смолой. Сновавшие туда-сюда люди копошились, орали, и все были абсолютно одинаковыми: ругались одинаково, двигались одинаково. Проклятье, да они даже пахли одинаково! Талерика брезгливо поморщилась. — Ну и чего вам тут надобно? — злобно спросил то самый моряк. — В общем-то, вы и сами сообразили, без нашей помощи, — хмыкнул Дес, кивая в сторону баллист. — Я Денсен, это — Талерика. Смолы хватит или еще притащить? — Хватит. Я Утхар, — представился здоровяк. — Там вон Джоад, ежели что, обращайтесь к нему. А мне командовать надо, эти болваны без пинка ничего нормально сделать не могут. И тут же повернулся и проорал, чтобы «Эйлерт заряжал уже, черепаха неповоротливая!» Оказалось, что Эйлерт находился на носу корабля, и в ответ тоже громогласно проорал, что «есть, капитан!» Денсен потер уши в надежде, что к старости слух вернется, и проорал, чтобы орали потише. — Да, это у них в порядке вещей, — засмеялся какой-то седой высокий мужчина, подходя ближе. — Так ты Джоад? — тут же встряла Талерика. Старик даже бровью не повел, что девка такая невоспитанная, хотя видно было, что он из богатеев — одежонка хоть и потрепанная, да все же дорогая — а такие всегда носом ведут, если хоть слово не так скажешь. — Да, верно. Я Джоад. А вы? Девка не замедлила представиться. — Сейчас нам особо помогать не надо, — продолжил Джоад, — но вот если полезут на абордаж… Хотя если есть желание, можете и поработать. Баллисты привели Денсена в дичайший восторг. Настоящие машины смерти и разрушения, да еще и похлеще Всадника будут! Он вытеснил матроса, стоявшего у спускового механизма, и каждый раз с диким ором пускал горящий дротик в гущу солдат. Потом в одиночку натягивал тетиву, пыхтя, как взмыленный конь, и краснея, как девица после поцелуя. Потом вновь спускал дротик и яростно вопил, что всем им конец, жалким ублюдкам! Казалось, этой веренице натягиваний, поджиганий и спусков не будет конца, руки уже трещали по швам, кости, казалось, вот-вот хрустнут и разлетятся в пыль, но он все продолжал и продолжал, завороженный работой мощного механизма, творения рук человеческих, гения человеческого, пусть и гения убийства. И вдруг на плечо его легла рука Талики. Он всегда мог бы определить, что это она — никто и никогда не хватал его так нахально. — Дес, у нас проблемы и проблемы большие, — она указала куда-то в сторону имперских войск, от которых отделился отряд в полсотни человек и уверенным маршем направился к палящему во все стороны кораблю. — Ну и кучища, мать твою! — прогрохотал Утхарт, появившись рядом с Десом, который вновь начал тереть уши. Тут же возник и Джоад: — Ну что ж, пора бы вам двоим показать, чего ради вас сюда прислала Насуада. Дес вытащил уже испытанный в бою палаш и злостно захихикал. *** Явные успехи отряда Рорана привлекли внимание имперских магов, и один из них, очень наглый и очень активный, устремился в атаку. Йоль, уже запыхавшаяся от частой стрельбы, сначала пропустила удар, и мир пошел кругом, потому что маг бил наугад, ища брешь в защите расползающихся повсюду людей, но бреши не было. Он все бил и бил, то ли из упорства, то ли из глупости, но напрасно, потому что Йоль нашла его. Нашла сразу, зацепившись за очередной удар, словно маленькими клешнями, и когда он сам принес её к своему разуму, она вцепилась, вгрызлась, разрывая ниточки, которыми он, словно куколка, оплел себя. Нити оказались прочными и прилегали друг к другу очень близко, но она все продиралась и продиралась, не обращая внимания на боль, потому что из них, нитей, сочился яд, что шел по насильственной связи прямо к ней, прямо в её голову. Йоль знала, что враг скорее уничтожит себя, чем позволит прочесть свои мысли, поэтому нужно схватить все, что можно, все крохи, пропитанные ядом, нужно схватить! Вот оно — ядро, цель, она прорвалась, пробралась, все она, в одиночку! Йоль разгребала ядовитые нити, которые становились все более жгучими, и голова уже почти горела, разрываясь на кусочки, а трещины между ними горели еще сильней, но это несравнимо с тем, как она болит после Сна, это — всего лишь иллюзия, ложь, неправда, которой нет, которую внушают. Йоль схватила чужое сознание в тиски, не позволяя ему двинуться, зацепила ведущие нити, те, что составляли все его существо и легко могли убить, и ощутила безмерное отчаяние мага, слишком слабого и неумелого, чтобы противостоять ей. Она почти коснулась ядра, как вдруг запела струна, другая, более нежная, правильная, нужная, и Йоль похолодела, но не от боли, а от ужаса, неуклюже дернулась, выпустила ведущие нити, порвала всю систему, и маг, где бы он не находился, немедленно лишился рассудка. Она нарушила рисунок его сознания, исковеркала его душу: пробралась слишком глубоко, а там нельзя совершать неосторожные движения, это грозило либо немедленной смертью, либо сумасшествием, причем необратимым. Никаких воспоминаний, никаких сведений. Но Йоль было все равно. Потому что с Десом что-то случилось. Она не знала точно, что именно, но произошло, и как он там, где, можно ли ему помочь, она понятия не имела и не могла проверить, потому что нельзя уйти и бросить вот так Рорана и его людей. Руки тряслись, отчаяние заполняло душу. Неужели она потеряет его? Неужели снова останется в одиночестве? Неужели? Синге осторожно положил ей руку на плечо. Она обернулась — весь в крови, полуэльф тяжело дышал и смотрел на неё. Ему это нравилось — защищать кого-то. Раньше — он открыл ей свое сознание и позволил увидеть еще один кусочек мозаики — раньше он только убивал. Он забирал жизнь, присваивал, но в итоге оказывался еще более нищим. Теперь он отдавал — а в итоге получал взамен еще больше. И к нему пришло понимание, что сломать так легко, создать — сложнее, но самое тяжкое — сохранить. — С Десом что-то, — жалобно прохрипела Йоль. — Справится. Он сильный, — покачал головой Син, отрывая свое сознание от её. И тут желтое небо взорвалось громогласным ревом. Все подняли головы — враги и друзья, но опрометчиво, потому что менее любопытные тут же воспользовались ситуацией. Синге принадлежал как раз ко вторым — пока рев не являлся потенциальной угрозой для Йоль, он его мало интересовал. А вот она сама не замедлила вглядеться в небеса, потому что пока других недружелюбных магов на горизонте не возникало, можно было передохнуть. То, что она увидела, заставило колени подогнуться, а горло пересохнуть — над двумя озверевшими армиями парил огромный красный дракон. Хищник, убийца, финал их истории. Он явно не поболтать прибыл. И тут с рук его Всадника сорвался ярко-кровавый луч, рассек пространство, разрывая реальность, и Йоль слышала, как застонал мир, ибо тело его разорвалось и треснуло, такая сила была заключена в этой магии. Они объявили о своих намерениях. Громогласно, во всеуслышание, без единого слова. Он вызывал Эрагона Губителя Шейдов и Идеальную Охотницу сыграть в игру, где победителю достается действительно все. Впрочем, проигравший хотя бы не будет сожалеть о провале. *** — Ахаха, давайте, собаки, давайте, подходите ближе! — орал Денсен, разрывая на куски очередного врага. Талика стояла рядом, но больше увиливала, чем убивала. Ей страшно. Дес махал и махал палашом, отсекал конечности, купался в крови и хохотал. Жуткое зрелище. Враги шарахались от него, но он всегда находил их. Кто-то кричал. Кто-то выл от боли. Кто-то умолял убить его, чтобы не мучился. Снизу лучники посылали тучи стрел. Капитан Утхар как раз проорал, что «стрелы!», и Денсен нырнул за кучку бочонков, которые изрешетило почти насквозь. Одна вонзилась в левое плечо, и он смачно выругался. — Вот проклятье, жаль, Тринки нет, подлатала бы! — выплюнул он. — Ты как? — к нему подлетела Талерика, испуганно хлопая глазками. Ути-пути! — Сдохну наверняка. Но лет через сто. От меня так просто не отделаться, коза. Она рявкнула, что он дурак, треснула прямо в раненное плечо и ускакала прочь. Десу, впрочем, скучать особо не приходилось — на него тут же насели трое. Рядом возник Джоад, красиво орудуя шпагой. Проткнул одному сердце, а другому — глаз, и Денсен присвистнул. — Неплохо, старикашка! Длинноног только хмыкнул. Редкая порода людей, которые к старости не глупеют. Кто-то кинулся к крышке люка на нижнюю палубу, где как кучка куриц, сидели бабы и дети, но Денсен рявкнул и с яростью отпихнул нахала, а потом отрубил голову. Она покатилась по палубе, и имперцы спотыкались об неё и вопили. — Новая волна! — громогласно проорал Утхар, и Дес оскалился, вскидывая клинок. Еще головы, еще кровь. Вот они! Перед ним. Мертвецы, вот они кто, обязательно станут мертвецами. Он видел бледное лицо Талики, но отчего-то оно расплывалось. И вообще все вдруг пошло хороводом, а она бежала и кричала, что с ним, что с ним, а мир плясал и темнел, и вот Дес уже не слышит ничего, даже своего сердца не слышит, потому что… …Потому что стоит возле какого-то нахального мужика в расшитом кафтане, который внаглую пьёт. Ну конечно! Конечно! Это должно было случиться именно в такой момент. Когда он, Дес, на волоске от смерти, и что там с его телом, проклятая сестренка Энн, — не понятно. Она уже перебила стольких людей, живучая тварь. Пора бы ей сдохнуть. Даже четверо ассасинов не справились, но там ей повезло. — Дерьмо! — сплюнул Дес. — Куда, Бездна вас подери, деваются мои мысли?! Хотя Бевальра жаль, такой надежный был. Видимо, не совсем, раз провалился. В следующий раз не надо посылать таких жалких ублюдков. Шрам через правый глаз необычайно уродовал типчика, потому что так казалось, что он его постоянно щурит, словно вечно всех подозревает. Лучше б совсем вытек, чем остался какой-то обрубок. Вокруг мужика в женском кафтане оказался расположен шатер, в который тут же вошли еще двое. Дес застонал. Почему ему придется смотреть на массовую пьянку? Может, он тоже хочет поучаствовать! Что за великая несправедливость? Теперь пора послать действительно надежного убийцу. Для которого смерть — жизнь. Не полезет же он сам за этой тварью, в конце-то концов, его дело — командование, а не исполнение. Нечего ему еще руки об эту мерзавку пачкать. — Граф? — произнес один из вошедших. Невысокий такой и плюгавенький. Не то что Дес! — Вот тот, кого ты просил привести. Лучший убийца во всей Алагейзии. Там, в пылу битвы, никто и не заметит. И это будет выглядеть очень естественно. Тот, кого назвали графом, подозрительно вгляделся в третьего, укрытого капюшоном. — Ты знаешь свою цель? Третий кивнул. — Разведчики доложили, что она покинула лагерь и направилась к новоприбывшему кораблю, а оттуда присоединилась к группе воинов под предводительством Рорана, брата Эрагона. Сейчас они на северо-западной стороне. По возможности прикончи их обоих. Смерть брата будет весьма болезненна для Всадника. Ну, отправляйся! Третий кивнул, что-то прощелкал в ответ и исчез. Даже Дес, который, признаться, неплохо свистит, не смог бы за ним повторить. Плюгавенький посмотрел на высоченного графа и спросил, зачем ему требовалось в тот раз получить сестренку Энн живой. — Закрой пасть, Гевис. Это не твое дело. Твое — бумажки разбирать, вот и разбирай. — С твоего позволения, господин мой, я — поверенный Черной Руки и имею достаточно большой вес. Четверо отличных людей погибли из-за этого приказа, могу я хотя бы узнать, какой в нем был смысл? Женщина, женщина, проклятье, как они похожи! Только глаз, глаз другой, не слепой, а так — копия, абсолютное сходство, он бы заставил её вернуться, он бы заставил… — Это ведь не из-за Джейлин? Она же варденская шпионка, сир! Неужели она действительно так важна? Граф усмехнулся. Плюгавенькому и не понять, что значит эта усмешка, но вот Дес впервые за все эти приступы почувствовал то же, что и в настоящем мире. Он чертовски хорошо понимал графа, так хорошо, как, наверное, никто никогда не понял бы. В эту секунду, когда граф ощутил ненависть к самому себе, страшное, всепоглощающее сожаление, когда захлебнулся в воспоминаниях о Женщине, в эту самую минуту Дес стал самим собой. И эта пустота, эта зияющая дыра внутри, её ведь ничем не заполнишь, кроме выдумок, и Дес умел это делать как настоящий мастер. Только вот в отличие от него граф был уверен, что никакие иллюзии на такое не способны. — Важна, Гевис? Я убил её своими собственными руками. Неужели твоему подозрительному умишку этого недостаточно? Передай Императору, что у меня все под контролем. Маленькое гадкое пронырливое существо. Такой мерзкий и склизкий, но, к величайшему графскому сожалению, это отродье — поверенный императора, который вдруг возомнил себя богом. Ссориться с этой мелкой мразью — значит, ссориться с Гальбаториксом, а графу это ни к черту было не надо. — Я надеюсь, — добавила склизкая мерзость, уходя, — что с этой Энн будет покончено. Сегодня. Раз и навсегда. И без твоих дурацких прихотей. — О, я не сомневаюсь. Так и будет. Дурацкие прихоти он ему запомнит. «Нет! — вопил Дес, продираясь через болото чужого удовлетворения. — Нет, нет, нет! Нет, Бездна вас всех пожри! Вы еще попляшете у меня! Еще попляшете! И ты, графушка, кем бы ты ни был, станцуешь, уродец, ох как станцуешь!» Но граф не слышал его угроз. Вместо этого он все больше и больше погружался во тьму, и все чувства его постепенно глохли и слепли, пока Денсен не оказался в абсолютной пустоте… …— Дерьмо! Дерьмо, дрянь, уроды! — Угомонись! — рявкнула ему под ухо Талерика, пытаясь привести его чувство. Полчаса назад — Денсен определил это с той точностью и легкостью, с какой определял расстояние между ним и врагом — щелкающий убийца ушел полчаса назад. И если Йоль умрет… Если умрет… Он вспомнил снова — белая палатка, провонявшая смертью, Анжелка, которая смеется, а в глазах истерика… Нельзя. Нельзя такого допустить! Йоль же вечная — теперь это его бремя — сделать её вечной. Он должен встать и идти! Бежать! Денсен вскочил и тут же осел обратно — ноги совсем не держали. Голова наполнилась раскаленным железом. Проклятье! Его последние силы ушли на этот дурацкий сон! Он поднялся снова, но боль из головы ударила по спине, пересчитала все позвонки и ребра и остановилась на лодыжках, который он, оказывается, очень неудачно ушибил, когда катался тут в судорогах, как блюющий котенок. Рядом заботливо склонился Джоад. — Что с тобой, наглый? — хмыкнул он. — Проклят? Дес схватил его за его мерзкий расшитый кафтан и яростно прохрипел: — Мне не до шуток, старикашка. Имперцы послали убийцу к твоему сладенькому Рорану. Не надо тут вопросов разводить, считай меня этим… ведуном или как там их. У тебя мало времени. Так что шевели своей костлявой задницей и отправь кого-нибудь предупредить их. Его и Энн. Очень скоро эта мразь будет там, и ты пожалеешь, если он успеет первым! *** Хлоп! — и маг с визгом взорвался (в буквальном смысле). Глаза с хлюпаньем вытекли из черепушки, а последние мысли, которые Йоль удалось извлечь — это мрачное предсмертное ликование, что их, дураков, в общем-то, ждет то же самое. Отчего это, Йоль не поняла, но успела сообразить, что готовится какая-то массивная магическая атака, в которой будет участвовать очень мощный колдун. Проклятье! Только бы не шейд! Вот с кем, с кем, а с таким уродцем даже всё (вся? все?) Дю Врангр Гата не справится, разве только что Губитель Шейдов подсобит, но ему, к сожалению, сейчас до них нет никакого дела — он на пару с Идеальной Охотницей наворачивал круги по небу, пытаясь загнать красного дракона в угол. Но судя по затянувшимся догонялкам, дело у него шло не очень хорошо — углов в небе недостаток. Да оно и понятно — вряд ли бы дракон с силенками куренка стало бы посягать на уже известного своей силой Всадника. — Эй! Эй, Йолле! Тьфу, Энн! Ты глянь туда! Да погляди, говорю тебе! — к ней прорывался Роран, распихивая вражеских солдат, с которыми не успел разобраться Синге. — Что произошло? Чего ты орешь, как резаный? Роран подскочил, тяжело пыхтя, и Йоль поняла, что он действительно был весь изрезан, исколот и окровавлен. Он оттащил её на безопасное расстояние и скорчил недовольно-озабоченную рожу. — Да вон! — еще раз выдохнул он и махнул своим молотом прямо в сторону имперского войска. Йоль шарахнулась, уворачиваясь от неминуемого удара, и затем взглянула туда, где две непонятные фигурки посылали огненные снаряды прямо в середину союзных армий, от которых уже шел приличный такой дымок. Отряд Рорана находился на обочине, так что их колдовство не задело, но раз тайное общество колдунов не собирается ничего предпринимать, то им самим надо разбираться. — Надо что-то делать! — воскликнул Роран, снова весь в расстроенных чувствах взмахивая молотом. Возникший рядом Синге придержал его оружие и покачал головой: — Не игрушка. Следи за собой лучше. Роран удивленно уставился на полукровку, потом на молот, потом отмахнулся свободной рукой и снова кивнул в сторону магов, в которых Йоль распознала Бездушных. — Нужно их прикончить. Сможешь? Йоль только покачала головой. От Анжелы она знала, какой мощью обладают эти странные создания, которых Насуада называла Двойниками, поэтому никогда бы не решилась напасть на них с целью уничтожить. Но если будет другая цель? — А ты сможешь? Если я их отвлеку? — Сколько у меня будет времени? — Не знаю, — она покачала головой. — Я никогда с ними не сталкивалась, не знаю их сил, но минуты две-три точно. Роран шумно выдохнул. — Проклятье! Едрить мать! Так мало?! Почему так мало?! — Эй, — вскинулась Йоль. — Думаешь, мысленное сражение такое легкое? Сам бы тогда и пробовал! Роран заметался вокруг неё, и Синге смотрел то на него, шнырявшего, будто медведь на цепи, то на Йоль, то на свой меч, и, наконец, осторожно спросил, может ли он помочь. Лицо Рорана сразу засветилось, будто возникла идея, но только он открыл рот, как из толпы вынырнуло существо. Не человек — Йоль это видела. Не человек. Оно двигалось не так — дёргано, резко, будто у него постоянно были судороги. И без всяких слов оно бросилось на неё. Она инстинктивно шарахнулась назад. Почему на неё постоянно все бросаются?! Да еще и без объяснений?! Пока возмущение нарастало, Синге действовал. Выхватив солнечный клинок, он кинулся на существо. Роран схватил Йоль за руку и потащил куда-то, крича, что нет времени, и она должна разобраться с теми колдунами. И последнее осмысленное, что она увидела — это Син, увернувшийся от удара. Резко, не завершая одного движения и сразу переходя к другому. Так же, как существо. И тут её накрыла боль, бой, мечи и стоны, накрыло сражение и мысль — а не бросился ли Синге вперед раньше существа? Будто сразу понял, какой смысл и какую опасность оно в себе несет? — Эй, ты, эээ… Энн! Проклятье! Да очнись же ты! Вокруг люди умирают вообще-то! Колдуй давай! А я побегу к ним. Колдуй так долго, как можешь! И скрылся из виду. Йоль застонала и взорвалась внутри. У неё уже не было сил, а она еще столько должна сделать! Она умирает, она среди озверевших людей, рвущих друг друга на части, и никто не может её защитить, а она столько должна! Йоль укрылась за грудой трупов, где вперемешку лежали лошадь и человек, и повсюду растекались лужицы крови. «Трианна! Трианна, ты меня слышишь?» «Ну? Живей давай, я тут до смерти занята!» — рявкнула Трианна, периодически пропадая. Перед её глазами мелькали окровавленные люди. Йоль видела то же самое. «Значит, те два чокнутых колдуна тебя не волнуют?» — ехидно поинтересовалась Йоль. На это ехидство, к слову сказать, ушли последние силы, и если эту недотрогу и дальше придется уговаривать, то она вот прямо тут ляжет и сдохнет. Противное и еще не совсем окрепшее тело сдавало и отказывало. «Двойники? Конечно, волнуют! Я попросила помощи у Всадника, но ему сейчас явно не до нас. У тебя есть план?» Слава всем, кому там всегда возносят славу! Дес обычно возносит славу яйцам. Он не уточнял, каким именно. «Есть. Но мне срочно, повторяю, СРОЧНО, позарез нужен кто-то, кто меня прикроет. Я их ментально атакую, а кое-кто другой подберется и убьёт. Пришли хоть кого-то!» Но Трианна не была бы Трианной, если бы не упёрлась в самый неподходящий момент: «Так, стоп, а кто это? Что за „кое-кто другой“?! Мне нужны подробности!» «О, они у тебя будут, когда мы их уничтожим! А если я не успею, то это будет на твоей совести! Пришли защитников!» — рявкнула ей в ответ Йоль и тут же оборвала связь. Скорее всего, Роран уже на месте, и дальнейшее промедление убьет его. Йоль выдохнула. Вдохнула. Взглянула на шрамы. Ей было до колик страшно касаться сознания Бездушных, руки дрожали, а сознание металось. Она боялась их непонятной силы, но еще больше она боялась того, что увидит там. Они не люди. Они нечто неизученное… Но она бросилась. Кинулась так быстро, как только могла, чтобы не осталось времени отступить, не осталось времени на панику, мысли или ужас. Ничего не осталось кроме стремительности и мелькания чужих мыслей до той секунды, когда она нашла их сознание. И ударилась об него мощной волной, захлестывая и обволакивая, но оно, это жуткое нечто, непохожее ни на что, оно оказалось слишком огромным, и море отхлынуло обратно, а нечто потемнело, сгустилось, будто болото, беспросветно черное и бесконечное, и кинулось вперед. Йоль отпустила море дальше, убегая, но болото погналось за ней и настигло. И принялось пожирать. Йоль закричала, ощутив, как тают её силы, по телу прошелся могильный холод, и перед глазами замелькал смуглый человек, и вокруг него имперцы, и они рвут, бьют, наседают, и золото на его доспехах слепит до хрипоты, но она сосредоточилась и снова нырнула в свое море, полное болотной грязи. «Смерть — судьба каждого. Смерть — судьба каждого. Смерть — судьба каждого…» — хрипела она, выстраивая стену. Двойники взвыли и накинулись с удвоенной яростью, и болото стало двумя болотами, ударив стену с двух сторон. Их способ нельзя назвать изящным или продуманным, они просто дубасили Йоль как оголтелые. Но они обладали такой необъятной мощью, что любые изящества оказались бы излишни. Море темнело. Йоль извивалась. Опоздала. Она. Или Роран, с какой стороны посмотреть. В любом случае, один не успел, а умрут оба… И тут одно болото растворилось. Кануло в небытие, в Бездну. И море, огромное, почти чистое, рвануло вперед, захлестывая грязь, выламывая коряги, которыми Двойник прикрывался, и Йоль почти слышала, как он орет и дергается, потому что в дикой ярости, которую породили боль и страх, она сметала все на своем пути, разрывая половинчатое сознание проклятого Бездушного на кусочки, получая почти неземное наслаждение от ощущения мести. И через секунду половина разодранного болота тоже растворилась, и Йоль, измученная и полностью обессиленная, откинулась на труп лошади, как на подушку и просто дышала. Роран жив. Денсен жив. Она жива. Значит, почти все хорошо, относительно, конечно, но все же. Неизвестно, что с Синге. Но нет никого лучше Синге, нет никого сильнее Синге, он обязательно выживет, а Талерика… Талерика с Денсеном, который скорее свою шею подставит, чем позволит кому-то коснуться девчонки… Йоль тяжело усмехнулась. Все кончилось. Наконец-то! Рядом возник варден с выбритым затылком, которого она видела, когда её вышибло обратно из ментального уровня на физический. Наверное, это воин, которого прислала Трианна. — Энн! Эй, Энн! Вставай! Эй, вставай давай. Ну же! Они, конечно, отступают, но не уверен, что стоит тут задерживаться, — он протянул ей руку. Йоль схватилась, он резко дернул и помог ей подняться и тут вдруг схватился за грудь, скорчившись от боли. — Эй, что с тобой? — обеспокоенно спросила она, но он только отмахнулся, мол, нормально все, отстань. — Ладно… Это… спасибо, — она устало выдохнула. — Ты кто? То есть… как зовут? Он провел рукой по тёмным волосам, еще больше испачкав их кровью и грязью, задумался на секунду, но все же ответил: — Эцур. Приятно. — Ага. И мне. И тут из его сердца вышла зазубренная стрела.