Серые слёзы. Серая кровь

Деревья мерно колыхались, и листья тихонько шебуршались где-то наверху. Они были гладкими с одной стороны, а с другой противно-шершавыми. Дес ненавидел такую двуличность, поэтому всякая растительность его заранее раздражала, как не оправдавшая доверия. Однако для такого дела эта с трудом сохранившаяся рощица подходила весьма неплохо. Войско варденов, подбитое, но ликующее, вот уже второй день собирало свое барахло и снималось с места, и все вояки постепенно зализывали раны. Но времени не было. Его никогда нет, но если дни похожи друг на друга, никто этого и не замечает. Всем нравится тихая жизнь, и они хотят верить только в то, что она будет всегда. Они любят обманывать себя — веселое занятие, хоть и нелегкое. Сейчас все не так. Все по-другому. Они бегут — скорей, скорей! — то ли к Гальбаториксу, то ли от него, но бегут, потому что все может измениться в любую секунду. Нужно спешить, и они спешат. Талерика смотрела на них с непонятной надеждой, и Дес почти гордо ухмылялся. — Вот тебе хреново будет, мать! — Дес, прекрати! — шикнула на него Йо-Йо, как всегда такая серьезная! Пф, командирша отыскалась тут! В рощице они затихарились втроем, Синге прогуливал. Он всегда в это время тренировался, и, если что-то вмешивалось в его распорядок, начинал страшно психовать — обычно это выражалось в беготне с места на место, отсутствующем взгляде и игнорировании окружающего мира — так что его брать с собой все равно бесполезно. — Значит, я обрету невероятные способности? И это все называется «Серый народ»? — переспросила еще раз девчонка. Ей так не терпелось стать какой-то необычной, будто она и так не была хороша. А ведь была, барзул, была, и пусть бы тени утащили Деса в Бездну, если он врал! Он был почти уверен, что воины Гальбаторикса будут выстраиваться в очередь, умоляя, чтобы она их победила. Вот бы ему такую дочь. — Ты сможешь видеть прошлое. И будешь связана с нами. Почувствуешь наши мысли и эмоции, — в который раз объясняла ей Йо-Йо. И ведь даже глазом не моргнула, хотя внутри уже вся вскипела от раздражения и зашершавилась. Шур-шур, пальцам противно — Дес знал, будто дотронулся до её злости. Она в последнее время всегда такая — битва сильно на неё подействовала, и Йоль все никак не могла выкарабкаться из противного болотного состояния, которое все глубже её затягивало, а вместе с ней и Деса. Сам же он ликовал. Наконец-то! Он так ждал этого момента, когда девчонка станет частью стаи. Пока она еще щенок, но придет время, и она вырастет, станет сильной и ловкой, и поможет ей в этом он, Денсен. Вот бы ему такую дочь! — Ладно тебе, Тэлли, ты уже задолбала. Говори — да или нет, а то я уже всю задницу отсидел. — Но будет больно, — предупредила Йоль, украдкой пиная Денсена. — Каждый раз, когда ты посмотришь на прошлое, потратишь часть твоей энергии. В тебе её много, я чувствую, так что это не смертельно, но голова будет раскалываться на части! — Ну да я же сказал — хреново тебе будет, мать. Чего еще говорить? Ай! Отвали, Йо-Йо, задолбала пинаться! А ты, Тэлли, отвечай быстрей, а то меня мураши за задницу кусают. Талерика долго не думала. Она хотела стать кем-то невероятным, кем-то сильным и храбрым, она хотела мощи и власти. Вот глупая. Будь у Деса шанс, он бы повернул все назад. Он бы отказался вырубаться посреди битвы, а потом подниматься с гудевшей будто улей башкой. Но он же этот, как там его… экскримент! Нет, вроде по-другому… Хотя, какая в Бездну разница, как эту фигню не назовешь, пчелы в котелке все равно гудят. — Я согласна! И плевать мне на боль, я все вытерплю! Это же поможет мне стать рыцарем? Однажды Йо-Йо у неё спросила, отчего Тэлли так жаждет стать рыцарем, на что та ответила, что мол, отец из неё всю жизнь делал воина, а потом в самом конце заявил, что баба, она на то и баба, чтобы сидеть дома и вышивать цветочки. А о титулах всяких нечего и мечтать, и так вон крон-герцогиня, сиди и не вякай. Следующая в очереди на трон после Гальбаторикса, будь этим довольна. Правда, то, что он собирался сплавить ей какому-то барончику, он не упомянул, но зато упомянула сама Талерика, причем грозно так, Десу даже показалось, что она сделает отца первейшим врагом в Империи. Но он всегда был на её стороне, потому что она права. Если отец воспитывал из неё рыцаря, учил фехтовать, держаться в седле и вытаскивать бедующих дамочек из полной задницы, то на кой-черт потом заставил сидеть в шелковых платьицах, томно вздыхать и ждать спасителя? Он поставил её с одной стороны черты, а потом нахально выпихнул на другую. Так не годится! Он должен был дать ей то, для чего создавал, а не пытаться прилепить кружавчики на кольчугу! Он, Дес, со своей дочерью так никогда бы не поступил! — Я не знаю. Думаю, это зависит от тебя, — пожала плечами Йоль. Дура! Скажи, что да, обнадежь её, чтобы не убежала, не сорвалась рыбка, а то исчезнет, и ищи-свищи потом! Дес торопился и торопил других. — Давай тогда свое заклинание, Йо-Йо. Она окинула его тяжелым взглядом, и шерстяное одеяло её вконец изведенного настроения на пару мгновений захлестнуло Деса. Стало жарко и нечем дышать. Огненные слова, он знал, где-то рядом, но ему не дано увидеть их вновь — только один раз можно, потом уже все, отглядел свое, дорогуша. А как бы хорошо было стать повелителем Серого Народа! Вот превращал бы всех подряд без спросу, а потом собрал бы банду непобедимых наемников, которые знали бы всё и вся! Одним глазом он взглянул на девчонку в ожидании её криков, но… — Ничего! — разочарованно воскликнула она. — Ничего нет! Я ничего не чувствую! Вы что, обманули меня? Пошутить решили? Провал. Провал! Провал, Бездна вас раздери! Йоль металась туда-сюда, не понимая, что происходит, Тэлли надувала губки, складывала руки на животе и уже запасалась колкими корябающими словами. Дес посмотрел на Йо-Йо, но та только развела руками: — Все должно было сработать! Я не понимаю… Был холод, страшный холод… Может, это просто озноб после болезни? Нет, озноб не такой сильный… Я ничего не понимаю. Мы же не могли ошибиться, так? Не могли же? И тут она посмотрела Десу прямо в глаза, и их разочарования встретились и смешались друг с другом. Внутри зашевелился зверь, недовольный, злобный, тот самый «А я же говорил». Так бывает всегда. Так всегда случается! Жалкие идиоты. И на что ни надеялись? Что найдется еще кто-то такой же, как они? А, может, они вдвоем — просто пара жалких выродков? Уродцев? Нет никакого Серого Народа, да и не было — таких сказочек у дураков в запасе завались, хлебай — не хочу, а они, тупицы, поверили, а потом еще и набрехали Тэлли. И теперь она возненавидит его, Деса, накричит, скажет, что он во всем виноват, и уйдет. Да и правда, к чему слушать объяснения? К чему он ей — не друг, не любовник, даже не учитель, а так, случайный знакомый. Вот как все будет! — Вы… вы просто… ну вот зачем? Хотели из меня великую волшебницу слепить? Вот еще! Вруны! Я и без вас рыцарем сделаюсь, тоже мне, колдуны фиговы! — рявкнула Талерика, взмахнула пушистыми кудрями и стремительно скрылась из виду. — Охренеть блин! — выплюнул Дес, обдал расстроенную Йолле самым упрекающим взглядом своего арсенала и поскакал вслед за девчонкой. — Эй, Тэль, Тэлли, Тэлли, мы не пошутили, я не знаю, как это случилось, Тэль-Тэль! Стой! Но она не останавливалась, она убегала все дальше и дальше, и вот уже Десу видится, что фигурка у неё исхудала, и её пушистые словно перышки маленького цыпленка волосы вдруг потемнели. Она убегает! Она уходит! Она опять бросает его совсем одного! — Нет! Стой! Меолитта! Не оставляй меня! — Кто такая Меолитта? — спросила появившаяся из утреннего тумана Йоль. Денсен рявкнул, что никто, и собрался уйти, но Йоль схватила его за руку. И он содрогнулся. Это для него так обычно — битвы. Убийства. Это обычно. Но не для Йоль, не для Йоль, она охотница, она — маленькая волчица, и теперь хватка её стала совсем слабой, и пальцы уже не держат. Дес испугался. Что если она тоже исхудает, превратится в живой скелет, и все, что останется — копна жестких волос и огромные глаза? Внутри неё — беспокойство. Разочарование. Такое же, как и у него. Все пошло не так? Почему? Как исправить? Как вернуть все обратно? Почему нельзя вернуться назад на точку отсчета и начать все заново? — Что там произошло, Йо-Йо? — Я не знаю, — расстроенно прошептала она. — Понятия не имею. Я не могла ошибиться — слова живут своей жизнью, просто их дом — в моей голове. Нельзя ошибиться с ключом. Он сам по себе, я сама по себе. Что-то в Талерике. Или наоборот — чего-то нет. Крови нет, серой крови. Жаль. Я надеялась… Дес только пожал плечами. Что они могли сделать, если даже не представляли, как вся эта муть работает? Можно мелкую козу успокоить, она небось уже пол лагеря разметала. — Пойду за ней. — Не пойдешь, — покачала головой Йоль. — Есть другая работенка. Можешь что-нибудь выяснить про сурдийца по имени Эцур? Дес хмыкнул: — Там тысячи сурдийцев. Много Эцуров. Что, переспал и бросил? Бывает, бывает, не понаслышке знаю… — Вот как? Тебя тоже кто-то бросал после бурной ночи? Бедняжечка! — фыркнула она. Из головы все не шла Талерика — «Ну вот зачем? Вруны!» Вруны — это они! Они — жалкие вруны, которые даже дела нормально сделать не могут! И она убегает, убегает, и спина её, тоненький стан, и волосы намокли под дождем — «Это твоя вина! Я и без тебя прекрасно справлюсь! Не тебе меня судить, не тебе!», и кровь, повсюду кровь, и сдавленные рыдания, как же ей больно, а он ничем не может помочь, и это все — его вина, все он, он! Но что — он? Что именно? Какая разница, что?.. Всё — он! Они всё потеряли. Снова. — …одежда очень дорогая, говорю. Дес! Ты меня слышишь? — А? Чего? Не ори ты так, мало ли кто по делам присел, спугнешь беднягу. Она скрипнула зубами так, что, кажись, еще чуть-чуть, и сотрет их в пыль, и Дес явно ощутил, что сейчас она либо разрыдается, либо пришьет его нафиг. Хоть Анжела и пичкала её всякими успокаивающими травками, два дня — слишком мало, чтобы оправиться. — Так, так, так, все, лицо попроще, выдохни, чего ты там говорила? — Говорила, что он из благородных. Сурдиец. Может, имя не настоящее. Может, настоящее. Затылок выбрит. Недавно было пробито легкое. Я самолично его с поля боя тащила, чуть не сдохла. Благо, что Всадник на нас наткнулся. Все, вали давай. Денсен сплюнул, огляделся, принюхался, и свалил подобру-поздорову, пока Йоль и правда не отвесила ему хорошеньких таких люлей. Не то что бы он особо её боялся, просто не хотелось, чтобы она снова задавала вопросы вроде «А кто такая Меолитта?» Никто, ясно? Никто! Плетущиеся вардены распевали какую-то дурацкую песенку, вышагивали и хихикали. После той резни, что состоялась на Пылающих равнинах, оставалось либо тягостно молчать, либо хихикать. Первое успешно вело к сумасшествию, а второе к закоренелому цинизму. Это так Тринка сказала, ляпнула однажды, что Десов девиз «все уроды, и дело вообще дрянь, куда ни плюнь, ну давай хоть поржем над этой говняшкой», называется «цинизмом». Благородные сурдийцы, благородные сурдийцы… Важные вардены, конечно, задирали нос и выдумывали всякую дребедень вроде поклонов, титулов и прочей дряни, но Сурда, несомненно, превзошла все ожидания. Интриги, подставы, ловушки и прочая вонь так и неслась от разодетых баб и мужиков, и еще сразу не разберешь, кто из них кто. Внутри — уродливые, вот и прикрываются всякой мишурой. Впрочем, один плюс у этих заядлых интриганов все же имелся — они не могли взять с собой своих милых женушек, поэтому набрали целый караван этих… как они их там культурно называли? Сурдийских птичек! Дамы сии мнили себя еще более утонченными и на простецкое «шлюхи» со стороны Деса не отзывались, но работать это им не мешало. Лаладж не была похожа на остальных, этих здоровых сильных девок. Её тело, больное, изнеможенное, слишком сильно влияло на Денсена, но, к его сожалению, эта женщина — единственная, кто может сказать хоть что-то вразумительное. Остальные несли всякую ересь, а потом скакали жаловаться любимым вельможам. Он влетел в пропахший всякими травками шатер, упал на землю и осторожно приподнял полог. Лаладж любила его особой страстной любовью, он это знал, он был не против. Он чувствовал кожей её ползучие взгляды, и её голос, совсем не такой, возмущенно прошипел: — О, великий Ивераль, опять ты? Как мне это надоело! Когда ты уже сдохнешь где-нибудь под кустом? Порой страстная любовь и страстная ненависть — одно и то же. — Заткнись, Лалаладж, я прячусь, — отмахнулся Дес, высматривая тощую беловолосую фигурку. — Так и знала, что эта Аннет, — тут она сделала особое ударение, — начнет тебя преследовать. Ты круглый дурак. Я не собираюсь тебя тут терпеть! Пошел вон! Когда он впервые встретил Лаладж, чуть не умер. Слишком, слишком похожа на призрак. В первые секунды он даже протер глаза — не чудится ли ему? Но нет, дамочка оказалась вполне живой, да и к тому же, по счастью, единственной из сурдийских птичек, кто вообще согласился его принять. Разумеется, после месяца умоляний, подарков и лести, что сожрало значительную часть Десовых денег, но это особого значения не играло, он все равно всегда спускал их на шлюх и выпивку, выпивку и шлюх. Все остальное можно либо отобрать, либо слямзить. — И не подумаю! — нахально заявил Дес, доставая кошелек. — Ты что-то совсем страх потеряла, киса, вот что я скажу. Будь я шлюхой-картежницей, я бы не воротил нос от легких денег! Она только фыркнула. Сурдийская птичка источала такое страшное раздражение, что Дес тут же возрадовался. Говорить гадости он любил, безнаказанно — еще больше. — По крайней мере, не шлюхой картежника. То я плачу за свои грехи, а то — за чужие. Дес пожал плечами и нахально завалился на кровать. Прямо напротив стояло винишко. Чудно, отчего бы не хлебнуть в жаркий денек, тем более что толстосумы таскали своим дамамна редкость качественное пойло. Жаль, что там яд. Он слышал, как она высыпала его, когда Денсен протирал пузом пол. — Но платить все равно придется, Лалала, так что как насчет того, чтобы поработать ротиком? Мне нужно узнать об одном типчике — зовут Эцур, затылок выбрит, из ваших клиентов — богатенький хмырь. Знаешь такого? Лаладж побледнела еще сильней, так что стала похожа на первый снег, и Денсен почти ощутил холод её кожи. Страшно захотелось дотронуться и проверить — снег там или не снег? — Нет! Эцура я тебе не выдам! Он вскочил и протянул руку. Нет. Не снег. Пфф, ну конечно, ерунда какая! Но Лаладж решила, что он собрался тут насильничать, отшатнулась и вскрикнула: — Оставь меня! Ничего не скажу! Оставь! Пошел вон, или я позову стражу! Дес вздохнул, вернулся к чудному винишку, сделал вид, что пьет, углядев злорадную ухмылку на лице женщины, и сказал, что Гэри Косой передавал привет и просил её, Лаладж, прийти сыграть с ним еще, потому что «играет она зашибенно, карты будто сами так и лезут, так и лезут, а красотка какая, пусть и худущая, кароч, жду деваху сегодня вечерком!» Потом помахал у неё перед носом кошельком с деньгами. Птичка сдалась, быть может оттого, что надеялась на его скорую и мучительную смерть: — Первое, что я тебе скажу, никогда — слышишь, никогда! — не связывайся с Эцуром Дауттским! Рассказ был… познавательным. Весьма, весьма… И долгим. Вечер. Облака. Темно. Не очень красочно, но Дес никогда за красочностью и не гнался. Йоль сидела возле своей палатки и задумчиво глядела на лук. Круги под её глазами стали еще темнее. Интересно, она вообще спит? Или сидит как сова и пялится в темноту? Денсен хмыкнул, представив её на ветке, но тут же стал серьезным. Потому что ощутил. Она так измотана. Ей что-то снится и не дает покоя. Много чего не дает покоя. Ему, Десу, повезло, у него только одна пиявка на шее, хоть и громадная. — Ну, нашел? — прохрипела она, медленно поворачивая голову. Он рассказал, что нашел. Йоль сплюнула и выругалась. И чего её вечно несет на камни? То с Двойниками связалась, то теперь с этим Эцуром. И Роу. Дес всегда надеялся, что тот сдох в Фартхен Дуре, но никто ничего не знал. Что-то в этом Роу было такое… такое скользкое… Денсен его не любил. Страшно не любил, постоянно лез на рожон, пытаясь прощупать, и никогда не получалось. Но одно он знал точно — Роу корчил из себя благородного. Корчил. И нифига. Никакой он не благородный, пфф, кодексы, честь — пустой звук для них обоих. Это видно сразу. — Проклятье, да? — невесело спросила она. Денсен только хмыкнул. Вечер был мягким, и ложился сверху как одеяло. Воздух с Пылающих Равнин забивал горло, и все вардены мучились и мечтали только о том, чтобы побыстрее смыться из этого мерзкого местечка. — Я пойду поищу Тэль-Тэль, а то как-то фигово вышло. Ты точно не ошиблась? Но Йоль уже уползла к себе в палатку. Ну и хрен с ней, недотрогой. Моралистам тут никак не прожить, пусть они хоть триста раз хорошенькими будут. Тут убивать нужно. Убивать! А это дельце премерзкое, и даже Дес, будучи по натуре гаденышем, никому не желал в нем замараться. Когда он проходил мимо ристалища, то заметил Синге, который корячился в эльфийских упражнениях. Вокруг него собралась толпишка зевак, но полукровка, казалось, ослеп и оглох. Дес хмыкнул (изхмыкался весь за вечер, как бы хмыкалка не сломалась): одно из лучших качеств Сина — умение видеть лишь то, что он хотел видеть. И правда, к чему замечать всякую незначительную мишуру? Денсен пошел дальше. Он не знал, где искать Талерику, но ему подсказал один из шныряющих везде Хальфредовых шавок. Она стояла на коленях возле старого шершавого древа из таких, по которым проведешь рукой, и куски коры начинают отваливаться. — Дай мне силу, Великий Ивераль, служить тебе и всем людям на свете ради их блага, защищать слабых и невинных, прощать виноватых… Дес покашлял, и она гневно обернулась. — Вот тот пунктик насчет «прощать виноватых» мне приглянулся! — Зачем ты пришел? Еще надо мной поглумиться, да? — дрожащим голосом спросила она. Неправда. Он и не думал над ней шутить! Её волосы, похожие на маленького цыпленка, шебуршались на ветру, и Дес подумал, что никогда до сих пор не хотел до них дотронуться. Никогда. Потому что Тэлли, она… она не была похожа на… неё. Совсем не была, ни глазами, ни запястьями, ни голосом, ничем. Тэлли находилась как бы в другом мире, полном красивых слов и погремушек, из-за которых многие подставляли свои шеи. Он не хотел до неё дотронуться. Он только хотел еще защищать — а она на него обижается! Обиженных защищать несподручно, они делают всякие гадости, пытаются вставлять палки в колеса и пнуть по мягкому месту. — Эй, Тэлли, попридержи коняшек. Вовсе я не глумиться пришел, просто сказать, что я со… сож… кхм… в общем, не хотел, чтобы все было так. Да и к тому же, ты дала мне клятву верности. Вот так просто плюнешь на неё? Талерика пырнула его взглядом, сжала губы в острое лезвие и фыркнула так ершисто, что Дес чуть не хихикнул. Нащупал ранку, бо-бо. — Мы, рыцари, так просто клятву верности не забываем! Да и тем более, Ивераль велит нам прощать виноватых, так что я тебя прощаю! Она давно его уже простила, он знал. Но все равно внутри раскатилось тепло, такое же, как пекущими летними днями, когда камни становились такими горячими, что наступать могли только очень толстокожие люди. Как раз как Дес. — Интересно, почему тут так воняет? — спросила Талерика, зажав аккуратненький носик. — Ну я слышал от Тр… эм… одной колдуньи, что сто лет назад тут дрались Проклятые и Всадники, и их драконы подпалили торф. И он до сих пор горит. — Жуууть! Вот бы их увидеть! Наверное, то еще зрелище! — восторженно воскликнула она, пропустив «колдунью» мимо ушей. «Было бы здорово, — улыбнувшись, подумал Дес. — Было бы здорово. Но ты не одна из нас, не одна из нас. Мда… Какая жалость…» *** Грохот снаружи становился нестерпимым и страшно мешал спать. Что-то врезалось в землю, и комья застучали по палатке. Драконий рев разорвал небеса, затем еще и еще, вокруг пламя и магия смешались в единое целое, и клубья мерзкого вонючего дыма поднимались наверх, а иногда вспыхивал пожар, мгновенно пожиравший зелень. Он превращал жизнь в смерть, подобно зверю, убивал жертву и заглатывал, не жуя. Талерика испуганно выдохнула и схватилась за саблю, но её не было! Ничего не было! Она совершенно одна прямо посреди боя Всадников и исполинских драконов на огромной равнине…